Славянофильство (Кириленко, Шевцов, 2010)
СЛАВЯНОФИЛЬСТВО - философско-религиозное направление русской мысли 40-х — 80-х гг. XIX в., представители которого отстаивали необходимость самобытного социально-культурного и духовного развития России, не исключающего тем не менее использования ряда достижений западной культуры.
Философские идеи С. получили обоснование и развитие главным образом в работах И. В. Киреевского (1806-1856) «О необходимости и возможности новых начал для философии», «0 характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России»; А.С. Хомякова (1804-1860) «Записки о всемирной истории», «По поводу Гумбольдта», «Письма о современной философии»; в литературно-критических статьях И.С. Аксакова (1823-1886) и К.С. Аксакова (1817-1860).
В концепции С. подчеркивалось значение старорусского «мира» с общенародной собственностью земли, веры и обычаев; «общего начала» устройства жизни. Разрушительная роль рационализма, идущего с Запада, заключалась в раздроблении жизни, превращении некогда цельной реальности в совокупность изолированных фрагментов, соединенных тончайшей сетью абстрактных отношений. Крайним выражением такого рационализма для Киреевского было картезианское «Cogito ergo sum». В признании мышления первичным по отношению к бытию, в выведении бытия из факта мышления, а не наоборот, в изоляции познающего от познаваемой действительности, в исключительно понятийном познании, от которого ускользает реальность, усматривал Киреевский «первородный грех» рационализма.
А.Хомяков с этих же позиций вел систематическую критику немецкой философии. Теоретическую ошибку гегелевской философии он усматривал в ее панлогицизме, в смешении понятия с самой развивающейся действительностью. По мнению Хомякова, гегелевская философия есть «мистико-рационалистическая телеология», устранившая реальные причинно-следственные связи, а заодно — и человека. Гегелевский рационализм означал для Хомякова полную потерю философией своего жизненного содержания. Гегельянству он противопоставил свою концепцию «цельного разума», основанного на «вере и воле». Гарантом истинности веры являлась причастность каждого индивидуального сознания к традициям русской православной веры, которые сохранились в толще общинной народной жизни. Гарантом воли как творческой активности служили всё те же традиции, обычаи, определявшие жизнь общины. В этом случае государство как «внешняя форма» социальной организации оказывалось «неорганичным» элементом, не вписывалось в традиционные формы социальных связей. Данный вывод, следовавший из идей С., естественно, вызывал раздражение официальных властей.
Принципу «внешней правды» государства, гражданского права, социальной этики и эстетики С. протиаопоставляло концепцию «органичной» общности, православной «соборности» с ее началом любви. «Соборный разум» у Хомякова не есть культ коллективной безличности. Это «всецелый», цельный разум как совокупность индивидуальных мышлений, который только и может достичь знания «разумной цельности сущего... понимания истинной и живой действительности». Индивиду с его «точкой зрения» доступны лишь «полуправды», которые оборачиваются неправдой. Только «соборный разум» является органом познания «всецелой», а не частичной истины.
Уладить проблему взаимоотношений человека и общества, общества и истории означает прежде всего отказаться от индивидуальной рефлексии, от рационального пути самоопределения, слиться с общностью, с истинно христианскими ценностями, сохранившимися в крестьянской общине. Чтобы история обрела свое подлинное «человеческое» лицо, необходимо возвращение обособленного «просвещенного класса» в народ. В результате усилий русского родового дворянства, укорененного в «почве», нация преобразуется в монолитность народа, чья индивидуальность определяется православной верой, самобытностью жизни и одухотворена просвещенной мыслью. Так не без помощи С. появляется понятие «народности» культуры, литературы и искусства, эксплуатировавшееся с различных идеологических позиций почти до конца XX в.
Содержанием славянофильской консервативно-романтической утопии являлось отстаивание надындивидуальности патриархального сознания, исключающей появление «лишних» людей, атомизацию общества, отчуждение, рациональную рефлексию. Человеку возвращались переживания покоя, внутренней уверенности, гармонии, вытекающие из неколебимости христианской веры и народных традиций, ставших органической частью внутреннего мира. Занимаясь проблемой русской национальной духовности, представители С. не перечеркивают полностью современную им западную философию, напротив, они, как прилежные ученики, штудируют Канта, Гегеля, Шеллинга, заимствуют их терминологию, следуют их логике. Однако философия С. — это своеобразный «ответ-вызов» немцам и в их лице — всему Западу.
Стремление С. к практическому использованию философских идей во имя «общей пользы», к непосредственному внедрению философии в жизнь вело к тому, что его сторонники остановились на пороге философии, граничащей с богословием. Связь самой философии с православием начинает носить нестрогий характер, обсуждение любого круга вопросов окрашивается субъективной пристрастностью, опытом личного переживания. Философия сближается с эссеистикой и публицистикой. С. кладет начало чисто русскому явлению — «светскому богословию», или «русской религиозной философии», которая во многом сохраняет особенности стиля русской мысли 40-х годов. В 60-е годы философские идеи С. получили развитие в так называемой идеологии почвенничества (Достоевский), в 70-80-е годы — в трудах Данилевского и отчасти К. Леонтьева.
Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Краткий философский словарь. М. 2010, с. 339-340.