Трибы и курии

На всем протяжении долгой римской истории продолжали жить в более или менее модифицированном виде социальные организмы, возникшие в период первобытности: род, триба, курия, семья. Они настолько сохранились (и в повседневной жизни, и в юридическом языке), что мы зачастую встречаемся с ними в разного вида поздних источниках. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания ученых. Начиная с конца прошлого века и особенно в текущем столетии ставился вопрос о характере и об отношении названных общественных групп к государству, а также о соотношении одноименных социальных форм в до-государственную и государственную эпохи.

Интерес к этой проблематике постоянно прогрессировал вместе с числом посвященных ей работ, так что понадобилось сделать систематический обзор существующих точек зрения. Он был дан П. Де Франчиши 1 в докладе «Примитивная римская социальная и политическая община» на X Международном конгрессе исторических наук в 1955 году. Ученый верно заметил, что в середине XX века в большинстве случаев отошли от патриархальной теории, господствовавшей в построениях Дж. Вико и Т. Моммзена. Много было сделано для понимания сущности рода. Однако механика взаимодействия между gens и familia разными исследователями понималась по-разному. Так Аранджио-Рюитц уже в начале нашего века подчеркнул значение экономического фактора: переход от пастушества и экстенсивного земледелия к интенсивному усилил семью. Начиная с Е. Де Руджеро, интерес многих исследователей был прикован к политическому аспекту рода и семьи. Среди них П. Де Франчиши справедливо выделил Бонфанте, который, как нам кажется, поставил проблему происхождения римской государственности в ее

_____

1. De Francisci P. La comunita sociale e poli- tica romana primitiva. — In: Relazioni del X Congresso Internazionale di Scienze Storiche, v. II. Firenze, 1955, p. 61—166.

[90]

отношении к догосударственным институтам. Он последовательно проводил в своих работах идею о том, что и род, и семья были изначально носителями политической организации, унаследованной затем государством. Своеобразно эта идея преломилась у Эд. Мейера. «Примарной» социальной единицей он считал орду, из распада которой образовались и gentes, и familiae, и в орде видел первоначальный «политический» организм.

Взгляды Бонфанте о «политическом» характере рода оказали влияние на последующую историографию — на Казера, Веструпа, Де Висшера, сопоставлявших власть pater familias с властью главы государства. Последователем Бонфанте Де Франчиши по праву называет и Фреццу, который видит в семье и роде политическую организацию, сравнимую со структурой nomen Latinum, где господствовали федеральные порядки. Также по аналогии с италийской, точнее латинской, средой, изучает социальные структуры и образование города-государства в Риме Луццатто. Но Де Франчиши считает его противником Бонфанте, поскольку Луццатто намечает путь образования Рима от распыления некоего латинского «племенного государства», частью которого были паги, через стадию «городской концентрации» в пагальном центре, oppidum, который постепенно доходит до города-государства. В отличие от Бонфанте и его последователей, familia у Луццатто лишена политических функций.

Далее Де Франчиши выделяет направление, состоящее в определении «юридической» природы «догражданских групп». Представлено оно Парадизи (середина XX века). Исследователь говорит о гетерогенности этих групп, а именно арио-европейцы в период их экспансии на Балканский и Апеннинский полуострова образовывали некие этнические единства, которые были одновременно и политическими единицами. Иммигрировавшая в Италию этническая общность включала в себя семьи, объединявшиеся более прочно лишь в военных целях.

На италийской почве арио-европейцы нашли созданную до них туземным населением, средиземноморцами, организацию пагов, более прогрессивную, чем их арио-европейская этническая общность. В комбинации этих социальных групп паг становился центром политического развития, военной и социальной организацией, переходящей в «гражданское государство». Характеристика, данная Де Франчиши взглядам Парадизи, как вскрывающим «юридические» основы государственных больших и меньших общностей, представляется нам недостаточно точной. Правильнее было бы говорить об установлении Парадизи разницы их социально-экономической природы. Особенно же заслуживает

[91]

внимания тезис Парадизи о переходе к государству через паг, который, впрочем, четко не охарактеризован.

Особо останавливается де Франчиши на оценке У. Коли семейных и гентильных групп и их отношений к государству: первые представляют собой только экономический организм, а вторые — политический. Синойкизм селений Палатина и других римских холмов приводит к образованию urbs, который в примитивной фазе соответствует не civitas, a regnum — первой политической форме в Риме.

Совершенно особняком ставит Де Франчиши концепцию Ф. Де Мартино, который отвергает мнение об орде как о носителе государственных порядков, представление об «этническом государстве» и возникновении Рима из раздробления единого «национального» государства и говорит о предшествовании гентильных устоев государственному образованию. Вместе с тем Де Франчиши относит Де Мартино к последователям «политической» теории. Вряд ли можно уложить концепцию Де Мартино в рамки этой теории. В отличие от всех упомянутых ученых, он стоит на позициях исторического материализма, рассматривает gentes и familiae с учетом всех аспектов этих социальных явлений как ячеек общества, обусловленных его социально-экономическим развитием. Именно поэтому Де Мартино высказывает принципиально значимый тезис о том, что gens исторической эпохи, т. е. эпохи классового общества и государства, является лишь рудиментом того, чем он был в догосударственное время 2.

