Рыцарство Италии XIV - XV веков в восприятии горожан

В Италии XIII века для обозначения представителя воинского сословия использовались, как правило, два синонимичных термина: латинский термин miles («человек войны» «воин»), как полагал Ф. Кардини, с конца X и в XI века начал сочетаться с более специфической дефиницией cavalliere («конный воин», «рыцарь»). Термины, по мнению Кардини, различались по культурно-этическим коннотациям: обозначение miles предполагало только силу, ловкость и храбрость, тогда как морально[1]этическое наполнение термина cavalliere существенно расширялось и обогащалось такими рыцарскими ценностями, как достоинство, скромность, величие, щедрость 57. В этой связи уместно привести заключение Ж.-К. Мэр Вигёра: «Термин milites в коммунальных источниках не имел того богатства значений, в которых он использовался в других областях западноевропейского Средневековья. Он служил почти исключительно для указания двух типов: прежде всего, в смысле чисто военном для обозначения кавалерии, т.е. тех, кто на полях сражений бились верхом на коне; во-вторых, в смысле более широком —

__________

57. Cardini F. Introduzione // Cavalieri e citta nella societa italica medievale. P. 6.

[130]

социальном — совокупность знатных фамилий, которые снабжали кавалерами коммунальные войска» 58.

Рыцарское звание, как уже говорилось, являлось одним из двух обязательных признаков, по которым определялась принадлежность к знатному роду в первой половине XIV века Лапо да Кастильонкьо и Винченцо Боргини признавали рыцарский титул признаком знатности. Боргини заявлял: «Рыцарское достоинство по своей природе выступает важнейшей степенью знатности и надежным указателем на ее наличие, ничуть не сомнительным и не заключающим в себе никакой внутренней двусмысленности и темных мест». Однако из источников различного жанра высвечивается то ясное осознание, то смутное ощущение флорентийскими гражданами относительности и условности, связанной с рыцарским достоинством. Тот же Боргини констатировал новшества, отличающие этот критерий в его время: «В наш век, из-за нашествия варваров в Италию и разрушения истинной Римской империи, вводятся новые обычаи, новые мнения, новые правила и новые нравы <...> И они касаются рыцарства (cavalleria, militia)» 59.

Тема рыцарского достоинства в городском обществе привлекала внимание не только светских писателей и историков, но и представителей церкви. Весьма почитаемый во Флоренции XIII века проповедник и известный интеллектуал конца XIII века Ремиджо деи Джиролами в одной из проповедей, произнесенной в церкви Санта Мария Новелла, приором которой он являлся, осуждал морально-этический упадок рыцарства во Флоренции. Ремиджо осознавал неоднородность городского рыцарства. Он сравнивал 4 типа рыцарей: выходцы из аристократических фамилий, рыцари удачи (случая), т. е. купившие рыцарский титул за деньги, приобретшие его по протекции или получившие за особые заслуги перед коммуной; рыцари, преследуемые судьбой, т.е. неспособные поддерживать социальный уровень, к которому по рождению принадлежали; и наконец, святые, т.е. рыцари по Божьему соизволению, включенные в ряды небесного воинства. Доминиканец Джироламо, естественно, вечность небесного воинства предпочитал рыцарству светскому. Самое большое значение он придавал тому, чтобы не утрачивалось благородство этики рыцарского сословия 60. Популярный про-

_______

58 Maire Vigueur J.-C. Cavalieri e cittadini. P. 16.

59 Borghini V. Storia della nobilta fiorentina. P. 54, n. 23; P. 57, n. 25.

60 Salvemini G. La dignity cavalleresca nel Comune di Firenze ed altri scritti. Firenze, 1896. P. 27; Milano, 1972. P. 110—120; OttokarN. II Comune di Firenze alia fine del Dugento. Torino, 1962. P. 90—97; Catalano F. Stato e societa nei secoli. Messina;Firenze, 1967. P. 230—231. См. также: Gagliardi I. Cavalieri in citta: liturgia e rovesciamenti  simbolici // Cavalieri e citta / A cura di F. Cardini, I. Gagliardi, G. Ligato. Atti del III Convegno internazionale di studi. Volterra 19—21 giugno 2008. Pisa, 2009. P. 168.

[131]

поведник в своей градации зафиксировал различные типы рыцарей. Выходцы из знатных фамилий с рыцарскими шпорами соответствовали той категории Франко Кардини, к которой он относил «старых магнатов», носителей идеала «аристократического кавалера», прославляемого эпической и авантюрной литературой. Рыцари удачи соответствовали другой модели, которая подразумевала рыцарей из «новых богачей», среди них «парвеню» с деньгами и властью 61.

