Духовенство в Российской империи
В последние 15 лет история РПЦ и духовенства стала изучаться намного интенсивнее, чем в советское время. Число опубликованных работ перевалило за сотню; защищено более трех десятков диссертаций 90. Причем в основной своей массе исследования выполнены на региональных материалах — и это очень ценно. Религиозная жизнь в огромной империи, отдельные части которой обладали существенной автономией, обусловленной слабостью административной, транспортной и информационной структуры, своеобразием местных условий и слабым контролем со стороны центра, имела большую региональную специфику. Законы и указы приходили в провинцию (и особенно в отдаленные части империи) позже, воплощались в жизнь с некоторым опозданием и отклонениями. Региональные исследования создали насыщенную деталями картину развития церкви, духовенства и приходской жизни в различных по своим характеристикам епархиях.
В результате оказалось: выводы советской историографии пересмотрены или подверглись ревизии, а выводы дореволюционной и зарубежной историографии, а также выводы, сделанные в моей «Социальной истории...» 1-го издания, подтвердились или уточнились. В то же время в региональных исследованиях затронуты вопросы, которые прежде не ставились и не рассматривались, благодаря чему сделаны новые интересные наблюдения. Большим вниманием, как и прежде, пользовались государственная сословная политика, развитие законодательства по сословным вопросам, формы привлечения духовенства к выполнению государственных задач. Однако интерес сместился в другое исследовательское поле: повседневная жизнь прихода, материальное положение духовенства, его взаимоотношения с населением и органами церковной и государственной власти, выполнение им своих обязанностей, духовно-нравственное состояние, девиантное поведение, восприятие своего положения, священническое служение, социальная мобильность, отношение населения к вере и храму, — благодаря чему реальное положение белого духовенства и состояние веры получили отражение на материалах отдельных епархий.
Региональные исследования создают возможность и вводят в соблазн сравнения — это, безусловно, благо. В то же время появилась методологическая трудность — как объяснить противоречия в выводах, касающиеся отдельных епархий, и в выводах, основанных на общероссийских и региональных материалах. Например, в одних епархиях приходская жизнь проходила достаточно самодеятельно и свободно, в других — при большом давлении коронных и епархиальных властей; в одних регионах уровень жизни духовенства очень низок, в других — более или менее удовлетворителен и т. п. По общероссийским данным благосостояние духовенства повышалось, а в некоторых епархиях — понижалось. Общероссийское законодательство вводит новые нормы, регулирующие приходскую жизнь, права и обязанности духовенства, а в конкретной епархии они никак не проявляются. Вариативность в процессах и явлениях церковной жизни не отменяет наличия общероссийских тенденций и закономерностей, и, наоборот, тенденции и закономерности не отменяют вариативности их регионального воплощения. Расположенные на территории 101 губернии и области (в границах империи по состоянию на начало 1917 г.) 67 епархий РПЦ должны были и на самом деле отличались друг от друга по качеству и интенсивности церковной жизни.
Я уже не говорю о десятках тысяч православных приходов. «Условия существования и функционирования приходов не только в одной отдельно взятой епархии, но и нередко в границах одного уезда настолько существенно различались, что любые средние показатели, встречающиеся как в официальных изданиях высших церковных инстанций, так и в некоторых исследованиях, не отражают специфики реальной жизни на местах и могут привести к неверным выводам и обобщениям», — справедливо констатирует исследователь приходской жизни Егорьевского уезда Рязанской епархии 91. Можно предложить следующий выход из этой апории. Общероссийские данные являются результирующими, но, разумеется, не как «средняя температура по больнице», а как отражение вариантов, чаще всего встречающихся в реальной действительности и создающих тенденцию или закономерность. Исследовательская задача принципиальной важности состоит в том, чтобы определить общее и особенное в жизни отдельных епархий
и объяснить происхождение и источники своеобразия. Речь, таким образом, идет о том, что обнаруженные региональные особенности не отменяют выявленные другими исследователями общероссийские тенденции, а обнаруживают многообразность религиозной жизни.
В настоящем параграфе меня интересуют лишь некоторые проблемы социальной истории духовенства — формирование сословия, положение, структура и функции белого духовенства, социальная мобильность, взаимодействие с паствой.
Становление духовного сословия представляет большой интерес: оно наглядно демонстрирует, что в России XVIII века процесс образования сословий происходил объективным ходом событий, волей и коллективными усилиями самих социальных групп, не только при поддержке, но иногда и вопреки намерениям высшей власти. Сословные права ограничивали власть самодержавия, так как ставили положение сословий на твердые юридические основания, поэтому за права приходилось бороться.
Духовенство разделялось на черное, или монашествующее, и белое, или приходское. Среди русского духовенства на долю монахов приходилось около 10 % всего духовенства, но они занимали командные позиции в РПЦ. Черное духовенство представляло собой особую прослойку внутри духовенства, которое, не будучи наследственным, не было и не могло быть сословием92. Поэтому мое внимание будет сосредоточено на приходском духовенстве.
В XVI—XVII веках клир церкви, состоявший из священнослужителей (священника и дьякона) и церковнослужителей, или причетников (дьячка, пономаря), избирался прихожанами. Выбор священнослужителей утверждался епископами после проверки квалификации кандидатов, от которых требовалось знание грамоты, Библии и церковной службы, а также обладание голосом и соответствующими сану моральными качествами, прежде всего трезвостью и скромностью поведения. Требования были сравнительно невелики, поэтому справиться с ними мог практически любой верующий грамотный человек. Благодаря этому состав духовенства теоретически мог постоянно обновляться за счет притока людей из других слоев населения. И обновление действительно имело место, но его степень не следует преувеличивать. Мы не располагаем статистическими данными о социальном происхождении новых клириков, но факты говорят о том, что к концу XVII века замкнутость духовенства достигла значительных размеров и намного превышала замкнутость других профессионально-социальных групп. Что способствовало этому?
Вступить в ряды духовенства для людей из крестьянства и посадских было непросто из-за крайне слабого распространения грамотности — в конце XVII века грамотных насчитывалось не более 3 % от общей численности населения. Дворянство же, в среде которого имелось наибольшее число грамотных людей, не стремилось к переходу в духовенство. Знание обрядов, священных книг и церковной службы из-за небольшого числа духовных школ приобреталось в большинстве случаев практическим путем. Ясно, что и здесь дети клириков имели несравненно больше возможностей овладеть необходимыми навыками сравнительно с посадскими и крестьянами. Во второй половине XVII века в связи с расколом РПЦ, вызванным реформами патриарха Никона, а также из-за опасения, что в состав духовенства проникнут раскольники, требования к кандидатам стали повышаться. Духовные власти при утверждении кандидатов отдавали явное предпочтение детям духовенства. Церковный собор 1667 г. прямо осудил архиереев за поставление в священники и дьяконы людей, не принадлежавших к духовному званию. Светские власти хотя прямо не запрещали, но негативно относились к переходу крестьян и посадских в духовенство из-за нежелания терять налогоплательщиков.
Приходские общины при выборах кандидатов отдавали предпочтение представителям духовенства. Причина простая: прихожане, связанные круговой порукой в несении налогов и повинностей, не желали выбирать духовных лиц из своей среды, поскольку за человека, переходящего в состав духовенства из крестьян и посадских, налоги должна была платить его податная община. В силу этого население привыкло видеть в семьях духовенства как бы прирожденных кандидатов на церковные должности. Разумеется, прихожане имели возможность выбирать кандидатов не только из духовенства, проживавшего на территории их общины.
Однако в случае приглашения кандидата со стороны возникала проблема с его обустройством на новом месте — новый священник должен был купить дом и землю, что не всем было под силу. Кроме того, неизбежно возникали бы трения с духовенством, проживавшим на территории общины, которому она отказала в доверии. Практические соображения заставляли приходскую общину чаще всего обращаться с предложениями к своему духовенству и только в редких случаях искать кандидатов на стороне. Так, будущий патриарх Никон и будущий вождь раскольников XVII века протопоп Аввакум в молодости были изгнаны своими прихожанами с церковных кафедр вместе со своими семьями за слишком ревностное исполнение своих обязанностей и за непосильные требования к благочестию. Новые священники пришли со стороны.
Численность духовенства во многих епархиях превосходила спрос на его услуги со стороны населения. При этом в его среде существовал предельно высокий естественный прирост ввиду обязательного и раннего вступления в брак и строгого запрещения любых способов ограничения рождаемости. Поэтому духовные лица принимали все возможные меры, чтобы закрепиться на одном месте. В частности, при занятии церковного места они заключали с общиной договор, в котором оговаривалось их право на потомственное владение домом, прицерковной землей и церковным доходом, т. е. фактически право на наследование церковной кафедры. Нередко священники покупали у приходских общин церковные места, которые благодаря этому закреплялись за определенной семьей и становились как бы ее собственностью. Так мало-помалу вместе с профессиональной наследственностью развивался обычай наследования церковных мест. Наследственное владение церковным местом шло вразрез с каноническими требованиями православия, поэтому церковные власти долго боролись с этим, но жизненные обстоятельства оказывались чаще всего сильнее и заставляли церковные власти смотреть на нарушение закона сквозь пальцы, а в конце концов и примириться с этим 93.