Сам Де Франчиши, показав вклад своих старших и современных ему коллег в понимание первобытных общностей, обратился наряду с gens к другим кардинальным элементам социальной структуры древнейшего и Древнего Рима, в частности к соотношению gens и familia, familia и агнатской группы, а также к характеристике gens и курии. Он принял идущую от Кречмера этимологию curia от coviria. В противоречии с другими исследователями Де Франчиши не считает создание курий одновременным с созданием трех триб. По его мнению, если б курии и три трибы возникли в результате одновременной реформы, синхронно центурии целеров должны были бы набираться от 30 курий, т. е. по одной декурии от каждой курии. Но центурии всадников всегда существовали как единый корпус, из людей, набранных по трибам, в то время как по куриям стала комплектоваться пехота. В связи с этим Де Франчиши выдвигает положение о наличии в древнейшую эпоху римской истории двух в разное время появившихся видов курий. Первые, или древние, существовали до Палатинской общины, т. е. до Ромула, в качестве «гентильных консортерий». Позднее, около середины VII века до н. э., когда в результате реформы были созданы три трибы, произошла трансформация курий. Эти новые курии при этрусских царях были источником набора пехоты. В другом своем труде Де Франчиши поясняет эту трансформацию: новые курии стали искусственными подразделениями гентильных триб 3. При этом оба вида

_____

2. De Martino F. Storia della costituzione romana, V. I. Napoli, 1958, p. 9.

3. De Francisci P. Primordia civitatis. Roma, 1959, p. 484—486.

[92]

курий являлись обозначением и социальных групп, и одновременно места их собраний. В доказательство древности института курий Де Франчиши ссылается на открытие археологом Кальцони на возвышенности Монте Четоне (в Центральной Италии; серии четырехугольных площадок, обрамленных ступеньками, которые датируются эпохой бронзы. Расположены они на юго-восточном склоне террасами. А. Минто истолковал эти площадки как места для собраний древнейших социальных единиц, обладавших сакральными функциями, вероятно с участием авгуров, на что указывает юго-восточная ориентация конструкций 4. Говоря о создании 30 первых курий, Де Франчиши соотносит с ними и число 300 сенаторов, замечая, что всему греко-римскому миру свойственна тенденция параллельно с развитием общины фиксировать число членов в ее органах управления. Наблюдения Де Франчиши послужили импульсом для других исследователей. Стали привлекать внимание и курия, и числовые отношения социальных структур. Конечно, последнее направление не новость в историографии.

Каждое поколение ученых пытается осмыслить ставшие хрестоматийными сообщения традиции о трибах Тициев, Рамнов и Луцеров, а также о 30 куриях. Ещё в прошлом веке была отмечена троичность архаического Рима, которая связывалась, с одной стороны, с «идеальными» числами, кратными трем, — трое ворот первоначального города, триада богов, 30 городов Латинской лиги — а с другой — с этнической тройственностью раннего римского населения. Эти легендарные цифровые данные были подкреплены лингвистикой: латинские слова tribus, tribuni были соотнесены с tris, tres. С помощью лингвистики пытались доказать этническую разницу между трибами и в текущем столетии. Так, Девото 5 в 1933 году, в отличие от Нибура, считавшего одну из триб тирренской, или принадлежащей доиндоевропейским при-шельцам, выдвинул тезис о принадлежности Тициев к протосабинам, носителям слов со значением «красный» типа «rufus», Рамнов — к протолатинам, носителям слов типа «rutilus», Луцеров — к прото- италикам, носителям слов типа «ruber». Г. Дюмезиль 6 видел в членах римских триб представителей разных социально-профессиональных групп, свойственных индоевропейским народам. В соответствии с этой схемой он считал Тициев пастухами и ремесленниками, Рамнов — жрецами, а Луцеров — воинами, что, в общем, не находит никакой опоры в источниках.

Поскольку слово «триба», как известно, переводится словом «племя», в новейшее время к объяснению его был привлечен этнографический материал. Так, Ж. Н. Ламберт 7 обнаружил параллели между архаическим Римом и ирландцами средневековья. Начиная с VI—VII веков ирландцы делились на 184 tricha cet. Термин этот переводится как «30 сотен» и эквивалентен термину tuath (род, племя). Эпос представ-

_____

4. Minto A. Curia.—SE, 1946, v. 19.

5. Devoto G. Le origini tripartite di Roma.— Athenaeum, N. S. 31, 1953, v. 41.

6. Dumezil G. Tuppiter, Mars, Quirinus. Paris, 1941.

7. Lambert J. N. Les origines de Rome a la lumiere du droit compare: Romulus.— In: Studi in onore di Pietro De Francisci, v. I. Milano, 1956, p. 337—360.