Действительно, рыцарское достоинство городской знати не получило во Флоренции значения категории, маркирующей принадлежность к определенной социальной страте, подобной слою вальвассоров в Милане, сплотившемуся в XII веке в борьбе против архиепископа и крупных синьоров — капитанов — за наследственные права владения своими ленами. Тем не менее, для нобильских фамилий рыцарство являлось наиболее естественным признаком. В начале XIV века более всего рыцарей насчитывалось в фамилии Адимари — 16, за ними шли делла Тоза — 8, Росси и Квальканти имели по 7 кавалеров в каждой фамилии; у Буондельмонти и Джандонати — по 6, у Торнаквинчи и Фрескобальди — по 5, у Черки и Пацци — по 4, у Скали и Абати — по 3, у Герарди[1]ни, Пульчи, Барди и Моцци — по 2 в каждой фамилии, у Джанфильяцци, Альи, Виздомини, Нерли и Арригуччи — по 1 рыцарю 62.

В том случае, когда речь идет об урбанизированной знати, следует отметить существенное изменение ее образа жизни внутри городских стен. Рыцарское звание часто отрывалось от предназначения быть профессиональным воином и вести соответствующий образ жизни, особенно по мере того как городское ополчение утрачивало свое значение.

Из-под пера современников (выявляется значительная степень условности рыцарского достоинства как основного сословно-профессионального признака в городском обществе. Кастильонкьо в теоретической части своей «Эпистолы» отмечал: «...Ясно, что сегодня не служба в войске делает человека нобилем, но им становится тот, какового народ признает». По этой причине придворные рыцари, как считал автор, не могут считаться знатными, как и представители ордена Веселящихся братьев, если народ их таковыми не считает 63.

Рефлексию по поводу подлинного рыцарства выражал известный новеллист Франко Саккетти, составивший свой сборник новелл около 1392 г. В нем воспроизводились ситуации, в которых часто действовали реальные персонажи, современники писателя. В последнее время у специалистов по социальной истории заметно возобновление интереса

_________

61. Cardirti F. L’autunno del medioevo fiorentino. Un “umanesimo cavalleresco”? 11 Mito e storia nella tradizione cavalleresca del Basso Medioevo. Spoleto, 2005. P. 522—525.

62. Raveggi S.I. Rettori fiorentini. P. 633.

63. Lapo da Castiglionchio. Epistola. P. 25

[132]

к новеллам Саккетти, сообщающим с учетом специфики жанра ценные сведения, характеризующие ментальные установки и социальные отношения в городском обществе. О новеллах Саккетти, как ценном источнике, упоминала и современная исследовательница Изабелла Гальярди, черпая из него аргументы при изучении символов и коннотаций рыцарских ритуалов и церемоний 64. Жанр плутовской новеллы предписывал известную амбивалентность ситуаций, но содержание рассказов Ф. Саккетти отражало и противоречивость реалий городского социума. В сборнике Саккетти имеются новеллы о настоящих благородных рыцарях, например, о Ридольфо да Камерино, умеющего поставить на место зарвавшихся простолюдинов 65. С другой стороны, в его сюжетах со[1]держатся насмешки над пустым тщеславием кавалеров, происходящих из древних фамилий, а также над чрезмерной сложностью, пышностью и изощренностью их ритуалов. В первом случае можно привести в пример образ Кантино Кавальканти, «участника турниров и фехтовальщика, стоящего торжественно и гордо», но ставшего смешным и жалким, «когда к нему в штаны вдруг забралась мышь» 66. В новелле о «молодом дворянине Адимари», «надменном и невежливом», поскольку, проезжая по городу, он так расставлял ноги в стороны, что занимал всю улицу, автор приписывал великому Данте слова собственного осуждения: «Он заслуживает большего наказания, ведь, как я полагаю, злоупотребление правом коммуны есть величайшее преступление» 67. Уголотто дельи Альп «предпочитал постоянно говорить по-немецки, держал сокола», но был крайне суеверен и панически боялся смерти, из-за чего подвергался насмешкам и жестоким мистификациям, «путавшим его по ночам до смерти» 68. Некий из Пацци, «настоящий дворянин, превосходно знающий толк в охоте на птицу и всякую дичь, <...> в езде верхом», промышлял тем, что «давал деньги в рост» 69. Издевку над обрядом посвящения в рыцари Ф. Саккетти вкладывал в уста некоего шута, «производящего в рыцари пьяницу, сидя на нем верхом» 70. В этой ин-

__________

64. Gagliardi I. Cavalieri in citta: liturgia e rovesciamenti simbolici. P. 173.

65. Саккетти Ф. Новеллы. 90. Мораль Саккетти: «О, сколь следует хвалить синьора, если он <...> показывает великодушие и широту своего сердца, делающую его великим и возносящую его до звезд».

66. Там же. 76.

67. Там же. 114. По мнению Сакетти, «этого не мог простить весь род Адимари, <...> а это и стало главной причиной изгнания Данте из Флоренции, что яви[1]лось позором для его коммуны».