Таким образом, уже к концу XVII века приходское духовенство приобрело такой важный признак сословия, как наследственность социального статуса и профессии. Но это не было еще закреплено в законе, а существовало как факт и как норма обычного права. В течение XVIII века духовенство приобрело другие признаки сословия, добилось их юридического оформления и благодаря этому окончательно превратилось в сословие 94. Подчеркну: первоначально это никак не входило в намерения правительства, потому что сословные права защищали духовенство от коронной администрации, а самодержавие в течение XVIII века опасалось духовенства, так как видело в нем скрытую оппозицию проводившимся реформам по вестернизации страны. Только под давлением объективных обстоятельств и церкви оно уступило и рядом указов юридически оформило стихийно проходивший процесс превращения духовенства в сословие. Последнее до того замкнулось для представителей других социальных групп, а церковная служба настолько сделалась его исключительной привилегией, что постороннему человеку весьма трудно было попасть даже на место церковного сторожа 95. Решающую роль в этом сыграли четыре реформы: 1) ограничение доступа и свободного выхода из состава духовенства; 2) стеснение права выбора прихожанами клира; 3) требование иметь специальное духовное образование для поступления на духовную службу; 4) узаконение практики наследственности церковных должностей 96.
Дворянство считало ниже своего достоинства поступать на церковную службу в качестве приходского священника, тем более на должность церковнослужителя. Посвящение в клирики из крестьян и посадских, еще практиковавшееся в первой половине XVIII века, постепенно стало официально ограничиваться светскими властями. В 1774 г. доступ в духовенство из податных сословий был окончательно запрещен Синодом по настоянию Сената. В результате состав духовенства унифицировался. Если в 1730-е годы на долю представителей светских лиц по происхождению приходилось около 4 % всех клириков, то в 1760-е годы — до 2, а в 1780— 1790-е годы — всего 0,8 %97. Одновременно свободный выход из духовенства был запрещен, каждый клирик прикреплялся к своей штатной должности и приходу. В 1760-е годы духовенство было освобождено от многих повинностей и обязанностей перед государством и должно было служить только алтарю.
С начала XVIII века выборы клира прихожанами стали ограничиваться и в конце этого столетия окончательно вышли из практики, что было законодательно закреплено в 1797 г. Синодом, который воспользовался императорским указом, запрещавшим подачу коллективных челобитных, и запретил коллективные прошения прихожан о назначении им священника как противоречащие императорскому указу 98. После смерти священников на церковные кафедры стали назначаться епископом наследники из числа его детей. Обычно место переходило к старшему сыну, которого отец заблаговременно готовил в свои наследники и который состоял при нем в качестве викария, дьякона или причетника. Если не было сыновей, то место переходило в наследство по женской линии и доставалось мужьям дочерей. Если дочери были малолетними, то по выбору семейства наследников назначался викарий, который исправлял должность до замужества дочери священника. Ликвидация выборов заставила детей духовенства получать профессиональное образование, без которого стало невозможно получить место, и до некоторой степени ослабила зависимость духовенства от приходской общины.
Н. А. Мухортова высказала интересное предположение: отмена выборов священника прихожанами при сохранении обязанности содержать причт имела негативные последствия: «Светская и духовная власти, отбирая у общины права, оставляли ей выполнение обязанностей, ранее тесно связанных с этими правами.
<...> Разрушение цепочки права— обязанности вело к разрушению живых связей между прихожанами и их церковью, в результате чего прихожане утрачивали чувство хозяина храма, сопричастности к его судьбе. Сама жизнь общины стала более формализованной и обюрокраченной» 99. Выскажу контрсоображение. Духовенство и без отмены выборов находилось в унизительной, как ему казалось, зависимости от прихожан, которые могли, как утверждает сама Мухортова, бойкотировать и выжить клирика из прихода в случае возникновения серьезного конфликта между ними. Назначение клирика на кафедру архиереем давало клирику хоть какую-то автономию от общины, что являлось немаловажным для надлежащего исполнения им своих обязанностей. Священнослужители в огромном большинстве получали образование в семинарии и находились на несравненно более высоком уровне интеллектуального и морального развития, чем прихожане и особенно крестьяне. Последние по причине почти поголовной неграмотности (элементарной грамотой владели около 9 % крестьян обоего пола в середине XIX века и 32 % в 1917 г.100) и стойких языческих предрассудков воспринимали священнослужителя как исполнителя треб, т. е., по сути, как колдуна. Как заметила Т. Г. Леонтьева, «в сознании простого человека Церковь и колдун — просто разные департаменты, что подтверждается тем, что в обрядовых суевериях и ритуальной атрибутике некие роли выполнял и священник» 101. Это мнение подтверждается и другими исследователями. «Рефлексируя о роли проповеди, — пишет А. В. Прокофьев, — духовенство констатировало крайне низкую степень просвещения пасомых ими крестьян в области православного вероучения. Сельское духовенство на протяжении десятилетий являло собой не столько сословие пастырей, столько профессионально образованных требоисполнителей, не всегда отдающих себе отчет в понимании пасомыми смысла и содержания самих обрядов»102. Крестьяне, не мыслившие жизни без священника, нередко желали видеть в нем зависящего от них работника 103. Чтобы священник не стал таким наемным работником, не потакал языческим пережиткам паствы под страхом потерять место, его должны были назначать высшие церковные власти, так как это давало ему легитимность, авторитет и хоть некоторую независимость. Кроме того, замена выбора назначением улучшила кадровый состав белого духовенства, поскольку благодаря этому умер обычай предлагать место малограмотному претенденту на кафедру по предварительному сговору с крестьянами-прихожанами 104. Кстати, у католиков священник также назначается.
Подлинно духовная составляющая в отношениях духовенства и прихожан» практически сошла на нет не в XIX веке, в связи с возраставшей бюрократизацией всех сторон приходской жизни и церковного управления, как думают Н. А. Мухортова, Н. В. Белова и некоторые другие. Я сомневаюсь, что она вообще существовала когда-нибудь, если иметь в виду массы, а не отдельные личности. «Для большинства крестьян вера была частью культуры, быта, обычаем. Крестьяне, уходя в города, расставаясь с привычной обстановкой своей жизни, расставались вместе с тем и с верой, которая для них ассоциировалась только с привычными формами традиции и образами приходского храма» 105. Духовность в отношениях духовенства и прихожан зависела не столько от условий жизни и среды, сколько от личности и профессионализма священника и от духовного развития верующего. Не случайно крестьяне, по-настоящему увлеченные религией, нередко тянулись к староверам и сектантам, где часто наблюдался заражающий религиозный экстаз и фанатизм. Специальное духовное образование помогало священнослужителям овладеть профессиональными компетенциями, необходимыми для установления духовного контакта с прихожанами и успешного на них воздействия. Поэтому о нем всегда заботились православные иерархи. Истоки профессионального духовного образования в России уходят в XVII в., когда были созданы духовные школы при домах епископов, а в 1687 г. — первая духовная академия. Однако только в XVIII веке духовное образование получило широкое развитие.
В 1720-е годы появились первые семинарии в России, в 1808 г. их стало 36 — по числу епархий. Число студентов в семинариях к 1766 г. достигло 4,7 тыс., к 1808 г. — 29 тыс. В начале XVIII века семинарии и другие духовные учебные заведения были открытыми для всех, но со второй половины XVIII века доступ в них представителей других сословий был затруднен, и к концу этого столетия они стали практически закрытыми, что продолжалось до конца XIX века. В 1720— 1740-е годы в духовных учебных заведениях училось около 29 % детей, не принадлежавших духовенству, в 1880 г. — всего 8 %106. Это привело к тому, что специальное духовное образование, которое обязательно требовалось от священнослужителей начиная с 1722 г.107, стало достоянием почти исключительно духовенства. Таким образом, замкнутость духовно-учебных заведений чрезвычайно способствовала превращению духовенства в сословие.
