Этика (Кузнецов)

ЭТИКА (греч. ἠϑικά, от ηϑικός; - касающийся нравов, нравственный и ἦθος  — нрав, обычай, характер, темперамент) - раздел философии, изучающий человеческое поведение и совместную жизнь людей в аспекте их обусловленности законами свободы; наука о морали; как термин и особая систематизированная дисциплина восходит к Арисотелю. Термин «Э.» входит в название трех сочинений Аристотеля, посвященных проблемам нравственности: «Никомахова этика», «Евдемова этика», «Большая этика». Аристотель говорил об Э. по крайней мере в трех смыслах: как об этической теории, этических книгах, этической практике (см.: Вторая Аналитика. Кн. 1. Гл. 33—98 в; Политика. Кн. 2. Гл. 5—1261 а; Большая этика. Кн. 1. Гл. 1, 1181 в; Риторика, 1356 а). Цицерон (см.: О судьбе. Кн. 1. Гл. 1) с прямой ссылкой на Аристотеля переводит на латинский язык греческий термин гулко? словом moralis (моральный) и, в частности, использует его в словосочетании «моральная философия». В последующем от прилагательного «моральный» было образовано существительное «мораль» (moralitas), которое и является латинским эквивалентом греческого термина «Э.». Учебно-академическая традиция понимает под Э. по преимуществу область знания, а под моралью (или нравственностью) ее предмет. В общественном опыте и живом языке такое разграничение жестко не закрепилось; например, в русском языке слова «этика», «мораль», «нравственность» остаются взаимозаменяемыми.

Этические размышления начались с констатации того, что обычаи и нравы людей изменчивы и разнообразны. Сократ считал, что при оценке различных нравов и выборе между ними следует руководствоваться суждениями разума. Платон развернул это положение в учение о том, что человек может быть нравственно совершенным только в рационально организованном государстве, управление которым доверено философам-мудрецам. По мнению Аристотеля, добродетель изучается практическими науками (науками о деятельности). Целью Э. являются поступки, она имеет дело с проявляемым в поступках людей благом. Тем самым Э. как практическая философия отличалась Аристотелем от теоретической философии (метафизики). Исходным пунктом Э. является опыт общественной жизни. В ней поэтому нельзя достичь той степени точности, которая свойственна, например, математике, истина в ней устанавливается «приблизительно и в общих чертах» (Никомахова этика, 1094в). Аристотель ставит вопрос о высшей (последней, конечной) цели, которая желанна ради нее самой и никогда не может быть низведена до уровня средства по отношению к какой-либо иной цели. Она будет благом в собственном смысле слова или высшим благом, определяющим меру совершенства человека, нравов и институтов полиса. Общепризнанным обозначением высшего блага является счастье. Счастье предполагает наличие внешних благ, благосклонности судьбы, но решающим образом зависит от совершенной деятельности души или, что одно и то же, от деятельности души, сообразной с добродетелью. Этически добродетельные поступки представляют собой такое соотношение рациональных и аффективных моментов, когда последние подчиняются первым, подобно тому, как ребенок следует указаниям отца. Они ведут к счастью и одновременно составляют его основное содержание, имеют самоценное значение и сопровождаются особыми, только им свойственными удовольствиями. Добродетели человека соотнесены с привычными формами, принятыми образцами полисной жизни; совершенный человек и совершенный полис предполагают друг друга. Реализуя себя в качестве разумного существа, человек становится существом политическим (полисным), поэтому Э. является политической наукой (т.е. наукой о полисе), к тому же высшей политической наукой, т.к. рассматривает высшую цель человеческой деятельности, задает основу и для политики, имеющей своим содержанием устройство государства, и для экономики, имеющей своим содержанием домашнее хозяйство. Аристотелево отделение практической философии от теоретической, расчленение практической философии на Э., политику и экономику, предложенная им структура Э. как состоящей из трех частей — учение о высшем благе, учение о добродетелях вообще, учение об отдельных добродетелях — оказали существен-ное влияние на византийскую философию, арабскую философию, философию латинского средневековья (в особенности после Фомы Аквинского). «Никомахова этика» надолго стала своего рода каноном этического образования.