68. Там же. 78.

69. Там же. 128.

70. Там же. 82. Последняя новелла стала предметом тщательного исследования в статье Изабеллы Гальярди, которая характеризовала ее как «наиболее горькую и жестокую пародию на церемонию производства в рыцари». Перед синьором Милана Бернабо Висконти и его двором шут совершал пародийный обряд, обмазывая пьяного слугу навозом, и говоря: «Ты сделал его рыцарем омочерным, я сделаю его рыцарем огаженным». См.: Gagliardi I. Cavalieri in citta: liturgia e rovesciamenti simbolici. P. 175—176.

[133]

версии рыцарского обряда, возможно, проявлялась критическая рефлексия Саккетти по поводу отрыва рыцарского звания в городе от придворной культуры.

Ноты восхищения нравами старого подлинного рыцарства и ностальгия по прежним понятиям о его чести и достоинстве совмещалась в новеллах Саккетти с критикой обычаев и образа жизни «нового рыцарства», рожденного в условиях городского социума и тесно в него инкорпорированного, но неизбежно утрачивающего традиционные атрибуты рыцарского сословия. Эта ситуация отражала городскую реальность, поскольку в ней обладателями рыцарского титула становились выходцы из пополанских слоев населения, которых коммуна жаловала рыцарским достоинством за особые заслуги перед городом. Со второй половины XIII века во Флоренции возрастала тенденция к возведению граждан в рыцарское достоинство. Джованни Виллани утверждал, что к 1340 г. в коммуне насчитывалось 1506 имен грандов и потентатов, 250 из которых были «народными рыцарями», но «немногие хотели делаться рыцарями, поскольку это умаляло их доступ к власти» 71. Винченцо Боргини размышлял о том, насколько ясной была традиционная картина, когда военное искусство являлось прерогативой грандов, а пополаны не руководили войсками и редко становились рыцарями. «Но затем и пополаны стали доказывать, что они ценят и понимают военное искусство и, управляя во время войны, начали руководить войсками как предводители и полководцы, а не только участвовать как солдаты, и появились тогда “рыцари-пополаны”. Но если в начале рыцарское достоинство жаловалось им за личные заслуги и доблесть, как заслуженная награда, то затем народ начал раздавать его согласно своим собственным страстям». Флорентийский эрудит констатировал не без сожаления: «Признаков знатности <...>, как и путей распознания ее <...> есть множество в случаях, когда она не унаследована от предков» 72.

_____________

71. Виллани Дж. Новая хроника. X. 93; Borghini V. Storia della nobilta. P. 58—59. Винченцо Боргини приводил в пример историю договора между Флоренцией и Луккой по захвату Пистойи, в которую флорентийцы должны были послать Капитана народа, а луккезцы — Подеста. Флоренция назначила на этот пост «почтенного кавалера», а луккезцы — простого и «очень бедного» нотариуса, которого стыдились жители Пистойи, а они, «хотя и были подчинены, но все-таки очень склонны вспоминать свой древний дух», и, несмотря на договор, «отказались принять его», отдав тем самым все преимущества флорентийцам. О производстве в рыцарство таких пополанов см.: Guidi G. И governo della citta-Republica di Firenze. P. 124.

72. Borghini V. Storia della nobilta fiorentina. P. 59, n. 27.

[134]

Имелась и еще одна ситуация, когда пополаны могли получить рыцарские шпоры, особенно заметная с середины XIV века. По мере роста территории флорентийского контадо распространялась практика про[1]изводить в рыцари граждан в тех случаях, если они избирались комендантами, Капитанами народа и Подеста в подвластные коммуне города и селения контадо на 1 год, затем (с 1290 г.) на 6 месяцев. В этих случаях рыцарские шпоры навешивались в обязательном порядке, иногда даже и против желания горожан становиться кавалерами. В. Боргини отмечал эту тенденцию: «Пополаны стали призываться в правители (Подеста и Капитанами в селения и крепости)», «для придания веса именам и полномочиям их делали Судьями и Кавалерами», о чем «так прочувствованно сожалел Франко Сакетти в одной из своих новелл» 73.

Действительно, Саккетти обращал внимание на подобные случаи: «Как случилось, что один судья, чтобы ему можно было стать ректором, сделался кавалером? Настоящая наука пристала дворянину, без барыша, без сидения за пюпитром для подачи советов<...> Бывает и хуже, когда нотарии становятся дворянами и даже кое-чем повыше, и пенал пре[1]вращается в золотые ножны<...> Хорошенькое рыцарское занятие! О, несчастное рыцарство, ты пошло ко дну!». В другой новелле он резко осуждал тех, кто «без коня и даже без осла <...> становятся синьорами, и даже, что еще более страшно, правят, не производя юстиции» 74. И. Гальярди отмечала, что для Саккетти только рыцарство, неотрывное от занятий военным делом, являлось полностью легитимным, но автор новелл видел в городской среде разрыв между службой в кавалерии и знатностью. Снижение шкалы ценностей, которым сопровождался быстрый рост числа кавалеров, вызывало отвращение у Ф. Саккетти, поскольку влекло за собой полный упадок рыцарской этики. Тема де[1]вальвации ценностей рыцарского сословия звучала и в проповедях Ремиджо деи Джиролами 75.

