Вотчина в Англии XIII века (Косминский, 1947)

Мелкие вотчинники в средневековой Англии

1

Наше представление об английской феодальной вотчине («маноре») создалось на основании источников, относящихся к крупным вотчинам больших феодальных владельцев — епископов, аббатов, больших баронов. В наших представлениях об английском средневековом крестьянстве почти все поле зрения занято проблемами «вилланства» — вопросами об юридическом и экономическом положении несвободного крестьянства. При этом в тени остается ряд сторон, без освещения которых мы не можем составить полного представления о специфических особенностях феодального развития Англии.

Все исследователи политической истории Англии прямо или косвенно признают крупнейшую роль, которую в средневековой Англии играл своеобразный общественный слой — зажиточные крестьяне — фригольдеры и мелкие рыцари. Когда Стеббс, характеризуя особенности конституционного развития Англии, говорит о «народе» и «нации», он имеет в виду именно этот слой.

Как крупная сила, с которой очень считается королевская власть и в которой она хочет создать себе опору, этот слой выступает уже в первые времена после завоевания. Сользберийская присяга 1086 года, которую принесли королю ©се его свободные подданные, рыцари и не рыцари, чьими бы людьми они ни были, показательна в этом смысле. О том же говорит стремление короля опереться на собрания сотен и графств, использовать их в своих целях, возрождение «всенародного» ополчения (fyrd) из свободных держателей.

Английское право не знает юридического разграничения между верхушкой феодального общества — большими свет-

[319]

скими и церковными баронами — и мелкими рыцарями. Но в политической истории 'здесь прошла весьма резкая разграничительная линия. Едва ли есть необходимость напоминать о важнейших моментах, когда эта линия начинает отчетливо выступать. Та же Сользберийская присяга, связавшая с королем вассалов второй руки и потребовавшая от них военной защиты короля против всех, стало быть и против их сеньоров, была актом, противопоставившим мелких рыцарей притязаниям крупных феодалов. Восстания при Вильгельмах I и II были делом крупных феодалов, в их подавлении принимали участие мелкие феодалы и крестьяне-фригольдеры.

Характерно, что последние получают от хронистов (Симон Дерамский, Вильям Мемсберийский) наименование Angli в противоположность крупным феодалам, которых они называют Normanni. Первое время к политическому антагонизму присоединялся еще и национальный. Притязания Роберта Нормандского на королевскую корону Англии нашли поддержку у баронов, но мелкие феодалы стали на сторону Генриха I. Во время борьбы Генриха с Робертом Белемом крупные феодалы — «consules et baroncs», «optimates» хотели выступить в качестве посредников, но «tria milia pagensium militum» выразили протест криками «Domine rex Hcnrice, noli proditoribus istis credere» 1.  Популярность среди мелких феодалов англо-саксонского происхождения старался приобрести Генрих I, выбрав себе в жены дочь шотландского короля Эдгиту, родственницу англо-саксонского королевского дома; среди крупных баронов этот брак вызвал только насмешку.

Факт завоевания, несомненно, поднял значение королевской власти в Англии. Но для нас не так существенно констатировать этот подъем (бывали не раз завоевания и подъемы, быстро сменявшиеся падениями), сколько отметить его прочность и длительность, обнаруженную им способность вы держать очень опасные испытания. Совершенно очевидно, что не в самом факте завоевания, не в исключительных государственных способностях королей нормандской и анжуйской династий лежит объяснение этой прочности, а в тех силах, которые были заинтересованы в поддержании королевской власти и на которые она могла опереться в борьбе с сепара-

______

1.  Ordericus Vitalis. Historia ecclesiastka.

[320]

тистскими стремлениями крупных феодалов. Среди этих сил не последнее место принадлежит указанному общественному слою.

Только в этом плане понятно новое усиление королевской власти при Генрихе II после смут предыдущего царствования. Судебные реформы Генриха, усиливавшие власть короля, увеличивавшие его доходы, подкапывавшиеся под судебные права крупных феодалов, опираются на крестьян-фригольдеров и мелкое рыцарство, и притом в двух отношениях: 1) они защищают права этого слоя от захватов крупных феодалов; 2) они усиливают деятельность и авторитет собраний сотен и графств, в которых данный слой играет основную роль. Это применимо ко всей системе ассиз. Несомненно, ассиза о новом захвате была направлена против крупных феодалов и в защиту мелких феодалов и фригольдеров; так ее понимали и современники 1.  Эта ассиза, как и другие, представляет вторжение королевской власти в юрисдикционные права крупных сеньеров в интересах мелких феодалов и крестьян-фригольдеров, конечно, лишь крупных крестьян-фригольдеров (едва ли может идти речь о мелких, поскольку процесс в королевском суде вряд ли был им доступен). При этом важнейшая роль в судебном процессе передается в руки именно этого слоя. Дело решают показания присяжных — «legales milites de comitatu et de visneto» и «legales liberi homines». Королевская власть дала в руки рыцарей и фригольдерской верхушки весьма важное средство обороны от захватов со стороны крупных сеньоров и в то же время укрепила свои позиции, фактически изъяв соответствующие дела из ведения феодальных курий и подчинив их своим судебным органам. Кларендонская и Норсемптонская ассизы значительно усиливают влияние рыцарей и фригольдеров в местных делах, поручая им .расследования о ряде важнейших преступлений. Эти расследования должны были производиться «per sacramentum duodecim militum de hundredo et si milites non adfuerint per sacramentum duodecim liberorum legalium hominum et per sacramentum quatuor hominum de qualibet villata hun- dredi».

Весьма существенным моментом является здесь то, что между milites и liberi legales homines не проводится разграничения и рыцари смогут заменяться фригольдерами, не имеющими рыцарского звания. Рыцари и liberi legales homines

_____

1.  Pollock and Maitland. II, 632.

[321]

фигурируют постоянно вместо и с одинаковыми функциями. Как земельное право не проводило резкого различения между сокажем и рыцарским держанием, рассматривая то и другое как виды свободного держания, так же не проводила различия между рыцарями и свободными держателями правительственная практика.

Рыцарство в Англии и тогда не составляло замкнутого наследственного сословия и постоянно пополнялось из фригольдерской верхушки. Различие между рыцарем и фригольдером стиралось и тем, что рыцарство не составляло особого военного класса в противоположность крестьянам-земледельцам. Замена рыцарской службы щитовыми деньгами (scutagium) приводила к тому, что рыцарский феод потерял свой специфический военный характер, мог дробиться без всяких ограничений (мы встречаем держания в 1/20, 1/40 и даже 1/50 рыцарского феода) « в сущности превращался в сокаж, лишь отягченный некоторыми дополнительными повинностями, иногда очень досадными и обременительным» (особенно рельеф, wardae, maritagia). Гольдсворт справедливо замечает, что читатель Литтльтона не поймет, почему рыцарское держание называется рыцарским, так как он ничего не найдет о рыцарской военной службе с этого держания 1. В XV веке рыцарское держание окончательно потеряло свой военный характер. Оно отличалось теперь от сокажа лишь дополнительными повинностями денежного характера. Если в юридической теории XIII века рыцарское держание еще сохраняет свой военный характер, то на практике оно начинает терять его уже со времен Генриха II. Даже scutagium не отличает его от других видов свободного держания, так как держатель рыцарского феода (или части его) обычно раскладывал обязанность уплаты scutagium между своими держателями, превращая его в одну из разновидностей феодальной ренты, лежащей в тех или иных пропорциях на определенных свободных и даже вилланских держаниях. К тому же с начала XIV века scutagium перестает взиматься.

С другой стороны, свободное нерыцарское держание, сокаж, не было свободно от военной службы. Уже Вильгельм Завоеватель восстановил англо-саксонское ополчение. Ассиза о вооружении 1181 года в сущности стирает разницу между рыцарским феодом как военным держанием и сокажем как держанием земледельческим. Она требует вооруженной служ-

___

1. Holdsworth. Hist, of Engl. Law, III, 37.

[322]

бы от всех свободных держателей независимо от того, являются ли они держателями рыцарских феодов или нет. При этом liber laicus с доходов в 16 марок, т. е. в 10 фунтов 13 шиллингов и 4 пенса, должен иметь такое же точно вооружение, как владелец рыцарского феода — панцирь, шлем, щит и копье (лошадь не упомянута, но, очевидно, имеется в виду конная служба). Люди с доходом в 10 марок должны иметь вооружение попроще и, наконец, burgenses et tota communa liberorum hominum должны были иметь wambais, capellet ferri и копье. Расследование об имущественном положении свободных людей с целью определить, какого рода вооружение они должны были иметь, поручалось королевским судьям «per legales mflitcs vel alios liberos et legales homines de hundredis et de burgis». Распространялась ассиза только на свободных людей: «quod nullus reciperetur ad sacramentum armorum nisi liber homo».