[93]

ляет tricha cet как вооруженный отряд вождя или короля. «30 сотен» было идеальным числом, не всегда отражавшим действительное количество воинов. В соответствии с числом воинов была поделена и вся территория острова: на 184 tricha cet, или tuath, приходилось 184 дистрикта, которые также именовались tricha cet. Каждый дистрикт включал по 30 bailes, т. е. населенных пунктов. Значит, каждая сотня воинов, входивших в tricha cet, имела baile, т. е. свою территорию. В этом Ламберт видит аналогию к переданному Дионисием Галикарнасским (II, 7) установлению Ромула, по которому вся римская земля была поделена на 30 клеров между 30 фратриями, или куриями, поставлявшими контингенты в войско по сто человек от каждой из них. На этом сходство не кончается. В средневековых текстах ирландское tuath, или tricha cet, называется еще cantaredus, что представляет собой латинизированную форму галльского слова cantref, по-французски — cent tref, т. е. сотня tref, что означает фиксированный на земле род. Слово tref переводится и как воинское подразделение, и как соответствующая ему община и территориальная единица. Из анализа указанных терминов выявляется некое арифметическое равенство: 30 сотен = 100 tref. Отсюда следует, что кельтское войско состояло, как и в Риме, из 30 групп по 100 человек или из 100 групп по 30 человек. Подмеченное равенство позволяет Ламберту понять неясное утверждение Феста: «Центуриатные комиции в равной мере считались и куриатными, потому что римский народ был разделен на сотню турм». Поскольку турма была всадническим подразделением изначально из 30 человек, то сто боевых единиц по 30 человек (куриатные комиции) соответствуют 30 единицам по 100 человек (центуриатные комиции). Учитывая близкое, хотя и не идентичное значение латинского tribus, умбрского trifo, кельтского tref как общины, племени, принимая во внимание, что римляне, дорийцы, ирландцы приписывали себе троичное происхождение, Ламберт считает этимологию tribus, связанную с индоевропейским tref (три), совершенно обоснованной. Одновременно он предостерегает против понимания tribus как «трети» общины или народа, подчеркивая значение числа «три» в комплектовании римского войска.

В конечном счете все наблюдения Ламберта подтверждают представления о Ромуловом Риме как об обществе, организованном в 3 трибы и 30 курий, что составляет 3000 человек, как об обществе, в основе которого лежал альбанский род вполне историчного Ромула. Исследователь совершенно верно отметил, что социальная тройственность продиктована военными потребностями, так как базируется либо на трех элементах строя — центр и фланги, либо на возрастном подразделении войска.

Много внимания уделено числовым соотношениям социальных единиц первоначального Рима и в книге Роберта Пальмера «Архаическая община римлян» 8. Пальмер предостерегает против увлечения сравнительным методом при исследовании древних институтов, хотя и сам

_____

8. Palmer R. Е. A. The archaic Community of the Romans. Cambridge, 1970, p. 3, 5, 15—26 etc.

[94]

прибегает к аналогиям, и выдвигает на первый план источниковедческий аспект в изучении древнейшего Рима. Главным источником по трем трибам он называет Варрона, считая его ответственным за появление в традиции об истоках Рима чисел 3, 30, 300 и 3000 и самого города Roma Quadrata, созданных им по модели выведенных римских колоний, в том числе и современных Варрону.

Антиквар был хорошо знаком с практикой римской колонизации, сам участвовал в учреждении колоний, знал квадратный план их городов и сельской территории, а также обычную численность колонистов — 300 и 3000. Особое же значение, по мысли Пальмера, имело то обстоятельство, что ученый Варрон находился под влиянием греческой литературы — Пифагора, Аристотеля и Ликофрона. Первый из них, как известно, придавал основополагающее значение числу, второй занимался объяснением числовых отношений греческих социальных организмов, связывая их с разными временными циклами. Третьему принадлежит самое раннее упоминание о римской триаде. Таким образом, считает Пальмер, в основе нумерологии Варрона, унаследованной последующей античной историографией, лежит прежде всего греческая теоретическая и политическая мысль. Исторической реальностью Рима являлись только 30 курий, известные в республиканскую эпоху. Курии не были фратриями. Пальмер находится среди тех ученых, кто принял этимологию curia<coviria. Однако первоначальные курии не представляли собой воинских подразделений.

Анализируя словоупотребление curia, в частности у Плавта, у которого оно впервые встречается в сохранившейся до наших дней римской литературе, у Авла Геллия (XV, 57), который привел комментарий Лелия Феликса к сочинению Кв. Луция Сцеволы («ех generibus hominum — comitia curiata»), у Феста (curia... — pars), Пальмер присоединяется к мнению, что курия — это община, что члены курии — это и есть квириты, т. е. римский народ. Продолжая линию Ю. Белоха и Аранджио-Рюитца, Пальмер говорит, что курии складывались постепенно. Местоположение Старых и Новых курий указывает на ранние ступени процесса их образования, начиная от семи палатинских и какого-то количества на Целии. Аргейские священнодействия говорят уже о наличии 27 курий в городе Сервия, состоящем из четырех регионов, включая Капитолий и Форум. Количество 30 курий достигается позднее, после того как ради укрепления своей власти цари передали авгуральные функции из рук предстоятелей курий в руки четырех государственных авгуров и не разрешили установить авгуральные палатки в черте города. Три же курии находились вне города. Именно эта историчность 30 курий, по мысли Пальмера, и отразилась в традиции о 30 городах Лация, 30 поросятах увиденной Энеем свиньи и т. п. Курии были первоначальными этническими, т. е. гетерогенными и невоенными объединениями, а три трибы — вторичными, не этническими и военными объединениями. Курии, исходя из материала о членах аргейских процессий, трактуются как общины, однако без расшифровки этого понятия. Впрочем, некоторые указания Пальмером даются: курии имели свои места для священнодействий, в том числе