В платоновской академии сложилась традиция разделять философию на логику, физику и Э.; она была воспринята стоиками, Эпикуром и стала парадигмальной для европейской философии. Некоторые древние сводили философию к двум или к одной части (так, стоик Аристон отождествлял ее с одной Э.). Однако своеобразию философского знания более соответствует трехмастное деление. Секст-эмпирик приводит три аналогии, которые образно представляли строение философии (см.: Против ученых. Кн. 1. 17—20). Одни сравнивали ее с садом, в котором растущие растения — физика, плоды — Э., крепкая ограда — логика. Другие считали, что философия похожа на яйцо, где желток (или зародыш) — Э., белок — физика, скорлупа — логика. Третьи уподобляли ее живому существу, в котором этическая часть символизирует душу, физическая - кровь и мясо, логическая — кости и мускулы. Вопрос о конкретном соотношении этих частей философии решался по-разному. Однако превалирующей в послеаристотелевской философии стала точка зрения, согласно которой в этой взаимосвязанной триаде решающей была природа. Упорядоченный, разумно организованный космос рассматривался в качестве плодоносящей почвы Э. Существенно новым по сравнению с Платоном и Аристотелем было то, что Э. эмансипировалась от политики, и нравственное совершенство человека не ставилось в зависимость от устройства общественной жизни. Августин также принимает разделение философии на физику, логику и Э., полагая, что Платон лишь поставил вопрос об объективно данном порядке вещей и его отражении в философии, но не ответил на него. Августин считал, что внутреннее единство всех частей философии воспринимается таковым, потому что задано Богом. Декарт уподоблял философию дереву (см.: «Первоначала философии». Предисловие), корни которого — метафизика, ствол — физика, а ветви — практические науки, сводящиеся к медицине, механике и Э. Как плоды собирают не с корней и не со ствола, а с ветвей, так и полезность философии связана с Э., которая является «высочайшей и совершеннейшей наукой». Кант (см.: «Основоположение к метафизике нравов». Предисловие) считал трехчастное деление философии исчерпывающим.

Важнейшими темами Э. как философской науки являются: а) соотношение теоретической и практической философии; предлагавшиеся решения колеблются от рассмотрения Э. как специальной, производной от гносеологии и онтологии философской дисциплины (Декарт, Юм) или даже просто частной дисциплины (Дюркгейм, аналитическая философия) до философского пан- этизма, усматривающего в Э. основу всей духовной жизни (Эпикур, Швейцер); б) соотношение счастья и добродетели: рассмотрение добродетели как средства и пути к счастью является принципом эпикурейско-эвдемонистической традиции; рассмотрение же счастья как следствия добродетели — стоической традиции; в) соотношение разума и чувств в поведении человека: различные ответы выражаются в противоположных концепциях этического интеллектуализма (Кант) и этического сентиментализма (Шефтсбери, Хатчесон); г) соотношение самоценности морали и ее эмпирической обусловленности: на этой основе возникла антитеза этического абсолютизма (стоики, Кант, Швейцер) и релятивизма (скептицизм, марксизм, Ницше, прагматизм, ситуативная Э.); д) соотношение индивидуального и социального в морали: этические теории располагаются между двумя крайними полюсами — моралью как способом самосовершенствования личности (Спиноза, JI.H. Толстой) и моралью как формой упорядочения общественной жизни (французские просветители, Маркс); е) соотношение моральных и сверхморальных перспектив личности: расхождения связаны с вопросом о том, является ли возвышение добра над злом, добродетели над пороком пределом идеальных устремлений человека (Пелагий, B.C. Соловьев) или для него доступен прорыв в сверхморальную реальность (Августин, Ницше).

Существенным своеобразием Э. является ее нормативность. Отделяя Э. как практическую философию от теоретической философии (физики, математики, учения о первопричинах), Аристотель имел в виду, что ее основной задачей является формулирование ценностей, а не знаний. Она задает ценностную основу человеческой деятельности, определяя, на что эта деятельность в конечном счете направлена и в чем состоит ее совершенство. Э. изучают не для того, чтобы знать, что такое добродетель (мораль), а для того, чтобы стать добродетельным (моральным). Э. не только отражает свой предмет, она в определенной мере его формирует. Э. имеет дело с практикой в той мере, в какой последняя является пространством человеческой свободы. Э. с самого начала норма-тивна, ее основная задача — ответить на вопрос, в чем заключается человеческий смысл жизни (Л.H. Толстой). Одно из основных и специфических оснований классификации этико-философских систем — качественная определенность их нормативных программ. По этому критерию выделяются Э. удовольствия (гедонизм), Э. счастья (эвдемонизм), Э. опрощения (кинизм), Э. созерцания, Э. внут-ренней стойкости, Э. любви, Э. сострадания, Э. пользы (утилитаризм), Э. героизма, Э. сентиментализма, Э. разумного эгоизма, Э. ненасилия, Э. благоговения перед жизнью и др. Нормативность Э. нельзя путать с моралистикой, подобно тому, как научные знания нельзя путать с их зубрежкой. Будучи нормативной, Э. остается сферой научного знания, она не просто прокламирует определенную нормативную программу, а обосновывает ее, апеллируя к разуму, к логической убедительности и опытной достоверности своих суждений и выводов. Этим философская Э. отличается от религиозной этики, которая возводит свои нормативные программы к Богу и связывает необходимость их выполнения с верой в Него.