Приказ Генриха III от 1252 года предписывает шерифам вместе с двумя специально назначенными для этого рыцарями привести в сотнях и городах все мужское население в возрасте от 15 до 60 лет к присяге соблюдать ассизу о вооружении, причем обязанность иметь вооружение распространяется даже на «вилланов и прочих» («cives, burgenses, libere tenentcs, vijllanos ct alios»). В этом приказе даны несколько иные цензовые группы. Владельцы рыцарских феодов вовсе не выделены из общей массы обязанных военной службой.

Все имеющие земельный доход в 15 ф. (ad quindecirn libratas terrae) должны иметь панцырь, железную шапку, меч, нож и коня. Проще вооружение и нет упоминания о коне для разрядов с доходом в 10 ф., в 5 ф., в 2 ф. и менее 2 ф. Луки и стрелы упоминаются лишь для разряда с земельным доходом от 2 до 5 ф. (от 40 до 100 шиллингов).

Соответствующие цензовые разряды определены и для владельцев движимого имущества.

Винчестерский закон 1285 года, ссылающийся на «aunciene assise», в сущности повторяет то же предписание, не упоминая, впрочем, о вилланах и несколько изменяя ценз по движимости. И здесь держатели рыцарских феодов не выделены в особый разряд. Таким образом, они должны нести военную службу не в силу своего рыцарского держания, а на основании своего имущественного ценза. Военную службу должны нести не только владельцы земли, но

[323]

и владельцы движимости, для которых устанавливаются соответствующие цензовые разряды.

Система рыцарской службы к концу XIII века приходит в упадок. Граница между рыцарским и нерыцарским держанием все более стирается. Король стремится сохранить рыцарскую службу, предписывая, чтобы все обладающие известным цензом (20 либрат земли или даже 10 либрат 1) принимали рыцарское звание. Но этим еще более сглаживается граница между военным и невоенным держанием, между военным и невоенным сословием, сводясь лишь к цензовому признаку. Так, рыцарство не стало в Англии замкнутым сословием. Доступ в него не только открыт, но и обязателен для свободных людей, обладающих известным доходом. Вхождение в число рыцарей не столько честь, сколько тяжелая обязанность, от которой всячески уклоняются, от которой откупаются. Разъездные судьи должны производить расследование «de his qui debent esse milites». Рыцарей постоянно не хватает в графствах и сотнях для целей ассиз и расследований и вместо них приходится брать «legales liberi homines». А с усложнением правительственной системы, особенно в области финансов и обложения, надобность в этих «нотаблях» графств возрастает. Все большую роль должны в это время играть свободные землевладельцы, обладающие известным земельным цензом, но по тем или иным причинам не имеющие рыцарского звания, те, кого впоследствии называли эсквайрами, джентльменами или собирательно — джентри. Эта верхушка изучаемого нами слоя, эти рыцари и сквайры уже не имеют специфически военной характеристики, это «pagenses milites» или «agrarii milites», как их называют хроники (Ord. Vit XI. 3, Rob. dc Monte, A. D. 1159), Country gentlemen сказали бы мы, делая некоторую антиципацию, занятые сельским хозяйством и делами местного управления. Ниже их стояли фригольдеры крестьянского типа. И здесь был сделан известный цензовый отбор. С 1285 года только фригольдеры с доходом не менее 20 шиллингов были обязаны служить в качестве присяжных в своем графстве, с доходом не менее 40 шиллингов — в других графствах. Эта мера была проведена под предлогом ограждения малоимущих от лишних тягот, по она уже предвосхищает избирательный ценз 1430 года.

Трудно перевести на акры доходы в 20 шиллингов. Но

____

1. Ср. Stenton. The first century of English feudalism, 168.

[324]

в конце XIII века это был примерно доход с виргаты. Мы можем, таким образом, предположить, что примерно с свободного держателя виргаты начинался тот слон, которому принадлежала активная роль в местном управлении. Свободный держатель виргаты — это уже довольно зажиточный крестьянин. Во главе этой группы стояли мелкие и средние вотчинники, носящие и не носящие рыцарский титул — busones, которые потом играли решающую роль в нижней палате -парламента.

Верхний слой феодального класса — бароны, графы, а также и духовные магнаты не посещали собраний сотенных графств, не служили в качестве milites de comitatu. Путь их политического развития был иной. И этот путь по-прежнему часто расходился с путем мелких феодалов, хотя в XIII веке они нередко выступают совместно. Феодальный класс в целом был заинтересован в том, чтобы первый барон Англии, король, которому вся политическая ситуация дала в руки почти неограниченную власть, не мог злоупотреблять этой властью и не заставлял бы те классы, интересы которых он призван защищать, слишком дорого платить за эту защиту. Та неудачная феодальная конституция, которая воплощена в Великой Хартии 1215 года, была добыта крупными и мелкими феодала-ми совместно. Это объединение, каким бы временным и непрочным оно ни было, должно было показать наиболее проницательным из баронов, что компромисс с рыцарями (а также с выросшими в течение XII века в заметную силу городами) является необходимым условием для постоянного контроля над королевской властью. Но и королевская власть стремится не выпускать из рук эту группу, которая играет такую крупную роль во всей административной, судебной и финансовой машине английского государства и является естественным противовесом олигархическим тенденциям феодалов. Все же Великая Хартия является прежде всего великой хартией баронов. Гарантией ее является такая мера, как узаконение феодальной войны против короля. Права рыцарей и свободных держателей до известной степени ограждаются от покушений как со стороны короля, так и со стороны баронов. В одном вопросе, где интересы крупных и мелких феодалов расходились, Хартия становится на сторону баронов в ущерб рыцарям и фригольдерам. Это относится прежде всего к § 34. Королевская власть принуждена отказаться от некоторых форм вмешательства в дела между сеньерами и вассалами, в первую очередь в дела о

[325]

свободном земельном держании. Но вся система ассиз остается в силе, и Хартия, в согласии с интересами мелких феодалов и фригольдерской верхушки, стремится ее упорядочить и гарантировать ее правильное функционирование (§§ 18 и 19).

В политическом кризисе, начавшемся в 1258 г., баронской олигархии приходилось очень считаться с интересами рыцарства. Назначенное баронами расследование о злоупотреблениях местной администрацией базировалось на показаниях «boni et legales homines» и производилось комиссиями из местных рыцарей. При этом разыскивались злоупотребления не только королевских чиновников, но и должностных лиц феодальных владельцев. Пересмотр состава шерифоз поставил во главе ряда графств местных «вавассоров». Па почве стремления одной части баронов с Симоном де Монфором во главе опереться на массу «вавассоров», в связи с чем пришлось сделать ряд уступок, сильно ограничивших судебные права магнатов в пользу рыцарей и свободных держателей, возникает резкий конфликт между этой баронской фракцией и олигархами, предводимыми Ричардом, эрлом Глостерским. Вопрос о знаменитом выступлении «communitas bacheleriae Angliae» стал предметом дискуссии. Во всяком случае «communitas» поддерживала партию реформ достаточно внушительными выступлениями. Вестминстерские провизии стремятся защитить мелких свободных землевладельцев от судебного произвол крупных сеньоров.

Партия Монфора опирается в своей политике на мелких феодалов и фригольдеров. В 1264 году среднее и мелкое землевладение Англии было представлено в «парламенте» 4 рыцарями от каждого графства («quatuor dc legalioribus ct discretioribus militibus dicti comitalus per assensum eiusdem comitatus ad hoc electos»), а в следующем году оно было пополнено представителями городов.

Королю, победившему Монфора при содействии крупных баронов-олигархов, пришлось пойти по линии компромиссов с рыцарством и переиздать Вестминстерские провизии в Марльбороском статуте 1267 года. На почве этого компромисса короля, крупных феодалов, рыцарства и городов держится феодальная конституция эпохи Эдуарда I.