[95]

для приготовления трапез. Однако этим их территориальные владения не ограничивались. Кроме того, Пальмер пытается воспроизвести названия некоторых курий. Из его рассуждений следует, что образование курий было длительным естественным процессом, причем вполне историческое и не выдуманное их число (30) обусловило появление в традиции числа трех триб. Следует отметить также, что происхождение этих социальных институтов датируется исследователем достаточно широкими рамками царского периода.

Вопрос о происхождении триб и курий рассматривался Э. Гьёрстадом 9. По его мнению, курии носят «догородской» характер, что устанавливается по связи их с «догородскими», т. е. первобытными празднествами Форнакалии и Фордицидии. Трибы же возникли в период основания города, иными словами, уже при Ромуле.

Та же тема числовых соотношений общественных групп древнего Рима затронута в небольшой, но весьма содержательной работе И. Хана «Плебеи и родовое общество» (Будапешт, 1975). В ней он касается проблемы распада родового строя, в частности известного тезиса К. Маркса о том, что племенной строй сам по себе ведет к делению на высшие и низшие роды 10. И. Хан исходит из того, что в родовом обществе при коллективной собственности на средства производства и общем труде разные роды могут оказываться в зависимости от качества земли и количества поголовья скота в различном имущественном положении. Аналогичные условия порой складывались и внутри родов. Однако пока эти различия в имущественном отношении и в отношении власти незначительны, а главное, нестабильны и самопроизвольны, общество не меняет своего характера. Когда же они становятся устойчивыми и сознательными, происходит качественное изменение всего общества. Опираясь на изучение истории античных народов, И. Хан справедливо называет основные критерии, позволяющие установить наличие развитой социальной дифференциации, — это терминологические и численные определения общественных групп. Последнее имеет особое значение там, где, по замечанию К. Маркса, земледельческие и пахотные угодья ограничены по своей площади. Применяя названные критерии к Риму, И. Хан указывает на традицию о трех трибах, 30 куриях и 300 родах в Риме как на действительно имевшую место фиксацию количества привилегированных групп архаического общества. Эта фиксация, по мнению И. Хана, представляет собой важный фактор превращения общества в классовое. Отвергая взгляд Пальмера и поддерживая Альфельди, исследователь подчеркивает, что римское общество уже на ранней стадии в результате сознательного и единовременного акта было поделено по принципу происхождения на 3 трибы и 30 курий. Поскольку слова tribus, curia, gens латинского происхождения, то возникновение соответствующих институтов относится к доэтрусской эпохе. Учитывая же, что названия триб и части курий

_____

9. Gjerstad Е. Innenpolitische und militarische Organisation in friihromischer Zeit.—ANRW, Bd I, Т. I, S. 148.

10. См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 465.

[96]

вероятно этрусские, можно считать, что акт упорядочения их числовых отношений и их наименования датируются временем этрусского господства в Риме. Итак, И. Хан с полным основанием рассматривает возникновение традиционной «троичной» римской социальной системы как долгий процесс складывания и возрастания числа составляющих ее единиц, завершившийся сознательным установлением их числового предела. По мнению исследователя, это было временем формирования города от первых поселений до создания под влиянием этрусков городской организации по этрусскому образцу, т. е. период с IX до конца VII веков до н. э. Такая датировка относит оформление «троичности» римского общества уже к этрусской эпохе.

Таким образом, в последнее время снова было обращено внимание на проблему историчности римской структуры в начале царского периода и поднят вопрос о 3 трибах и 30 куриях как о принадлежности правления Ромула. Было сделано верное наблюдение над куриями: достижение числа 30 стало рассматриваться как процесс. Одновременно было высказано мнение о фиксации числа социальных единиц в процессе формирования города и оценено это явление как фактор, свидетельствующий о распаде родового строя и способствующий ему. Необходимо отметить, что разработка данных проблем велась на основе использования большого фактического материала. Наряду с этими важными выводами, обогатившими науку, остались еще не разрешенные спорные вопросы датировки указанных явлений и участия в них этрусков. Сложность их исследования в значительной мере зависит от состояния источниковой базы. Это, прежде всего, античная традиция. Часть авторов говорит о делении Ромулом народа на 3 трибы — Тициев, Рамнов и Луцеров — и на 30 курий, а именно: Цицерон (r.p. II, 8, 14), Дионисий (II, 7; 47), Проперций (IV, 1, 31), Овидий (Fast., III, 131—132), Персий (Sat., I, 20), Плутарх (R., XX), Дион Кассий (I, 518); Фест (Curia; sex Vestae sacerdotes), Павел Диакон (Luceres), Сервий (Aen., V, 560). То же самое говорится и в Дигестах (Dig., I, 2, 2, § 2), которые, таким образом, как бы увенчивают официальным признанием традицию, известную уже Эннию (Varro, II, V, 55). Варрон сообщает о делении на три части не народа, а земли, откуда уже получили названия и трибы (V, 55). Ливий же рассказывает, что Ромул поделил на 30 курий народ, а именем Тициев, Рамнов и Луцеров были названы набранные тогда же 3 центурии всадников (Liv., I, 13, 8; 36, 2; 43, 9). Эта же версия встречается и у Аврелия Виктора (vir. ill. I, 11) и у Флора (I, 115).