В течение XVIII века духовенство приобрело особые права, которые были закреплены в законодательстве. В 1719 г. оно было освобождено от прямого налога, в 1724— 1725 годы — от рекрутской повинности, в 1801 г. священнослужители были избавлены от телесных наказаний. С 1722 г. только Синод в качестве специального церковного суда разбирал все гражданские дела между духовными лицами и уголовные преступления, кроме самых тяжких. Последние, так же как и гражданские дела между духовными и светскими лицами, начиная с 1735 г. разбирались в светских судах при обязательном присутствии особых депутатов от духовенства. В 1823 г. эти депутаты получили право голоса наравне с прочими судьями. Все эти права, можно сказать, были вырваны духовенством, прежде всего Синодом и иерархами, у верховной власти. Духовенство не поднимало восстаний, но настойчиво просило, требовало, пользовалось любой благоприятной возможностью, личными связями с императорами, чтобы добиться прав, повысить свой социальный статус и законодательно его закрепить. Правительство в течение всего XVIII века считалось с Синодом и шло на уступки, понимая, какую огромную опасность может представлять духовенство в случае его враждебного отношения к существующему режиму. В конце XVIII века влиятельные духовные лица, пользуясь благосклонным отношением Павла I к церкви, добились того, что верховная власть стала отмечать духовенство особыми наградами и отличиями (крест на цепи для ношения на шее, особый головной убор и т. п.), что, учитывая специальную одежду духовенства, сообщало ему специфические внешние признаки 108.
Параллельно с приобретением духовенством специальных прав развивались сословный менталитет и сословная честь. Биограф епископа Тихона Задонского (1724— 1783) рассказал показательный эпизод из жизни своего героя. Лишившись мужа, сельского дьячка, его мать бедствовала и решила отдать мальчика богатому бездетному ямщику, который хотел его усыновить и завещать ему свое имущество. Старший брат Тихона, служивший дьячком, встал на колени перед матерью и сказал: «Куда Вы ведете брата? Ведь ямщику отдадите, то ямщик он и будет, а я не хочу, чтоб брат ямщиком был. Я лучше с сумою по миру пойду, а брата не отдам ямщику. Постараемся обучить его грамоте, тогда он может в какой церкви в дьячки или пономари определиться»109. Духовенство смотрело на себя как на пастырей и учителей, от которых зависело спасение людей; оно считало себя привилегированным сословием претендовало на социальный статус, равный дворянскому. «Балансируя на грани взгляда свысока на крестьянский мир, не всегда адекватно воспринимая его сигналы и чаяния, духовенство с обидой и непониманием реагировало на упреки образованных и привилегированных слоев русского общества, оказываясь как бы между двух огней. <...> Сочетание фатализма, стоицизма и смирения причудливо переплеталось с чувством гордости за свое сословие и ощущением морального и нравственного превосходства над остальными элементами общества, обеспеченного самим фактом своего рождения в духовной среде. Поэтому для батюшек сословность духовенства оставалась вовсе не упрёком, а достоинством. Направленная исключительно внутрь сословия, сословная рефлексия обращалась вовне по вопросам, связанным со своими нуждами и чаяниями, воспринимая себя как основание и центр общественного устройства»110.
Претензия на привилегированность и благородство высказана в Наказе депутату в Комиссию для сочинения Уложения от Синода в 1767 г. и в протесте Синода 1769 г. против проекта о правах среднего рода людей, в котором законодатели объединили духовенство в одно сословие с купцами и ремесленниками 111.
Духовенство требовало законодательного оформления своих сословных прав и предложило верховной власти утвердить иерархию духовных чинов наподобие иерархии военных чинов, в которой архиепископ приравнивался генерал-аншефу (II класс в Табели о рангах), епископ — генерал-поручику (III класс), настоятель монастыря — генерал-майору (IV класс), священник — поручику (XII класс), дьякон и монах — прапорщику (XIV класс), церковнослужитель (дьячок, пономарь и т. п.) — сержанту. Поскольку любой офицерский чин давал потомственное дворянство, духовенство претендовало на дворянство для монахов и священнослужителей. Требования духовенства, по крайней мере священнослужителей, были в значительной степени удовлетворены, так как по своим правам к началу XIX века они сравнялись с личными дворянами в большом и малом, например духовенство получило право ездить в каретах и могло награждаться орденами 112.
Представители белого духовенства, получив орден за свою пастырскую службу, становились потомственными дворянами, не оставляя духовное сословие. Например, С. Зернов (1817— 1886), сын дьякона Меленковского уезда Владимирской губернии, после окончания Московской духовной академии в 1846 г. принял священство, через 30 лет службы в качестве протоиерея одного из московских соборов был награжден орденом Св. Владимира за активную благотворительную деятельность и по ордену приобрел потомственное дворянство113. Подобные случаи не были единичными.
Сословные черты у духовенства развились настолько глубоко, что в первой половине XIX века любой русский легко обнаруживал в человеке духовное лицо по речи, манерам, внешности, даже если оно было в гражданском платье или полностью раздетым114. Это было легко сделать, потому что, как писал один современник, все воспитание, включая духовные учебные заведения, прививает духовенству «особый взгляд на мир, на жизнь, на светское общество, приучает к особому роду мышления, к особому слогу, к особым внешним приемам»115. В среде духовенства сложились своеобразный взгляд на мир, особый менталитет, специфическая культура, отличная как от европеизированной дворянской, так и от народной крестьянской культуры. «Сельских батюшек, сызмальства привыкших к тяжелому труду, выросших в архаико-инициационных условиях семинарий, женившихся исходя из материальных возможностей семьи невесты, тянувших лямку крестьянского труда, понукаемых пасомыми крестьянами и презираемых дворянством отличала смесь фатализма и стоицизма.
<...> Духовенство воспринимало себя как основание государственной системы ценностей, в качестве средства их поддержания в умах, считая, что оно залог стабильности и единства государства, гордилось своим происхождением, своим сословием, династической историей, местом в государстве и осознанием своего предназначения и миссии. Неразрывная связь духовного и светского, государственного и церковного была характерной составляющей мировоззрения духовного сословия, бравшего на себя обязательство по формированию гражданской позиции у своей паствы»116.
Согласно традиционному взгляду, сложившемуся в историографии, духовенство после петровских реформ, упразднения патриаршества и учреждения Синода в 1721 г. не имело своей корпоративной организации и самоуправления, ее церковная администрация являлась интегральной частью коронной администрации, а сама церковь — одним из государственных институтов, составной частью самодержавного государственного строя 117. Однако в действительности РПЦ являлась таким институтом, который существовал как бы параллельно государственным институтам и пользовался значительной автономией. Церковь являлась если не государством в государстве, как это было до XVIII века, то по крайней мере субобществом в большом обществе. Она имела такую административную и судебную организацию, которая позволяла духовенству иметь свое особое управление с большой самостоятельностью, хотя высший орган церковного управления — Святейший Правительствующий Синод — считался и в значительной мере являлся государственным учреждением, а само управление церковью с конца XVIII века строилось на бюрократических принципах. Добавим, что внутренними сословными делами духовенства управляли почти исключительно духовные лица, частью выбираемые, частью назначаемые. Все это дает основание для парадоксального на первый взгляд заключения, что в рамках всей государственной системы духовенство как сословие пользовалось самоуправлением.
В самом деле, управление церковью осуществлялось Синодом и духовными консисториями. Синод располагал исполнительной властью, хотя и не имел законодательной инициативы. Его состав со временем изменялся, но с начала XIX века и до 1917 г. он включал до 10 архиереев — представителей черного духовенства, а также духовника императора и главного священника армии и флота — представителей белого духовенства. Одни члены Синода были постоянными присутствующими по положению, например митрополит С.-Петербургский, духовник императора и главный священник армии и флота, другие — временными, так как участвовали в заседаниях Синода один-два года по очереди. Во главе духовных консисторий стояли архиереи. Они назначались Синодом и утверждались императором. Архиерей осуществлял управление и суд в епархии вместе с духовной консисторией, члены которой избирались архиереем из черного и белого духовенства, и с помощью благочинных — старших священников, которые назначались архиереем и утверждались консисторией. Белое духовенство было представлено в составе консисторий значительно лучше, чем в составе Синода: в 1756 г. консистории состояли на 38 % из приходских священников, а в 1860-е гг. — уже на 79 % 118. Если работу Синода контролировал обер-прокурор Синода, назначаемый императором из светских лиц, то духовные консистории и благочинные осуществляли управление вполне самостоятельно, поскольку надзор обер-прокурора носил поверхностный характер. Монастыри управлялись самими монахами. В результате духовенство имело реальное, достаточно независимое от государства сословное самоуправление, хотя оно и не основывалось на демократических выборах его органов снизу, со стороны рядовых монахов, священников и причетников, и осуществлялось под опекой государства и на бюрократических, точнее на полу-бюрократических принципах, поскольку некоторые должности были выборными.
Таким образом, духовенство к концу XVIII века, почти одновременно с дворянством, превратилось во второе свободное сословие, поскольку стало обладать всеми признаками сословия. Но два признака — участие в сословно-представительном учреждении и наличие корпоративной организации — в российских условиях приняли иную форму, чем это было в западноевропейских странах. Духовенство имело специфическое самоуправление и своеобразное сословное представительство при верховной власти через высший орган церковного управления — Синод, а при местной коронной власти — через духовные консистории.
