Теократическая Олигархия на живом примере из Массачусетса

Суд над Хатчинстон.

После отлучения Энн Хатчинсон от церкви магистрат приказал ей до конца марта покинуть пределы Массачусетса.

Накануне отъезда многострадальной женщине пришлось пройти новое испытание. Выяснилось, что в октябре предыдущего года жена колониста Уильяма Дайера (оба антиномисты) преждевременно родила мертвую девочку-урода. Свидетелями этого были только Энн и акушерка, ее последовательница. Ребенка похоронили, соблюдая, по совету Коттона, тайну о замеченной аномалии. Однако какая-то женщина, каким-то образом подсмотревшая, дала волю языку. Началось расследование. Нарочито связывали рождение уродца с антиномистскими взглядами матери. Пустили слух о рогах, копытах и прочих устрашающих признаках умершего ребенка. Таким образом старались запугать жителей колонии и опорочить своих противников, якобы отмеченных печатью дьявола. Шельмуя, как могли, несчастных родителей девочки и Энн Хатчинсон, ортодоксы, что весьма при-

[213]

мечательно, отнеслись более чем снисходительно к главному виновнику сокрытия «указания свыше» на греховность этих людей. Удовлетворились, выслушав его публичное объяснение случившегося (У, I, 266—268).

Наконец, 28 марта с детьми и несколькими друзьями, захватив в Брейнтри жену Вилрайта с детьми, Энн пустилась в путь к острову, где обосновался ее муж. То был остров Акиндек, входивший во владения Нового Плимута и приобретенный с разрешения его властей у индейцев при посредничестве Роджера Уильямса. Остров, названный Род-Айленд, вместе с Провиденсом составил позже самостоятельную колонию Род-Айленд, где под влиянием Роджера Уильямса «нашли свое воплощение лучшие идеалы английского индепендентства» 1.

В глазах массачусетских ортодоксов это выглядело следующим образом: «В этом году гражданское правительство продолжало порицать тех заблуждающихся грешников, которые произвели большое смятение в нашем маленьком сообществе и которые, будучи изгнанными, обосновались на юге... где они при отсутствии священников Христа или кого-либо, кто мог бы опровергнуть их лживые и порочные доктрины, имели полную свободу предаваться своим заблуждениям...»  2.

Вилрайт, приглашенный Уильямсом в Провиденс, предпочел отправиться на север — в пределы Нью-Гэмпшира. В 1635 году эту территорию, лежащую между рекой Пискатака и рекой Мерри- мак и названную так в 1629 году, получил Джон Мэйсон 3. Как и другие его владения, она не была освоена и перешла в руки лордов Сея и Брука, которые сумели послать туда лишь небольшую группу колонистов, основавших Дувр. Постепенно в Нью-Гэмпшир просачивались преследуемые дома массачусетсцы. В 1638 году Вилрайт основал там поселок Экстер. Так было положено начало еще одной самостоятельной колонии 4.

______

1. Паррингтон В. Л. Указ. соч., т. 1, с. 120.

2. Johnson's Providence, p. 185. Массачусетские враги Энн Хатчинсон все время преследовали ее своей клеветой, особенно узнав, что у нее были неудачные роды. В 1642 г. после смерти мужа она перебралась в Новые Нидерланды, где в августе следующего года была убита индейцами вместе с двумя сыновьями, тремя дочерями и еще одним колонистом. Власти Массачусетса представили этот трагический случай как «возмездие Бога» за ее грехи.

3. Select Charters, p. 59—60. Член бывшего Совета Новой Англии, не путать с «героем» Пекотской войны.

4. Массачусетсцы все время претендовали на владение этой колонией. В 1639 г. они основали там поселок Хэмптон, а в 1642—1644 гг. захватили часть колонии. С 1679 г. Нью-Гэмпшир — королевская заморская провинция. Позже — одноименный штат США.

[214]

Причиной этого, как и в других случаях, в значительной мере было то, что с ростом революционного движения в Англии пуританская эмиграционная волна, достигнув американского берега и столкнувшись с консерватизмом и религиозной нетерпимостью олигархии Массачусетса, откатывалась в глубь страны. Отдельные струйки, а потом и ручьи потекли вначале на запад, а затем на юг и север от «города на холме». Желание не только приобрести землю, но и уберечь конгрегационализм, который воплощал демократические устремления пуритан, покидавших родину, от превращения его в государственную церковь определило существование в новых пуританских колониях рассматриваемого периода более либеральных порядков, чем тот, которым отличался Массачусетс.

Тем временем олигархия закрепляла свою власть и положение, в частности экономически.

30 марта 1638 года губернатор записал: «Еще одно селение образуется в Маттакизе 5, в 6 милях за Сэндвичем. Основателем его является м-р Бетчеллор, бывший пастор поселка Сагус 6 (с этого времени — Линн), человек лет шестидесяти шести, но он дошел туда пешком в самое суровое время года.

Так как он и переселившиеся с ним, будучи все бедными людьми, сочли жизнь там трудной, то они отказались от предприятия и за дело взялись другие» (У, I, 266).

А вот запись от 24 апреля: «Губернатор и его заместитель отправились в Конкорд осмотреть земли для ферм и, спустившись приблизительно на 6 миль вниз по реке, нашли то, что требовалось: место для участков в 1000 акров для каждого из них. Оба предлагали друг другу право выбора, но так как заместитель получил пожалование первым, а губернатор уже имел большое количество земли, губернатор уступил выбор заместителю... Четыре месяца спустя губернатору к его землям было прибавлено еще 200 акров» (У, I, 266, 269—270).

В течение года было выдано 14 патентов на земельные участки по 372 акра в среднем (один — в 1500 акров) 7. Совершенно

________

5. Он же Маттачист, ныне Ярмут.

6. Тот самый пастор, который в начале 1636 г. оспаривал право магистрата на вмешательство в церковные дела. Его еще тогда принуждали покинуть Сагус. Весьма вероятно, что он был антиномистом, и теперь, несмотря на свои годы, был принужден к переезду.

7. Chandler А. N. Op. cit., р. 98.

[215]

очевидно, что их владельцами стали не «бедные люди», подобные тем, которые пытались осесть с Бетчеллором в Ярмуте. Земельная политика массачусетских властей оставалась, таким образом, прежней, обеспечивая интересы «аристократов», но обнаруживала при этом большую жадность и цинизм лидеров олигархии. Расширяя свои владения, они воспринимали неудачу «бедных людей», искавших пристанища, как явление вполне естественное. Из «бедных людей» выходили работники, которые возделывали «аристократам» земли и которых за провинности строго наказывали. Так, «бедного человека» Джайлза Плейера за кражу приговорили к бичеванию, а также... к передаче в рабство (for а slave) хозяину, которого назначит суд 8.

Происходившее на уровне бостонского магистрата повторялось на уровне органов управления поселками. Проведя тщательный анализ сохранившихся документов о землевладении в Сейлеме, Ричард Гилдри установил, что лица, получившие при первом наделении землей наибольшие участки (более 100 акров), имели большие возможности расширить их. Одновременно владение крупным земельным участком служило залогом принятия в члены церкви и занятия важнейших постов в управлении поселка. Оставшиеся на этих постах стремились удерживать их «возможно дольше». Крупные землевладельцы «имели почти полную монополию на важнейшие городские должности вплоть до 1650 года». К этому времени «только 13 человек перешли рубеж, разделявший мелких и крупных землевладельцев». Сервенты оставались сервентами. Виднейший человек Сейлема имел в 1637 году пять сервентов 9.

В 1638 году был принят закон, исправлявший «дефект» в существовавшей практике сбора средств на церковные и общественные нужды. «Дефект» состоял в том, что «многие нефримены и нечлены церкви уклонялись (!) от внесения добровольных (!) взносов» на указанные нужды. Впредь каждый колонист был обязан вносить свою долю. Если он, говорилось в законе, «не будет делать этого добровольно, в соответствии со своими возможностями... при всех церковных и общественных сборах, то будет подвергаться насильственному обложению или наложе-

________

8. Morris R. В. Government and Labor in Early America, p. 346.

9. Gildrie R. P. Op. cit., p. 62—70. Гилдри полагает, что использование сервентов вызывалось исключительно отсутствием работоспособных сыновей и что наемные работники легко могли оставить одного хозяина и перейти к другому. Вся исследуемая история Массачусетса отрицает возможность такого предположения.