Суммируя эти данные и присоединив к ним сведения, сообщаемые Фестом (Novae curiae), можно отметить, что относительно курий авторы высказываются единодушно: курии созданы Ромулом одновременно с Тициями, Рамнами и Луцерами (как бы они ни определялись), число курий — 30. Что же касается триб, то известия о них варьируются, как мы видели, в определении их сущности, а кроме того, и в названиях и в порядке их перечисления. Наиболее употребительными являются названия Titienses, Ramnes, Luceres. Однако у Варрона (II, V, 89), у Проперция (IV, I, 31) и у Овидия (Fast., III, 131) упомянуты Titles,

[97]

а у Плутарха (R., XX) и Аврелия Виктора (vir. ill., I, 11) — Tatienses. Большой разнобой представляет собой второе название. У Варрона (II, V, 55; 81; 89), Ливия (I, 36, 2), Проперция (IV, 1, 31), Овидия (Fast., III, 331) и Феста (Sex Vestae sacerdotes) фигурируют Ramnes. У Цицерона (r.p., II, 20, 36), Ливия (I, 13, 8), Аврелия Виктора (vir. ill., I, И) — Ramnenses, а Сервий дает форму Ramnetes. Есть разночтения и в третьем названии. Преимущество остается за Луцерами — у Цицерона (r.p., II, 20, 46), Варрона (И, V, 55, 89), Проперция (IV, 1, 31), Овидия (Fast., III, 131); Персия (Sat., I, 20), Ливия (I, 13, 8; 36, 2), Феста (sex Vestae sacerdotes), Павла Диакона (Lucereses et Luceres), Сервия (Aen., V, 560). Вместе с тем у Плутарха (R., XX) и у Павла Диакона встречаем Lucere(n)ses.

Все же в целом традиция очень устойчивая, позволяющая верить правильности чаще всего встречающихся названий, а вместе с тем и в существование обозначаемых ими институтов. О том же свидетельствует и принцип их перечисления. Самым распространенным является порядок: Тиции, Рамны, Луцеры. Трижды у авторов перечисление начинается с Рамнов. Однажды у Варрона (II, V, 81) список закрывается Тициями, а на второе место выходят Луцеры. Видимо прав Пальмер 11, полагающий наиболее часто встречающийся вариант перечисления не официальным, а, скорее, более привычным, поскольку он идет от поэта Энния. Энний же, видимо, подчинил порядок перечисления требованиям поэтического размера. Гекзаметр, которым он писал, и мог продиктовать ставший потом обычным порядок. Официальным же был лишь порядок перечисления городских территориальных триб, округов 12.

Что же касается разных определений рассматриваемой здесь триады, то, думается, противоречий они по сути дела не содержат. Эта заметили еще в античности. Авл Геллий (18, 7, 5) пишет: «Говорят... триба, а также декурии — и о месте, и о праве, и о людях». Одни и те же названия применены и к социальной единице, и к земле, и к коннице не случайно: tribus — племя не существует вне территории, и занимаемая им земля по нему и именуется. Поскольку командование войском в лице трибунов (Varro, II, V, 81) и само комплектование воинских подразделений, в частности кавалерии, связано» с трехчленной родоплеменной организацией, ее состоящее из трех частей имя сохраняют и кавалеристы. Первичным значением, определяющим все остальные значения tribus, является племя. В советской историографии это сомнений не вызывает. В известных античных обществах обычно было либо три (дорийцы), либо четыре (ионийцы) племени.

Если говорить о курии, то она понимается в нашей литературе по-разному: как фратрия 13, или как «союз мужей», или «союз вои-

_____

11. Palmer R. Op. cit., p. 6.

12. Cic., leg. agr., II, 79.

13. См.: Нечай Ф. M. Образование Римского государства. Минск, 1972, с. 89.