Необходимо особенно подчеркнуть, что приобретение сословных прав помогло белому духовенству избавиться от частновладельческого крепостничества архиереев, которые потеряли свои владельческие права над ним в 1764 г. Именно борьба за личное достоинство и свободу служила побудительным мотивом стремления духовенства стать сословием. Известный историк Русской церкви А. В. Карташев заметил: «Самозамыкание в сословную касту в духовенстве начиная с XVII века диктовалось правильным инстинктом самосохранения, хотя бы и в крайней нищете, но в духовном достоинстве свободных “белых” людей, а не кабальных и не рабов» 119. В первой половине XIX века сословные признаки духовенства еще более развились, и оно стало самым сословным из всех сословий 120. Необходимо подчеркнуть, что превращение духовенства в сословие произошло в противоречии с церковно-канонической точкой зрения, согласно которой духовные лица как избираемые на служение церкви не могут составлять сословие.
Духовенство имело высокое сравнительно с другими сословиями образование. По уровню грамотности духовенство не уступало дворянству, ибо каждое духовное лицо, как каждый чиновник или офицер, находившееся на службе, должно владеть грамотой. В 1857 г. средний уровень грамотности среди дворян старше 9 лет равнялся 77 %, а среди духовенства — 72 %, в 1897 г. — соответственно 86 и 89 %121. Но по уровню образования духовенство превосходило дворянство, так как значительное число священнослужителей училось в семинариях и академиях, где получало среднее или высшее профессиональное образование: в 1835 г. специальное образование имели 43 % священников, в 1904 г. — 64 % 122. Общие данные об уровне образования дворянского и духовного сословий мы имеем только на 1897 г.: среди дворянства лиц, учившихся в высших и средних учебных заведениях, насчитывалось 33,5 %, а среди духовенства — 58,5 % 123.
Поскольку уровень образования духовенства в 1860 и 1890 гг. был примерно одинаков, можно с большой вероятностью предположить, что и в середине XIX века духовенство превосходило дворянство по уровню образования. Это подтверждается следующими данными: в 1850-е годы среди высшей бюрократии России (члены Государственного совета, сенаторы, губернаторы и т. п.) насчитывали 61 % людей с высшим и средним образованием, а среди священников — 83 % 124.
Высшая страта белого духовенства — священники — приближалась по своим юридическим правам к личному дворянству, которое получали чиновники, имевшие чины XII—XIV классов, или обер-офицеры. Но в отношении дохода от службы они сильно различались 125. Со второй половины XVIII века различие в доходах стало уменьшаться, и в 1860-е годы доходы обер-офицеров, чиновников низших рангов и священников стали примерно равными. Однако если офицеры и чиновники получали гарантированное жалованье от государства и пенсию после службы, то духовенство получало основной доход непосредственно от паствы за исполнение обрядов — венчания, отпевания и т. п. Этот доход был отнюдь не гарантированным и связанным с большими унижениями для духовенства. Поэтому главное требование клириков к моменту начала церковных реформ в 1860-е годов состояло в том, чтобы получать жалованье. Таким образом, в течение XVIII— первой половины XIX века белое духовенство по образованию превосходило дворянство, а по уровню дохода уступало даже младшим чиновникам и офицерам (подробнее см. в гл. 11 «Уровень жизни» наст. изд.).
Дворянство считало, что духовенство находилось на несравненно более низкой ступени социальной лестницы, и относилось к нему снисходительно, если не с презрением, так же, впрочем, как потомственные дворяне относились к личным. «Клирики были вытеснены на обочину общественных процессов, а сельские священники и вовсе воспринимались (привилегированными и образованными слоями общества. — Б. М.) скорее как часть крестьянского мира»126. Однако и находящиеся на социальной лестнице ниже духовенства крестьяне и городские обыватели часто разделяли эти негативные чувства. «Духовенство, особенно белое, потеряло уважение и любовь чуть не во всех сословиях, — констатировал в начале 1860-х годов известный духовный автор, профессор С.-Петербургской Духовной академии Д. И. Ростиславов (1809— 1877). — Отдельных из него лиц любят и уважают, но целое сословие находится в презрении». В числе причин этого Ростиславов указал на далекую от идеала жизнь духовенства, его кастовость, существование духовной цензуры, но главным образом на деятельность противников официальной церкви — раскольников, пользовавшихся большим уважением среди простого народа, и интеллигенции, имевшей авторитет среди привилегированных классов. Раскольники считали духовенство изменником истинного древнего православия, а интеллигенция — врагом просвещения, противником прогресса и стеснителем ума 127. Однако оценка Ростиславова касалась преимущественно образованного общества и сделана была в 1860-е годы, когда готовилась церковная реформа и страсти накалились настолько, что объективности в суждениях ожидать не приходилось. В советской историографии степень негативизма многократно преувеличивалась по идеологическим соображениям: многим историкам хотелось доказать, что крестьяне не испытывали подобающего пиетета к духовенству. Исследования последних лет выявили амбивалентность в отношении населения к православному духовенству. Кроме того, одни авторы говорят о доверии и уважении, другие — о презрении и неблагодарности со стороны паствы. Общие условия жизни духовенства были в большинстве случаев не столь благоприятными, как ему того хотелось, но статус священника в значительной степени зависел от его личности и его деятельности 128. Отсюда каждый приход был счастлив и несчастлив по-своему 129.
Наверное, духовенство не устраивало ни традиционалистов, ни западников потому, что оно придерживалось своеобразных культурных стандартов, которые сложились под влиянием в значительной степени европеизированного семинарского образования и православной системы ценностей. Социальный статус, субкультура и экономическое положение духовенства также были своеобразными — не благородное, но и не подлое, не европейски ориентированное, но и не замкнутое на допетровские идеалы, не богатое, но и не бедное 130. Противоречивость, пограничность, промежуточность положения духовенства в социальном, культурном и экономическом отношениях превратили его в маргинальное сословие.
Мне кажется, что в случае с духовенством мы сталкиваемся с типичным случаем пограничного, или маргинального, положения в обществе культурного и социального гибрида, которым все недовольны и которому все ставится в вину — и далекая от идеала жизнь, и замкнутость, и свирепость цензуры. Однако ни маргинальность, ни ярко выраженная сословность духовенства не являются достаточным объяснением отрицательного к нему отношения, по крайней мере, со стороны простого народа, ибо они проявлялись и в более раннее время 131. Возможно, многовековая борьба православного духовенства с язычеством, наследие которого прочно сохранялось в сознании народа до начала XIX века, служила до некоторой степени причиной трудных взаимоотношений духовенства и народа. Во всяком случае, в некоторых западноевропейских странах, например Франции, священники не пользовались уважением крестьянства, которое считало, что, если у тебя умный сын, сделай из него каменщика, а если придурок — отправляй в попы 132.
Общественное мнение середины XIX века (и в более позднее время также) полагало, что духовенство плохо справлялось со своими социальными функциями: по мнению церковных властей, оно неудовлетворительно исполняло свою роль пастырей, учителей и религиозных проповедников, а по мнению светских властей, — роль стражей общественного порядка 133. Современные исследователи в большинстве соглашаются с такими оценками. Освободив духовенство от налогов и повинностей, коронные власти надеялись, что оно посвятит себя исключительно пастырским занятиям. Но этого не произошло: не обеспеченное материально (в соответствии со своими потребностями), оно было вынуждено много усилий направлять на добывание средств к жизни, причем даже не в смысле времени, а в смысле постоянной озабоченности и напряженности. В особенности это касалось сельского духовенства — львиной доли всего сословия. «Основными занятиями духовенства были богослужение, требоисполнение и делопроизводство, оставлявшие на собственно хозяйственные заботы мало времени. Но обеспечение приемлемого уровня жизни требовало от сельских священников недюжинной хозяйственной смекалки и полного напряжения всех сил» 134. В результате материальные вопросы превалировали над нравственными, а житейская нужда порождала раболепство и угодничество перед богатыми прихожанами. Так «священник превратился в попа»135. Да и функций, помимо пасторских, стало больше.
Коронные власти возложили на духовенство тяжелую обязанность учета актов гражданского состояния и выдачи метрических свидетельств, духовные власти — учета посещения исповеди и причастия и контроля за деятельностью старообрядцев и сектантов. Важной функцией было оглашение и интерпретация правительственных указов и манифестов. В первой половине XIX века власти более активно стали привлекать духовенство к делам начального образования и здравоохранения в деревне. Приходских священников обязали оказывать медицинскую помощь крестьянами, пропагандировать санитарные знания и участвовать в борьбе с эпидемиями и массовыми болезнями 136. С этой целью в программу обучения в семинарии была включена медицина. Сельские священники даже устанавливали диагноз смерти, когда документально ее фиксировали. Приходское духовенство участвовало в антиалкогольном движении, в культурно-просветительской и миссионерской деятельности 137. Вследствие перегруженности бюрократическими обязанностями служение все больше напоминало государственную службу — тяжелую работу без души и энтузиазма 138. Впрочем, не все с такой оценкой согласны. По мнению А. В. Скутнева, приходское духовенство в целом справлялось с возложенными на него функциями, хотя церковь как социальный институт находилась в состоянии кризиса. Позитивно оценивает деятельность сельских священников А. Н. Розов 139.