[216]

нию ареста на имущество, осуществляемому констеблем или иным должностным лицом города». Тем же законом предусматривалось, что «земли и имущество всех людей, где бы они ни жили, будут облагаться налогом, гражданским и церковным, там, где эти земли и имущество находятся и куда эти люди поселятся» 10.

Итак, ранее всех колонистов обязывали посещать церковь. Теперь их, в том числе «бедных людей», заставляли содержать ее. Этих же «бедных людей» принуждали вносить деньги на «общественные нужды». Но эти люди, не будучи, как правило, фрименами, членами церкви и полноправными гражданами, ни в коей мере не могли определять размеры этих нужд, величину и направление расходов. «Бедные люди» оплачивали свое собственное экономическое и духовное угнетение.

2 мая 1638 года состоялось Общее собрание (У, I, 270). Проповедь, предшествовавшую выборам, прочел Шеперд, особенно отличившийся в полемике с Коттоном и антиномистами. Образа-

_______

10.  Foundations, vol. I, p. 421. К сожалению, нам не удалось установить размеры проводившихся сборов.

[217]

ми из Библии оратор доказывал необходимость выдвижения на главные посты людей проверенных, опытных, а не каких-нибудь скороспелых политиканов (явный намек на Вейна), от которых можно ожидать неприятных сюрпризов 11. Разгром антиномии, а также предварительные усилия магистрата и духовная обработка колонистов сделали свое дело. Губернатором стал Уинтроп, его заместителем — Дадли.

Жизнь Массачусетса входила в русло, уготованное ей олигархией. Больше, чем когда-либо, эта жизнь подчинялась рутине пуританского распорядка с его мелочным досмотром за любым шагом и движением мысли поселенцев. Прием в члены церкви был сильно ограничен. В конгрегациях поддерживалась строгая дисциплина.

Состоятельный священник Эдмунд Браун, получивший по приезде в колонию хороший земельный надел, с восторгом записал в сентябре 1638 года: «У нас, благословение Богу, нет таких беспорядочных собраний, как в других местах, что меня порой удручало». Тогда же будущий старейшина бостонской церкви Джон Уизволл свидетельствовал: «...мне очень нравится — и, я думаю, это импонировало бы любому благочестивому человеку — видеть Моисея и Аарона, я имею в виду члена магистрата и священника, в церкви и в обществе действующих совместно, осуждая и наказывая грех, кто бы его ни совершал, поощряя тех, кто творит добрые дела» 12.

Такова картина, рисуемая недавно прибывшими «аристократами». А вот куда менее радужная, которую мы находим в рассказе Томаса Лечфорда, знавшего жизнь Массачусетса дольше и лучше:

«Общественное богослужение проводится в лучшем молитвенном доме, какой только они могут себе обеспечить, в большинстве мест — ценой больших расходов. Каждую Субботу, или в Господний день, они собираются в Бостоне по звону колокола около 9 часов или ранее. Пастор начинает с торжественного молебствия, которое длится около четверти часа. После этого проповедник читает и разъясняет главу [Священного писания], потом поется псалом 13, диктуемый одним из старейшин-управите-

____________

11. Breen Т. Н. The Character of the Good Ruler, p. 58.

12. Letters, p. 228, 232.

13. «Книга псалмов» — одно на первых печатных изданий в Массачусетсе. Английский перевод осуществили Томас Велд, Джон Элиот и Ричард Меаер (The Puritans, vol. II, p. 556—561).

[218]

лей. После этого пастор читает проповедь, иногда подходящие случаю увещевания. Проповедник заключает богослужение молитвой и благословением.

Раз в месяц осуществляется таинство причастия, о чем обычно делается уведомление за две недели. В это время церковь покидают все, кроме ее членов,— их гораздо меньше, чем тех, кто уходит... Никто из членов церкви не может причаститься в этой стране, не получив разрешения конгрегации...

Около 2 пополудни они собираются в молитвенном доме опять, и пастор начинает вновь, как утром...

После этого, если в этом есть надобность, происходит крещение...

По окончании крещения следует контрибуция, когда один из дьяконов говорит: «...подавайте по воле вашей в соответствии с тем, как Бог наградил вас». В особых случаях... священники выжимают свободное пожертвование (press a liberal contribution), воздействуя чтением соответствующих мест из Священного писания. Вначале члены магистрата и виднейшие джентльмены, а потом священнослужители и все члены конгрегации, а также большинство тех, кто не является членом церкви, каждый, включая и вдов, и жен, чьи мужья отсутствуют, подходят по очереди и дают свои пожертвования дьякону... Пожертвованиями являются деньги или расписки-обязательства... Деньги и товары дьякон использует для содержания священников, бедняков — членов церкви и для церковных надобностей, обычно не давая отчета в использовании полученных средств.

В сейлемской церкви публично жертвуют только члены церкви; у остальных собирают требуемое по домам. В некоторых других местах жертвовать обязывают каждого человека, включая нечленов церкви...

По окончании сбора пожертвований принимают новых членов церкви, разбирают нарушения и обсуждают другие дела допоздна. Если еще есть время, пастор заключает все молитвой и благословением.

В остальные дни недели бывают религиозные чтения в различных городах. Иногда проводятся посты, благодарения, моления по различному поводу, но священным днем считается только Суббота» 14.

Русло, проложенное олигархией для течения жизни массачусетских колонистов, несмотря на все усилия поддерживать его

_______

14. The Puritan Tradition in America, p. 79—80.

[219]

прочность, тем не менее размывалось. Отчасти — ветрами с родины. Расправа с антиномистами вызвала много враждебных толков о «Новом Израиле». Но положение в Англии было еще сложней, а для многих оказывалось очень опасным. Поэтому число людей, уезжавших в Америку, возрастало 15. Этот исход не смогли приостановить меры английского правительства по ограничению эмиграции, повторные требования Тайного совета вернуть в Лондон хартию Компании Массачусетской бухты (У, I, 271— 275, 277—278) 16. Уинтроп радовался, что прибывали в немалом числе люди «достойные и зажиточные» (У, I, 271). Однако даже они в какой-то мере были проникнуты революционным духом, царившим в пуританских кругах тогдашней Англии. Именно отчаявшись ждать перемен, они покидали ее. Присутствие таких поселенцев не могло не вносить в жизнь Массачусетса известного брожения, которое распространялось с перемещениями в поселках, между ними и переселением на новые места.

Сам рост числа колонистов вносил перемены. В 1638 году магистрат передал поселкам, среди жителей которых имелись ассистенты, разбор мелких гражданских тяжб с претензиями, не превышавшими 20 шиллингов; в тех поселках, где ассистенты не проживали, для разбора подобных тяжб Общее собрание впредь стало назначать трех местных фрименов 17. Эта мера сужала сферу деятельности колонистов, контролируемую магистратом, но, как видно, сам он уже не справлялся с делом.

Русло, проложенное олигархией, размывалось также под влиянием происходившего в новых колониях, которые отпочковались от Массачусетса. Вызовом для лидеров последнего должны были звучать, например, слова Томаса Гукера, произнесенные им во время проповеди Общему собранию Коннектикута 31 мая 1638 года. В основу проповеди он взял слова из Библии: «Изберите себе по коленам вашим мужей мудрых, разумных и испытанных, и я поставлю их начальниками вашими» (Второзаконие, I, 13). Уинтропу или Шеперду эти слова служили обычно для оправдания власти олигархии. Вот как истолковал их Гукер:

«Доктрина: 1. Выбор общественных магистратов является правом народа, предоставленным ему самим Богом. 2. Право выборов, принадлежащее народу, должно осуществляться не в соответ-

______

15. За 1637—1639 гг. в один только Бостон прибыла 1 тыс. человек ([Rutman D. В. Winthrop's Boston, p. 144).

16. См. также: Foundations, vol. I, p. 519; Adams J. T. Op. cit., p. 120.