[98]

нов» 14. Нам представляется, что фратрией курия в рассматриваемое время быть не могла. Как известно, фратрии были естественно сложившимся институтом в период материнского рода 15. Однако эта стадия Ромуловым Римом была уже давно пройдена. Развитие скотоводства и использование металла утвердили в Риме отцовский род. Военно-организационная деятельность Ромула, обусловленная военными потребностями формирующейся общины, и значение курии в комплектовании воинских подразделений подтверждают правильность этимологии curia<coviria. Вместе с тем надо подчеркнуть, что курии не оторваны от родоплеменной организации, а составляют ее органическую часть. В этом смысле их можно понимать не столько как рудименты, а скорее как подобие фратрии. Но генетически связанные с фратрией курни качественно от нее отличаются: фратрии охватывают всех членов входящих в них родов, курии — только мужчин. Вероятно, предшественниками римских курий были «мужские тайные союзы», описанные этнографами, наблюдавшими их в некоторых позднеродовых обществах 16. Эти мужские союзы, или дома, представляли собой продукт и одновременно орудие распада материнского рода. Но и эта стадия для Рима начала царской эпохи была уже пройденной. Курии продолжали существовать и в рамках общества с патриархальными родами, подвергшимися разложению.

Деятельность курии достаточно многообразна. Ее можно довольно ясно представить себе. В источниках нет недостатка в упоминаниях о куриях. Древние дают этимологию слова от сига — забота, попечение (Varro, II, VI, 46; Non Marc., I, 57M). Павел Диакон (curia) передал нам Фестово определение курии: «Курия — это место, где вершились общественные дела. Калабрской курией называется такая, где занимаются только сакральными делами. Куриями называются также части народа, на которые его разделил Ромул, числом 30... так что каждый в своей курии совершал священнодействия и справлял празднества...» Дионисий (II, 7) определяет курию как греческую фратрию и лох, греческими буквами изображая ее латинское название (χουρια), так же, как и Плутарх (R., XX). И он говорит о них, как о местах собраний: это были помещения или участки с очагом, вокруг которых собирались на пиршества. В собраниях участвовали главы курии, курионы, вместе со жрецами (Dionys., II, 23). Вероятно, эти угощения можно рассматривать как видоизмененные общие трапезы членов курии или часть общекуриальных трапез.

В приведенных определениях говорится о куриях как об объединении людей, а также о месте (locus, eoTiaropiov), где они собирались. Последнее можно понять двояко — как центр деятельности каждой курии в отдельности, так и их совокупности. Пальмер трактует упо-

_____

14.  См.: Немировский А. И. История раннего Рима и Италии. Воронеж, 1962, с. 138—139.

15. См.: Першиц А. И., Монгайт А. А., Алексеев В. П. История первобытного общества. М., 1968, с. 137—138.

16.  См.: Першиц А. И., Монгайт А. А., Алексеев В. П. Указ. соч.. с. 173— 174.

[99]

мянутые Варроном (11, V, 45—54) аргейские святилища как сакральные участки курий, а также, подобно Т. Моммзену 17, устанавливает названия девяти курии. Их списки совпадают в восьми случаях (Фауция, Фориенсис, Рапта, Тиция, Велития, Велиенсис, Аккулея, Тифата), разнятся в одном — Пинария у Моммзена и Герсилия у Пальмера. Думается, что обе они с равным правом могут войти в список, потому: что если называли курии по именам похищенных сабинянок, то вряд ли обошли бы почестью Герсилию, предназначенную в жены самому Ромулу, вместе с тем Пинарии, как об этом мы скажем подробнее ниже, принадлежавшие к древнейшим родам, могли дать название и курии. Заметим еще, что единственно совпадающим названием аргейского святилища и названия курии является Велиенсис. Но это совпадение очень существенно, так как подтверждает гипотезу о тождестве аргейских участков с соответствующими участками курий. Скажем точнее, отдельных курий. Однако курия в территориальном смысле означала и место, где собирались разные курии. Это вытекает не только из труда Павла Диакона, но и из текстов Варрона. Он говорит: «Курии двух родов, ведь это и (то место), где жрецы занимаются делами божественного порядка, и то, где сенат — человеческими, как курия Гостилия, потому что ее построил царь Гостилий» (II, V, 155). В другом разделе своего труда Варрон, связывая слово curia с глаголом curare, по сути дела повторяет ту же мысль (II, VI, 46). О том, что существовали у курии общие места для отправления священнодействий, свидетельствует наличие в Риме Калабрской курии. Ее местоположение уточняют Варрон (II, VI, 27) и Макробий (Sat., I, 15) — а именно на Капитолии. Это имеет значение в двух отношениях: 1) 27 аргейских святилищ, о которых рассказал Варрон, находились на Целии, Эсквилине, Квиринале и Палатине. Существование Калабрской курии может служить указанием на то, что «недостающие» до» 30 Ромуловых курий могли помещаться именно на Капитолии, который, как утверждает традиция, был включен в римскую территорию Ромулом и, как теперь известно, был заселен в VIII веке до н. э. 18; 2) поскольку Калабрская курия связывалась с созывом в календы народа сначала царем (Macr., Sat., I, 15; 10), а потом понтификами (Масг. Sat.,. I, 15, 10; Varro, 11, VI, 27) для объявления, на какой день данной» месяца падут ноны и иды, введение чего приписывается Ромулу, вероятно, она была общим центром курий. На такое общее место собраний в сакральных целях указывает и Фест в толковании Novae curiae. Он сообщает, что Новые курии были сооружены на Фабрициевом перекрестке, потому что древние (veteres), построенные Ромулом, был» малы. Однако 7 продолжали отправлять священнодействия на старом месте (in veteribus curis). Из них Фест называет Фориенсис, Рапту, Велиенсис и Велитию в районе Палатина, Форума и Велии. Можно согласиться с Пальмером, что наличие этих Старых курий служит свидетельством того, что они были местом объединения общин Пала-

_______

17.  Моmmsen Th. St—R, Bd II, Abt. 1, S. 5, 94.

