Исихазм (Мчедлов, 1999)
ИСИХАЗМ — разновидность христианского мистического мировоззрения. Понятие «исихазм» происходит от греч. hesychia, что означает спокойствие, молчание, тишина и уединение. В широком смысле этот термин применялся для обозначения подвижничества восточно-христианских отшельников (аскетов и молчальников). Мистико-аскетическая традиция в монашестве сложилась в 4—6 веках. Соответствующая идеология была привнесена на Русь с переводами Синайского. Скитского и, возможно, Египетского патериков, появившихся в 11 веке. Древнейшую русскую мистико-аскетическую традицию представляет киево-печерское монашество. Понятие «исихазм» прилагают к вполне конкретному частному случаю мистико-аскетической практики и соответствующей ей теории, отождествляемой с богословско-философским учением Григория Паламы (1296—1359), который доказывал возможность прижизненного обожения путем полного отречения от мира с последующим погружением в непрестанную молитву, открывающую видение божеств, света и соединение с божеств, энергией. Эта энергия наделялась всеми свойствами трансцендентности (несотворенность, нематериальность, вечность), однако сущностью божества не являлась. Сущности Бога и его энергии различаются как непознаваемое и познаваемое. Отмежевываясь таким образом от пантеизма, паламиты утверждали единство сущностных и несущностных самопроявлений Бога в энергиях. Только к несущностной сфере раздвоенного трансцендентного относится так называемая синергия, или достигаемое в молитвенном экстазе соединение с божественной благодатью. Исихазм смыкается с мистико-аскетической традицией монашества, абсолютизировавшей дуалистический принцип христианской онтологии, согласно которой множественный, неустоичивыи в своей текучести и несовершенстве тленно-тварный мир, а также Бог как безначально-бесконечная, простейшая, неизмеримая и единая первопричина абсолютно разграничены, вследствие чего идеальное оказывается не-сопричастным материальному. Цель исихазма сводилась к стремлению преодолеть онтологическую данность путем освобождения от оков здешнего земного бытия, вырваться из плена тленности и победить смерть. В результате напряженной внутренней работы (пост, упражнения, молитва) активно-деятельный импульс личности претворялся в энергийность, которая делала человека сопричастным благодати и общению с Богом. Напрашивается вывод о преодолении доктриной исихазма дуализма и реабилитации плоти, которая не должна в такой интерпретации быть источником зла. Человек как бы предстает в цельности своей, а не в рассеченности двух составляющих его природ. Однако в границах христианской доктрины обожение оказывается лишь максимально возможным приближением к Богу, которое не предполагает сущностного слияния тварного и духовного. Постулат о цельности и гармоничности природы человека оказывается иллюзорным на фоне непоколебленного дуализма заданной христианством ценностно-бытийной схемы.
Совершенствование и преображение природы человека относятся к мистическому экстазу. Мировоззренческие основания мистического ядра доктрины исихазма не имеют корней в христианской онтологии, но, вступая в противоречие с ней, все-таки уживаются с основными догматическими принципами.
Палама развивал свое учение в спорах с византийскими гуманистами (Варлаамом Калабрийским, Акиндином. Никифором Григорой), продолжавшихся с 1340 по 1351 годы, когда исихазм был признан официальной доктриной восточнохристианской церкви. У противников Паламы имелись основания обвинять приверженцев умной молитвы в еретичестве. Проникновение идей исихазма на Русь связывают в первую очередь с деятельностью назначаемых в Константинополе митрополитов, и прежде всего Киприана и Фотия Делаются попытки отождествить с исихазмом взгляды Сергия Радонежского и Афанасия Высоцкого, которые симпатизировали исихасту Киприану. Единственное, что идейно сближало деятелей древнерусской церкви с исихазмом, — это общая для всей аскетичной монашеской традиции апология духовного подвига. Отсутствие прямого параллелизма между исихастскими исканиями в Византии и идейно-религиозной жизнью Древней Руси хорошо иллюстрирует книжность 14—15 веков, отражавшая наряду с проникновением исихастских идей собственные идейные искания. Предпосылки для широкого усвоения идей исихазма на Руси сложились в конце 15 века, когда Московское государство в связи с идеологическим обоснованием единодержавия объявило себя преемником византийского наследства. Сочетание традиций русского православия и отшельничества исихастского типа в то время олицетворяет собой фигура Нила Сорского. Однако, будучи хорошо знаком с афонским аскетизмом 15 века, он сознательно делает выбор в пользу русской традиции монашеского уединения. Те культурные явления, которые связываются с воздействием исихазма, имеют отношение не столько к паламизму, сколько к исихии анахоретов-отшельников. Соответственно и Сергий Радонежский, и Нил Сорский могут считаться исихастами не в паламитском, а в древнем значении термина. В этом смысле может быть назван исихастом и родоначальник русского монашества Феодосий Печерский. Древнерусские идеологи уединенной молитвенной аскезы так и не восприняли идей Паламы об обожении. Не привился в русском монашестве и равнодушный к мирским чаяниям эгоистический индивидуализм безмолвствующих в молитве.
На Руси уединение от мира предполагало возврат к нему через любовь. В древнерусском монашестве преодолевается соблазн полного отрешения от мира, отсюда некоторое смягчение в опенках плотского и соответствующая этому посильная аскеза. Уход от мира являлся средством совершенствования ради служения миру. Новый всплеск интереса к исихазму произошел на рубеже 19—20 веков. В последнее время на волне увлечения мистикой в России вновь возродился интерес к исихазму.
В. В Мильков. А. Е. Петров
Здесь цитируется по изданию: Религии народов современной России. Словарь. / ред-кол.: Мчедлов М.П., Аверьянов Ю.И., Басилов В.Н. и др. – М., 1999, с. 117-120.