Смысл (Конт-Спонвиль, 2012)

СМЫСЛ (SENS). Значение (слова, предложения и т. д.). Иметь смысл — значит желать что-то сказать или сделать. Это желание (воление) может быть явным или скрытым, сознательным или неосознанным, оно может даже казаться лишь видимостью желания, но все эти оттенки не меняют сути дела. Смысл может иметь лишь то, в чем проявляется воля (или нечто похожее на волю: желание, стремление, побуждение). Сфера смысла и сфера действия пересекаются. Всякое слово есть действие; всякий поступок есть знак или может быть интерпретирован как знак.

Отсюда вытекает, что смысл существует только для субъекта (существа, способного желать и проявлять волю) и благодаря субъекту. Бывает ли объективный смысл? Само это выражение заключает в себе внутреннее противоречие. Бывает ли абсолютный смысл? Бывает, если предположить наличие абсолютного Субъекта, то есть Бога.

Означает ли это, что говорить о смысле можно только в приложении к человеку? Вот в этом я не уверен. Ведь и животные могут преследовать какие-то цели и каким-то образом интерпретировать поведение своих сородичей. Ученые-этологи собрали массу материала на эту тему. Может быть, говорить о смысле следует лишь в приложении к сознанию? И здесь у нас нет полной уверенности. Благодаря психоанализу мы знаем, что наши поступки, сны и симптомы болезней, рассматриваемые с точки зрения бессознательного, могут приобретать самый неожиданный смысл. Я склоняюсь к тому, чтобы назвать осмысленным поведение существа, способного желать, а следовательно, страдать и радоваться.

Нетрудно заметить, что толкование слова «смысл» предполагает наличие некоей внешней стороны, некоей альтернативы, некоего отношения к чему-либо иному. Тот или иной знак имеет смысл только в том случае, если он отсылает нас к чему-то другому, что не является этим знаком. Разве есть на свете хоть одно слово, которое означает самое себя? Разве бывает поступок, сводимый к самому себе? Всякое слово обозначает нечто другое (означаемое, если речь идет об абстрактном понятии; референт, если речь идет о предмете). Всякий поступок означает нечто другое (свою сознательную или неосознанную цель, свое желание добиться этой цели). Не бывает смысла, сводимого к самому себе. Если мы хотим что-то сказать или сделать, мы всегда хотим сделать что-то, что не является нами. Это отмечает Мерло-Понти: «За всеми значениями слова "смысл" мы обнаруживаем одно и то же фундаментальное понятие бытия, нацеленного на что-то, что не является самим этим бытием» («Феноменология восприятия», часть III, 2). Смысл поступка не есть самый этот поступок. Смысл знака не есть самый этот знак. Поэтому можно говорить о внешнем характере структуры смысла (смысл всегда где-то не здесь). Никто не может пойти туда, где находится в данный момент. Никто не может означать себя самое. Это лишает нас покоя, комфортной возможности ссылаться на себя. В смысле нельзя устроиться, как в удобном кресле. Смыслом нельзя обладать, как безделушкой или банковским счетом. Смысл приходится искать, преследовать, терять или предугадывать. Он никогда не бывает здесь и сейчас, никогда не задан. Смысл не там, где я сейчас нахожусь, а там, куда я направляюсь; он не то, что я есть или что я делаю, но то, что я хочу сделать, или то, что происходит со мной.

А как быть со смыслом жизни? Смыслом жизни может быть лишь нечто такое, что не является самой жизнью — иная жизнь или смерть. Но это обрекает нас на абсурд или толкает к религии. В чем смысл настоящего? Он может быть только в прошлом или будущем. Но это обрекает нас на зависимость от времени. Тот или иной факт имеет смысл здесь и сейчас только в силу того, что он несет некую информацию о будущем (именно такова логика действия, всегда целиком нацеленного на результат) или является результатом прошлого (такова логика интерпретации, например, в археологии или психоанализе). Смысл чего-то, что есть сейчас, заключается в том, что его или еще нет, или уже нет. Смысл бытия — это время. Именно это и имел в виду Клодель (221), заявив: «Время — вот смысл жизни» («Поэтическое творчество»). По этой же самой причине смысл, как и само время, постоянно ускользает от нас, и чем настойчивее мы к нему стремимся, тем быстрее он от нас бежит. Смысл настоящего никогда не присутствует в настоящем. Поэтому смысл, как и время, постоянно отчуждает нас от самих себя, от реальности и всего сущего. Иногда нам удается уловить смысл, но этот смысл, как сказал Леви-Строс, «никогда не бывает хорошим» («Дикое мышление», IX). Либо сам этот смысл становится осмысленным только благодаря чему-то другому, что не имеет того же смысла. Поиск смысла по самой своей природе бесконечен. И этот поиск обрекает нас на вечное неудовлетворение: мы без конца ищем нечто такое, что могли бы принять за смысл, но это «нечто» может быть только чем-то другим. Но разве бывает что-нибудь реальное (имеющее смысл) помимо самой реальности? «Смысл мира должен находиться вне мира», — справедливо заметил Витгенштейн. Но что же есть вне мира, кроме Бога? Точно так же смысл настоящего должен находиться вне настоящего. А что есть помимо настоящего, кроме прошлого и будущего, которых нет? Смысл есть отсутствие. Для нас смысл есть только там, где отсутствует смысл в себе. Поэтому моя жизнь осмысленна — ведь я стремлюсь к будущему, я несу на себе груз прошлого, я стараюсь действовать и понимать. Но сказать, что моя жизнь имеет свой собственный, только ей присущий смысл, нельзя, ибо это означало бы, что я приписываю своей жизни смысл, которого она уже лишилась или еще не приобрела.