18. Rivista di epigrafia italica. — SE, 1979, v. 47, p. 427.

[100]

тина в период палатинского синойкизма. Строительство же Новых курий, наряду с доказательством постепенного увеличения числа этих социальных единиц, говорит и о попытке создания Ромулом общего религиозного центра для всех курий.

Курии обладали общностью земли (о чем специально разговор пойдет дальше), а также общностью святынь и празднеств. Фест, объясняя popularia sacra, перечисляет среди других — Форнакалии. Судя по Овидиевым Фастам (II, 525—532), это был хоть и общий праздник, но справлялся он разными куриями в разные дни, означенные в специальных таблицах, вывешиваемых во времена жизни поэта на Форуме. Так же в куриях по отдельности и одновременно в храме Юпитера приносят в жертву 16 апреля стельных коров. Этот праздник по жертве именуется Фордицидии (Ov. Fast., IV, 635—636). Трудно с точностью определить, приносилась ли уже на заре царской эпохи общая жертва Юпитеру, но заклание 30 коров по куриям несомненно относится к древнейшему периоду римской истории. Возглавляли эти священнодействия курионы (Varro, II, VI, 46). Они же стояли и во главе воинского подразделения курии. Дионисий называет их лохагами (II, 7). Один из них был главным. Именно он провозглашал дни Форнакалий (Ov., Fast., II, 527) и вообще управлял делами курий (Fest., maximus curio; Paul., maximus curio). В его ведение должны были входить и те 60 жрецов, которые были учреждены, по свидетельству Дионисия Галикарнасского (II, 21) со ссылкой на «Археологию» Варрона, Ромулом. Эти жрецы совершали общие обряды «по филам и фратриям», т. е. по трибам и куриям за «полис», а значит, осуществляли упомянутые Фестом publica sacra на благо римского народа. Эти жрецы комплектовались из пожилых, не моложе 50 лет, выдающихся внешностью и доблестью представителей фратрий-курий, по 2 человека от каждой. Их должность была пожизненной и освобождала их от воинской службы и каких бы то ни было других общественных обязанностей (Dionys., II, 22). В священнодействиях им помогали их жены, а сверх того каждая фратрия-курия выделяла в качестве помощников еще юношу и девушку. Таким образом, в курии была разветвленная система обслуживания культов. Наличие калатных и куриатных комиций свидетельствует о том, что курия была элементом социальной структуры. Да и осуществление при Ромуле сакральных функций, и то, что курия становится, как признают исследователи, основой набора войска, вовсе не превращают ее только в «религиозный союз» или только в воинскую единицу, а доказывают лишь ее структурообразующий характер в раннем римском обществе.

Уточнив наши представления о трех трибах и куриях, вернемся к спорному вопросу о времени их возникновения. Ф. М. Нечай 19  полагает, что первое увеличение числа курий в Риме совпадает с первым римско-сабинским синойкизмом при Т. Тации. Альбанцы, включенные в civitas после победы Тулла над Альбой Лонгой, сохранили в Риме свои курии, а стало быть, увеличили тем их число. Затем, после поко-

_____

19. См.: Нечай Ф. М. Указ. соч., с. 88—91.

[101]

рения Анком Марцием Политория, Теллен и Фиканы, численность курий возросла в соответствии с притоком латинских патрициев в римскую civitas. Из рассуждений Ф. М. Нечая можно понять таким образом, что количество курий увеличивалось по крайней мере до конца VII века до н. э.