Вопрос о своеобразии Э., ее месте в системе знаний долгое время не был предметом дискуссий. Общие теоретико-методологические конструкции, предложенные Сократом, Платоном и Аристотелем, взаимно дополняя друг друга, считались вполне достаточными для решения нравственных проблем. С XVIII в. стало вырабатываться более строгое понятия науки Э. Начало переосмыслению статуса Э. положило замечание Д. Юма в «Трактате о человеческой природе», что в этических суждениях происходит необоснованная замена обычно употребляемой в предложениях связки «есть» и «не есть» на «должно» и «не должно» (О морали. 4.1. Гл. 1). Он поставил под сомнение законность этой процедуры. Кант, отталкиваясь от безусловной необходимости как главного признака нравственности, пришел к выводу, что последняя тождественна чистой (доброй) воле и является сферой безусловного долженствования; нравственный закон не только не выводим из эмпирической реальности, но он и не требует и в принципе не может иметь опытного подтверждения. Из Э. устраняется традиционное со времен античности учение о целях, она становится метафизикой нравов и в этом качестве оказывается независимой не только от психологии, социологии, других наук о человеке и обществе, но и от собственной прикладной части, именуемой Кантом прикладной антропологией. К. Маркс, Ф. Ницше (каждый на свой манер) исходили из убеждения, что задача философской Э. состоит не в обосновании мо-ральной аксиологии в том виде, в каком она сложилась и осознает себя, а в ее дешифровке, критике, отрицании. Следующим этапом на пути осуществляемого в Новое и Новейшее время переосмысления предмета Э. явилась предпринятая в рамках позитивистско- аналитической традиции (Дж. Мур, Айер, Р. Хеар и др.) попытка научной критики морали и отделения на этой основе теоретической Э. от нормативной. Было установлено, что моральные суждения, как суждения о ценностях, не выводятся из суждений о фактах. Следовательно, нет объективных оснований для предпочтения одних моральных суждений другим и следования некоему определенному нормативному идеалу, если же Э. будет этим заниматься, то она будет низведена до уровня идеологически двусмысленной моралистики. Поэтому предлагалось различать систематизацию и концептуализацию морали от научно-теоретических размышлений над ней, т.е. нормативную Э. от научной Э.; первая включается в моральную практику, вторая входит в систему научного знания и может претендовать на обоснованность своих утверждений. Предметом научной (теоретической) Э. при таком подходе становится анализ морального языка и критика на этой основе двусмысленности, неадекватности реально функционирующих в обществе моральных понятий и норм. Антинормативистский поворот в Э. получает свое завершение в постмодернизме, где окончательно разрушается просветительская концепция Э. как науки об абстрактных принципах и всеобщих определениях морали. Предметом Э. становится живой моральный опыт в каждом его индивидуальном проявлении. Э. становится открытой, множественной, многоголосой. Вопрос о предмете и научном статусе Э. остается предметом дискуссий и философских изысканий, в которых, разумеется, продолжают по-новому жить и старые — аристотелевские, кантианские, утилитаристские и др. — традиции.

Литература:

Аристотель. Никомахова этика/Соч. В 4-х т. Т. 4. М., 1984;

Кант И. Основоположения к метафизике нравов / Соч. В 6-и т. Т. 4(1). М., 1965;

Ницше Ф. К генеалогии морали/Соч. В 2-х т. Т. 2. М., 1990;

Соловьев B.C. Оправдание добра. Нравственная философия / Соч. в 2-х т. Т. 1. М., 1988;

Гусейнов А.А., Иррлитц Г. Краткая история этики. М., 1984.

Словарь философских терминов. Научная редакция профессора В.Г. Кузнецова. М., ИНФРА-М, 2007, с. 708-712.