В середине XIV века представители графств и представители городов объединяются в палате общин, которая отделяется от палаты господ — духовных и светских лордов. Эта связь с городами, вернее с городскими нотаблями, с заро-

[326]

ждающейся буржуазией, представляет характерное явление для английской джентри. Эта связь начинается в собраниях графств, при объездах королевских судей и закрепляется в парламенте. Корни этой связи, может быть, лежат глубже. В Англии отделение города от деревни долго остается неполным. Это неполное отделение долго сказывается в экономической жизни — город часто остается полуаграрной организацией, майором, связанным и с чисто земледельческими держаниями. Burgagium был одним из видов фригольда, между фригольдером и держателем burgagium не было никакой юридической грани. Одно и то же лицо могло соединять в своих руках burgagium и деревенский фригольд. Горожане держат землю в соседних майорах. Ремесла развиваются и в деревне. Упорная борьба между феодалами и городами, вносящая столько красок в историю континентальной Европы, протекает в Англии гораздо более тускло. Промышленное развитие Англии уже с XIV века, а может быть и ранее, в значительной мере идет через деревню, нередко обтекая город. Контраст между городом и деревней был меньше в Англии, чем на континенте Европы. И с этой стороны рыцарство не составило замкнутого сословия. Оно никогда не было отделено от «буржуазии» непреодолимой стеной.

Все это факты, достаточно хорошо известные. Несомненно, должны были существовать глубокие причины, соединявшие рыцарство с фригольдерской верхушкой и с буржуазией и противопоставлявшие его большим баронам.

Только ли к размерам земельных владений можно свести разницу между бароном и рыцарем? Или разница в величине вотчины того и другого связана, с какими-то качественными различиями? Линия, отделяющая рыцаря от барона и соединяющая его с горожанином, достаточно четко выступает тогда, когда верхняя и нижняя палаты отделяются друг от друга. Рабочее законодательство Эдуарда III и идущая вокруг него борьба дают здесь яркие примеры. Лучшим из них является петиция 1368 года, когда на дороговизну рабочих рук жалуется «la Comune qe vivent par geynerie de lour Tcerres ou Marchaundie e qe n’ont seignuries tie Villeins pur eux servir» (Rot. Pari., II, 296). Трудно больше сказать в немногих словах. «Община», помещики и буржуазия противопоставляют себя крупным феодалам, имеющим сеньории и вилланов, которые на них работают, а «община» нуждается в первую очередь в дешевых наемных рабочих. Перед нами зарождающийся в недрах феодального общества буржуазный

[327]

способ производства, начинающий противопоставлять себя феодальному. Около 90 лет отделяют эту петицию от Сотенных Свитков 1279 года. Только 60 лет лежит между Сотенными Свитками и началом рабочего законодательства Эдуарда III. 60 лет — не такой большой срок при медленности и застойности развития, характерных для феодального общества. Поэтому вполне понятно наше желание посмотреть на то, что представляли собою рыцари и крестьяне-фригольдеры конца XIII е., и поискать там разрешения некоторых загадок английской социальной и политической истории.

2

Кто эти milites и legales liberi homines, игравшие такую важную роль в собраниях сотни и графства, а через них во всей работе административной, судебной и финансовой машины английского правительства?

В Сотенных Свитках 1279 г. найдется интересный материал для ответа на этот вопрос. Там перечислены поименно присяжные, входившие в состав 20 жюри, дававших показания, на основании которых и были составлены Сотенные Свитки. Сами же Сотенные Свитки дают материал для определения земельных владений этих присяжных, или, по крайней мере, большей их части. Я обследовал списки 18 жюри, относящихся к аграрным районам. Всего мною учтено 179 присяжных, входивших в состав жюри следующих сотен: Bunstow (Бекингемшир); Chesterton, Northstow, Staine, StapIoe, Triplaw, Wetherley, Whitlesford (Кембриджшир); Leightonstone, Toseland (Гентингдоншир); Brampton, Bapbury, Bullijngton, Ewelme, Langtree, Thame, Ploughley, отчасти Chaalington (Оксфордшир). Около 35 присяжных, поименованных в списках жюри, не удалось найти на страницах описи или же сведения о них оказались явно неполными. У нас нет уверенности, что и в остальных случаях мы имеем полные сведения. Но общее представление о составе присяжных наш источник все же, как мне кажется, может дать. Если при расследовании 1279 года применялись те же приемы отбора присяжных, что и при объездах разъездных судей, то к приезду королевских комиссаров шериф должен был созвать полное собрание графства. Потом белифы сотен должны были выбрать из каждой сотни 4 рыцарей, а эти рыцари должны были в свою очередь выбрать по 12 рыцарей, а если нельзя будет найти рыцарей, то выбрать liberi homines, которые могли бы как следует выполнить королевское пору-

[328]

чение. Таким образом, в состав присяжных должны были входить рыцари и лишь в случае их недостачи — простые свободные. На самом деле число рыцарей в составе жюри очень незначительно. В ряде жюри не названо ни одного рыцаря; впрочем, я не вполне уверен, является ли титул «dominus» (сэр) обязательным при имени рыцаря в нашем источнике. Во всяком случае лиц, названных в нашем источнике «dominus» или «miles», всего 15, и из них мы можем найти данные для 14. Не исключена, впрочем, возможность, что эти данные не совсем полные. Но, вероятно, они не слишком отличаются от действительных. Все эти рыцари представляют в достаточной степени однородную группу.

Среди них некоторые могут быть названы (да и то лишь сравнительно) вотчинниками средней руки, остальные — мелкие вотчинники, размеры владений которых близки к тому минимуму, который требовался от рыцарских держаний. Не все их владения обозначены как рыцарские феоды. Так, dominus W. dc la Науе держит один из своих двух майоров •в наследственной аренде (feodi firma) от госпитальеров за 5 ф. Род держания другого манора не указан, но, повидимо- му, это тоже feodi firma.

Перед нами явно мелкие рыцари, agrarii или -pagenscs milites хроник.

Состав присяжных весьма пестр и заключает как владельцев тысяч акров, так и держателей наделов в два акра, как рыцарей, так и коттеров. Поэтому общие характеристики и средние цифры здесь мало пригодны, и нам следует разбить каш материал на ряд более или менее однородных групп. Все присяжные могут быть в основном разделены на три группы, между которыми, впрочем, нет резкой грани. Это 1) владельцы типичных маноров, с доменом, вилланами и, в огромном большинстве случаев, также и с фригольдом. Таких в нашем материале 53. Рассматривая маноры этой группы, мы должны констатировать, что лишь незначительное меньшинство их хорошо обеспечено «вилланской землей и может строить свою систему хозяйства на вилланстве. Эту небольшую группу (всего 12 вотчинников) мы выделяем как группу «I А». Огромное большинство маноров первой группы (выделяемых нами в группу «I В») очень слабо обеспечено вилланской землей. 2) Группа владельцев вотчин без вилланов, вотчин, состоящих лишь из домена и фригольда. Таких владельцев насчитывается 55. Многие из них очень мелки, лишь у 22 из них владения превышают 120 а. 3) Третью, наиболее

[329]

многочисленную группу составляют владельцы индивидуальных держаний, т. е. только «домена» без держателей. В этой группе насчитывается 71 человек. Индивидуальные держания в большинстве случаев невелики. Только 7 из них превышают карукату (120 а), 23 лежат между карукатой и 2 виргатами, 18 — между 2 и 1 виргатой, 24 — менее виргаты.. Из последних — 6 представляют мелкие держания в 5 а и ниже. Нам трудно сказать, были ли мелкие держания настолько малодоходны, что включение их владельцев в число присяжных было бы contra formam statuti. Возможно, что ценз в некоторых случаях основывался не на земельном держании; в иных случаях возможна неполнота сведений нашего фрагментарного источника. Наконец, до 1285 г. привлечение мелких держателей к обязанностям присяжных не было еще contra formam statuti и, как видно из самого статута, на практике иногда применялось. Среди присяжных, даже носящих титулы domini и milites, мы не находим больших господ. Мы почти не «встречаем больших вотчин; владения более или менее крупных размеров обычно складываются из 2 или более вотчин. Лишь одна из подсчитанных нами вотчин немного превышает 1000 а и может быть причислена к крупным, 26 лежат между 500 и 1000 а и могут быть причислены к средним, остальные относятся к мелким, ниже 500 а. При этом почти каждая вотчина окружена целым хороводом .при-соединяющихся к ней частиц — держаний данного владельца в чужих манорах. Редко владения какого-нибудь присяжного можно описать как одну вотчину простого состава. Порой элементы, из которых слагаются владения того или иного присяжного, как домен, так и держания разбросаны по разным майорам, по разным деревням и даже: разным сотням. Вотчина, даже небольшая,— пожалуй небольшая еще чаще, чем крупная, слагается из 2, 3, 4 до 10 и более мелких частей.