17. Breen Т. H. The Character of the Good Ruler, p. 85.

[220]

ствии с чьими бы то ни было настроениями, а как благословение и закон Бога. 3. Те, кто имеет власть назначать офицеров и магистратов, имеют также право ставить рамки и ограничения их власти на занимаемых ими постах, на которые они их назначили. Основания (доктрины.— Л. С.):

1. Потому что фундаментом власти прежде всего является свободное согласие народа. 2. Потому что при свободном выборе сердца людей будут больше расположены любить избранных ими и готовнее подчиняться этим избранным людям. 3. Потому что избранных наделяет властью народ и они исполняют волю народа» 18.

Размывалось русло и внутренними водами. Не хотел отступать от своих убеждений капитан Андерхилл, которого лишили права занимать общественные должности. Вероятно, именно он возглавлял недовольных магистратом «главных военных командиров». Когда 7 сентября 1638 года состоялось Общее собрание (У, I, 275—277), капитан потребовал выдачи обещанного ему участка земли в 300 акров. Это был намеренный вызов, ибо Андерхилл уже собрался уезжать, чтобы присоединиться к Вилрайту. Магистрат понимал это, а потому истца по земельному вопросу «к случаю» (!) обвинили в совращении «благочестивой женщины», что по закону грозило смертной казнью (У, I, 262—263). Достаточных доказательств не нашлось. Тогда «к случаю» задали вопрос, придерживается ли он прежних взглядов, изложенных в известной петиции протеста. Он не только ответил «да», но и заявил, что отказывается от сделанных ранее отречений (вероятно, когда каялись «главные военные командиры»). На следующий день Андерхилла осудили на изгнание, а на другой день после этого он появился на собрании и произнес горячую речь. В ней капитан подверг сомнению правомерность приговора и объявил, что «Христос с ним». В ответ на него с обвинениями обрушился Коттон. В последующие дни ему вновь хотели приписать незаконное сожительство, теперь с юной соседкой. Но доказать обвинение опять не удалось, а потому дело на рассмотрение собрания не вынесли.

Примечательны не только твердость Андерхилла и грязная игра магистрата. Примечательна позиция собрания. Привыкшее карать антиномистов, оно согласилось изгнать «героя» Пекотской войны из колонии. Но оно не захотело вести его на эша-

_______

18. Provincial America, p. 76—77.

[221]

фот. Оно отказалось поверить в недоказанное преступление. Андерхилл переселился в Нью-Гэмпшир. Туда же уехал видный священник Бардет из Сейлема (У, I, 279—280).

Хотела ли довести дело до смертной казни олигархия? Сказать трудно. Скорее нет, но такое желание не исключено. Писал же издатель «Журнала» Уинтропа в комментарии к рассматриваемому событию: «Джон Андерхилл был опасным человеком в сообществе. Будучи победоносным воином колонии, он пользовался большим авторитетом, и его пример мог бы оказывать дурное воздействие» (У, I, 277, сноска 1). Так, вероятно, думали и члены магистрата.

Олигархии причиняли беспокойство не только религиозные оппозиционеры. В конце сентября проявилось «большое всеобщее недовольство по всей стране из-за дороговизны одежды». Это дополнялось пристрастием колонистов к «новым модам». Магистрат возложил на священников, «считая это их делом», обязанность повлиять на паству и успокоить ее. «Но мало что было сделано в связи с этим, так как жены церковнослужителей в определенной степени разделяли общие настроения недовольства» (У, I, 279) 19.

Уинтроп мог утешаться тем, что во время его ноябрьской поездки в Сейлем ему оказали там торжественный прием. На обратный путь ему выделили почетный эскорт из шести высших местных офицеров (У, I, 281). Кратковременное утешение, декабря пришлось объявить пост из-за эпидемии оспы и в связи с «очевидным упадком религиозности».

Перед конгрегацией столицы с проповедью выступил Коттон. Из его слов следовало, что во время антиномийского кризиса он, невинная жертва, по доверчивости «допустил, чтобы его обманули». «Раскольники» нарочно так ловко подбирали слова, что их «заблуждения» внешне очень походили на «истины», которые доказывал он, Коттон. «Раскольники» незаметно подменяли слова, когда он появлялся на сцене. «Совратители» справедливо изгнаны из колонии. Поведение совращенных должны рассмотреть их конгрегации. В случае если виновные не признают ошибок, то в качестве меры наказания «их, пожалуй, лучше сажать в тюрьму или штрафовать и т. д., чем высылать, так как, весьма вероятно, другие церкви не захотят их принять» (У, I, 284).

________

19. Слова the great desorder general переведены нами, как «большое всеобщее недовольство», поскольку по имеющемуся материалу трудно предположить «беспорядки» — в современном понимании.

[222]

Джеймс Кендалл Хозмер объяснял поведение Коттона борением в нем убеждения, что следует строго карать таких людей, как Андерхилл, и сострадания к обманутым и обманувшимся (У, I, 284, сноска 1). Во-первых, о самом поведении. Это было новое предательство тех, кто шел с Коттоном или за Коттоном прежде. Более того, любую оговорку любого человека при желании можно было представить теперь как замаскированную «ересь». Во-вторых, о каком сострадании может идти речь, когда священник призывал к принудительному покаянию, к административным и судебным наказаниям за церковные «заблуждения»? Почему тюрьма — наказание меньшее, чем изгнание? Дело было не во внутреннем борении, происходившем в сознании Коттона, даже не в его стремлении для удовольствия и на пользу олигархии сыграть роль кающегося грешника и громовержца над головами «еретиков». Во всяком случае не тем, что его сердце было проникнуто сочувствием» (там же) к людям, которых обрекали на изгнание, беспокойством за их неприкаянные без церкви души.

Добровольный уход или изгнание из колонии создавали на ее рубежах оппозиционные сообщества. Со времени антиномийского кризиса в Лондон поступило много жалоб на произвол массачусетских властей, в первую очередь от тех, кто мог миновать установленный контроль за почтой. Это были ушедшие или высланные из колонии. Сидящий в тюрьме не мог жаловаться. Находящемуся под надзором это сделать было очень трудно. Вот где ключ к «состраданию» и «сочувствию» Коттона. Не случайно вслед за изложением проповеди Коттона Уинтроп отводит несколько страниц «Журнала» (редчайший случай) именно рассказу о вреде, который исходит от новых колоний, где осели слуги «недремлющего дьявола», создавшие собственные церкви, вводившие новые порядки, доносившие в Англию о притеснении колонистов в Массачусетсе (У, I, 284—290).

Было о чем задуматься Уинтропу и его соратникам. В Провиденсе, например, постановили, что «никто не может вмешиваться в дела совести». Вскоре после Нового года произошло землетрясение, которое расценили как признак божеского гнева. А вскоре пришло известие: в Коннектикуте 14 января 1639 года приняты «Основные уставы». Коннектикут полностью отделялся от Массачусетса и создавал собственный магистрат. «Уставы» предусматривали, что «выборы будут осуществляться всеми, кто становится фрименом, а также теми, кто приносит присягу на верность и допускается на территорию колонии в качестве поселенца (inhabitant) решением большинства жителей поселка, где они жи-

[223]

вут...» 20. Тут нет ни слова о принадлежности к церкви. Конечно, учитывая религиозную нетерпимость тогдашних пуритан, можно быть уверенным, что коннектикутцы осуществляли религиозный отбор, допуская новичков в свои поселки. Тем не менее «Уставы» — детище Гукера — ликвидировали правовую основу теократии: связь гражданских и политических прав с членством в церкви 21.

