Неоэволюционизм

НЕОЭВОЛЮЦИОНИЗМ - термин, с 50-х гг. 20 в. применяемый в англоязычном обществоведении для обозначения разных вариантов ревизии идей классического эволюционизма социального 19 века. Выделяют три главных вида Н.: неодарвинизм или «культурный селекционизм», «культурный материализм», эволюционный функционализм. Неодарвинизм, пропагандируемый новой социобиологией, рассматривает общества как совокупности дискретных изменчивых явлений и свойств (например, форм политической власти, типов поселения, институтов родства, брака, наследования и т.д.). Социокультурные вариации среди них возникают потому, что при передаче культуры от поколения к поколению и от человека к челлвеку случаются ошибки и новации, аналогичные генетическим мутациям. Некоторые вариации будут лучше других приспособлены к социальной среде и рано или поздно вытеснят менее приспособленные формы. Направление социальной эволюции оказывается результатом избирательного воздействия среды на случайные процессы возникновения новшеств в обществе. Это позволяет обойти ключевую для функционализма проблему прямого объяснения того, как люди в общественных группах порождают функционально и адаптивно эффективные институты; избежать споров о телеологии, ортогенезе и т.п. Все, что нужно, — это разнообразие вариаций (новых случайных сочетаний социокультурных свойств) как сырья для эволюции и сито естественного отбора, устраняющее плохо адаптированные сочетания путем проб и ошибок.

Против неодарвинизма выдвинут ряд серьезных возражений. Механизм биологического наследования зависит от разной скорости размножения и смертности отд. особей, в корне отличен от информационно-смыслового наследования (передачи) культуры независимо от органической жизни индивидов. В обществах, где процессы воспроизведения (размножения) и самосохранения, онтогенез и филогенез неразличимы, нет и не может быть материальной «основной единицы» социального воспроизведения, сравнимой с геном, а значит, нет и соответствующих единиц отбора. Бесплодны поиски «социальных генов», «атомов культуры» и в качестве общезначимых единиц информации («культурных инструкций», «образцов культурной памяти», «архетипических идей» и др.), конкурирующих в борьбе за выживание. Имеет смысл говорить лишь об «основных единицах» определенных социальных подсистем (для демографической совокупности такой единицей является индивид, для подсистемы родства — роль известного типа и т.д.). Применение модели случайного отбора к эволюции даже простейших обществ как целых встречает непреодолимые трудности, ибо для проявления результатов случайного отбора в дарвиновском смысле не хватает ни времени, ни материала (достаточного количества известных исторических форм общества), чтобы объяснить эмпирически наблюдаемый высокий темп социальной эволюции. Нет глубоких сходств между мутацией как источником биологической изменчивости и социальным изобретением (нововведением), целенаправленным, реагирующим на запросы извне и способным к заимствованию и распространению в других общественных «организмах».

Два других вида Н. изначально исходят из направленности социальной эволюции, обусловленной так или иначе понимаемой структурной организацией общества. Они ближе к спенсеровскому обобщенному понятию эволюции как движения от однородности к большему разнообразию, от простых к сложным формам организации, к локальной специализации форм и т.п. В отличие от теорий эволюционизма 19 века в Н. все эти особенности эволюции толкуются не как онтологический закон, а как полезное эмпирическое обобщение. «Культурный материализм», особенно заметный с середины 20 века в американской культурантропологии и археологии (Л. Уайт, Г. Чайлд, М. Салинз, Э. Сервис, М. Харрис и др.), больше других внимателен к развитию технико-экономической базы культуры, к технологическим реакциям обществ на требования среды, к влиянию эффективности потребления энергии на социальные институты и т.п. Не отрицая важности естественного отбора, этот вид Н. при установлении направления эволюции переносит центр тяжести на взаимодействие между различными аспектами общества, один из которых признается ключевым по отношению к другим. Салинз и Сервис под влиянием биолога Дж. Хаксли предложили различать специфическую эволюцию, характеризуемую возрастающей дивергенцией и адаптивной специализацией конкретных обществ, и общую эволюцию, выражающую тенденции развития человеческой культуры в целом, но, однако, не тождественной «прогрессу человечества», как он понимался в социологии 19 века. Больший «эволюционный потенциал» они приписывают культурным типам, которые предварительно имели относительно обобщенные, а не высокоспециализированные адаптивные характеристики. Эволюционный функционализм (Т. Парсонс, Н. Смелзер, С. Эйзенштадт и др.) ориентирован на модель развития не популяции (как неодарвинизм), а организма. Общества — это естественные, адаптивные, функционально интегрированные системы, где новации появляются и выживают потому, что удовлетворяют функциональным требованиям общества как целого, тем самым определяя и направление эволюционного процесса. Здесь главное затруднение заключено в вопросе, как, посредством каких социальных процессов массы индивидов, каждый из которых не сознает всех последствий своей деятельности, тем не менее развивают «нужные» институты, адаптивного и функционального значения которых в обществе сами не понимают. Основные ответы сторонников эволюционизма восходят к известным из истории социологии решениям, обнаруживающим свою уязвимость для критики: «нормативная гипотеза» (идущая от О. Конта) объясняет интеграцию индивидуальных и социальных целей в ходе эволюции интернализацией членами общества общих норм и ценностей, «гипотеза рациональности» допускает существование за кулисами индивидуальных действий скрытой мотивации, опирающейся на некоторое адекватное знание соц. целей и лучших средств их достижения.