Вот, например, владения Вильяма, сына Григория, присяжного из сотни Toselajid в Гентянгдоншире. В Bickhampstead он держит ветряную мельницу, причем за situs molendini он платит 4 п. Гальфриду Beaufuy и 4 п. Вильяму Aungevin. Там же он держит 2 а от сэра Джона Engayne за 1 фунт тмину; 3 ½  а и 1 ¾  а луга он держит от Томаса de BicKhampstead за ½ п. В Southoe Lovetot он держит 40 а пашни «in una cultura» совместно с 4 другими лицами за 20 шиллингов и щитовые деньги с 1/50 рыцарского феода. В Great Staughton у него 1/6 рыцарского феода, которую он держит от Адама Creting за homagium и scutagium.

[330]

В этом владении у него 20 а в домене и мелкие свободные держатели. В этой же вилле он держит 1/2 виргаты и mesuagium от приора Гентингдонского за 6 ш., 1/1 виргаты от Вильяма Scohisfot за 1/2 п., одну виргату от Адама Cretinges за homagium и scutagium, 2 а от него же за 4 п., 3 ½  а пашни, 1/2 а леса и 1/2 а луга и пастбища от Томаса de Bickhampstead за 1 п. и 1/2 виргаты от приора Bushmcad за 1 п.

Подобного рода примеров можно было бы привести много. В этом нет надобности,— мы уже знакомы с подобными и даже гораздо более сложными комплексами (см. гл. V).

Так же сложны подчас и владения «невотчинного» типа — фригольдерские держания.

У нас слишком мало данных для того, чтобы в составе присяжных провести разграничительную линию между крестьянами и мелкими вотчинниками и, может быть, одним из наиболее существенных выводов из нашего материала и является невозможность провести такую линию. Как в ассизе о вооружении, мы не улавливаем, где кончаются свободные крестьяне и начинаются «дворяне», если вообще этот термин здесь применим. От крестьянина-полувиргатария или виргатария незаметные переходы -ведут к мелкой вотчине, владениям рыцаря. Совершенно условно я считаю в числе вотчин 1) все комплексы, включающие вилл а некую землю, 2) все комплексы, включающие домен и фригольд, если их размеры превышают-карукату, 3) все индивидуальные держания (один «домен»), если их размеры превышают карукату. В последних как будто бы начисто отсутствует то, что делает земельное владение феодальной вотчиной, а именно присвоение феодальной ренты. Но, несомненно, обработка таких «доменов» была связана с какой-то эксплуатацией непосредственных производителей, эксплоатацией, которая в условиях феодального производства не могла не принимать феодального характера, хотя бы и под внешним видом наемного груда.

Данные о составе «вотчин», принадлежавших присяжным, суммированы в таблице 15.

Сюда надо присоединить ряд владений невотчинного типа, а именно 38 владений группы II, в которых «домен» составляет 1 126 а и фригольд 395 а (всего 1 521 а) и 65 владений группы III, дающих в общем 2 844 а.

Для сравнения я укажу соотношения между доменом, фригольдом и вилланской землей, полученные на всем

[331]

Таблица 15

Домен, фригольд и вилланская земля в вотчинах присяжных

материале Сотенных Свитков (1 031 вотчина разной величины). Это соотношение выразится как 32%—28%—41%. Лишь у 12 из присяжных их вотчины приближаются к этому «среднему» типу (группа I А). В остальных вотчинах вилланская земля или крайне незначительна или отсутствует вовсе. Если мы исключим группу I А, то соотношение домена, фригольда и вилланской земли в остальных 63 вотчинах выразится как 45%—44%—11%.{ К этому надо прибавить, что вилланские наделы в майорах группы I В платят по большей части денежную ренту. Роль вилланов в системе обработки домена была ничтожна. При незначительных размерах вилланской земли и денежный доход с нее не мог быть значительным. Фригольд в этой группе очень велик, но доходность его незначительна. На нем лежали главным образом forinseca servitia и особенно уплата scutagium. Лорд же получал очень немного. Феодальная рента в этих вотчинах играла совершенно второстепенную роль. Иногда даже большие вотчины не приносили почти никакой рейты. В этом отношении показательны владения Роберта Danvers. Это самое крупное из всех владений присяжных. Оно заключает 3 7/12 рыцарского феода. В нем можно насчитать свыше 2 000 а пашни в 4 вотчинах. Владение это настолько своеобразно и так отличается от обычного типа маноров, что на нем стоит остановиться специально. Владения Роберта расположены в Оксфордшире. В Little Bourton (сотня Banbury) он держит 3/4 рыцарского феода от Николая Segrave, тот от епископа Лин-

[332]

кольнского, а этот от короля. За это держание Роберт обязан посещать курию сотни Banbury, нести гарнизонную службу в замке Бенбери в военное время в течение 30 дней за свой счет и уплачивать щитовые деньги. В домене у него 2 ½ виргаты и в свободных держаниях 14 ½  виргат и 80 а. Вилланов нет вовсе. Доход от свободных держаний очень невелик и составляет в общей сложности около 1 фунта денежной ренты плюс небольшие натуральные взносы. Главная повинность свободных держателей (за исключением свободного от этой повинности приора Chaucumbe, держащего 80 а и виргату за 10 ш.) — участие в уплате scutagium. В сумме все они уплачивают 24 шиллинга, когда на рыцарский феод накладывается scutagium в 40 ш., т. е. на ¾ феода 30 ш. В Swacliff (та же сотня) опись называет «feodum Roberti Danvers», состоящий из 20 виргат, находящихся в руках свободных держателей. Как можно заключить из текста описи, это владение считается за 5/6 рыцарского феода. Держатели уплачивают scutagium (в общем 2 ½  марки, когда на щит накладывается 40 ш.; эти деньги Роберт Danvers получает и передает своему лорду — епископу Линкольнскому). Кроме того, двое из них посещают курию сотни Бенбери «nomine domini sui». Некоторые из них, сверх того, уплачивают мелкие натуральные взносы. В Epwell (сотня Dorchester) «et alibi» у него один рыцарский феод, за который он платит scutagium тому же спископу Линкольнскому pro omni servitio.

В этом феоде 18 вифгат в руках свободных держателей, которые платят scutagium, посещают курию Роберта Danvers и дают ему денежную ренту размером около 1.4.0 (точнее определить трудно вследствие попорченности рукописи). Он держит еще один феод в Tetsworlh (сотня Thame) опять-таки от епископа Линкольнского за посещение курии сотни Thame и за scutagium. Этот феод, наконец, несколько похож на манор. У Роберта Danvers здесь 4 виргаты в домене, один виллан с полувиргатой земли (оценка его работ и денежной ренты — 5 ш.) и один коттер, платящий 2 ш. Кроме того, имеется довольно большой фригольд в 11 ½ виргат, 6 а и 1 colagium. Свободные держатели платят scutagium, посещают курию Роберта и, кроме того, дают ему денежную ренту в размере 0. 6. 1 и небольшие взносы натурой.

Во всех этих вотчинах Роберта имеется всего лишь 6 ½ пиргат в домене, 1 полувиргата и одно коттерское держание в вилланской земле и весьма большой фригольд в 64 виргаты

[333]

и 85 а. Но весь этот фригольд приносит ему лишь 2. 9. 1 денежной ренты и небольшие взносы натурой. Остальные платежи свободных держателей относятся к тому, что источники называют servitia forinseca — это уплата scutagium и посещение сотенных собраний. В двух феодах указана, впрочем, еще обязанность свободных держателей посещать курию Роберта. Возможно, что эта обязанность лежала и на остальных свободных держателях — пропуск упоминаний об этих обязанностях довольно обычен в нашем источнике. На курия для свободных держателей едва ли «могла «много давать в конце XIII века. Доходы с вилланов и их отработочные повинности ничтожны. Домен Роберта невелик, но, конечно, никак не; «мог быть обслужен незначительными отработочными повинностями одного виллана.

В отношении к большинству своих свободных держателей Роберт выступает главным образом в качестве ответственного лица по уплате щитовых денег епископу Линкольнскому (прямо; или через промежуточного лорда).

Доходность довольно больших владений Роберта Danvers,. таким образом, незначительна. Едва ли чистый доход с них мог достигать суммы больше, чем в 10 ф.

Владения Роберта Danvers мало напоминают нам о манориальной системе. Скорее здесь хочется употребить архаический, но нередкий в нашем источнике — хотя и не примененный к данному случаю — термин «сока». Совокупность свободных держателей, уплачивающих незначительные, иногда номинальные ренты, объединенных лишь юрисдикцией сеньора, которая, впрочем, к концу XIII века успела уже утратить прежнее значение, лишь с зародышевыми элементами манора как крепостнически-барщинной организации — вот что представляет «владение Роберта Danvers. Оно как будто осталось раннефеодальной туманностью, не успевшей уплотниться в манор. Весь рентный доход Роберта Danvers составлял 2. 17.1 — и это при размерах держательской земли в 2 022 а. Это — крайний случай. Но и в остальных майорах группы I В рентный доход невелик. Крупные размеры ряда маноров определяются большими размерами наименее доходной для лорда части — фригольда.