В конце января 1639 года Уинтроп записал: «В Веймауте с согласия магистрата и священников собралась церковная конгрегация... Эта церковь была образована ранее, как и церковь Линна, но конгрегация не собиралась и не могла найти и удержать у себя священников... Жители Веймаута пригласили к себе некоего м-ра Ленталла, намереваясь сделать его своим священником. Этот человек, однако, несмотря на хорошие отзывы, полученные о нем из Англии, по приезде сюда охотно проникся некоторыми из мнений миссис Хатчинсон... и противился совместным собраниям наших церквей, как это практикуется у пас — по взаимному согласию. Он был вызван для совещания с м-ром Коттоном; но вместе с другими он стоял па том, что только крещение — дверь в церковь; простые люди охотно разделяли его мнения, а некоторые даже пытались создать церковь, в которую допускались бы все крещеные без каких-либо других требований... Но члены магистрата, узнав обо всех этих беспорядках и кознях, сочли необходимым вовремя пресечь их, а потому вызвали м-ра Ленталла и главарей этой фракции на ближайшее собрание в марте; предварительно м-р Ленталл беседовал с некоторыми членами магистрата и священниками и, так как он убедился в своих заблуждениях... открыто и добровольно отказался от своих ошибочных взглядов... Он представил свое отречение, собственноручно составленное в письменном виде, для открытого собрания. Поэтому ему разрешили появиться на собрании, а тем временем его обязали сделать такое же отречение перед собранием горожан Веймаута. Учтя все это, собрание не стало прибегать к штрафу и т. д., хотя некоторые сильно настаивали на этом» (У, I, 292-293).

_________

20. Foundations, vol. I, p. 352—353.

21. В американской историографии «Уставы» нередко называют первой записанной конституцией на территории США (см. также: Самойло А. С. Указ. соч., с. 131). О специфических чертах в экономическом развитии раннего Коннектикута см.: Bissell L. A. From one Generation to Another.— The William and Mary Quarterly, 1974, Jan., vol. XXXI, N 1, p. 79—110.

[224]

Вызывает сомнение добровольность отречения, достигнутого за закрытыми дверями, написанного и подписанного, с последующим принудительным покаянием под угрозой «штрафа и т. д.» Однако продолжим цитирование: «На том же собрании некто Смит был приговорен к штрафу в 20 фунтов стерлингов как главный зачинщик этого дела, некто Сильвер был лишен гражданских прав,

[225]

а некто Бриттон, который порицал ответ, посланный м-ру Бернарду на его книгу, где он ополчается против нашего церковного ковенанта и некоторых наших священников, а также поддерживал м-ра Ленталла, был публично выпорот, поскольку он не имел достаточного состояния для выплаты штрафа» (У, I, 293). Кроме вмешательства магистрата в церковную область, документ обнаруживает его вполне определенные социальные симпатии и антипатии, а также живучесть антиномии.

Как ни усердствовала олигархия в стремлении сохранить за собой не только всю полноту верховной власти, но также и контроль над всеми проявлениями общественной жизни, ей это удавалось с трудом. Нужно было держать в узде депутатов собрания. Ускользала постепенно из рук монополия на судопроизводство. 3 марта 1639 года сделали еще одну уступку. К поселкам перешло местное налогообложение. Однако право устанавливать налоги получили только фримены, а выплачивать их обязаны были все жители поселков. Поэтому фримены получили дополнительное право «накладывать арест на имущество тех, кто отказывается платить указанные налоги, с санкции суда или губернатора» 22. В чем-то уступая, олигархия была неизменно тверда, защищая привилегированную часть поселенцев.

В марте 1639 г. в Кембридже колонист Дей открыл первую типографскую мастерскую и опубликовал присягу фримена (У, I, 293). Нам неизвестно, что побудило его избрать для издания именно этот документ. Но, вспомнив текст присяги, согласно которой фримены обязывались быть верными и преданными местному правительству, можно усмотреть в случившемся определенный симптом. Другим симптомом подобного рода можно считать проведение в мае парада вооруженных сил колонии в составе двух полков: тысяча солдат, «хорошо вооруженных и обученных». Наиболее для нас примечательное, однако, состоит в том, что «один полк вел губернатор, который являлся генералом всех сил, а второй — его заместитель, который был полковником» (У, I, 299—300). Эти симптомы предвещали события, происшедшие 22 мая 1639 года (У, I, 302—305).

«Состоялось перевыборное собрание, во время которого произошло небольшое солнечное затмение»,— начинал Уинтроп свой рассказ. Но волновало его иное: «М-р Уинтроп вновь избран губернатором, хотя некоторые священники, а также другие пытались сместить его. Не потому что они были недовольны им, так

_________

22. Foundations, vol. I, p. 416.

[226]

как все они любят и уважают его, а потому что они боялись, как бы его новое избрание не послужило к установлению института пожизненных губернаторов, что некоторые пропагандировали как институт, наиболее любимый Богом и практикуемый во всех благоустроенных государствах». Почти неизбежный путь теократической олигархии!

«Ни губернатор, ни кто-либо другой не собирались осуществлять этого»,— продолжал Уинтроп. Может быть. Но условия существовавшего режима служили питательной средой для появления идеи об установлении пожизненной самодержавной власти, стабилизирующей этот режим. Законодательное оформление идеи зависело от разных обстоятельств: личных амбиций, способностей претендента осуществлять такую власть, политической выгоды и целесообразности перемен для определенных общественных групп, политических традиций и убеждений, силы оппозиции и пр.

Дальнейший рассказ Уинтропа проливает яркий свет на сложившуюся обстановку: «...ни губернатор, ни кто-либо другой не собирались осуществлять этого, тем не менее возникли подозрения, которые возросли по двум причинам. Первая причина заключалась в том, что губернатор и другие члены магистрата, учитывая недостачу ассистентов, считали целесообразным предложить трех кандидатов, среди которых был м-р Даунинг, свояк губернатора, но члены собрания решили, что это усилит партию магистрата, а потому, хотя Даунинг был известен как весьма способный человек и сделавший много добра стране за истекшие 10 лет 23 народ не хотел избирать его. Вторая причина их подозрений заключалась в том, что собрание, учитывая большой рост числа депутатов — из-за появления все новых поселений,— сочло необходимым — для пользы собрания и страны — сократить число депутатов от каждого города до двух. Некоторые боялись, что члены магистрата стараются таким образом усилить свои позиции, ослабив позиции депутатов и сосредоточив всю власть в своих руках; люди во многих городах были недовольны своими депутатами за уступку в данном вопросе. Поэтому на следующей сессии было предложено восстановить прежнее число депутатов; и делались заявления о том, что нововведение являлось посягательством на права депутатов; после долгих дебатов, во время которых были приведены доводы в пользу уменьшения числа депутатов и в доказательство того, что дело заключается

_______

23. Имеется в виду помощь из Англии. Даунинг прибыл в колонию незадолго до описываемого события.

[227]

не в численности депутатов, а в их деятельности, некоторые депутаты, прибывшие с намерением отменить новый порядок, силой доводов были убеждены в его правильности; таким образом, когда дело дошло до голосования, было утверждено предложение о двух депутатах. Однако на следующий день фримены Роксбэри прислали петицию, настаивая на восстановлении старого порядка... К этой петиции приложили руку и некоторые священники (образованные и благочестивые люди)...».

Уинтроп следующим образом комментировал факт подачи петиции: «Законность такого поступка весьма сомнительна: если народ избрал людей своими правителями и законодателями и связал себя присягой подчиняться им, то теперь объединяться вместе, будучи в меньшинстве, для составления петиции с целью отменить принятое решение, которое не противоречит Божескому закону, означает сопротивляться предначертаниям Бога; люди, уполномочившие на составление законов других людей, не имеют власти вводить или изменять законы, они должны подчиняться».

Уинтроп продолжал рассказ: «На том же собрании появилась еще одна причина для подозрений народа в отношении замыслов членов магистрата, а именно: один из священников, присутствуя на собрании с прихожанами своей церкви, во время подготовки к голосованию высказал мнение, что власть губернатора должна быть пожизненной, прибавив в обоснование, что такова практика лучших государств Европы, а тем более практика Израиля, определенная собственным велением Бога. Против этого с большим жаром возражали некоторые другие священники, и народ понял это не как теоретический диспут, а как заговор с целью осуществить подобный замысел, что дало повод депутатам на следующей сессии этого собрания предложить закон: «Учитывая, что наш суверенный господин король Карл I своим патентом установил в качестве правителей губернатора, его заместителя и ассистентов, то никто из избранных пожизненно членом Постоянного совета не может стать членом магистрата, если он не избран на ежегодных выборах на один из указанных выше постов, установленных патентом...». Губернатор попросил время подумать, прежде чем поставить предложение на голосование... Члены магистрата, посовещавшись, выдвинули другое предложение: «...определенное число членов магистрата должно избираться в качестве пожизненных советников». Противники этого предложения возражали, говоря, что нами был образован новый орган управления, не предусмотренный нашим патентом... Приняли решение, что ни один

[228]

из советников не будет иметь власти члена магистрата и не будет действовать в качестве члена магистрата, если он не избран таковым на ежегодном собрании — в соответствии с патентом. Это решение было утверждено голосованием. Члены Совета уступили желанию депутатов, потому что это касалось их лично и потому что они считали более целесообразным устранить подозрения из голов народа, чем сохранять власть и достоинство, ставившие их над всеми; до этого собрания член Совета, а именно Эндикотт, действовал в качестве члена магистрата, не будучи избранным таковым на ежегодном собрании, и с этим до сих пор соглашались как священники, так и весь народ».