Этот вид Н. охотно использует принципы дифференциации и интеграции Г. Спенсера и Э. Дюркгейма в качестве формулы общих структурных закономерностей разнородных изменений. Так, Парсонс выделяет несколько стадий в общей социальной эволюции, каждая из которых характеризуется определенным уровнем дифференциации и способом социальной интеграции. Когда-то этот подход преобладал в теориях модернизации. Критические поправки в него вносят: отказ от «органицистских иллюзий» функционализма, т.е. от представлений о фактуре общества как цельной ткани, где обязательно действуют непосредственные и тесные связи между различными сферами общественной жизни и развития, где каждая часть пригнана к другой и исполняет некую жизненную задачу для блага общества как целого; разработка так называемого открытого системного подхода, изначально исходящего из гораздо более слабой, чем организмическая, «лоскутной» взаимосвязанности между различными социальными подсистемами, из относительной автономности и неравномерности их развития и т.д. 

Н. умеет находить стадиеподобные характеристики развития, когда рассматривается ограниченное число связанных переменных или конкретное явление социальной организации или культуры (история техники, денег и т.п.). Однако универсальные притязания в духе теорий 19 века на то, что все аспекты соц. эволюции можно подытожить в единственной последовательности стадий, большинством сторонников Н. признаются малополезными или неосуществимыми. Новейшие течения в теории соц. эволюции критикуют адаптационизм всех видов Н. Институты, обычаи и т.д. выживают и распространяются вовсе не из-за своих адаптивных преимуществ. Это могут быть весьма неэффективные по критериям европейского рационализма социального установления, которые легче всего найти, проще воспроизвести или которые являются результатом каких-то общечеловеческих наклонностей. При отсутствии в социуме настоящей конкуренции в дарвиновском смысле (из-за малого числа вариантных социальных форм, нейтрализующего действия взаимопомощи и др.) эти ранние учреждения способны долго держаться силой своего рода исторического предания. Тогда в эволюционном процессе исследователя должны интересовать не мнимые адаптации к меняющейся среде, по сути априорно удостоверяемые самим фактом существования данных социальных явлений, а те из прежних нововведений, которые показали наибольший исторический потенциал развития.

Некоторые течения Н. отказываются от постулата универсальности эволюции, признавая существование своего рода вечных ценностей и социальных явлений, не поддающихся упорядочению в ту или иную последовательность развития. В качестве такой константы, выходящей за рамки эволюционного способа мышления, признается, например моральная, абсолютная нравственность как нечто данное до всякой эволюции и лишь реализующееся в процессе обществ, развития.

Однако популярный ныне «эпистемологический Н.» неолибералов К. Поппера, Ф. Хайека и др. считает традиционные моральные практики результатом эволюционного отбора, не подчиняющегося нашим меркам рациональности и научности. Наоборот, развитие самого разума зависит от существования какого-то минимума моральных традиций. Социокультурная эволюция — «естественно» саморегулируемый процесс не в смысле наличия в нем чисто природных свойств, а в смысле «естественности» любых явлений, которые вырастают спонтанно и этим отличаются от процессов, управляемых разумом и сознательным планом. По представлениям неолибералов, всякая эволюция — уникальный неповторимый процесс непрерывного приспособления к случайным и непредвиденным событиям, почему никакая эволюционная теория принципиально не способна предвидеть будущее.

А.Д. Ковалев

Литература:

Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. М., 1992;

Штомпка П. Соц-я соц. изменений. М., 1996;

Парсонс Т. Система совр. об-в. М., 1997;

Салинз М. Экономика каменного в. М., 1999.

Социологический словарь / отв. ред. Г.В. Осипов, Л.Н. Москвичев. М, 2014, с. 282-284.