Встречаем, наконец, еще один тип манориЬлыюй структуры, который редок в верхних разрядах, но делается все чаще, чем ниже мы будем спускаться. Я говорю о вотчине, где держательская земля совсем незначительна по сравнению с доменом. Образцом такой вотчинной структуры может

[334]

служить владение Джемса Грима в Гентингдонширской сотне Leightonstone. Его структура настолько любопытна, что я позволю себе на нем несколько остановиться.

Вотчина Джемса Грима расположена в двух соседних деревнях, Sibthorp и Brampton. В Sibthorp у него два держания от аббата Рамзсйского: в одном 1 каруката пашни, 1 руда луга и ветряная мельница, в другом — 6 виргат и 2 а пашни. За первое из этих держаний он платит 10 ш. feretro Sancti Ivonis, за второе обязан каждые три недели посещать свободную курию аббата в Broughton. Собственно, все держания в Sibthorp принадлежат «матери Джемса, как вдовья часть (nomine dotis), и он держит их от нее в фирме, уплачивая ей пожизненно по 10 марок в год. Кроме того, 164 ¼  а пашни держат у него свободные держатели, по большей части мелкие, 10 ½  а держат 4 держателя ad voluntatem.

В соседнем Брамптоне у него две гайды пашни, которые он держит у епископа Линкольнского -В) наследственной аренде (feodi firma) за 10 ф., и 10 мелких свободных держателей, у которых в общем 19 ½  а пашни. Кроме того, он держит 14 а луга в Alconbury и является патроном церкви в Denton. Его держание «в Sibthorp представляет вместе с держанием Николая Grafton (небольшим) 1 рыцарский феод.

Таким образом, домен Джемса Грима заключает, по-видимому, две гайды, одну карукату, 6 виргат и 2 а пашни, что, примерно, равно 542 а или домену довольно значительной вотчины. Если даже мы предположим, что 194 ¼  а держательской земли входили в состав той земли, которую мы подсчитали как домен (источник допускает и такое толкование), то все же в домене останется не менее 347% а. Денежная рента держателей составляет в общем 3. 13. 10 ½,  причем некоторые держания, особенно мелкие, обложены довольно тяжело. Но эта рента совершенно ничтожна хотя бы по сравнению с теми платежами, которые приходится уплачивать самому Джемсу со своего владения и которые составляют 17.3.4 в год. При этом аббат Рамзейский сохраняет за собою ряд феодальных платежей держателей Джемса в Sibthorp, а именно custodiae, maritagia, relevia, cschaeta. Все отработочные повинности, идущие Джемсу от его держателей, выражаются в трех днях осенних работ, отбываемых одним из держателей ad voluntatem в Sibthorp.

[335]

Перед нами вотчина особого типа, которая не базируется на зависимых держаниях, на их платежах и рабочих повинностях, словом на феодальной ренте в прямом смысле слова. Его подавляющая часть в смысле площади, а еще более в смысле дохода состоит из внушительного домена. Как, при помощи какой рабочей силы эксплуатировался этот домен,— это вопрос особый, который будет рассмотрен в специальной главе. Сейчас же нам существенно констатировать наличие такого рода вотчин даже среди верхних разрядов того слоя, из которого выходили присяжные. Мы видим, что самостоятельность домена, его; определяющая роль в вотчинной структуре растет в нижних разрядах вотчин. Чем мельче вотчины, тем чаще встречаются среди них совсем не имеющие вилланской земли и, наконец, не имеющие и свободных держаний. Вотчина постепенно смыкается с Индивидуальным свободным держанием.

Между вотчинами Роберта Danvers и Джемса Грима есть несомненное сходство: в тех и других феодальная рента занимает совершенно второстепенное место, «в тех и других не играют никакой роли вилланство и барщина. «Манориальность» этих вотчин очень слаба. Но на этом сходство прекращается. Основу владений Роберта составляет огромный фригольд при незначительном домене. Доход с фригольда слагается не столько из рент в прямом смысле, которые ничтожны, а скорее связан с феодальной юрисдикцией, с курией. В целом доходность вотчин Роберта невелика.

Вотчина Джемса Грима состоит главным образом из большого домена, который он держит в аренде за очень высокую сумму. Очевидно, этот домен приносил ему весьма значительный доход, если он находил для себя выгодным его эксплуатацию при такой высокой ренте, как 17 с лишним фунтов. Вилланов у Джемса нет, а со свободных держателей, особенно с мелких, он берет высокую ренту, которая, впрочем, не играет видной роли в его доходах. При этом он интересуется лишь рентой в прямом смысле, оставив в руках аббата Рамзейского платежи, вытекающие из юрисдикционной и личной зависимости держателей.

Если во владениях Роберта манор только что начинает выкристаллизовываться из соки, если домен здесь еще совершенно незначителен, то во владениях Джемса домен подавил держания, отодвинул на второй план феодальную ренту. Перед нами в зародыше не то «новый дворянин», не то «фермер-капиталист». Я не хочу сказать, что владения

[336]

Роберта создались в отдаленные времена, а Джемса — совсем недавно. Я хочу лишь указать на них, как на морфологически различные типы, представляющие две характерных стадии «в развитии вотчины: не сложившуюся вотчину и вотчину, уже перестраивающуюся на новый лад. В общей сумме владения присяжных (только пашня) составляют 38 691 а, примерно 6% всей территории, охваченной дошедшими до «ас Сотенными Свитками. Это — своеобразный мирок феодальной Англии. Он состоит преимущественно из мелких вотчин и фригольдерских держаний. Даже среди наиболее крупных по размерам! вотчин здесь встречаются весьма своеобразные по структуре. В среднем процент вилланской земли для вотчин равен 21%, домениальной земли 43%. По отношению ко всей охваченной нашими подсчетами территории владений присяжных вилланская земля составляет только 18%. К этому надо прибавить, что за немногими исключениями вилланские держания несут смешанные повинности, что не менее половины (а, вероятно, значительно более, точный подсчет затруднителен) своей ренты они уплачивают деньгами. Роль вилланства и особенно отработочной ренты в этом своеобразном мирке весьма незначительна. К этому надо добавить специфический состав вилланских держаний, особенно в вотчинах группы I В.

Таблица 16

Состав вилланских держаний в вотчинах групп I А и I B

Если мы примем во внимание, что в нашем материале преобладают Оксфордширские вотчины, где процент коттерских держаний в среднем низок (20%), то придется отметить резко выраженную специфику вотчин присяжных и в этом отношении. Надо отметить, что в составе некоторых

[337]

жюри совсем нет таких лиц, к владениям которых было бы. применимо название вотчины. В ряде [других жюри мы находим только очень мелкие вотчины без вилланов или с минимальным числом вилланов. Так, среди названных в нашем источнике 13 присяжных сотни Bunstow в Бекингемшире только двоих (да и то одного с натяжкой) можно назвать вотчинниками. Не видно вотчин у присяжных Кембриджширской сотни Chesterton, но здесь слишком много лакун в источнике, и поэтому вопрос остается неясным. Всего лишь 40 а вилланской земли можно насчитать у присяжных Кембриджширской сотни Stow, ни одного владения, похожего на вотчину, пет в Кембриджширской сотне Staihe, равно как и в сотне Staploe (но здесь много лакун). Нет вилланов у присяжных сотни Triplaw, ничтожна вилланская земля в сотне Whitlesford (40 а). Из Кембриджширских сотен только в Wetherley можно насчитать свыше 360 а виллаиской земли у присяжных. При этом, если мы посмотрим на состав вилланских держаний в вотчинах Кембриджширских присяжных, то увидим, что это главным образом мелкие держания.

Далеко не во всех жюри имеются рыцари или хотя бы такие присяжные, о которых можно было бы сказать, что они «debent esse milites». Огромное их большинство сосредоточено в Гентингдонширских и Оксфордширских сотнях. Во всяком случае факт, не лишенный интереса,— показания относительно вилланов и их повинностей должны часто давать лица, никак не связанные с эксплуатацией этих вилланов, в основном крестьяне-фригольдеры, или мелкие вотчинники, почти не эксплуатирующие вилланского труда. Прав ли был Виноградов, когда приписывал показаниям присяжных определенные классовые тенденции в интересах «помещиков» или «земельных собственников» (Villainage, 155)? Для ряда случаев такого рода тенденция является сомнительной.

