Симулякр (Кириленко, Швецов, 2010)
СИМУЛЯКР (букв, «подобие») — термин, утвердившийся в постмодернизме (Ж. Батай, Ж. Бодрийар, Ж.Делез, Ж.Деррида) для обозначения особого класса культурных объектов, к которым неприменимы традиционные характеристики означаемого и означающего.
Традиционно образы, закрепленные в знаковой форме, были предназначены для отображения, «удвоения» действительности. В ряде случаев образы использовались для подмены или сокрытия реального положения дел. Любая идеология отсылает нас к реальности уже «обработанной», закамуфлированной средствами массовой информации. Развитие средств массовой коммуникации ведет к тому, что культурные объекты начинают не просто «скрывать» подлинную реальность, но скрывают ее отсутствие. Так появляются подделки под «высокую» культуру, под истинные чувства, под девственную природу. Эволюция средств массовой коммуникации идет дальше, коренным образом трансформируя наше отношение к реальности. Субъект-объектная структура нашего отношения к миру рушится.
Ж. Бодрийар назвал переход от фазы маскировки реальности к фазе отсутствия соотнесения со всякой реальностью фазой «чистого симулятора». Чистый симулятор — это С., являющийся копией без оригинала. Фактически С. — антагонист знака: он ничего не означает, ни на что не намекает, никуда не отсылает. С. двойствен. В нем фиксируется и наличное бытие, и бытие-возможность, желаемое и действительное. Он является элементом структуры гиперреальности. Гиперреальность — это не сфера мечты, иллюзий, это сфера жизни и действия, это особое состояние реальности, создавшей особый «орган» для самообоснования. Человек вырывается наконец из сетей знаково оформленного поведения, избавляется от ложной проблемы «самовыражения» как «самообозначения», формулируемой в «горизонте обладания». Знаки меняют свою природу: это знаки без предметных референций (отсылок к реальности), знаки антипрезентантые, которые возвращают человеку его цельность, яркость восприятия мира, позволяют не искать невидимый смысл в видимых вещах. Смысл явлений открыт в С., граница между «внутренним» и «внешним» «взрывается».
Бодрийар в своей ранней работе «Система вещей» рассматривает технику как С. природы в целом. Бытовая техника, по словам Бодрийара, помимо ее функционального назначения, несет в себе дополнительный смысл: мир становится лишь объектом «оперирования», бытовая техника — это «целостный С. природы-автомата». «Мистифицируя человека, погружая его в грезу о функциональности, эта мифология одновременно мистифицирует и вещь, погружая ее в сферу действия иррациональных факторов человеческой психики».
Идея внесения целостности в гиперреальность — идея соединения С. — подобна грандиозным системосоэидающим замыслам философов прошлых времен. Однако, в отличие от прошлых проектов, разум не является основным инструментом создания такой целостности. Конструктором гиперреальности становится логика наших стремлений, желаний. Гиперреальность — это своего рода «жизнестроение», не опосредованное теоретической стадией, где смысл слит с вещью, манипуляция с вещью и есть овеществленная мысль. Изменения в гиперреальности — это само творение мира, а не только изменение бестелесного мира идей и образов. Логика пребывания человека в мире С. сходна с логикой мифа.
Фактически современные социальные институты — производство, революционное движение, политика — уже «даны» нам вместе с их интерпретацией средствами массовой информации. Культура изначально несет в себе зародыш «симуляционной эры», поскольку она как бы заменяет то, до чего человек не может «дотянуться», — вечность, абсолютное добро, бессмертие. Бога — их символами, подобиями. Сокращая до минимума расстояние между знаком и его значением, человечество приближается к эпохе С. Когда же исчезает дистанция между желанием и реальностью, подобием и образцом, возможностью и действительностью, человеком и вещью, означающим и означаемым, тогда наступает «симуляционная эпоха», «конец истории». Разрыв между миром и человеком ликвидируется, человек погружается в мир копий без оригинала.
Попытка человека быть контролером и манипулятором в мире С. утопична. Функции вещей отрываются от самих вещей, антропоморфный вещный мир прошлого заменяется «функциональным производством», в котором нет места для «подписи» владельца, человек выталкивается в хаос из мира С., если только не решится войти в него на равных. В этом мире бессмысленно увещевать, критиковать, обличать. Говорить можно только «вещным» языком. Смысл одевается в предметные одежды. Изменения внешнего облика, стиля одежды уже меняют наше положение в мире. Избыточная информация, которая в традиционном сообщении, имеющем субъект-объектную структуру, квалифицировалась как «шум», помехи в гиперреальности, лишенной разделения на субъект и объект, внешнее и внутреннее, главное и второстепенное, позволяет внести изменения в мир симуляций, она, по словам Бодрийара, «соблазняет». Соблазн означает господство над символической вселенной. «В соблазнении нет ничего активного или пассивного, нет субъекта или объекта, нет внешнего или внутреннего; оно играет сразу на двух сторонах доски, притом что не существует никакой разделяющей их границы». Только перейдя на сторону симуляционного объекта, борясь с ним его же оружием, мы можем если не ускользнуть от гиперреальности, то хотя бы изменить ее смысловую ауру.