Уиптроп с сожалением констатировал, что новый статут Постоянного совета был установлен в такой форме, что выглядел скорее не как обдуманная законодательная мера, а как «отмена без видимой причины» закона, который, по мнению Уинтропа, «был введен по обдуманной рекомендации священников и действовал два или три года, не доставляя никаких неудобств».

Мы процитировали большой отрывок, кроме прочего, еще и потому, что американские историки, насколько мы можем судить, довольно глухо говорят о случившемся 22 мая 1639 года 24.  Не встретили мы цитируемого отрывка и в известных нам публикациях документов. Однако вряд ли можно найти более яркое отражение борьбы внутри Общего собрания, более яркие образцы маневрирования боровшихся сторон, примеры политической аргументации (патент, «веление Бога»). И разве не чрезвычайно важно выявить попытку установления единоличной пожизненной власти, условия, в которых она была предпринята?

Попытка была настолько очевидной, что вызвала оппозицию не только «демократической» части собрания, но и большинства священников. Именно их оппозиция придала собранию ту силу, которая оказалась достаточной, чтобы остановить олигархию в ее стремлении увековечить свою власть несменяемостью губернатора.

Священники были за олигархию, но олигархию теократическую, которая при сильном магистрате тем не менее оставляла бы им значительную долю в управлении делами колонии, что обеспечивало священникам их привилегированное положение, материальное и общественное. Их духовные аргументы потеряли бы значительную часть своей действенности на членов маги-

_________

24. См., например: Osgood Н. L. Op. cit., vol. I, p. 180.

[229]

страта, если бы за этими доводами не стояла возможность сменить губернатора и ассистентов.

«Демократическая» часть собрания терпела олигархию, которая поддерживала и охраняла «аристократизм» этой части собрания, но опасалась очутиться полностью во власти магистрата и почти наверняка лишиться возможности влиять на судьбы страны. Так магистрат оказался изолированным и получил отпор, в результате чего утратил свое прежнее значение один из рычагов его власти — Постоянный совет.

Кроме чисто политического был еще один стимул, придававший собранию дополнительную энергию. За рассыпающимися иллюзорными замками «города на холме» фримены все яснее различали, как олигархия использовала свою власть для удовлетворения честолюбия составлявших ее людей, для удовлетворения их корыстных интересов, для узурпации новых привилегий. Например, в таком жизненно важном вопросе, как распределение земли. Для фрименов не осталась незамеченной описанная выше прогулка Уинтропа и Дадли, в результате которой губернатор л его заместитель значительно расширили свои и без того обширные владения. Специальный комитет по наделению землей, созданный в 1639 году, зарегистрировал 23 пожалования, средняя величина которых составляла 360 акров. Такие участки, как правило, не выдавались рядовым фрименам. Из других распределенных участков самые большие, как всегда, оказались у «аристократов», в первую очередь у главных представителей олигархии: 3200 акров у Айзека Джонсона, столько же у Сэлтонстолла, по 3 тысячи — у Уинтропа и его жены, 2 тысячи — у Ноэлла 25.

Чтобы понять, как олигархия использовала свое положение для расширения собственных экономических выгод, следует рассказать, почему неожиданно огромный участок земли получила жена Уинтропа (его сын уже владел землей).

Когда фримены съехались на майское перевыборное собрание, Уинтроп пожаловался на то, что, исполняя обязанности губернатора, он запустил свои хозяйственные дела. Управляющий одного из принадлежавших ему владений перерасходовал много денег, чем нанес ему большой материальный ущерб. Заявление Уинтропа было понято как намек. Священники (!) предложили организовать сбор средств на покрытие убытков. Кроме того, собранию было предложено выделить губернатору в качестве компенсации участок земли. Как видно, в тех условиях и при на-

__________

25. Chandler А. N. Op. cil., р. 99.

[230]

личии у Уинтропа и без того больших земельных владений вновь награждать его землей, да еще в возмещение его личных убытков, представлялось неудобным. Тогда и пришла мысль наделить землей жену губернатора (У, II, 3—4).

Автор труда, откуда мы взяли приведенные цифры, писал: «К этому времени ближайшие запросы на землю ведущих деятелей колонии были удовлетворены, а удовлетворение запросов остальных колонистов было передано в руки «собственников» различных поселков, которым собрание жаловало землю»  26. Чтобы «собственники», они же фримены, имели возможность получить от собрания землю для ее дальнейшего распределения, они должны были сохранить собрание как орган, способный влиять на магистрат, что было бы непомерно затруднено при пожизненном губернаторе.

После майского Общего собрания 1639 г. олигархия сочла разумным умерить пыл в деле формального закрепления своего господства, удовлетворяясь и без того почти неограниченной властью.

3 апреля старый враг Массачусетса Горджес получил патент на территорию, лежавшую к северу от Нью-Гэмпшира, между реками Пискатака и Пенобскот 27. Во времена Совета Новой Англии эта территория именовалась Нью-Сомерсетширом, а теперь получила название «Мэн». Там было осповапо несколько небольших поселений, положивших начало новой колонии 28.

Не успели в Массачусетсе как следует оценить создавшуюся ситуацию, как пришла весть об образовании самостоятельного правления в Ныо-Хейвене. 4 июня 1639 г. там были приняты «Основные статьи» 29, определявшие статут еще одной новой колонии 30. К некоторому утешению массачусетских теократов, ее лидеры (Теофилус Итон, Джон Дэвенпорт и др.), преодолев сопротивление немалой части ньюхейвенцев, добились внесения статьи, которая обусловливала гражданские права членством в церкви.

__________

26. Chandler А. N. Op. cit., р. 98—99. Автор использует термин «promoters» вместо принятого другими «proprietors». Вывод и цифровые данные Чэндлер заимствовал у Эглестоиа (Egleston М. Op. cit., р. 24).

27. Select Charters, p. 65—67.

28. В период с 1652 по 1658 г. она постепенно была поглощена Массачусетсом. Штатом США стала в 1820 г.

29. Foundations, vol. I, p. 367—370; см. также: Select Charters, p. 71—72; Tyler L. G. Op. cit., p. 263.

30. В 1664 г. Нью-Хейвен вошел в состав Коннектикута.

[231]

Тем временем Массачусетс захватила горячка предпринимательства.

В конце лета, чтобы привлечь в колонию богатого лондонского купца Мориса Томсона, магистрат предоставил ему право основать на мысе Энн рыболовецкую факторию и освободил па семь лет от всех налогов и прочих обязательств (У, I, 310). Но в Массачусетсе были уже свои оборотистые рыбаки и рыботорговцы. Они воспротивились присутствию привилегированного конкурента. Поэтому губернатор оправдывался, заверив, что льготы купцу были предоставлены «не для того, чтобы стимулировать чужаков заниматься у нас рыбной ловлей», а чтобы активизировать деятельность своих рыбаков (предоставив англичанину льготы и монополию?) и склонить Томсона поселиться в колонии (чтобы пополнить ряды «аристократов?»).

В начале сентября возникло дело учителя кембриджского колледжа Натаниэла Итона (брата Теофилуса Итона). Он очень жестоко обращался с учениками и плохо кормил их. Его судили, приговорили к штрафу и запретили преподавать. Он бежал из колонии. Тогда выяснилось, что учитель не только был нечист на руку, ведя дела колледжа, но и под всякими предлогами занимал у колонистов деньги. За ним остался долг в 1 тыс. ф. ст.! Он пускал деньги в оборот, участвуя в коммерческих операциях своего брата (У, I, 310—315).