Происходящий из знатного рода Франко Саккетти рефлексировал и по поводу смешанности признаков и неопределенности границ при попытках отличить знатных и незнатных, рыцарей и не-рыцарей. Писателя занимал сюжет о девальвации самих понятий «знатность» и «рыцарская честь», который апробировался в различных новеллах о «на[1]родных рыцарях», в качестве которых фигурировали те самые Подеста и коменданты, производимые коммуной в ранг кавалеров. Можно привести в пример некоего ремесленника-башмачника, который «ввиду своего намерения сделаться кастеляном (комендантом), тотчас от-

________

73. Borghini VC Storia della nobilta fiorentina. P. 57—59, n. 24—26.

74. Саккетти Ф. Новеллы. 153, 79.

75. Gagliardi I. Cavalieri in citta: liturgia e rovesciamenti simbolici. P. 168.

[135]

правляется в мастерскую самого Джотто, чтобы заказать рыцарский герб»; бедного нобиля, «благородного только по общераспространенному неправильному словоупотреблению», который промышлял бродяжничеством и воровством в округе Флоренции; еще «одного рыцаря из флорентийских Барди, человека очень маленького роста, почти ни[1]когда не только не обращавшегося к оружию, но даже и не ездившего верхом», откупавшегося от поединков флоринами, хотя и заказавшего себе нашлемник с медведем 76. В отдельных случаях для выражения дуализма в оценках городского рыцарства использовались жесты, в которых фигурировал шут Дольчибене, гистрион или буффон. Такой персонаж также мог исполнять обязанности коммунального герольда, и как таковой получал рыцарское достоинство от коммуны 77. Рефлексия о подлинной знатности и рыцарской чести выражалась новеллистом относительно тех, кто купил рыцарство на доходы от ростовщичества или возведенных в соответствующее достоинство ремесленников и наемных рабочих: «Во Флоренции к стыду и позору дворянского звания, которое, как я вижу, низводится до конюшни и свинарника, был воз[1]веден в дворянство некий старый человек, страдавший подагрой, который ссужал постоянно деньги в рост и блистал богатством. Немного лет тому назад возводили в дворянство мастеров, ремесленников, даже булочников, и хуже того, чесальщиков шерсти, шерстобитов и жуликов-барышников. Из-за таких отвратительных дел дворянство можно назвать не cavalleria, a cacaleria <...> Какой-нибудь судья, чтобы стать Подеста, превращается в дворянина <...>, бывает и хуже, когда нотарии становятся дворянами <...>, и пенал превращается в золотые ножны <...> О, несчастное рыцарство, ты пошло ко дну! Если такое рыцарское звание имеет силу, то почему бы не сделать рыцарями быка, осла или какое-нибудь животное, которое обладает чувствами, хотя бы и неразумными» 78. Несомненно, аллюзия по поводу производимых в рыцари булочников, чесальщиков шерсти и шерстобитов относилась к недавно пережитому автором восстанию чомпи и последующему режиму младших цехов (1378—1382).

Франко Саккетти, отражая реалии повседневной городской жизни, изобразил множество разнообразных вариантов типов рыцарей, которые несводимы к двум парадигмам, предложенным Франко Кардини. Рыцарство видоизменялось под влиянием коммунального общества. Но если взглянуть на рассматриваемое явление с обратной стороны, то

___________

76. Саккетти Ф. Новеллы. 63, 146, 150.

77. Salvemini G. La dignita cavalleresca nel Comune di Firenze ed altri scritti. P. 93—94

78. Саккетти Ф. Новеллы. 153. Этой же теме посвящены новеллы 63, 64, 128. Об этих настроениях новеллиста писал Г. Сальвемини: Salvemini G. La dignita cavalleresca. P. 118—125.

[136]

становится очевидным, что и городское общество коммуны отмечено многими чертами, позаимствованными из жизненного уклада, образа поведения и менталитета феодально-рыцарской среды, представленной во Флоренции сначала, прежде всего, семьями грандов, но затем все более неоднородной в социо-культурном плане.

[137]

Цитируется по изд.: Краснова И.А. Флорентийское общество во второй половине XIII – XIV в.: гранды и пополаны, «добрые» купцы и рыцари. М. – СПб., 2018, с. 130-137.