Как оценить наступление эры С.? Как жить человеку в этом мире? Это не равнодушный, «абсурдный» мир экзистенциалиста, отделенный пропастью от человека, не стройная система мироздания классической философии, включающая человека в качестве одного из своих элементов. Жить в мире С. можно, только приняв правила этого мира — правила игры. «Поддаться соблазну» означает молчаливое согласие вступить в игровой мир. Человек может «уцелеть» в мире С., только самостоятельно возводя и разрушая границы между собой и миром, собой и другим человеком. Только отказ от «целевого» поведения как единственной жизненной стратегии, от погони за «абсолютной истиной» в познании, от отстаивания своего «подлинного Я» позволит выжить современному человеку.
Своеобразной художественной моделью выживания человека в мире С. являются миры американского писателя Р. Шекли. Знаковый хаос, «обратимость» смысла происходящего неотделимы от способности человека упорядочивать мир видимостей, «удерживать» его в сознании, разрушать, корректировать. Жизнь человека в таком мире сходна с работой художника над своим произведением.
Ж. Делез видит в С. нечто большее, нежели мир видимостей, «заменяющий» историю. Делез предлагает иную версию появления С. в современной культуре. Неожиданные свойства мира С. — несходство сходного и сходство несходного, отличие симуляционной логики от привычной нам логики человеческой мысли — позволяют Делезу сказать, что С., или фантазм — не просто копия копии, бесконечно ослабевшее подобие, назвавшееся образцом, деградировавшая икона. Делез рассматривает мир С. в качестве формы существования в человеческом мире «Другого» — Вечности, Бытия, Бога. С. — это своего рода моделирование Вечности ограниченными человеческими средствами, лишенное наивной веры в человека как в центр Вселенной: «...если симулякр соотносится с каким-то образцом, то этот образец уже не обладает тождественностью мыслимого одинакового, это, напротив, модель Другого...». Н. Кузанский пытался выразить «инаковость» Бога с помощью математических моделей, в которых нарушены непреложные аксиомы геометрии. В современном мире нарушение законов логики осуществляется в мире С. Человек как часть мира С. способен всё же сохранить отчасти за собой функцию наблюдателя, способен увидеть несходство сходного, следовательно, отличить С. если не от социальной реальности, то от реальности Абсолюта, не впадая при этом в утопию.
Делез рассматривает понятие С. в рамках его концепции «повторения и различия». Всё в мире повторяется — но каким образом? Если вечное возвращение — точное повторение «того же самого», то каждый виток возвращающихся событий, абсолютно сходный с предшествующим, уже нельзя назвать копией. Появляющееся в определенное время на телевизионном экране лицо ведущего — не копия вчерашней передачи. Это то же самое (абсолютное сходство), но в то же время ведущее самостоятельное существование (абсолютное различие). Оригинала в данном случае нет, потому что копию нельзя отличить от оригинала. Следовательно, всё, что возвращается таким образом, можно назвать С. или копией без оригинала.
С. — это различие без повторения или повторение без различия. С. — это лишь образно-смысловое оформление наших желаний, которые всегда стабильны во всём своем разнообразии. Чувство голода достаточно «прогнозируемо» и в то же время ощущается нами каждый раз как нечто неожиданное, происходящее впервые. Хотеть — это хотеть всегда одинаково. Мыслить — даже об одном и том же — можно всегда по-разному.
Особенности С. станут яснее, если сравнить его с «концептом». Концепт — это понятие философии, в котором также содержится единство субъективного и объективного моментов, как и в С., но по-иному. Концепты — авторское изобретение, без подписи их сотворившего они — ничто. «Концепт как собственно философское творение всегда есть нечто единичное». У каждого концепта есть свое поле, есть свой возраст. Как отличить ложного друга от истинного, а концепт от С., спрашивает Делез. «Концепт — это множественность». Концепт — это целое, но всегда фрагментарное целое, только так он может выделиться из хаоса. Концепт — это своего рода «сгущение смысла», предполагающее иные смыслы, другое именно в силу своей фрагментированности.
«Я» как психологическое единство привычек, памяти, мысленных навыков в философии заменяется концептосозидающей деятельностью, имеющей свои границы, свое «поле» смыслов, своих «ходатаев» — философских персонажей. Вернуться «к себе» философ может, только «истоптав всё поле смыслов». Концепт не отождествляется полностью с автором, автор, в свою очередь, не отождествляется до конца с «Я». С. сливается с воспринимающим его, симуляционная логика поглощает наше «Я» без остатка. Логика смысла, человеческая логика и симуляционная логика, безумная, нечеловеческая — несовместимы.
Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Краткий философский словарь. М. 2010, с. 330-333.