Философия имени (Кузнецов, 2007)

ФИЛОСОФИЯ ИМЕНИ - направление в русской философии 10—20-х гг. XX в., сформировавшееся как философская реакция на имяславческие споры и явившееся уникальной попыткой синтеза христианско-православной (богословской) и философской онтологических позиций. Попытки раскрыть суть имяславческой проблемы с философской точки зрения первоначально предприняли о. П. Флоренский (Общечеловеческие корни идеализма, 1909 г.), С.Н. Булгаков (Афонское дело // Русская мысль. 1912. Сентябрь), В.Ф. Эрн (Спор об Имени Божием // Христианская мысль. 1916. № 9). Заметим, что религиозно-философское осмысление языка, предпринятое о. П. Флоренским, о. С. Булгаковым, а позднее — А.Ф. Лосевым, далеко выходит за рамки имяславия как исторического явления. Ф.и. возникла в основном под влиянием необходимости внебогословской защиты имяславия путем поворота к паламитскому учению об энергиях, и при учете прочно усвоенной в философском сознании первой трети XX в. соловьевской софиологической онтологической модели. Необходимость проанализировать религиозно-философский, онтологический статус языка для практически всех представителей Ф.и. была, по существу, вторичной по отношению к фундаментальному вопросу о мировоззрении, миропостроении. Для Флоренского имяславие есть прежде всего «философская предпосылка» — метаоснова для создания универсального мировоззрения, задача которого — «расчленение высказать исконное ощущение человечества» (Флоренский П. Мысль и язык// Соч. Т. 2. М., 1990. С. 283). Это ощущение есть чувство подлинности и реальности земного бьггия, чувство достоверности мира, богоприсутствия, раскрываемого через слово и имя. Ключевыми понятиями Ф.и. о. П. Флоренского являются понятия синергии и символа. Исходя из паламитского понимания сущности и энергии, Флоренский считал, что «бытия, оставаясь по сущности своей неслиянными... могут быть подлинно объединены между собою своими энергиями: тогда это объединение может быть мыслимо... в виде взаимопрорастания энергий... в котором нет уже врозь ни той, ни другой энергии, а есть нечто новое» (Там же. С. 285). Таким образом, взаимосвязь бытий сама есть нечто реальное — она есть синергия, со-деятельность, со-работничество бытий. В случае, когда одно из них стоит неизмеримо выше другого по некоей внутренней иерархии, синергия становится символической: «Символ — это нечто являющее собою то, что не есть он сам, большее его» (Там же. С. 285); такая сущность, энергия которой сращена с энергией неизмеримо более ценной сущности, несет в себе последнюю. Таким символом является слово. Именно слово позволяет преодолеть известную оппозицию между субъектом и объектом, которая снимается в самом акте именования, называния; в гносеологии слово есть «мост между Я и не-Я» (Там же. С. 292). Ф.и. о. П. Флоренского, при всех ее несомненных достоинствах и широте применения философского, догматического, филологического материала, все же не носила систематического характера. Философ только обозначает общие черты «философской теории имен». Детальная разработка как гносеологической, так и онтологической сторон Ф.и., хотя и различным способом решенная, принадлежит о. С. Булгакову и А.Ф. Лосеву. В основании Ф.и. С.Н. Булгакова лежит первоначальное допущение о подобии Первосуждения и суждения, Троицы и оснований человеческого мирочувствия и мирознания, зафиксированного, в частности, в философских системах. Взаимное движение человеческого духа в молитве к Богу — и Бога к человеку в Откровении, основанное на изначальном подобии, дает нам в результате синергию, соработничество человеческого духа с Богом, которое для Булгакова, как и для о. П. Флоренского, устрояет мир. Универсальной формулой, описывающей метафизику мироздания и действующего в нем абсолютного духа, является форма Первопредложения «Я есть нечто», «Я есть А». В первом шаге полагания (от «Я» к «не-Я») происходит акт именования; во втором шаге полагания субъект осуществляется, обладающий именем становится обладающим бытием, которое само по себе не имеет субстанциального смысла и получает его только через указание на Первообраз (Троицу), как связку «есть» («ЕСИ») между подлежащим и сказуемым. Основные «линии напряжения» булгаковской версии Ф.