Суммируя данные о milites et legales liberi homines, представленных в сотенных жюри, мы можем отметить следующие характерные особенности их владений.

1) Среди них безусловно преобладают мелкие вотчины.

2) Лишь незначительное меньшинство присяжных владеет типичными крепостными манорами (группа I А).

3) В большинстве принадлежащих им вотчин или совсем нет вилланской земли, или она незначительна.

4) В большинстве случаев среди вилланов преобладают мелкие держатели.

[338]

5) Вотчины присяжных отличаются высоким процентом домениальной земли и незначительной ролью феодальной ренты.

6) В большинстве маноров господствующей формой ренты является денежная рента.

Перед нами своеобразный слой феодального общества с рядом признаков, отличающих его (во всяком случае его преобладающую часть) от «типичных» феодалов.

Мы ознакомились с тем, что представляют собой владения тех milites et legales liberi' homines, о которых нам так много твердят документы по политической истории Англии. Мы познакомились с «владениями представителей этого слоя, выступавших в качестве присяжных. Нам важно было бы расширить и обобщить наши наблюдения на более широком материале, выяснив, какую роль играла мелкая вотчина рядом с крупной, посмотреть, какие еще своеобразные ее черты можно выявить наряду с теми, которые были обнаружены на разобранном нами материале.

Мелкая вотчина не оставила после себя таких источников, как крупная вотчина большого лорда. В ней не было надобности ни «в описях, ни в ежегодных отчетах, ни в протоколах манориальных курий. То несложное счетоводство, которое могло вестись в мелких вотчинах, едва ли тщательно сохранялось и безвозвратно утрачено. Единственным нашим источником остаются здесь правительственные переписи и прежде всего Сотенные Свитки для XIII века и Книга Страшного Суда для XI века.

Насколько тема о мелкой вотчине существенна для пони- «мания особенностей феодального развития Англии, можно видеть хотя бы из того, что, по моим подсчетам, 65% ©отчин, поддающихся учету в Сотенных Свитках,— мелкие вотчины, размерами менее 500 а (пашни).

Лишь 13% составляют крупные вотчины, пашня в которых превышает 1000 а. 22% составляют средние — с пашней от 500 до 1000 а. Территориально мелкий вотчины занимают до 30% всей учтенной в Сотенных Свитках пашни, на долю средних приходится примерно столько же, около 40% приходится на долю крупных.

Конечно, не «все мелкие вотчины находились в руках мелких «вотчинников. В состав сложных комплексов «владений, принадлежавших большим духовным и светским лордам, входили не только, крупные, но и средние и мелкие вотчины. Но в основном владения больших лордов характеризуются

[339]

крупными, владения мелких вотчинников — мелкими вотчинами.

В различной характеристике крупных и мелких вотчин мы можем отчасти искать ключ к различию классовых интересов крупных и мелких феодалов.

Характеристика мелких светских вотчинников отчасти выяснилась нам из того материала, какой дают списки присяжных. Но этот материал может показаться несколько односторонним. Данные о вотчинах идут в нем преимущественно из Оксфордшира. Надо дополнить этот материал данными из других мест. Поскольку Оксфордшир принадлежи к западной группе графств, охваченных Сотенными Свитками, я привлеку еще ряд данных из графства восточной группы — из Гентингдоншира. Я взял на выборку 40 гентингдонширских мелких (отчасти средних) вотчи'иников. При этом я старался выбирать только таких вотчинников, у которых не было больше владений (насколько можно было судить по имеющемуся материалу). Таким образом, в подсчет не попали мелкие вотчины крупных владельцев. Здесь возможны, конечно, частичные ошибки. Но все же опыт в этом направлении казался мне не лишним.

Для отобранных мною вотчин я подсчитал: 1) соотношение домена, вилланской земли и свободных держаний, 2) соотношение отработочной и денежной ренты в повинностях вилланов, 3) состав вилланских держаний в смысле их земельной обеспеченности.

Мной подсчитано 40 мелких вотчинников (со включением нескольких средних), общие размеры их владений — 13953 ¾ а пашни. Средние размеры владения — 374 а. Среди вотчин преобладают «типичные», с доменом, вилланами и свободными держателями. Лишь в 7 нет вилланов.

Соотношение домена, вилланской земли и свободных держаний таково: домен — 5983 ½  а (43%), вилланская земля— 3754 ¾  а (27%), свободные держания — 4215 ½  а (30%). Эти цифры несколько отличаются от тех, которые были получены для всех мелких вотчин Гентингдоншира (43—34—23%, см. гл. III), и отличаются в сторону уменьшения процента вилланской земли (при увеличении площади свободных держаний).

Характер вилланской ренты выступает во владениях мелких вотчинников очень отчетливо. В 7 вотчинах вовсе нет вилланов, в 2 соотношений отработочной и денежной ренты определить трудно.

[340]

В остающейся 31 вотчине это соотношение распределяется так:

1) барщины преобладают в 4 вотчинах.

2) Барщины и денежная рента разделялись примерно поровну в двух вотчинах.

3) Денежная рента преобладает в 16 вотчинах (при этом в 6 мы находим лишь крайне незначительные барщины).

4) Только денежные ренты мы находим в 9 вотчинах.

Значительное преобладание денежной ренты не подлежит сомнению. Напоминаю, что Гентингдоншир — графство по преимуществу крепостническое и барщинное.

Состав вилланских держаний во владениях мелких светских вотчинников представляется в таком виде:

Виргатариев 10 (3%)

Полувиргатариев 197 (50%)

Держателей ферделей 26 (6%)

Мелких держаний (менее 5 а) 164 (41%)

Напомню для сравнения соответствующее соотношение для всего графства Гентингдоншир:

Виргатариев 15%

Полувиргатариев 45%

Держателей фэрделей 4%

Мелких держаний 35%

Таким образом, отношение между обеспеченными и не-обеспеченными землей крестьянами для всего графства Гентингдоншир выражается в 60:40%, а для владений мелких вотчинников как 53 : 47%

Среди вотчинников 12 носят титул «dominus», один назван «miles». Повидимому, эти титулы но имеют устойчивого характера в Сотенных Свитках. Рыцарями могли быть и некоторые другие вотчинники, не получившие в Сотенных Свитках никакого титула. За одним исключением все «domini» принадлежат к верхнему слою мелких вотчинников.

Далее, я поставил вопрос о том, имеется ли различие между мелкими вотчинами разной величины, между вотчинами «мелких феодалов» и «крупных крестьян», хотя граница здесь совершенно не может быть определена. Для этого я совершенно условно разделил все вотчины на две группы — больше и меньше 250 а пашни

[341]

У меня получились следующие цифры:

Процент «вилланской земли не изменяется в .мелких вотчинах обеих групп. Но заметно изменяется процент домена — он одного выше в самых мелких, «крестьянских» вотчинах. Та тенденций к повышению размеров домена, которую мы отмечали при переходе от крупных вотчин к средним и мелким, наблюдается и далее в том же направлении.

Из 17 вотчин размерами менее 250 а только в одной преобладает барщина в повинностях вилланов, в 6 преобладают денежные ренты, в 5 вовсе нет барщин, в 2 трудно определить различные формы ренты, в 3 пет вилланов. Преобладание денежной ренты еще яснее, чем во всех мелких вотчинах.

Специфический характер носит также состав вилланов в самых мелких вотчинах (менее 250 а). Здесь мы находим только два разряда: 40 полувиргатариев (38%) и 65 мелких держателей (менее 5 а — 62%). Таким образом, мы находим еще большее сосредоточение мелких вилланских держаний в мельчайших вотчинах.

3

Мы можем установить следующие характерные черты, отличающие мелкую вотчину от «типичного» крупного манора.

1. Типичный крупный манор, как правило, совпадает с деревней, виллой. Он составляет одно целое с деревенской общиной и в силу этого является также административно-фискальной единицей. Одним из характернейших признаков, отличающих мелкую вотчину от крупной, является то, что первая, как правило, не совпадает с деревней, не совпадает с деревенской общиной, а представляет либо часть ее, либо иногда совокупность частей, расположенных в нескольких деревенских общинах. В главе III мной был поставлен вопрос об отношении деревни и манора. Характерное для большинства случаев несовпадение виллы и манора является как раз результатом распространенности мелкой вотчины,

[342]

вследствие чего большая часть вилл делится па две, на три, на четыре и более вотчины.