Прошел месяц, и возникло новое дело (У, I, 315—316). В то время из-за спекуляций местных купцов сильно поднялись цепы на ввозимые в колонию товары, что «вызвало большое недовольство в. стране». В магистрат поступали многочисленные жалобы. Особое возмущение вызывала алчность купца Роберта Кейна, державшего лавку и склад товаров в Бостоне. Дело дошло до Общего собрания. Мошенника приговорили к штрафу в 200 ф. ст. Члены магистрата настаивали на снижении штрафа до 100 ф. ст. Собрание не уступало. В конце концов договорились взять с него 100 ф. ст. и передать дело для окончательного решения следующему собранию.

Уинтроп комментировал: «С помощью такого компромисса членам магистрата и депутатам удалось прийти к соглашению, без чего вряд ли бы его достигли, а тогда возникло бы много осложнений, к тому же обвиняемый избежал осуждения. Так как в стране громко возмущались гнетом спекуляции, то некоторые священники и члены магистрата выразили свое отвращение к постыдной деятельности этого человека, которая была тем более предосудительна, потому что он — богач, а продает товары

[232]

дороже, чем большинство других купцов; он занимался этим еще в Англии, и все это очень сильно восстановило против него депутатов».

Следствие показало, что у Кейна вообще немало прегрешений против пуританской морали 31. Но как продолжал Уинтроп: «Несмотря па все это, большинство членов магистрата, хотя они и усматривали во всех этих обстоятельствах улики, дающие повод для наказания, они старались быть умеренными в осуждении: 1. Потому что нет действующего закона, который ограничивал бы или направлял человека в достижении выгоды при его торговой или предпринимательской деятельности. 2. Потому что во всех странах существует общепринятая практика получения выгоды от увеличения цен на товары. 3. Потому что, хотя мы очень старались предотвратить спекуляцию, не он один совершает подобное. 4. Потому что все люди в стране, продавая скот, зерно, свой труд и т. д., также повинны во вздувании цен. 5. Потому что нельзя найти определенного правила для установления эквивалентных норм купли и продажи, хотя на это тратилось много труда и вводились различные законы, которые, после опыта, отменялись как негодные и не приносящие спокойствия. Наконец, и особенно, потому что закон Бога не указал иного наказания, кроме двойного возмещения, а в некоторых случаях если виновный искренне признается в вине и приносит возмещение, то с него должна взыскиваться половина того, что причитается». Вызванный после собрания в церковь Кейн «со слезами» покаялся в своих прегрешениях. Магистр снизил штраф до 50 ф. ст.

Сам Кейн вспоминал: «Дай людям волю, они бы подняли штраф до 1000 фунтов стерлингов; штраф в 50 фунтов казался им недостаточным без добавления к нему телесного наказания...» 32.

Итак, магистрат отказался от попыток, вынужденных и продиктованных идеями «пуританской Утопии», ограничить свободу конкуренции. Как и ранее в противоположном случае, на выручку пришел «закон Бога», который выражал теперь становившуюся более очевидной, чем ранее, буржуазную сущность массачусетского общества. С укреплением на американской земле и с ростом своего богатства и влияния члены магистрата были теперь кровно заинтересованы в коммерческой и предпринимательской деятельности, в выгодах, от нее получаемых, которые не отде-

_______

31. Wall R. Е., Jr. Op. Cit., p. 51—55.

32. Цит. по: Bailyn В. Op. cit, p. 42.

[233]

лимы от больших или меньших спекулятивных сделок. Не последнюю роль в «деле Кейна» играли личные и корпоративные связи. Роберт был свойственником заместителя губернатора Дадли и других членов магистрата, а также пастора Вильсона 33.

Американские историки, насколько нам дано судить, довольно подробно освещают «дело Кейна», но не связывают его с приведенным выше отрывком из «Журнала» Уинтропа. Опи главным образом поглощены связью «дела Кейна» с пуританской моралью. Поэтому почти всегда приводится проповедь Коттона, прочитанная им собранию, на котором судили Кейна. Эта проповедь нередко рассматривается как выражение заботы лидеров колонии о благе «всего общества», как образец пуританской «коммерческой этики» (У, I, 318, примечание издателя) 34.

Коттон говорил, осудив различные способы вздувания цен, спекуляцию и ростовщичество: «1. Человек не должен продавать выше установившихся цен, т. е. цен, которые являются обычными для данного времени и места и которые назначил бы тот, кто, зная истинную цену товара, стал бы продавать его... 2. Если человек несет убытки по собственному неумению, он не должен возмещать их за счет других. 3. Если эти убытки вызваны бурей или другими стихийными бедствиями, то это — потеря, вызванная Божественным провидением, и человек не должен предназначенное ему наказание перекладывать на других; иначе человек может подумать, что он в состоянии бороться против Божественного провидения; если же существует просто нехватка товаров, то цены повышать можно, так как в этом случае рука Бога обращена на товары, а не на человека. 4. Человек не должен запрашивать цену выше ее продажной цепы...» (У, I, 317—318).

С точки зрения коммерческой буржуазной практики рекомендации Коттона не выдерживают никакой критики. Да и с этической точки зрения это — душеспасительная демагогия. Отказавшись от какого-либо законодательного регулирования цен, подавно было невозможно устранить спекуляцию и конкуренцию «коммерческой этикой», где гибель товаров соседа, «наказанного Богом», создает «просто нехватку товаров» для его соперника, которому в связи с этим «цены повышать можно». Ответом на пропо-

______

33. По вопросу о семейных связях массачусетских «аристократов» см.: Wall R. Е., Jr. Op. cit., p. 31—32, 52—53.

34. См. также: Bailyn В. Op. cit., p. 43.

[234]

ведь Коттона — с позиций деловой коммерции — может служить завещание виновника происшествия.

До самой смерти Роберт Кейн считал себя, несмотря на собственные публичные покаяния, несправедливо обиженным. Поэтому в завещании он счел нужным, кроме прочего, привести аргументы в свое оправдание. Развивая один из них, купец писал, имея в виду главного обвинителя по его делу: «Да тот самый джентльмен, с тех пор как он сделался торговцем и дельцом, кажется, утратил ту совестливость, которую имел, когда был покупателем, и сейчас он не столь скрупулезен, добиваясь выгоды...» 35.

Все же Коттон распинался не совсем втуне. Его проповедь уводила дело из области уголовной в область этическую, смиряя тех, кто, «дай им волю», как писал Кейн, мог и прибить его, во всяком случае о радостью бы наблюдал «телесное наказание». Смирять же было необходимо. Возмущение дороговизной волновало народ, оно нашло отклик в собрании, а также в конгрегации, где раздавались требования отлучить Кейна от церкви. Здесь Коттон прямо встал на защиту «заблудшей овцы». Произнесенная им речь не делала чести прославленному проповеднику. То было жалкое жонглирование библейскими текстами и неубедительными похвалами Кейну как человеку гостеприимному и покладистому прихожанину (У, I, 318).

Олигархия заботилась не о благе «всего общества». Она заботилась о политических и экономических интересах «аристократии», которая в лице Кейна обирала колонистов, а в лице Коттона и Уинтропа защищала порядок, при котором кейны могли действовать почти безнаказанно. Почти — та грань, где приходилось сдерживать «руку Бога», разрешавшую поднимать цены, чтобы «большое недовольство в стране» спекуляциями купцов не вылилось в новую антиномию.

Богатый купец, наживавшийся на нужде колонистов, нашел защитников в магистрате и среди священников, отделался легким наказанием и продолжал свои спекуляции. Приблизительно в то же время два сервента, проступки которых суд даже не счел нужным регистрировать, были осуждены на рабство 36. Двух хозяев, которые досрочно отпустили на волю своих сервентов, подвергли штрафу 37. Иначе говоря, социальные различия были неотъемлемым критерием для вынесения судебного решения.