«Покажи дураку луну, он уставится на палец», — гласит восточная пословица. Этот дурак похож на нас, вернее, это мы часто бываем на него похожи. Что он делает? Он рассматривает то, что имеет смысл (палец), вместо того, чтобы смотреть на то, что смысла не имеет, но на что указывает смысл (на луну). Он очарован смыслом и презирает реальность. Точно так же поступаем и мы каждый раз, когда приносим то, что есть, в жертву тому, что оно могло бы значить. Попробуем расставить приоритеты. Смысл имеет ценность только в том случае, если служит чему-то другому, что само смысла не имеет. Смысл не может быть всем сущим (потому что только все сущее, по определению, не имеет альтернативы). Он не может быть сущностью. Ничего из того, что действительно важно, не имеет смысла. Что означают наши дети? Что означает мир? Что означает человечность? Справедливость? Мы любим все эти вещи не потому, что они имеют смысл, — напротив, постольку, поскольку мы их любим, наша жизнь и обретает смысл. Значит, они иллюзорны? Отнюдь. Ведь истинно, что мы их любим. Иллюзией было бы рассматривать их как абсолют и верить, что они существуют помимо нас и наших исканий. Тогда надо было бы признать, что все эти вещи суть Бог, и задаться вопросом, а что он означает. Только зачем? Ведь достаточно просто действовать. Достаточно желать. Не существует смысла смысла, как не существует абсолютного смысла или смысла в себе. Всякий смысл по природе своей относителен, это не субстанция, но соответствие, не сущность, но отношение. Здесь действует логика несходства — все, что мы делаем осмысленного, имеет значение, только служа чему-то другому, что смысла не имеет. Действуя, мы не преследуем смысл — но те цели, которые мы преследуем, и наполняют смыслом наши действия.

Вспомним басню про крестьянина и его сыновей. Лафонтен выразился в ней предельно ясно: нет никаких спрятанных сокровищ, есть только труд, и он-то и есть единственное сокровище. То же самое я сказал бы и по поводу смысла: нет никакого потаенного смысла, есть жизнь, и она сама по себе и является источником смысла. Искать смысл значило бы допустить, что он существует где-то отдельно от нас и поджидает, когда же мы его найдем. Смысл — не сокровище, а труд. Он не может быть чем-то готовеньким, его приходится создавать (делая что-то другое), творить, изобретать. Именно такова функция искусства. Такова же функция мысли. И функция любви. Смысл — не столько источник конечной цели, сколько результат и след желания (а желание, напоминает нам Спиноза, есть действующая причина). Он не столько предмет герменевтики, сколько предмет поэзии. Вернее сказать, герменевтика возможна только там, где вначале было творчество (то, что древние греки называли poiesis), — в наших произведениях, в наших действиях, в наших высказываниях. Смысл — не тайна, которая ждет своего открытия, и не Грааль, к которому надо стремиться. Смысл — это существующее внутри нас отношение между тем, что мы есть сейчас, и тем, чем мы были прежде; между тем, что мы есть, и тем, чем мы хотим быть; между тем, чего мы хотим, и тем, что мы для этого делаем. Жизнь надо любить не потому, что она имеет смысл. Только потому, что мы ее любим, точнее говоря, в той мере, в какой мы ее любим, она и становится для нас осмысленной.

Так в чем же смысл жизни? И есть ли он? Нет, не существует никакого смысла, предшествующего жизни и служащего ей абсолютным оправданием. «Жизнь должна быть самоцелью», — сказал Монтень (книга III, глава 12). Жизнь — не загадка, над разрешением которой стоит биться. И не забег, который во что бы то ни стало надо выиграть. И не симптом, который так важно правильно истолковать. Жизнь — это приключение и битва. И если мы ее любим, она стоит того, чтобы за нее сражаться. 

Хорошо бы уметь объяснить все это нашим детям, пока они не перемерли от скуки или не поубивали друг друга в приступе злобы.

Смысл сам по себе ничего не стоит. Только любовь наполняет все сущее смыслом.

Примечания

221. Поль Клодель (1868—1955) — французский писатель и писатель-моралист, поэт и драматург. Автор религиозного сочинения в духе неотомизма «Комментарии и толкования».

Конт-Спонвиль Андре. Философский словарь / Пер. с фр. Е.В. Головиной. – М., 2012, с. 547-551.