Является ли несовпадение вделкой вотчины с деревенской общиной существенным признаком, влияющим на ее строй и ее развитие? Мне кажется, что да. Мэтланд недаром выдвигает совпадение с виллой как наиболее существенный признак манора. И для Сибома, и для Виноградова, и для Петрушевского основой манора является сельская община.

Мелкая вотчина лишена той территориальной дельности и замкнутости, которую крупной вотчине сообщает обычное совпадение ее границ с границами деревни. Мелкая вотчина лежит чересполосно с другими вотчинами в пахотных полях деревни. На общинных землях, на «commons», ее права переплетаются с правами других вотчин. Составляя лишь часть деревенской общины, ее крестьяне, ее сход или курия tie обладают компетенцией разрешать хозяйственные дела, касающиеся всей общины. В иных случаях это вело к распадению деревни. Такие случаи нередки, но все же они представляют исключение и связаны с разделами между двумя или более крупными владельцами. Мелкие вотчинники .продолжают жить совместно в пределах одной деревенской общины. На этой почве должны были создаваться сложные хозяйственные и административно-фискальные отношения.

Общинная организация; возникшая раньше манориальной, на которой манориальная была построена, была укреплена и законсервирована манором. Манор обратил себе на службу общину, использовал ее крепостную организацию и дал ей определенное место и функции в феодальном обществе. Общинные распорядки связывали население деревни- манора в одно целое. Но мелкая вотчина не базировалась на общине. Ее население, в котором крепостные обычно составляли незначительную часть, не представляло цельной общинной организации1. Мелкая вотчина скорее перебивала и разрывала общинную организацию. Община и вотчина были разделены и существовали отдельно друг от друга. Виноградов предполагает в деревнях со сложным вотчинным составом наличие общедеревенского схода рядом с манориальными куриями. Наличие такого схода в XIII веке не доказано. Во всяком случае вотчина выступает здесь перед нами с признаками, способными скорее разлагать, чем фиксировать общинную организацию.

Не представляя единства и замкнутости в территориальном

[343]

отношении, не имея «естественных границ», мелкая «вотчина должна была отличаться непостоянством, текучестью, изменчивостью; к ней легче присоединялись новые участки земли — и от нее легче отрывались части, чем от компактной крупной вотчины, совпадающей с деревней. Мелкая вотчина, как и фригольд, запутывала паутину феодальных связей, входя своими отдельными частями в разные феоды.

2. Другим существенным признаком мелкой, вотчины является пестрота манориальной структуры. И крупные вотчины не все обладают «типической» структурой. Но там отступления от нее являются скорее исключениями, перед нами один за другим проходят симметричные маноры, как это, не совсем точно, отметил Виноградов для Сотенных Свитков 1279 года. Но в области1 мелкой вотчины господствует крайнее разнообразие типов. В главе III я констатировал, что разнообразие типов манориалыюй структуры выявляется преимущественно на материале мелкой вотчины. В противоположность симметричной законченнности крупного манора мелкий носит характерные черты пестроты, незавершенности, изменчивости форм, говорящие нам либо о еще не вполне сложившейся, либо о разлагающейся системе. Существеннейшим моментом здесь является наличие значительного числа вотчин или совсем без вилланов или с незначительным числом вилланов. Вот, например, Кембриджширская сотня Chilford. В ней больше трети территории занято мелкими вотчинами. В половине этих вотчин совсем нет вилланов» в остальных вилланская земля совершенно ничтожна. Крупная вотчина представляет резко выраженный, отчетливо выкристаллизовавшийся тип феодальной производственной организации. 'Мелкая вотчина путем ряда промежуточных форм морфологически переходит в индивидуальное свободное держание, сама сплошь и рядом являясь держанием в другом маноре или в нескольких майорах.

3. Существеннейшем признакам мелкой вотчины является незначительный процент вилланской земли или, точнее, специфическое отношение между вилланской землей и доменом (фригольд мы пока оставляем в стороне). По моим приблизительным подсчетам, основанным на всем материале Сотенных Свитков, соотношение между доменом, вилланской землей и фригольдом выражается для крупной вотчины как 25—51—23%, т. е. вилланская земля в среднем вдвое больше домена. В мелкой вотчине это соотношение будет 41— 32—27%. Таким образом, в мелкой вотчине домен превос-

[344]

ходит размерами вилланскую землю, относясь к ней приблизительно как 6:5. Соотношение это сильно варьирует. В некоторых сотнях, как, например, в упоминавшейся сотне Chilford, домен в 12 раз больше вилланской земли. Если то соотношений, которое установилось в крупной вотчине, соответствовало системе более или менее полного обслуживания домена зависимыми крестьянскими держаниями, в чем видят существо манориальной системы, то мы можем предположить, что в мелкой вотчине домен был менее зависим от несвободных держаний, что господское хозяйство было самостоятельнее. Сравнительно иизкий процент вилланской земли заставляет нас думать, что в мелкой вотчине роль феодальной ренты — этого главного признака феодальной вотчины, была меньше, чем в крупной.

4. Рассматривая состав вилланских держаний в мелких вотчинах, мы отмечаем здесь значительное несходство с крупными манорами. Процент полнонадельных крестьян (виргатариев и полувиргатариев) в мелких вотчинах значительно ниже, процент коттеров много выше. Наблюдение, сделанное нами на материале владений присяжных, мы можем обобщить на более широком материале, в который вошли более 15 тысяч вилланских хозяйств, расположенных по всем сотням, охваченным Сотенными Свитками (см. гл. V, табл. на стр. 273 и 27.7). 'Мы видели, что в мелких вотчинах, как правило вилланские наделы мельче, чем в крупных. Чем мельче вотчина, тем в среднем больше в ней процент коттерских держаний и ферделей, доходящий в вотчинах подгруппы АА до 70. Мы должны помнить, что среди мелких вотчин имеется немало таких, где вовсе нет вилланских держаний. Тот огромный процент малоземельного крепостного крестьянства, который поражает нас в Сотенных Свитках, приходится в значительной степени на долю мелкой вотчины.

Коттер, играющий совершенно второстепенную роль в крупном феодальном маноре, выдвигается на весьма заметное место «в мелкой вотчине.

5. Необходимо отметить, что мелкая вотчина отличается от крупной также и тем, что в ней значительно более развита денежная рента по сравнению с отработочной. Если крупная вотчина является по существу не только крепостной, но и барщинной организацией, то в мелкой вотчине барщины развиты значительно слабее. Материал Сотенных Свитков, доказывающий это положение, затронут мною в главе IV. Я могу только отослать читателя к этой главе

[345]

(стр. 223—224). Там же устанавливается соотношение между размерами вилланской земли и господствующей формой ренты. Мы ясно видим, что отработочная рента немногочисленных вилланов не могла играть значительной роли в хозяйстве мелкой вотчины. Возникает вопрос, почему денежная рента сильнее развита в мелкой вотчине, в которой имеется недостаток несвободных рабочих рук? Мне кажется, что именно недостаток несвободных рук, невозможность обработать домен при помощи этик рук, приводит к отказу от системы барщинной обработки и к переходу к иной системе. За отработками сохраняется лишь вспомогательная роль, подобно тому как в крупной вотчине вспомогательная роль принадлежит наемному труду.

6. Все перечисленные выше признаки заставляют предполагать в мелкой вотчине особый тип домениального хозяйства, отличающийся от того, который хорошо известен нам по «материалам, относящимся к крупным вотчинам. Существеннейшим (моментом здесь является то, что относительно большой домен не мог базироваться на труде и инвентаре крепостного крестьянства. Вообще подневольная работа крепостных не играла заметной роли в мелкой вотчине. Притом здесь редки упряжные повинности. У коттеров, составлявших важнейший элемент среди крепостных крестьян мелкой вотчины, рабочего скота вообще было очень «мало. Домениальное хозяйство должно было рассчитывать на свой инвентарь как живой, так и мертвый. Поэтому отказ от отработочных рент и переход к денежным был в мелкой вотчине легче, чем в крупной, поскольку мелкая вотчина «в гораздо меньшей степени зависела от крестьянского инвентаря и ее домен обслуживался в основном своими орудиями и рабочим скотом. Ликвидация барщин с конца XIV века, которая была катастрофой для крупных вотчин, в ряде случаев принужденных отказываться от дальнейшего ведения домениального хозяйства и переходить к сдаче домена в аренду на не всегда выгодных условиях, сравнительно мало отразилась на мелкой «вотчине, где барщин и вообще было мало и где их ликвидация не вызывала необходимости в корне менять систему хозяйства. Когда «вотчина и община начинают распадаться на ряд конкурирующих друг с другом хозяйств, что привело в крупной «вотчине к победе (временной) крестьянской верхушки, в мелкой вотчине отсутствие зажиточного крестьянства заранее определило победу господского домена над кучкой мелких крестьян.

