Бессознательное (Кузнецов)

БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ - в узком смысле категория философии и психологии, обозначающая содержание психической жизни субъекта, которая скрыта от его сознания и невербализована. В ряде философских и социологических концепций термину Б. придается широкий онтологический смысл. В истории философии проблема Б. актуализируется еще в античности, где хаотическое (бессознательное) начало мира (апейрон, меон) нуждается в оформлении со стороны смысла-логоса, результатом чего является наличное бытие (по Платону). Фундаментальное значение проблематика Б. впервые приобретает у Лейбница. К Б. он относит малые неосознаваемые восприятия в отличие от осознанного восприятия, апперцепции. Существенное место проблема Б. занимает в философских концепциях И. Фихте и Ф. Шеллинга: сфера Б. противоположна трансцендентальной субъективности (Я Фихте, Абсолютному Шеллинга), объемлется последней. Интерпретация категории Б. в немецкой философии XIX в. связана с именами А. Шопенгауэра и Э. фон Гартмана. Если для Фихте и раннего Шеллинга бессознательная деятельность трансцендентального субъекта определяется как «действие ради действия», но все же связывается либо с категорией практического разума (у Фихте), либо с понятием интеллектуальной интуиции (у Шеллинга), то Шопенгауэр из «действия ради действия» выводит конструкцию абсолютно бессознательной воли, которая не хочет ничего другого, как только хотеть: сознание есть лишь явление, сущность, являющаяся в нем, есть абсолютная бессознательность, «неразумие» воли. Учение Э. фон Гартмана о Б. является своего рода синтезом панлогизма Гегеля и волюнтаризма Шопенгауэра; «абсолютный дух» бессознателен, «воля» и «идея» суть равнозначные и находящиеся в постоянном взаимодействии его атрибуты. Существенное изменение в трактовке Б. связано с появлением в середине XX в. психоанализа, в рамках которого Б. не противопоставляется сознанию, а обнаруживается внутри его структур. Так, 3. Фрейд широко использует термин «Б.», обозначая им то содержание психической жизни, о наличии которого человек не подозревает в данный момент, либо не знает о нем в течение длительного времени, либо вообще никогда не знал. По мнению Фрейда, практически все невротические состояния связаны с конфликтом между сознательными и Б. структурами: Б. желание (Оно), актуализируясь в сфере сознания в некое представление (сфера Я), вступает в конфликт с совокупностью идеальных норм индивида (сфера Сверх-Я) и вытесняется в сферу Б. Таким образом, конфликты между Я и Я-идеалом в конечном счете отражают противоречия между внешним и внутренним, реальным и психическим мирами. Трактовка проблемы Б. последователем Фрейда К.Г. Юнгом существенно отличается от фрейдовой. Швейцарский мыслитель коренным образом расходится с Фрейдом в вопросе о содержании Б. Для Юнга очевидна несводимость содержания Б. исключительно к биологической компоненте — проблема Б. мыслится прежде всего как проблема культуры. Помимо личностного Б. Юнг признает существование коллективного Б., которое идентично для всех людей и образует «всеобщее основание душевной жизни каждого». Если содержанием личного Б. являются комплексы, то содержанием коллективного Б. являются архетипы — «формы и образы, коллективные по своей природе... и являющиеся... автохтонными индивидуальными продуктами бессознательного происхождения».

Трактовка проблемы Б., предложенная представителями классического психоанализа, оказала большое влияние на философию, культурологию и искусствоведение XX в. и получила дальнейшее развитие в различных версиях неофрейдизма (в том числе в так называемом экзистенциальном психоанализе Л. Бисвангера, Ж.-П. Сартра, Э. Фромма и др.). Альтернативную позицию в отношении Б. занимали философы феноменологической школы и некоторые представители аналитической философии. Эта позиция состояла в «отбрасывании» — в результате феноменологической редукции — компонент Б. и непосредственном рассмотрении эйдоса- смысла; или — в аналитической философии — в сведении самого философского дискурса к совокупности логически корректных высказываний. Однако следует иметь в виду, что, по Фрейду, осознание Б. происходит именно в процессе речевых актов. В процессе вербализации, называния Б. переходит на уровень предсознания; именно через посредство слов внутренние процессы мысли становятся восприятиями. В поздних работах Гуссерля и Витгенштейна проблема интерпретации Б. рассматривается через понятие жизненного мира, который выступает в качестве носителя неосознаваемого, «фонового» знания, и языковых игр, которые имеют свою «глубинную грамматику» «форм жизни». Психоаналитические подходы к Б. оказали значительное влияние на целый ряд социологических и историософских концепций, в частности на концепции «тотальной истории» и «ментальности» французской школы Анналов. Концепция тотальной истории, согласно одному из наиболее значительных представителей данной школы Жаку Ле Гоффу, включает в себя не только то, что по традиции именуют культурой или цивилизацией, но также и материальную, равно как и интеллектуальную и художественную культуру, не устанавливая между ними отношений детерминизма; необходимым аспектом исторического исследования является демонстрация ментальности, эмоциональности и установок поведения. Сам термин «менталитет» был заимствован французскими историками (в частности, М. Блоком и Л. Февром) из работ известного психолога К. Леви-Брюля, где он использовался прежде всего для характеристики образа мышления и поведения людей, стоящих на таких ступенях культурной эволюции, когда Б. превалирует над сознательным, а коллективное подчиняет себе индивидуальное — людей так называемых дописьменных культур. Таким образом, менталитет есть своего рода коллективное Б., которое выступает, однако, как система определенных установок, неосознанно используемых людьми в качестве инструмента познания окружающего мира, и во многом формирует их мысли и поступки. С точки зрения представителей школы Анналов, «ментальное измерение истории» должно стать методом исторического познания.