По-разному оценивается и морально-нравственный облик духовенства. Большинство исследователей склоняется к мысли, что он был противоречивым и неоднозначным. «Поступки духовенства постоянно были на виду, поэтому какие-то отклонения в поведении духовного лица — пьянство, участие в азартных играх, грубость — сразу же получали осуждение прихожан. А по поступкам отдельных лиц судили и о духовном сословии в целом. Хотя среди священнослужителей и встречались лица, ведущие соответствующий своему званию образ жизни, но даже самые уважаемые из них порой были замечены в неблаговидных поступках. Наказанию же подвергались лишь немногие из них. Чаще всего они наказывались ссылкой в монастырь или архиерейский дом, временным запрещением в священнослужении; исключение из духовного звания применялось реже»140. А. В. Скутнев на материалах Вятской епархии попытался количественно определить степень «неканонического поведения» в священнической среде и механизмы внутрицерковного контроля за его проявлениями, включая практику церковного судопроизводства. По его оценке, отклоняющееся поведение клириков «не идет ни в какое сравнение с ростом отклонений в обществе: консистория имела претензии не более чем к 10% приходского духовенства»141. Общероссийская статистика преступности подтверждает его вывод. С точки зрения криминогенности сословий (отношение доли представителей данного сословия в общем числе осужденных к доле лиц данного сословия в населении) в 1858— 1897 гг. духовенство находилось на последнем месте, «уступая» купцам почти в 6 раз, мещанам и ремесленникам — в 6 раз, дворянам и чиновникам — в 4 раза, крестьянам — в 2,6 раза142.
Священнослужители по-разному приходили в профессию: одни по призванию, другие — по семейной традиции, третьи — в силу обстоятельств и безвыходности положения, соответственно различно относились к своему пастырскому долгу. Одни пользовались авторитетом среди своих прихожан, другие — нет.
По-разному складывались и отношения причта с прихожанами. Многие современники и исследователи полагают, что они оставляли желать лучшего. Например, И. С. Аксаков (1823— 1886) выражал общественное мнение, когда говорил в 1860-е гг., что «церковное тело — труп, в котором составные части — клир и миряне соединены лишь насильственно и механически». И. Н. Мухин полагает, что реакция духовенства на изменения, происходившие в обществе, была минимальна и неадекватна, что приводило к падению авторитета церкви и духовенства. В частности, хорошим взаимоотношениям клира и прихожан мешали «запреты синодальных и официальных властей касаться в проповедях злободневных, а следовательно, всех задевающих, социальных и политических проблем. И поэтому многие из тех прихожан, кто изначально был ориентирован на то, чтобы искать ответы на мучавшие их вопросы у своих духовных отцов, не получая удовлетворявших их разъяснений, продолжали поиски — но в других местах и у других проповедников»143. Однако не все с этим согласны. Например, по мнению А. В. Камкина, сословная замкнутость не приводила к отчужденности пастыря и паствы; клир всегда играл существенную интеграционную функцию в жизни деревни, и между членами причта и прихожанами существовала бытовая и хозяйственная общность144. А. В. Прокофьев также высоко оценивает деятельность приходского духовенства, объясняя малую ее эффективность неграмотностью народа и, как следствие, ограниченностью его кругозора и неспособностью восприятия проповедей и вероучительных положений. Пастыри попытались исправить положение непосредственным участием в деле народного образования. Но приходская школа не могла соперничать с земской, потому что крайняя занятость сельского священника не оставляла ему достаточно времени для полноценных занятий с детьми 145.
По мнению многих современников, в пореформенное время отношение крестьянства к церкви становилось негативнее, приобретая идеологические мотивы. Либеральная и революционная пресса вела активную кампанию по дискредитации церкви. «Публицистика и художественная литература часто с невероятными преувеличениями описывали все отрицательные черты церковного быта, на страницах изданий появляются фантастические по своему безобразию типы церковных деятелей». Печать проникает в деревню и начинает воздействовать на крестьянскую массу. Духовенство, не имея «глубокого, повсеместно укорененного авторитета среди паствы», не в состоянии ей противостоять146. В попытке пере ломить ситуацию церковные и светские власти проводят в 1860— 1870-е годы серию церковных реформ в дополнение к общегосударственным реформам, так как последние оказались недостаточными, чтобы преобразовать духовное сословие в свободную профессиональную группу, как того хотели реформаторы. Была категорически запрещена наследственная передача церковных должностей и отменены все наследственные, семейные претензии к служебным местам в церкви.
Епископы были обязаны выбирать и назначать духовных лиц на вакантные места, принимая во внимание исключительно профессиональные и моральные качества кандидатов, а не социальное происхождение. Дети духовенства получали светский юридический статус — дети священников и дьяконов — потомственного почетного гражданства, а дети причетников — личного почетного гражданства. Благодаря этому наследственность духовного статуса ликвидировалась, а дети духовенства могли беспрепятственно выбирать себе жизненное поприще в соответствии со своими наклонностями и интересами. Одновременно отменялся обычай, по которому духовенство обязано было жениться только на дочерях духовных лиц. Духовные школы стали открыты для детей всех слоев населения. Отменялись разные ограничения на свободу слова и печати для духовенства.
Власть епископа над приходским духовенством была серьезно ослаблена: он потерял право переводить духовенство в отдаленные и малодоходные приходы как меру наказания; без его согласия духовенство могло выходить в досрочную отставку (до окончания 35-летнего срока службы) с сохранением пенсии и добровольно снимать сан. Личный суд епископа сохранялся только по маловажным проступкам, за которые следовало наказание в виде епитимьи. Более серьезные проступки по должности и против нравственности, а также гражданские дела и споры, возникающие из пользования церковной собственностью, по жалобам на духовенство должны были рассматриваться в суде консистории после формального следствия по установленным правилам. За все преступления духовенство подлежало светскому суду наравне с лицами недуховного звания. Предусматривалось создание съездов выборных от духовенства для обсуждения вопросов, относящихся к лучшему устройству епархиальных духовных училищ и семинарий, и для выборов членов правлений духовных училищ, что ограничивало власть епископа в области духовного образования. Возможность добровольного отказа от сана получили монахи, причем они возвращались в прежнее, домонашеское, сословие со всеми правами, принадлежавшими по происхождению. Правда, бывшим монахам не возвращались чины и отличия, заслуженные лично до пострижения, воспрещалось вступать на гражданскую службу, а также жить в столицах и в течение 7 лет, на срок церковной епитимьи за расстрижение, проживать в той губернии, в которой они были монахами.
Церковные реформы предусматривали радикальное изменение социального положения и юридической физиономии белого духовенства — оно должно было превратиться в религиозных пастырей, избравших свое поприще по внутреннему призванию. Однако проведение реформы в среде белого духовенства проходило с большим трудом и натолкнулось на значительные препятствия. Многие архиереи из сочувствия к духовным лицам, которые после отставки оставались без средств существования, или из жалости к осиротевшим семьям продолжали при знавать семейные претензии духовенства на наследование церковной должности.
Выходцы из других классов населения охотно шли в духовные школы, но неохотно — на церковную службу: тяжелая и неблагодарная работа при невысоком за нее вознаграждении делала ее малопривлекательной. За 1880— 1914 гг. доля представителей светских социальных групп среди семинаристов поднялась с 8 до 16,4 %, среди учащихся духовных училищ — до 25,3 %, но их доля среди клириков — с 0 до 1,5 %. Из 2187 выпускников 57 семинарий в 1914 г. только 47,1 % остались в духовном ведомстве, остальные поступили в светские заведения (39,1 %), на гражданскую службу (4 %), учителями в школы и т. д. В духовные учебные заведения шли ради образования, а не ради будущей духовной профессии. Да и спрос на новых кандидатов был невелик, так как по закону, пока настоящее поколение не ушло в отставку, оно должно было оставаться на своих местах. Между тем в его составе было много сверхштатных лиц, которые имели первоочередное право на замещение вакансий. Надежды на скорое качественное улучшение духовенства не оправдались не только из-за слабого притока талантливых людей из других сословий, но и потому, что обнаружилось катастрофическое бегство способных семинаристов в университеты и другие светские учебные заведения, следовательно, отток детей духовенства из духовной профессии. Поскольку уходили лучшие, происходила утечка мозгов из церкви, ослабление ее интеллектуального потенциала147.