и. могут быть, по-видимому, обозначены как: а) соотношение ипостасей и «ипостасности» внутри Троицы и б) соотношение Божественной природы — нетварной Софии — мира. Значение собственно языка, слова определяется в системе Булгакова ролью и статусом Софии как трансцендентальной основы мира, являемой в именовании, которое, в свою очередь, рассматривается как ан- тропокосмический акт: учение о Софии тварной, возникающей из первичного дву- единства Божественной Софии и абсолютного небытия и отличающейся от божест-венной природы не по сущности, а по факту, позволяет рассматривать слова обыденного языка как энергийно сопряженные с Сущностью, несмотря на то что их непосредственные смыслы коренятся в «дольней», тварной области идей, а также делает возможной ре-конструкцию скрытых смыслов слова. Возможность создания корректной гносеологии непосредственно связывается Булгаковым с философией грамматики, с анализом синтаксиса простого предложения, в конечном счете — с установлением указанной выше он-тологической формулы: А есть не-А. Гносеология, разрабатываемая Булгаковым, представляет собой попытку обосновать подлинное место человеческой субъективности в системе бытия: поскольку в любом познавательном акте содержится образ Триады, субъект выступает как со-именующий, как причастный Откровению, и, тем самым, основания человеческой рациональности существуют «неслиянно и нераздельно» со сферой божественных энергий; субъективность и есть тот «инобытийный фон», на котором отчетливо является голос Бытия. А.Ф. Лосев, решая те же задачи — установления онтологической границы языка, создания — с помощью исихазма и имяславия - такого варианта философской системы, который позволил бы органически соединить наиболее значимые философские системы (платонизм и кантианство, гегельянство и феноменологию), — шел иным, нежели Булгаков, путем. Булгаков предстает перед нами прежде всего как богослов, а А.Ф. Лосев — как философ, пытающийся рациональным путем постичь внерациональное, пренебрегая рядом ограничений как внутри философского дискурса, так и, в частности, недопустимостью для богословия диалектики Лиц внутри Троицы. Диалектический переход от Троицы к тетрактиде (а от нее — к Пентаде) является отправным моментом в построении лосевской системы. Ф.и. А.Ф. Лосева (так же, как и учение о. С. Булгакова) основана на изначальном допущении о принципиальной возможности подобия Бога и мира. Феноменологическая редукция особого рода, примененная к слову, позволяет трактовать Космос как своего рода «лестницу именитства». По-следовательно отвлекаясь от фонетических, морфологических, этимологических, синтагматических, пойематических и прочих «слоев» слова — собственно, от того, что составляло предмет традиционной лингвистики, философ фиксирует свое внимание на ноэ- матическом аспекте слова, области чистого значения. Именно на уровне ноэмы становится очевидной предметная сущность слова. Ноэма — значение определенного слова — есть, утверждает Лосев, «свет смысла, освещающий, т.е. осмысливающий звуки и от значения звуков как таковых совершенно отличный». Ноэма фиксируется как «вне- субъективная и вне-индивидуальная стихия понимания», возникающая при взаимоопределении предметной сущности и инобытия. По мысли Лосева, сущее и инобытие определяют друг друга в образе, который возникает в результате меонального «окружения» смысла, оформления его. Следовательно, сущность (так же, как и меон) может существовать не только «в себе», но и в модусе определения, «в модусе определенного осмысления, в модусе явленной, выраженной сущности». Эту последнюю Лосев называет энергемой. Через понятие энергемы становится возможным конструирование зафиксированного в имени иерархически организованного мироздания. Имя становится для Лосева непостижимой гранью между Творцом и миром: диалектика имени не может мыслиться иначе, чем как система антиномических взаимоотношений сущности и имени; имя как орган самосознания сущности может мыслиться только в контексте перехода - и одновременного неперехода в инобытие. Имя сущности есть смысловая энергия сущности, поэтому, если мыслить присутствие Бога в мире по сущности, неизбежно придется констатировать диссоциацию Божественного в твари. Богоприсут- ствие в мире должно осуществляться по энергии; энергия сущности есть Имя. Манифестации имени, взятые в двуединстве с некоей умной материей, образуют Первозданную сущность как совокупность умных сил, как метаоснову наличного бытия. Таким образом, отрицая возможность сущностного единства Бога и мира, и о. П. Флоренский, и о. С. Булгаков, и А.Ф. Лосев указывают на возможность коммуникации между Богом и миром, как сообщимость Бога миру, как акт по преимуществу языковой. Развитие философии лингвистики на Западе (в частности, структурализм М. Фуко, теория дискурса Ю. Хабермаса и пр.) подтверждают актуальность коммуникативных экспликаций имя-славия; разница в трактовках собственно языкового пространства («вынесение» или включение сущности человека в пределы коммуникации) позволяет подойти к корректным решениям проблемы человека как субъекта Речи.

Литература:

Флоренский П. Мысль и язык / Соч.: Т. 2. М., 1990; прот. Сергий (Булгаков). Философия имени. Изд-во «КаИр», 1997;

Лосев А.Ф. Философия имени /Бытие. Имя. Космос. М., 1994;

Гоготишвили Л.А. Лингвистический аспект трех версий имяславия (Лосев, Булгаков, Флоренский) / Лосев А.Ф. Имя. СПб., 1997.

Словарь философских терминов. Научная редакция профессора В.Г. Кузнецова. М., ИНФРА-М, 2007, с. 630-632.