Проблема соотаошения Б. и сознательного в историческом процессе получает свое дальнейшее развитое в историософской концепции М. Фуко. В современном мышлении, считает Фуко, историцизм и аналитика человеческого бытия противостоят друг другу. Само познание укореняется в жизни, в обществе, в языке — трансцеденталиях человеческого бытия, у которых есть история, и в этой истории оно находит то, что позволяет ему общаться с другими формами жизни, типами общества и значениями. Вопрос о соотношении когнитивного и исторического имплицитно содержит в себе вопрос о роли Б. в историческом самораскрытии сущности человека. Б., по мысли Фуко, есть двойник, тень сознания, его Иное, существующее рядом с ним, параллельно ему. Вся динамика современной рефлексии заключается в осознании Б., независимо оттого, выступает ли оно в роли «Unbewusste» (Б.) у Шопенгауэра, «отчужденного человека» у Маркса, чего-то «скрытого», «осадочного», «нераскрывшегося» в феноменологии: современное мышление «пронизано необходимостью помыслить немыслимое, осмыслить содержание «в себе» в форме «для себя», снять с человека отчужденность, примирив его с его собственной сущностью, раскрыть горизонт, дающий опыту непосредственную обнаженную очевидность...». Осознание Б., считает Фуко, лежит в основании всякой этики и политики как личностно-человеческой и коллективно-человеческой деятельности.

Перенесение проблемы Б. из сферы метафизики и психологии в область социальной философии характерно для представителей Франкфуртской школы социологии. Так, в концепции «раннего» Адорно понятие «тотальности» — той исторической конкретности, в которой соединены общее и частное и которая является основной характеристикой социума, — оказывается связанным и с рецепциями Б. в марксизме, и с «коллективным Б.» школы Юнга. Подход к Б., предложенный Ю. Хабермасом, связан с неомарксизмом и неофрейдизмом, прослеживается в том, что касается проблемы соотнесения ценностей с бессознательными детерминантами человеческой деятельности, закрепленными в идеологии. По мысли Ю. Хабермаса, концепция Б., предложенная 3. Фрейдом, позволяет значительно расширить подходы, ориентированные на субъективное понимание смысла: бессознательные мотивы, также как и сознательные, принимают формы интерпретируемых потребностей, а поскольку они даны в символическом контексте, то могут быть истолкованы герменевтически. «Бессознательное, — пишет Хабермас, — обозначает скорее класс всех мотивационных принуждений, происхождение которых необходимо интерпретировать, которые социально не санкционированы и которые являются основанием причинных связей в ситуациях негативных и анормальных моделей поведения». Однако бессознательные мотивы не даны действующему субъекту. Действия субъекта, обусловленные, «спровоцированные» Б., объективно значимы, поскольку могут быть проинтерпретированы, вместе с тем они имеют статус причины, поскольку преобладают над сознанием субъекта. Таким образом, аналитиком является тот, кто устанавливает связь между сознанием и Б.

Потребность в «осознании Б.» в русской философской традиции проявилась в начале — середине XX в., в первую очередь среди представителей так называемого нового религиозного сознания (Н. Бердяев, В. Розанов, Дм. Мережковский) и их последователей (особенно надо отметить творчество Б.П. Вышеславцева). В целом концепция Б. осмысляется в русском философском опыте в рамках метафизической (а не психологической или социологической) традиции как проблема меонального начала мира, хаоса, который должен быть объемлем Космосом Боговоплощения.

Литература:

Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса. М., 1994;

Виндельбанд В. От Канта до Ницше. История новой философии... М., 1998;

Гартман Э. Фон. Сущность мирового процесса, или Философия бессознательного. Вып. 2. М., 1875;

Фрейд 3. Психология бессознательного. М., 1989;

Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991;

Ле Гофф Жак. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992;

Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1994;

Habermas J. On the Logic of Social sciences. Cambridge, 1988.

Словарь философских терминов. Научная редакция профессора В.Г. Кузнецова. М., ИНФРА-М, 2007, с. 48-50.