До сих пор загадочным для исследователей представляется тот факт, что утечка мозгов в значительной мере направлялась в среду радикальной интеллигенции. Своего пика приток поповичей в революционную среду достиг в 1870-е годы: 22 % народников 1870-х гг. были выходцами из духовенства, в то время как доля духовенства во всем населении страны в 1870 г. составляла 0,9 %. Но и впоследствии вклад духовенства в революционное движение был значителен148. Революционную настроенность поповичей бывший семинарист митрополит Евлогий объяснял так: «Забитость, униженное положение отцов сказывалось бунтарским протестом в детях»149. По мнению Н. А. Бердяева, «смысл этого факта двоякий. Семинаристы через православную школу получали формацию души, в которой большую роль играет мотив аскетического мироотрицания. Вместе с тем в семинарской молодежи <...> назревал бурный протест против упадочного православия XIX века, против безобразия духовного быта, против обскурантской атмосферы духовной школы. Семинаристы начали проникаться освободительными идеями просвещения, но проникаться ими по-русски, т. е. экстремистски, нигилистически»150.
Хотя антисословная реформа и не достигла всех своих целей, она тем не менее способствовала постепенному превращению белого духовенство из сословия в профессию именно потому, что все юридические основания для существования духовенства как сословия были разрушены. Результаты церковных реформ оцениваются современными исследователи по-разному, в большинстве негативно: «Реформа прихода не увенчалась успехом. Отношения прихожан и причта все более бюрократизировались и регламентировались. Так, совершенно утратили самостоятельность и попали в подчинение причта и епархиального начальства церковные старосты. Приходские попечительства в целом по стране не привели к оживлению активности прихожан»151. Но слышатся и одобрительные голоса.
Некоторые ярославские архиереи, особенно архиепископы Нил (1853— 1874) и Ионафан (1877— 1903), в рамках вверенного им церковно-административного округа «провели наиболее удачную в Российской империи приходскую реформу»152. Некоторые говорят о появлении у служителей церкви «чувства собственного достоинства», «корпоративности» и самосознания153, другие — об оживлении приходской жизни под влиянием устройства церковно-приходских попечительств154.
Тем не менее все признают, что церковные реформы 1860— 1870-х гг. существенно изменили социальный статус и положение духовенства, создав условия для превращения сословия в профессию155. Нас не должно удивлять, что среди клириков по-прежнему было мало представителей других сословий: в 1904 г. из 47 743 священников всего около 3 % составляли люди светского происхождения, со средним или высшим светским образованием156. И мы не должны считать это доказательством того, что статус духовенства не изменился. Преобладание детей духовенства среди духовной профессии было традицией, естественным пережитком сугубой сословности духовенства, следствием острой конкуренции между детьми духовенства и светских социальных групп, словом, результатом только объективных обстоятельств, так как в законе не осталось никаких оснований для сохранения сословности.
Таким образом, в пореформенное время духовенство, так же как и дворянство, утрачивало сословные черты: одна его часть де-юре (не де-факто) представляла духовную профессию157, другая — вышла из его состава и слилась с интеллигенцией и другими профессиональными группами. Например, в Москве в 1882 г. из 6319 человек, составлявших самодеятельную часть лиц духовного звания, отправлением культа было занято всего около 40 %, остальные служили чиновниками, педагогами, врачами, литераторами, артистами, 450 человек работали наемной прислугой, 356 человек находились в больницах и богадельнях и 134 человека пребывали среди деклассированных элементов158. Но процесс превращения духовенства в профессию к 1917 г. не завершился, ибо некоторые сословные черты: система наследования мест, сословный суд, отсутствие фиксированного жалованья, низкая мобильность — сохранялись, особенно в окраинных епархиях, вплоть до 1917 г.159
Цитируется по изд.: Миронов Б.Н. Российская империя: от традиции к модерну. В трех томах. Том 1, СПб., 2014, с. 361-378.
Примечания
90. Укажу некоторые наиболее заметные работы и диссертации по социальной истории РПЦ, в каждой из которых имеется историография: Адаменко А. М. Приходы Русской православной церкви на юге Тобольской епархии в XVII—XIX вв.: дис. ... канд. ист. наук. Кемерово, 1998 ; Асочакова В. Н. Русская православная церковь в истории Хакасско-Минусинского края в XVIII—первой четверти XIX в. (структура, личный состав, политико-идеологические функции): дис. ... канд. ист. наук. Красноярск, 1999 ; Белова Н. В. Провинциальное духовенство в конце XVIII—начале XX в.: Быт и нравы сословия (на материалах ярославской епархии): дис. ... канд. ист. наук. Иваново, 2008 ; Белоногова Ю. И. Приходское духовенство и крестьянский мир в начале XX века: (По материалам Московской епархии). М., 2010; Дашковская О.Д. Ярославская епархия в конце XVIII—начале XX вв.: проблемы экономического развития : дис. ... канд. ист. наук. Ярославль, 2005 ; Дрибас Л. К. Образ жизни духовенства губернских и областных центров Восточной Сибири во второй половине XIX века : дис. ... канд. ист. наук. Иркутск, 2005 ; Есипова В. А. Приходское духовенство Западной Сибири в период реформ и контрреформ второй половины XIX века (На материалах Томской епархии): дис. ... канд. ист. наук. Томск, 1996 ; Зольникова Н. Д. Сибирская приходская община в XVIII веке. Новосибирск 1990 ; Зубанова С. Г. Социальное служение Русской Православной Церкви в XIX веке. 2-е изд., доп. М. 2009 (историографический обзор, с. 215—267): Камкин А. В. Православная церковь на севере России: очерки истории до 1917 года. Вологда, 1992: Ключарева А. В. Жизнедеятельность православного прихода в русской провинции в 1881— 1917 гг. (по материалам Тульской епархии): дис. ... канд. ист. наук. Орел, 2009 ; Конюченко А. И. Тона и полутона православного белого духовенства России (вторая половина XIX—начало XX века). Челябинск, 2006: Кучумова Л. И. Православный приход в концепции церкви и государства и общественная мысль в России на рубеже 1850— 1860-х годов // Православие и русская народная культура / М. М. Громыко (ред.). М., 1993. Кн. 2. С. 158— 199; Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс : Православное сельское духовенство России во второй половине XIX в. М, 2002 ; Макарчева Е. Б. Сословные проблемы духовенства Сибири и церковное образование в конце XVIII—первой половине XIX в.: По материалам Тобольской епархии : дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 2001 ; Мухин И. Н. Приходское духовенство в конце XVIII—начале XX вв. : По материалам Егорьевского уезда Рязанской епархии: дис. ... канд. ист. наук. Рязань, 2006; Myxopmoea Н. А.Городская приходская община в Западной Сибири во второй половине XVIII в.—60-х гг. XIX в.: дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 2000 ; Наумова О. Е. Иркутская епархия в XVIII—первой половине XIX в. Иркутск, 1996 ; Николаев А. П. Приходская община новокрещеных Северо-Западной Сибири: дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск. 1996 ; Православная энциклопедия : Русская православная церковь / под общ. ред. Патриарха Моек, и всея Руси Алексия II. М., 2000; Прокофьев А. В. Приходская реформа 1864 года и ее влияние на самосознание сельского приходского духовенства: дис. ... канд. ист. наук. М., 2010; Пулькин М.В.Сельские приходы Олонецкой епархии во второй половине XVIII в.: дис. ... канд. ист. наук. СПб.; 1995; Пушкарев С. Г. Историография Русской православной церкви // ЖМП. 1998. №5. С. 67— 79 ; № 6. С. 46—61 ; Римский С. В.: 1) Русская Православная Церковь в XIX в. Ростов н/Д, 1997; 2) Православная Церковь и государство в XIX в. Ростов н/Д, 1998 ; Русское православие: вехи истории / А. И. Клибанов (ред.). М., 1989 ; Розов А. И, Священник в духовной жизни русской деревни, СПб., 2003 ; Скутнев А. В. Православное духовенство на закате Империи. Киров, 2009; Смолич И. К. История русской церкви (1700— 1917): в 2 т. М., 1996, 1997 ; Федоров В. А. Русская православная церковь и государство: Синодальный период. 1700—1917. М , 2003 ; Фирсов С. Л. Православная Церковь и Российское государство в конце XIX— начале XX века: Проблема взаимоотношений духовной и светской власти. СПб., 1994; Фриз Г.Церковь, религия и политическая культура на закате старой России // ИСССР. 1991. № 2. С. 107— 118; Шмелев Г. М. Русская православная церковь, ее деятельность и экономика до и после 1917 года // ВИ. 2003. № 11. С. 36—51; Юрганова И. И. История Якутской епархии, 1870— 1919 гг. (деятельность духовной консистории) / Д. А. Ширина (ред.). Якутск, 2003.
