Другие сознания

ДРУГИЕ СОЗНАНИЯ (англ. other minds) - понятие, обозначающее одну из важных проблем эпистемологии и философии сознания, суть которой заключается в вопросах: как можно знать о том, что существует сознание у других существ кроме меня, как можно знать о содержании других сознаний, насколько достоверно такое знание. Эта проблема возникла в тех направлениях философии, которые исходили из Эгоцентрического предикамента: каждое Я имеет привилегированный доступ к собственному сознанию, может сознавать все свои ментальные состояния. Однако ни наблюдать, ни осознавать работу другого сознания непосредственно невозможно, поэтому убедиться в том, что другой тоже имеет определенные ментальные состояния, можно только с помощью выводов, опирающихся на наблюдение телесных действий и внешнего поведения другого человека. Традиционное решение проблемы других сознаний, получившее название «аргумент по аналогии», восходит к Р. Декарту и затем воспроизводилось многими философами. Этот аргумент основан на том, что, наблюдая сходство между своим поведением и поведением и использованием языка другими людьми, человек может заключить, что они, как и он сам, обладают сознанием. Также на основе знания о собственных ментальных состояниях и собственных телесно-поведенческих феноменах субъект может установить серию психо-поведенческих обобщений, которые фиксируют устойчивые связи между ментальными и телесными феноменами. Наблюдая у других сходные с собственными телесные и поведенческие проявления, он может на основе этих обобщений заключить по аналогии, что в «других со-знаниях» существуют ментальные состояния, сходные с его собственными. Это решение кажется естественным и даже единственно возможным, однако у него есть ряд слабых сторон. Во-первых, этот аргумент по структуре индуктивен, причем индуктивный вывод психо-поведенческих обобщений опирается на опыт только самого (одного) субъекта, поскольку только ему даны все части психо-поведенческих связей. Во-вторых, этот аргумент допускает заключение о существовании у других лишь таких ментальных состояний, которые можно обнаружить в собственном сознании. Это не позволяет объяснить, как возможно знание о ментальности людей, систематически отличающейся от нашей собственной, что ставит под сомнение знание в таких областях, как психиатрия, этнография и т. п. В-третьих, достоверность такого вывода по аналогии трудно оценить, поскольку его заключение невозможно проверить не только фактически, но и в принципе. Л. Витгенштейн привел также критическую аргументацию в пользу того, что положения об отделении ментального от физического и о возможности понимания другого сознания несовместимы. Все эти трудности аргумента по аналогии заставляют искать иные решения проблемы других сознаний.

Одно из таких решений предложил бихевиоризм. Его сторонники считают, что объективное знание дает только изучение эмпирически наблюдаемого поведения живых существ. Вместе с критиками аргумента по аналогии они полагают, что психо-поведенческие обобщения нельзя сделать эмпирически обоснованными. Это происходит потому, что они по своей природе и не являются эмпирическими обобщениями. На самом деле они суть скрытые определения тех или иных ментальных понятий через соответствующие наблюдаемые виды поведения. Иначе говоря, существо, демонстрирующее определенный вид поведения, по определению имеет такие-то и такие-то восприятия, желания и т.п. Поэтому слова, которые обычно относят к ментальной сфере, должны быть переведены на язык, обозначающий определенные связанные наборы актов поведения. Например, боль мы должны понимать не как внутреннее переживание, а как спектр наблюдаемых телесных реакций. В середине 20 века ряд психологов и философов пытались придать этим идеям более конкретный и рабочий характер. Однако выяснилось, что перевести психологические понятия, даже простейшие, на язык поведения трудно. Фактически даже для к.-л. одного ментального понятия не удалось разработать необходимые и достаточные условия его «поведенческого» применения. Поэтому увлечение бихевиоризмом пошло на спад, и проблема других сознаний в его рамках осталась нерешенной. Отрицание специфики ментального, того, что оно не только выражается внешне, но и переживается, является очевидным недостатком бихевиористского подхода.

В Аналитической философии проблема других сознаний была переведена в плоскость анализа ее языка. В этом виде она обсуждалась Г. Райлом, Дж. Остином, Дж. Уиздомом и др. Дж. Остин в серии работ доказывал, что невозможно выделить специфические черты класса суждений, в которых выражаются собственные ощущения субъекта. Поэтому и знание о чужих ментальных состояниях не должно опираться на эти суждения и возможно так же, как и знание о многом другом. Как и любое другое знание, полученное из «вторых рук», оно базируется на принципе доверия к словам собеседника, за исключением тех случаев, когда есть веские причины не доверять этому источнику. Важный сдвиг в осмыслении проблемы других сознаний и в преодолении сопутствующего ей скептицизма и солипсизма связан с доказательством невозможности приватного языка (Приватного языка аргумент) Л. Витгенштейном. Он показал, что внутренняя, ментальная сфера не может быть описана приватным языком без обращения к внешним ситуациям, что употребление слов должно регулироваться правилами, которые предполагают участников языковой игры, иными словами, определенное сообщество. В результате проблема других сознаний оказывается в рамках «эгоцентрического допущения» противоречивой, и ее совр. понимание требует отказа от посылок классического эпистемологического фундаментализма (Фундаментализм и антифундаментализм) как эмпирического, так и рационалистического типа.

Одно из таких нефундаменталистских решений проблемы связано с предложенной П. Черчлендом и др. специалистами по философии сознания идеей объяснительных гипотез «народной психологии» (folk-psychology). Под последней понимается сеть понятий и принципов, описывающих и объясняющих связи ментальных состояний между собой, с телесными проявлениями и поведением. Эта «концепция» эволюционно складывалась в течение столетий в рамках естественного языка и здравого смысла, она позволяет достаточно успешно объяснять и предсказывать поведение человеческих существ. Согласно современным эпистемологическим представлениям, знание о ненаблюдаемом всегда требует той или иной теории. Это относится и к ментальным состояниям, причем не только «другого Я», но и собственным, поскольку их непосредственная наблюдаемость весьма сомнительна. В принципе могут быть использованы разные теории для описания и объяснения других сознаний (нейрофизиологическая, бихевиористская и т.п.), однако среди этих альтернатив, даже на сегодняшний день, предпочтительнее по своему объяснительному и предсказательному успеху выглядит «народная психология». Достоинствами этого решения проблемы других сознаний являются простота и совместимость с принципами совр. эпистемологии. Но чтобы его принять, нужно согласиться с тем, что концептуальная система здравого смысла для описания и объяснения ментальных состояний обладает основными свойствами теории. Не все специалисты согласны с тем, что «народная психология» является теорией. К тому же тезис о том, что не только чужие, но и собственные ментальные состояния являются «теоретическими сущностями», может выглядеть довольно странным. В результате проблема других сознаний продолжает оставаться открытой, что, впрочем, не мешает нам на повседневном уровне и в научных исследованиях верить в то, что мы можем знать, что переживают и о чем думают другие люди.

Современная западная философия. Энциклопедический словарь / Под. ред. О. Хеффе, В.С. Малахова, В.П. Филатова, при участии Т.А. Дмитриева. М., 2009, с. 136-138.