_______

35. The Puritan Tradition in America, p. 178—179.

36. Morris R. B. Government and Labor in Early America, p. 348—347.

37. Hilkey Ch. J. Op. cit., p. 135—136.

[235]

Автор, сообщивший последний из приведенных фактов, утверждал, что в Массачусетсе «сервент был защищен против жестокого обращения». В подтверждение он приводил три примера (1638 и 1640 гг.): двух хозяев оштрафовали за жестокое обращение с их сервентами, а одного хозяина за то же лишили его сервента 38. Автор не подумал о том, каких пределов должна была достичь жестокость, чтобы вызвать у хозяев, составлявших суд магистрата, сурово каравший любую провинность сервентов, необходимость возбудить дело против таких же хозяев, как они сами. В этом отношении представляет исключительный интерес суд над Мармадюком Перси из Сейлема (У, I, 319—320).

«Тщательное расследование давало основания для обвинения в убийстве». Жертвой Перси был юный сервент, имени которого Уинтроп, как обычно, не называет. Суд не мог решить вопроса, предавать ли хозяина казни или нет, а потому постановил отложить дело до следующего заседания. Пока же несколько ассистентов и губернатор взяли обвиняемого на поруки. Во время повторного суда были даны свидетельские показания, «которые вели к оправданию Перси». Все судьи, кроме двух, решили снять с него обвинение. В конце концов это решение, при двух воздержавшихся, было утверждено. Уинтроп пояснял: «Мальчик плохо содержался, хозяин беспричинно его наказывал и плохо кормил. Потом мальчик получил удар по голове, который проломил ему череп, как показало вскрытие после его смерти. Два обстоятельства вызывали сомнение: первое — мальчик перед смертью заявил, что хозяин нанес ему рану мерилом 39  и палкой от метлы (он заявлял об этих фактах в разное время); второе — мальчик сообщил и другое: будто его рана — результат падения с древесного сука; других свидетельств не было».

Добавим, что слова мальчика о падении с дерева суду сообщили те, кто брал обвиняемого на поруки и кто голосовал за его оправдание. Даже если предположить, что мальчик оговорил хозяина из мести и хозяин не заслужил наказания за предумышленное или случайное убийство, то хозяина все же следовало наказать за доказанное жестокое обращение с сервентом, да еще ребенком. Он был оправдан. Автор, который утверждал, что «сервент был защищен против жестокого обращения», не приводит этого примера.

____

38. Hilkey Ch. J. Op. cit., p. 135—136.

39. Деревянная или железная палка, применявшаяся для измерения и отметок (raeteyard), наподобие нашего «аршина» или «метра».

[236]

Перси судили в сентябре, а в ноябре начались заседания очередного Общего собрания. «На Общем собрании (At the general court)...»,— начинал о нем рассказ Уинтроп. Далее шла речь о желании двух поселков Нью-Гэмпшира отдать себя под власть массачусетского магистрата. Уинтроп продолжал: «На этом собрании (At this court) возник спор между губернатором и казначеем». Разбиралось дело о конфискации на одном из кораблей у некоего Гиббинса 500 ф. ст. Казначей магистрата Беллингхэм задавал капитану корабля вопросы. Уинтроп прервал казначея, заявив, что тот повторяется. Беллингхэм возражал, сославшись на то, что в суде губернатор не располагает преимущественными правами. Уинтроп упорствовал. Ассистенты поддержали губернатора, но рекомендовали Беллингхэму, если он желает, апеллировать к Общему собранию, «так как депутаты не присутствовали на заседании, ожидая, когда дело будет закончено». Уинтроп обиделся на ассистентов, которые «без должного порицания» приняли «такой общественный афронт» своему руководителю. Он пожаловался собранию, но оно отнеслось к происшедшему так, «будто никакого нарушения общественных норм не произошло» (У, I, 321—322).

Читатель, вероятно, обратил внимание на некоторую неясность. Уинтроп начинал рассказ об Общем собрании. Потом, хотя он и писал at this court, речь явно шла о суде магистрата (суд магистрата ведь тоже именовался court, court о! assistants), что подтверждается специально упомянутым отсутствием депутатов. Увы, подобная неясность обнаруживается в источнике неоднократно. Уинтроп знал, о чем писал, а потому не очень заботился о точном определении. Кроме того, судебные функции магистрата, который являлся главным, а долгое время и единственным судом колонии, и Общего собрания, которое с 1635 г. стало играть роль Верховного суда, то сливались, то разграничивались. Иногда, как это было в период антиномийского кризиса, Общее собрание становилось судом как бы спонтанно. Вероятно, четкости не было в самой юридической практике колонии того времени. С одной стороны, потому что институты еще формировались, а с другой,— потому что олигархию устраивала существовавшая нечеткость, давая ей и ее вождю большую свободу действий. Недаром так долго лидеры колонии оттягивали составление свода местных законов.

Продолжали оттягивать: «Народ уже давно желал иметь свод законов и считал, что находится из-за его отсутствия в условиях, не обеспечивавших его безопасность, тем более при наличии чрез-

[237]

мерной власти в распоряжении магистрата... Наконец, дело было поручено м-ру Коттону и м-ру Натаниэлу Уорду, и каждый из них составил свой образец, представленный данному собранию, которое передало их па рассмотрение губернатору, его заместителю и некоторым другим, чтобы они за три месяца, до следующего собрания, окончательно подготовили документ. Два важных соображения побудили большинство членов магистрата и некоторых священников не очень спешить с этим делом» (У , I, 323). Соображения эти Уинтроп сформулировал следующим образом: 1. Непонимание народом того, что законы создаются не сразу, а по необходимости, от случая к случаю, становясь обычаем и постепенно закрепляясь. 2. Непонимание народом того, что свод местных законов неизбежно придет в столкновение с предписаниями хартии, которая обязывает не издавать законов, противоречащих английским.

Не нужно быть очень проницательным, чтобы видеть желание магистрата издавать законы по своему усмотрению, от случая к случаю изменяя их; чтобы видеть в ссылке на английские законы уловку тех, кто негласно с самого начала действовал так, будто хартия и английские законы их не касаются, кто пресекал всякую апелляцию к посредничеству или суду метрополии, кто сомневался в правомерности присутствия на территории колонии английского флага. Так это и увидели, вероятно, члены собрания. Поэтому избранный комитет, «чтобы удовлетворить народ», внес некоторые изменения в представленные проекты свода законов и разослал их в 12 главных населенных пунктов колонии, предлагая высказать свои предложения. После этого олигархия затянула дело еще на два года.

События, рассказанные в данной главе, дают представление об основной линии развития общественной жизни колонии. Сейчас обратимся к тем событиям, которые тогда могли казаться незначительными и периферийными, но на деле отражали формирование новых тенденций на той же линии развития. Одна из этих тенденций — появление трений в отношениях между магистратом и священниками. Другая — некоторые изменения в отношениях между Массачусетсом и появившимися у него соседями.

4 декабря 1639 г. Общее собрание по инициативе магистрата приняло решение ограничить время церковных церемоний. Оно призвало церковные власти сообщать членам магистрата или депутатам о том, как часто и как долго предполагается проводить те или иные религиозные сходки.

Обстановка для принятия этих мер казалась самой подходя-

[238]

щей. «К этому времени произошли большие изменения в бостонской церкви» (У, I, 324). Она не только смирилась с поражением во время антиномийского кризиса, но и стала проявлять, как отмечал Уинтроп, явное расположение к членам магистрата и лично к губернатору, которому она преподнесла денежный подарок в 200 ф. ст. (I).

Повод для принятого решения был тоже очень разумный. Церковные собрания, проповеди и т. п. отнимали у прихожан очень много времени. Порой они длились до ночи, а то и всю ночь, мешая хозяйственным работам, выполнению общественных обязанностей и пр., особенно если учесть, что многим колонистам приходилось добираться до церкви издалека, по бездорожью, через леса и болота.