91. Мухин И. Н. Приходское духовенство... С. 29—30.
92. За 1825— 1914 гг. численность монастырей возросла более чем в 2 раза (с 476 до 1025), монашествующих — более чем в 5 раз (с 5609 до 29 128), а послушников в 12 раз (с 5471 до 65 111): Зырянов П. Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале XX века. М , 2002. С. 20.
93. Эти вопросы подробно рассмотрены в: Баловнев Д. А. Приходское духовенство в Древней Руси, X—XV вв. // Православная энциклопедия: Русская православная церковь ; Дубаков А. В. Астраханская епархия в XVII—XVIII в в.: дис. ... канд. ист. наук. Волгоград, 1998; Стефанович П. С. Приход и приходское духовенство в России в XVI—XVII веках. М., 2002 ; Уланов В. Я. Московское духовенство в XVI—XVII вв. // Москва в ее прошлом и настоящем. Т. 5, ч. 2. Вып. 5. С. 187— 200.
94. Процесс превращения духовенства в сословие проходил с разной скоростью в различных регионах — в центре быстрее, на окраинах — медленнее: Ершова Н. А. Приходское духовенство Петербургской епархии в XVIII в .: дис. ... канд. ист. наук. СПб. 1992 ; Зольникова Я. Д. Сословные проблемы во взаимоотношениях церкви и государства в Сибири (XVIII в.). Новосибирск, 1981 ; Макарцева Е. Б. Сословные проблемы ... С. 217—229. Особенно обстоятельно этот процесс изучен в работах Г. Фриза: Freeze G. L.: 1) The Russian Levities : Parish Clergy in the Eighteenth Century. Cambridge, MA ; London : Harvard University Press, 1977. P. 13—45 ; 2) The Parish Clergy in Nineteenth Century Russia: Crisis, Reform, Counter-Reform. Princeton, N J: Princeton University Press, 1983. P. 144— 188 ; 3) Between Estate and Profession: The Clergy in Imperial Russia // Social Orders and Social Classes in Europe since 1500 ... P. 47—65.
95. Знаменский П. В. Приходское духовенство в России со времени реформы Петра. Казань, 1873. С. 108— 109.
96. См., например: Матисон Ф. В. Генеалогия православного приходского духовенства России XVIII—начала XX в. М., 2000. Книга посвящена скромному священническому роду Мощанских из Тверской епархии. Автор подробно описывает историю рода, а в приложении приводит родословную роспись Мощанских с XVIII по начало XX в.
97. Freeze G.L. The Russian Levities... P. 196, 198, 200.
98. Процесс замены выборов назначением растянулся на столетие и проходил разновременно
в разных епархиях: чем дальше от столицы, тем с большим лагом. Позже всего общинный контроль над церковными делами сохранялся в Сибири: Зольникова Н.Д. : 1) Проблема церковного контроля в Иркутском епархиальном управлении первой половины XVIII в. // Сибирь в XVI—XX веках: Экономика, общественно-политическая жизнь и культура: К 70-летию Л. М. Горюшкина / Н. Н. Покровский (ред.). Новосибирск, 1997. С. 68—75; 2) Сибирская приходская община в XVIII веке; Как прихожане искали себе батюшку [Записал Н. И. Соловьев] // Русский архив. 1899. Кн. 2, вып. 6. С. 287—289.
99. Мухортова И. А. Городская приходская община...
100. Миронов Б. Н. История в цифрах. Л., 1991. С. 85.
101. Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс ... С. 136.
102. Прокофьев А. В. Приходская реформа ... С. 21. См. также: Белова Н. В. Провинциальное духовенство ...
103 Розов А. Н. Священник ... С. 15.
104. Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс ... С. 136.
105. Белоногова Ю. И. Приходское духовенство ...
106. Freeze G. L.: 1) The Russian Levities ... P. 88, 202 ; 2) The Parish Clergy ... P. 385.
107. ПСЗ-I. № 4022.
108. Шепелев Л. E. Титулы, мундиры, ордена. С. 156— 158.
109. Лебедев А. А. Святитель Тихон Задонский и всея России чудотворец (его жизнь, писание и прославление). СПб., 1896. С. 8—9.
110. Прокофьев А. В. Приходская реформа... С. 23—25.
111. Наказ Святейшего Синода в Комиссию о сочинении проекта нового Уложения // Сборник РИО. 1885. Т. 43. С. 42—62; Наказ приходского духовенства г. Вереи в Комиссию о сочинении проекта Нового Уложения // Там же. 1894. Т. 93. С. 252— 253; Покровский И. М. Екатерининская комиссия о составлении проекта нового Уложения и церковные вопросы в ней. Казань, 1910; Прилежаев Е. М. Наказ и пункты депутату от Святейшего Синода в Екатерининскую комиссию о сочинении нового Уложения // Христианское чтение. 1876. Т. 2. С. 223—265; From Supplication to Revolution: A Documentary Social History of Imperial Russia / G. L. Freeze (ed.). New York; Oxford : Oxford University Press, 1988. P. 37—44.
112. Беликов В. Отношение государственной власти к церкви и духовенству в царствование Екатерины II // ЧТОЛДП. 1875. № 7. С. 721—762; № 8. С. 70—86; № 10. С. 247—280; № 11. С. 310— 344; Веденяпин П. Г. Законодательство императрицы Елизаветы Петровны относительно православного духовенства // Православное обозрение. 1865. № 5. С. 69—71; № 7. С. 296—334; № 40. С. 217—231; Знаменский П. В.: 1) Положение духовенства в царствование Екатерины II и Павла I. М., 1880. С. 145— 158, 181— 183; 2) Приходское духовенство в России со времени реформы Петра. С 460—490; Хитрое М. Наше белое духовенство в XVIII столетии и его представители // Странник. 1896. № 8. С. 507—533; № 10. С. 276—297; № 11. С. 477—500 ; Щапов А. Состояние русского духовенства в XVIII столетии // Православный собеседник. 1862. Кн. 2. С. 16-40, 188—206.
113. На переломе: Три поколения одной московской семьи (семейная хроника Зерновых) / Н. М. Зернов (ред). Paris; YMCA-Press, 1970. Ч. 1. С. 11— 12.
114. Беллюстин И. С. Описание сельского духовенства. Leipzig, 1858. С. 47.
115. Ростиславов Д. И. О православном белом и черном духовенстве в России : в 2 т. Лейпциг,1866. Т. 1. С. 388. Многочисленные современные региональные исследования подтверждают это наблюдение Ростиславова.
116. Прокофьев А. В. Приходская реформа ... С. 22—24 ; Фриз Г. Менталитет приходского священника : «Мнения» об улучшении быта духовенства 1863 г. (Владимирская епархия) // Провинциальное духовенство дореволюционной России : сб. науч. трудов междунар. заочной конф. / Т. Г. Леонтьева (ред). Тверь, 2008. Вып. 3. С. 128—143.
117. Верховский П. В. Очерки по истории русской церкви в XVIII и XIX столетии. Варшава, 1912. Вып. 1 ; История христианской церкви в XIX веке. Пг., 1901. Т. 2. С. 503—730. Некоторые историки заходят так далеко, что считают духовных лиц «разновидностью государственных служащих»: Зольникова Н. Д. Сословные проблемы ... С. 180.
118. Freeze G. L:. 1) The Russian Levities ... P. 53, 57 ; 2) The Parish Clergy ... P. 12 ; Ростиславов Д И.О православном белом и черном духовенстве в России. Т. 2. С. 25. Епископат также формировался в основном из белого духовенства: Рtamper J. The Russian Orthodox Episcopate, 1721— 1917 : A Prosopography // Journal of Social History. Fall 2000. P. 5—34.
119. Карташев А. В! Очерки по истории русской церкви. Париж, 1959. Т. 2. С. 525.
120. Васина С. М. Приходское духовенство Марийского края в XIX—XX вв.: дис. ... канд. ист. наук. Йошкар-Ола, 2003 ; Евдокимова А. Н. Приходское духовенство и прихожане Чувашского края в конце XVIII—первой половине XIX веков: дис.... канд. ист. наук. Чебоксары, 2004;
121. Миронов Б. Н. История в цифрах. С. 85.
122. Freeze G. L. The Parish Clergy ... P. 455.
123. Общий свод данных переписи 1897 г. Т. 1. С. 200, 202.
124. Freeze G. L. The Parish Clergy... P. 455; Зайончковский П. А. Правительственный аппарат... С. 138, 140, 152, 161, 166, 170.
125. Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. : Формирование бюрократии. М., 1974. С. 257 ; Волков С. В. Русский офицерский корпус. С. 344 ; Freeze G. L The Russian Levities... P. 122, 132, 136; Миронов Б. И. Американский историк о русском духовном сословии // ВИ. 1987. № 1.С. 153— 158.