[346]

7. Нам приходится предположить, что мелкая вотчина не обладала той способностью хозяйственной автаркии, как крупная. Если крупная вотчина могла твердо стоять на почве натурального производства (являющегося базой феодального производства), то мелкая .вотчина не могла обходиться без рынка. Это прежде всего относится к области воспроизводства. Обладая в этом отношении широкими данными, имея возможность организовать широкое разделение труда, крупный манор мог воспроизводить свое хозяйство из валового дохода. Его денежные расходы, особенно на «воспроизводство, были незначительны. Таких возможностей не было у мелкой вотчины. Если домениалыюе хозяйство «мелкой вотчины и было абсолютно меньше по размерам, чем хозяйство крупной вотчины, то, как уже было отмечено, относительно оно было больше и могло меньше базироваться на инвентаре крестьянских хозяйств. Поэтому в нем чаще должны были наступать моменты, когда обращение к рынку делалось необходимостью. Обладая абсолютно меньшим доходом, домениалыюе хозяйство мелкой вотчины должно было затрачивать больший процент своего дохода на расходы по воспроизводству. Мелкая вотчина «в значительно меньшей мере, чем крупная, могла обслуживать и потребление сеньера. Towler напечатал «в EHR (1940, Oct., 633—634) часть расходной книги мелкого сквайра за 10 недель. Расходы даны исключительно на стол. Покупается мясо, птица, рыба, молоко, масло, яйца — только для господского стола. Не видно покупки вина, перца, пряностей, но расход все-таки значительный— 16 s. 3 d. в 10 недель. В натуре из вотчины получены «per talliam» только пшеничная мука, солод и горох. Правда, сезон для натуральных поступлений неблагоприятный — начало лета.

Если крупный вотчинник продавал на рынке излишек над потреблением и не был очень заинтересовав «в том, чтобы продать его не ниже действительной стоимости, то мелкий вотчинник, обладая сравнительно незначительным количеством продукта, был гораздо больше озабочен вопросами цены. Вопросы о доходности вотчины, об извлечении из нес «возможно большего дохода путем использования рынка должны были играть большую роль «в мелкой ©отчине, чем в крупной. У нас есть основании предполагать, что товарность производства развивается в мелкой вотчине раньше и сильнее, чем в крупной.

8. Перед нами встает немаловажный вопрос о роли

[347]

манориальной курии и манориального обычая в мелкой вотчине. Наличие курий в некоторых даже очень мелких вотчинах .подтверждается источниками. Но во многих случаях мы можем предполагать отсутствие курий, особенно там, где не было вилланов или где вилланское население было представлено немногочисленными коттерами. Какова была курия в мелкой вотчине? Какого рода «манориальный обычай» мог вырабатываться среди десятка коттеров? Был ли здесь вообще какой-либо обычай, какая-либо традиция, которую можно было бы противопоставить воле лорда, традиция, охранявшая права крестьянина, ограничивавшая его эксплуатацию, поскольку это вообще возможно в феодальном обществе? Невольно возникает предположение, что обычаю, традиции, инерций в процессе производства и воспроизводства было гораздо меньше места в мелкой вотчине, чем в крупной, тем более, что она меньше была связана с хранительницей традиций, с деревенской общиной. 'Может быть, существенным моментом является: и то, что мелкий .вотчинник, человек небольшого достатка, местный хозяин, жил «в вотчине, мог принимать непосредственное участие если не в работах (что, несомненно, нередко имело .место в самых мелких вотчинах), то во всяком случае «в надзоре за хозяйством. Непосредственная близость к «воле лорда» при слабости и немногочисленности крестьянского элемента должна была придавать особый характер тем формам обычая, которые складывались на почве традиционного производства. Очень ли мы ошибемся, если предположим, что обычай и традиция меньше устанавливались в мелкой вотчине, чем в крупной, и что они меньше связывали мелкого вотчинника, чем большого феодала?

Подводя итог всем наблюдениям над особенностями мелкой вотчины, мы можем отметить в ней большую податливость к капиталистическому перерождению. Мелкая вотчина меньше связана с феодальной рентой. Значительная часть ее несвободной рабочей силы уже близка к положению оседлых рабочих. Хозяйство мелкой вотчины связано с эксплуатацией того, что может быть названо наемным трудом (учитывая, конечно, ту специфику, которую имеет наемный труд в феодальном обществе). Мелкая- вотчина связана с рынком, в ней господствует денежная рента. Наконец, по-видимому, она меньше связана с традицией, с обычаем. Таким образом, эта неоформившаяся, не застывшая в определенных традиционных малоподвижных феодальных формах масса мелких

[348]

вотчин, находящихся в руках мелких рыцарей и крупных фригольдеров, legales liberi homines, является своеобразной носительницей буржуазного брожения в феодальной деревне средневековой Англии, в ней разложение не вполне сложившихся, не окрепших феодальных порядков легче начинается и идет быстрее, чем в отвердевших больших феодальных манорах. Не вправе ли мы видеть в этих milites, legales liberi liomfnes, предков нового дворянства, предков той джентри, которая придаст такой специфический характер дальнейшей истории Англии? Поставим это пока как вопрос, проблема будущего развития этой группы еще требует изучения, а сейчас надо обратиться к прошедшему, к ее происхождению.

Здесь большую помощь должна оказать нам Великая перепись XI века — Книга Страшного Суда. Сопоставление между Книгой Страшного Суда и Сотенными Свитками (см. гл. III) показало нам, что деление на пестрые мелкие и единообразные крупные маноры характерно как для XI, так и для XIII века.

Естественно возникает вопрос, в каком отношении крупные и мелкие вотчины Книги Страшного Суда стоят к крупным и мелким вотчинам Сотенных Свитков?

'Мы знаем, что мелкая вотчина иногда выступает как новообразование в результате распада крупной вотчины. Сотенные Свитки дают нам немало призеров такого рода. Порой мелкий комплекс вотчинного типа мог возникнуть в результате скупки земель и держаний и сдачи, их. Этот процесс уже отчасти был описан мною в предыдущих главах. Таким путем легко возникают «маноры» с одними свободными держаниями, но возможно, конечно, и приобретение вилланских держаний. Мне уже не раз приводилось констатировать, что каждое сколько-нибудь крупное держание в условиях феодального строя неизбежно обрастает; зависимыми держаниями, платящими ренту, и таким образом принимает вид феодальной вотчины.

Но если мелкая вотчина иногда выступает как новообразование, то, как кажется, еще чаще мы можем рассматривать ее как рудиментарный пережиток еще не завершившегося процесса «манориализации».

Сопоставления между Книгой Страшного Суда и Сотенными Свитками, произведенные мною в III главе, показали, что в основном распределение крупных и мелких вотчин по сотням и по виллам не изменилось существенно с 1086 по 1279 год.

[349]

Я сознаю, что сделанных мною сопоставлений недостаточно для окончательного вывода, что нужно продолжать работу по сличению Сотенных Свитков и Книги Страшного Суда. Но все же у нас есть достаточно оснований думать, что мелкая вотчина в значительной своей части давнего происхождения, что процесс концентрации сделал здесь меньше успехов, чем это казалось Виноградову, основные массивы крупных вотчин выделились как будто бы уже в XI веке, а несформировавшийся хаос мелких вотчин и в XIII веке остается приблизительно там, где он был во времена Книги Страшного Суда. Конечно, в этом «хаосе» произошли за это время весьма значительные перестановки, и если мы очень часто можем отождествить тот или иной крупный манор XIII века с крупным майором XI века, то лишь в очень редких случаях мы можем сделать это с уверенностью для мелких вотчин. Во всяком случае не является необоснованным предположение, что специфические особенности мелкой вотчины являются в основном результатом в такой же мере незавершенности процесса феодализации (или «манориализации») английской деревни, как и начавшегося процесса разложения феодализма.

Мне не однажды приходилось подчеркивать как характерную черту английского феодализма его незавершенность, живучесть в нем дофеодальных элементов и раннее его разложение, причем это разложение прежде всего захватывает именно те сферы, где феодализм не успел вполне сложиться и окрепнуть. Мне кажется, что анализ мелкой вотчины лишний раз подтверждает эту характеристику.

[350]

Цитируется по изд.: Косминский Е.А. Исследования по аграрной истории Англии XIII века. М.-Л., 1947, с. 319-350.