Тем не менее «это решение было встречено враждебно большей частью священников и церквей...» (У, I, 325—326). Приехавшие в Бостон священники выразили магистрату протест, аргументируя его неправомочностью гражданских властей вмешиваться в церковные дела. Члены магистрата, не ожидавшие такого дружного и решительного отпора, оправдывались, убеждая, что решение, вызвавшее протест, являлось всего-навсего безобидным предложением, а не посягательством на права церкви. «Такое объяснение намерений собрания в достаточной мере удовлетворило священников, а члены магистрата, придя к выводу, что подобное предложение вряд ли будет хорошо встречено и что если настаивать на нем, то это может привести к разрыву отношений или по крайней мере к осложнениям (так как священники имеют большую власть над сердцем народа, за которым требуется уход,— иначе народ разорвет свои оковы, располагая чрезмерной свободой, используя которую кое-кто, пресытившись ею, сумел зайти уже очень далеко, провоцируя мятежи и возбуждая опасные и беспочвенные подозрения в отношении членов магистрата и т. д., что мудростью и заботой священников удавалось парировать; и действительно, сам народ, в основном благодаря воздействию церквей, понимал это и был умерен, а потому его легко было вести по пути, указываемому Священным писанием или здравым смыслом). Бее взвесив, члены магистрата, а также съехавшиеся тогда депутаты сочли ненужным вступать со священниками в спор или дискуссию относительно числа проповедей или длительности церковных собраний...» (У, I, 326—327).

Священники со своей стороны приняли, но только в качестве рекомендации, предложение, чтобы собрания конгрегаций заканчивались в такое время, когда люди, живущие от церкви на рас-

[239]

стоянии 1—2 миль, могли бы добираться до дома еще засветло. При этом священников еще раз заверили, что никто не собирался и не собирается покушаться на их права. Но священникам этого показалось мало. Они потребовали, чтобы прежнее решение было изъято из протоколов Общего собрания. Сохраняя лицо, магистрат ответил, что этот вопрос должно решить само собрание, однако обещал пока не подшивать документ в регистрационную книгу.

Как мы видели, Уинтроп собственной рукой сорвал покров пуританской теологической фразеологии с той роли, которую играла массачусетская церковь в механизме управления колонией, показал силу ее влияния, которое использовалось для подчинения народных масс и с которым приходилось считаться магистрату и Общему собранию, выявил по сути дела теократический характер государственной власти, несмотря на правление олигархии, представляемой после антиномии главным образом магистратом.

Примечательно, что Уинтроп записал цитируемые слова в момент, когда в механизме управления обнаружились некоторые неполадки. Они дали о себе знать при обсуждении на Общем собрании вопроса о пожизненных полномочиях губернатора, а теперь — при попытке магистрата и депутатов освободить колонистов от непроизводительной траты времени на бесконечных церковных собраниях.

Неполадки заключались в отсутствии прежней согласованности действий магистрата и священников. Последним (это признавал Уинтроп) принадлежала львиная доля заслуг в замирении недовольных, в поддержании существовавшего режима. Вместе с магистратом священники создавали власть аристократической теократии, возглавляемой магистратом. Ради поддержания этой власти они наделили его в дни антиномийского кризиса правом на частичное административное вмешательство в церковные дела, создав условия для воцарения олигархии, как они считали, теократической олигархии. Так оно и было. Но равновесие нарушилось.

Магистрат являлся ядром олигархии, осуществлял непосредственное управление страной, а теперь стал легальным защитником церкви и религиозных «истин»: защитником церкви — в какой-то мере уже унифицированной, а «истин» — в значительной мере ортодоксальных. В этих условиях магистрату или даже одному губернатору было нетрудно, вольно или невольно, встать па путь самостоятельного определения, что составляет интересы государства, какую роль должна играть в нем церковь, что является «истиной». Иначе говоря, олигархия, не переставая быть по духу

[240]

своему теократической, начала проявлять в лице магистрата и его главы тенденцию к дальнейшей централизации власти, нарушая тем существовавшее уже давно положение, при котором, формально не участвуя в управлении страной, церковь в определенных виде и форме разделяла власть над нею с гражданскими административными и законодательными органами управления.

В силу своей заинтересованности, общественного авторитета и традиции священники считали себя непременными, независимыми и равноправными соучастниками власти и не собирались мириться с новым положением. Попытка навязать стране пожизненного губернатора, что в значительной степени освобождало бы его от необходимости считаться с мнением священников, рассматривалась ими, во всяком случае большинством, как неприемлемая и противоречащая «слову Бога» узурпация их прав. Такой же узурпацией представала для них попытка магистрата и депутатов регулировать продолжительность церковных собраний.

В обоих случаях явной оппозиции светской власти священники как политическая сила опирались не только на свой авторитет и привилегию толковать Священное писание, но также и на демократические основы построения конгрегационалистской церкви, которые были дороги их пастве. Вспомним, что в свое время магистрат, борясь с антиномией, нашел опору в Общем собрании, которое, при всей условности этого термина по отношению к нему, было также учреждением с демократической основой. Иначе говоря, элементы демократии были присущи массачусетскому обществу в том виде, в каком демократия складывалась в существовавших условиях: при бесправии сервентов, при правовых ограничениях для основной массы колонистов, при несомненных привилегиях фрименов, а особенно местной «аристократии», при явной теократии и даже попытке установить единоличную власть.

Рассмотрев одну из указанных новых линий в общественном развитии Массачусетса, обратимся к другой, которая вскрыла отсутствовавшие ранее черты во взаимоотношениях между Массачусетсом и появившимися у него соседями.

Эта линия чуть проступила во время Пекотской войны. Как мы помним, поселенцы Коннектикута фактически отделились от Массачусетса. Кончилась война, и те же коннектикутцы предложили поселенцам всех колоний Новой Англии, включая Новый Плимут, подумать о создании конфедерации (У, I, 231—232). Главная предполагаемая цель — совместные действия против индейцев. Но даже для этой цели требовались по крайней мере лояльные отношения между различными колониями. Так как имен-

[241]

но разногласия между поселенцами положили начало этим колониям, а угроза нападения индейцев после Пекотской войны отпала, то идея коннектикутцев не получила развития. Более того, новые колонии законодательно утвердили свою самостоятельность. Но именно самостоятельность, защищавшая церковные и политические взгляды, а также институты отколовшихся поселенцев, создавала условия для появления зародыша идеи их единства (У, I, 301, 320—321). Гражданская война в Англии и осложнение отношений с Новыми Нидерландами, а также наступление на индейские земли подтолкнули к первой попытке частичного воплощения этой идеи. Б 1643 г. колонии Новой Англии заключили договор о создании конфедерации. Связывавшие узы не были прочными, но они не оборвались окончательно даже после распада конфедерации в 1685 г.

Б нашу задачу не входит детальное изучение этого явления, получившего настоящее развитие далеко за избранными нами пределами исследования. Скажем только, что, кроме внешних обстоятельств, стимулами к установлению определенных связей между колониями Новой Англии служили общее национальное происхождение, доминирующее влияние пуританского конгрегационализма (это не мешало жестоко преследовать «отступников», в частности появившихся тогда квакеров), но главным образом — развитие буржуазных отношений, требовавшее экономических контактов, торгового обмена, особенно в условиях изоляции от Англии в годы гражданской войны.

Люди, иммигрировавшие в Массачусетс, были не просто пуританами, но пуританами постольку, поскольку они являлись носителями буржуазных отношений, которые с самого начала воссоздавались в Америке на основе европейского опыта и получили там дальнейшее развитие.

Антиномия ускорила исход из колонии многих поселенцев. Ушли не только религиозные «отступники» и претенденты на лучшие земельные участки, но в значительной мере и те, кто составлял главную силу антиномии — купеческая оппозиция магистрату. Наличие незанятой земли и большая свобода хозяйственной и политической инициативы создавали условия для ускоренного рождения деловых людей, подобных Теофилусу Итону, Хейнсу и Коддингтону. Так буржуазные отношения распространялись вширь и развивались на новых местах.

Торговля, предпринимательская деятельность были имманентной частью этих отношений и включали в свою орбиту всякого, кому удавалось перешагнуть пределы семейного потребительского

[242]

хозяйства, таким образом расширяя сферу экономических связей укрепляя их. Иначе говоря, появлялась тенденция, еще микроскопическая, к созданию в конечном счете национального рынка. Тенденция эта, едва возникнув, была подавлена колониальной политикой метрополии после реставрации. Но для нас важно отметить, что такая тенденция, пусть в зачаточной форме, возникла на очень раннем этапе развития капитализма в колониях Новой Англии.

[243]

Цитируется по изд.: Слезкин Л.Ю. У истоков американской истории. Массачусетс, Мэрилен. 1630-1642. М., 1980, с. 213-243.