126. Прокофьев А. В. Приходская реформа ... С. 22.
127. Ростиславов Д И. О православном белом и черном духовенстве в России. Т. 2. С. 373,374—398.
128. Мангилева А. В. Духовное сословие ... С. 127— 129.
129. Знаменский П. В. Положение духовенства в царствование Екатерины II и Павла I. С. 174— 180; Бальжанова Е. С. Отношение русских православных крестьян Урала к приходскому духвенству // Урал в контексте российской модернизации / Н. Н. Алеврас и др. (ред.). Челябинск, 2005. С. 416—426; Иванов Ю. А. «Уездная идеология»: Религиозно-политическая жизнь российской провинции 1860— 1910-х гг. Иваново, 2001. Гл. 2; Леонтьева Т. Г. Жизнь и переживания сельского священника // Социальная история, 2000: ежегодник. М., 2000. С. 34— 56; Пулькин М. В. Сельские приходы... ; Розов А. И. Священник... С. 38—40; Скутнев А. В. Православное духовенство...
130 Конюченко А. И. Русское православное духовенство во второй половине XIX—XX веков // Социально-политические институты провинциальной России (XVI—начало XX в.) / Т. А. Андреева (ред.). Челябинск, 1993. С. 76—94.
131. Василенок С. И. Народ о религии: На материалах русского, украинского и белорусского фольклора. М., 1961. С. 267—277; Пушкарев Л. И. Русские пословицы XVII в. о церкви и ее служителях // Вопросы истории религии и атеизма / Н. А. Смирнов (ред.). М., 1958. Вып. 6. С. 153— 168; Weber Е. Peasants into Frenchman: The Modernization of Rural France, 1870— 1914. Stanford, C A : Stanford University Press, 1976. P. 357—374. Негативное отношение крестьян к православному духовенству уходит корнями в древнюю Русь и, вероятно, было связано с борьбой язычества и христианства. С той поры крестьяне плохой приметой считали встретить на дороге священника или монаха: Гальковский Н. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. Харьков, 1913. Т. 2. С. 307. Крестьяне нередко не испытывали подобающего пиетета к духовенству, но в советской историографии степень негативизма многократно преувеличивалась.
132. Обзор деятельности духовного ведомства за 1915 год. Пг., 1917. С. 61, 63—64, 67; Беллюстин И. С. Сельское духовенство во Франции. СПб., 1870 ; Freeze G. L The Parish Clergy ... P. 298—348, 385,484.
133. Леонтьева T. Г. Вера и прогресс ... С. 136— 151 ; Наместников А. В. Церковный вопрос в публицистике пореформенного периода: (Конец 50-х— нач. 80-х гг. XIX в .): дис. ... канд. ист. наук. М, 1998; Никулин М. В. Православная церковь в общественной жизни России (конец 1870-х гг.): дис.... канд. ист. наук. М., 1997.
134. Прокофьев А. В. Приходская реформа... С. 20.
135. Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс ... С. 141.
136. Макарчева Е. Б. Сословные проблемы ...
137. Филиппов С. А. Социально-гуманитарная деятельность прихода Русской православной церкви в конце XIX—начале XX веков : По материалам Самарской епархии : дис. ... канд. ист. наук. Самара, 2002.
138. Скутнев А. В. Православное духовенство ... С. 149—226; Белоногова Ю. И. Приходское духовенство ... С. 131— 154.
139. Скутнев А. В. Православное духовенство ... ; Розов А. Н. Священник ...
140. Дрибас Л. К. Образ жизни духовенства ...
141. Скутнев А. В. Православное духовенство ...
142. См. подробнее в гл. 10 «Право и суд, преступление и наказание» наст. изд.
143 Мухин И. Н. Приходское духовенство ... С. 30—31.
144. Камкин А. В. Православная церковь ...
145. Прокофьев А. В. Приходская реформа ... С. 21. См. также: Бернштам Т. А. Приходская жизнь русской деревни: очерки по церковной этнографии. СПб., 2005.
146. Белоногова Ю. И. Приходское духовенство ...
147. По оценке Сушко, только треть выпускников семинарий поступала в духовные академии или становилась церковнослужителями. Большинство выпускников стремилось поступать в университеты и другие светские высшие учебные заведения. «Русская Православная Церковь от проведенных преобразований скорее выиграла, чем проиграла. В Церкви остались люди с твердыми убеждениями, сделав осознанный выбор церковного служения»: Сушко А. В. Духовные семинарии в пореформенной России (1861— 1884 гг.). СПб., 2010. С. 209. См. также: Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс ...
148. Лисюнин В. Ф. Участие тамбовского духовенства в общественно-политической жизни в конце XIX—начале XX в .: дис. ... канд. ист. наук. Тамбов, 2006; Павленко Т. А.: 1) Забастовки семинаристов в конце XIX—начале XX в.: Движение за реформирование духовной школы // Конфессия, институты, религиозность (XVII—XX вв.) / М. Долбилов, П. Рогозный (ред.). СПб., 2009. С. 176— 197; 2) Протестное движение учащихся православных семинарий в период первой российской революции (1905— 1907 гг.): дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2009. Эволюция мировоззрения молодых русских поповичей и семинаристов в начале XX в. от религии к атеизму, строительству царства божьего на земле не являлась редкостью: Сизов С. Г. Революционные идеи семинаристов и детей священников, конец XIX—начало XX в. // ВИ. 2009. №7. С. 139— 144.
149. Евлогий, митр. Путь моей жизни. Париж, 1947. С. 16.
150. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма М., 1990. С. 40. См. также: Manchester L.The Secularization of the Search for Salvation: The Self-Fashioning of Orthodox Clergymen’s Sons in Late Imperial Russia // Slavic Review. 1998. Vol. 57, nr 1. Spring. P. 50—76.
151. Скутнев А. В. Приходское духовенство в условиях кризиса Русской православной церкви во второй половине XIX в.— 1917 г .: На материалах Вятской епархии : автореф. дис. ... канд. ист. наук. Киров, 2005.
152. Дашковская О. Д. Ярославская епархия ...
153. Розов А. Н. Священник... С. 18; Прокофьев А. В. Приходская реформа ... С. 20—21.
154. Филиппов С. А. Социально-гуманитарная деятельность прихода ...
155. Бабушкина О. Ю. Приходское духовенство Южного Зауралья в 60-е годы XIX—начале XX в.: дис. ... канд. ист. наук. Курган, 2002 ; Белоногова Ю. И. Приходское духовенство ... ; Есипова В. А. Приходское духовенство...; Ключарева А. В.Жизнедеятельность православного прихода в русской провинции в 1881— 1917 гг.: по материалам Тульской епархии: дис. ... канд. ист. наук. Тула, 2009; Конюченко А. И. Тона и полутона...; Кошелева А. И. Приходское духовенство Среднего Поволжья в 1880-е— 1890-е гг.: на примере Пензенской и Самарской епархий : дис. ... канд. ист. наук. Пенза, 2012 ; Мендюков А. В. Русская православная церковь в Среднем Поволжье на рубеже XIX—XX веков. Самара, 2007 ; Мухин И. Н. Приходское духовенство ... ; Освальт Ю. Духовенство и реформа приходской жизни, 1861— 1865 гг. // ВИ. 1993. № 11/12. С. 140— 149; Прокофьев А. В.Приходская реформа ... ; Римский С. В. Российская Церковь в эпоху великих реформ: (Церковные реформы в России 1860— 1870-х гг.). М., 1999; Скутнев А. В. Православное духовенство... ; Федоров В. А. Церковные реформы в России в 60— 70-е годы XIX в. // П. А. Зайончковский, 1904— 1983 гг.... С. 250—255; Freeze G. L. The Parish Clergy ... P. 450—474. Некоторые полагают, что в 1880-е гг. наряду с другими была осуществлена и церковная контрреформа. См., например: Полунов А. Ю. Под властью обер-прокурора: Государство и церковь в эпоху Александра III. М., 1996.
156. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1903— 1904 годы. СПб., 1909. С. 112— 113.
157. Фриз, например, постулирует тезис об утверждении в духовной среде профессионального сознания, подразумевающего размывание традиционного для духовенства восприятия своего долга: Фриз Г. Менталитет приходского священника... С. 128— 143.
158. Нифонтов А. С. Формирование классов буржуазного общества... С. 248. См. также: Елпатьевский А. В. Законодательные источники по истории документирования сословной принадлежности ... С. 37, 51—53, 60—61.
159. Считаю необходимым тезис о незавершенности процесса профессионализации особенно подчеркнуть, потому что некоторым читателям предыдущих изданий почему-то показалось, что я угверждаю (во имя теории!), что духовенство во второй половине XIX—начале XX в. превратилось из сословия в профессию: Скутнев А. В. Приходское духовенство ... С. 16.