Пальмер считает 30 римских курий исторической реальностью. Он утверждает, что образовывались они постепенно. Курии, по его мнению, существовали уже до Ромула и числа 30 достигли в процессе длительного развития. Напомним, что, по нашему мнению, с этими положениями Пальмера нельзя не согласиться. Следует также признать важным то направление в его исследовании, которое он развивал вслед за Джервазио и Деграсси, а именно установление связи между аргейскими священнодействиями и куриями 20. Но конкретное рассмотрение этих связей не убеждает нас в правильности сделанных Пальмером замечаний. Опираясь на текст Варрона об Аргеях, Пальмер приходит к выводу, что ко времени 6-го царя в Риме было образовано 27 курий. Поскольку Варрон помещает аргейские часовни в пределах Сервиева города, Пальмер относит появление последних трех курий, находившихся вне urbs, к началу Республики. Однако этот тезис не кажется нам обоснованным. Ведь Варрон (11, V, 45) говорит, что «остальные места в urbs были некогда (olim), раздельными, а аргейские часовни расположены в 27 местах города». 24 места можно легко определить: 6 находятся в Субуранском округе (II, V, 45—48), 7 — в Эсквилинском (II, V, 49—50), 5 — в Коллинском (II, V, 51—52), 6 — в Палатинском (11, V, 53—54). По-видимому, основываясь на числе известных ему мест, Варрон (11, VII, 44) говорит и о 24 человеческих изображениях, сбрасывавшихся аргеями в реку. Судя по языку, первоисточник Варрона — ранний. Но, как верно заметил Пальмер, самый маршрут аргеев, а вероятно, и текст — не старше 241 года до н. э., времени, когда был построен Minervium, служащий указанием для определения места четвертой часовни в Субуранском округе (Varro II, V, 47). Из этого Пальмер, однако, не делает заключения, что в III веке до н. э. существовало лишь 27 часовен, а соответственно и курий, что вполне правомерно. Не нужно, как кажется, придавать хронологического значения и тому факту, что Варрон, следуя за описанием аргейских ритуалов, имевшихся в его распоряжении, в качестве основных ориентиров называет Сервиевы регионы, или трибы. Это именно топографический, хорошо известный каждому римлянину ориентир, не позволяющий, однако, считать, что при Сервии было лишь 27 часовен и курий. В самом деле, датируя их, Варрон применяет слово «olim». Но «olim» — достаточно неопределенно. Это — и «когда-то», «некогда», «встарь», «прежде» и «давно». И каждое значение применимо в данном контексте и к началу Республики, и к концу царского времени, и к его началу.

Пальмер обращает особое внимание на то, что 27 аргейских часовен, а соответственно и курий, находились в пределах urbs. А между тем надо иметь в виду, что принадлежавшие куриям территории из-

_____

20. Palmer R. Е. A. Op. cit., р. 84, 95, 140.

[102]

древле лежали и за пределами города. Уже в античности стерлась точность воспоминаний о принадлежности ager Romanus коллективам разных видов. Дионисий (IV, 15) в рассказе о трибальной реформе Сервия Туллия зафиксировал путаницу в представлениях Фабия Пиктора и Веннония о землях курий и сельских триб. Но эта путаница могла возникнуть лишь потому, что земельные владения курий существовали за границами города, т. е. защищенного укреплениями места, уже до Сервия. Словом, куриям принадлежали территории и в городе, и вне его (подробнее об этом — ниже), причем в значительно большем числе, чем три участка, не достающие для полного комплекта курий и аргейских святилищ. Заметим, что Павел Диакон сообщил название Калатной курии (Calata curia), не определяя точно, в каком районе Рима она находилась. К Фесту, вернее к Веррию Флакку, восходит известие о Тифатской курии с объяснением: Tifata — iliceta, т. е. связанная с какой-то дубовой рощей курия. Может быть, и она не входила в Сервиев город, т. е. в огороженную территорию. Таким образом, остается неизвестным местонахождение лишь одного принадлежащего куриям помещения для сакральных нужд. Эти данные подтверждают предположение о том, что Варроном были упомянуты только те, относящиеся к куриям места, которые входили в состав четырех Сервиевых округов-триб. Ведь из контекста явствует, что Варрона в данном случае интересовала не характеристика курий, а характеристика триб. Все это позволяет считать аргумент Пальмера, основанный на перечислении Варроном аргейских святилищ, не состоятельным. Важно также вспомнить, что у античных авторов помимо традиции о создании Ромулом 30 курий есть еще косвенные указания на этот счет. Они содержатся в спорном для самих древних вопросе о происхождении куриальных названий. Плутарх (R., 14) сохранил версию о наименовании курий по 30 похищенным сабинянкам, Варрон — по мужам-гегемонам и частично по пагам. Дионисий (II, 47), сохранивший этот вариант предания, сообщает, что «женщин в посольстве было не 30, а 527», подтверждая тем самым наличие 30 курий уже при первом царе. Косвенным свидетельством является его рассказ об аграрном мероприятии Ромула, который, «разделив землю на 30 равных клеров, каждой фратрии дал клер» (II, 7).

Особенно важными в связи с интересующей нас темой являются данные о религиозных установлениях первых царей, составляющие наиболее надежную часть античной традиции. Отмечая заботу Ромула о делах культа, Дионисий (II, 21) со ссылкой на «Археологию» Варрона сообщает об учреждении царем 60 жрецов, совершавших обряды на благо всей общины по филам и фратриям. Эти жрецы выбирались по 2 человека от каждой курии, откуда вытекает, что курий было 30. Дионисий Галикарнасский (II, 64), подробно осветивший деятельность Нумы, говорит, что второй царь «отдал один вид священнодействий 30 курионам (τοις τριαχοντα χουριωσιν), которые, — как он пишет,— приносят общие жертвы за фратрии (υπερ των φρατρων)». Любопытно, что в данном пассаже религиозные предстоятели фратрий названы без перевода на греческий латинским словом «курионы», откуда еще раз

[103]

следует понимание греческим ритором фратрии и курии как идентичных институтов.

Специально останавливается Дионисий на культе Весты. Он отмечает, что Ромул «не устанавливал общего святилища Весты и не назначал ей жрицами дев, но в каждой из 30 фратрий учредил очаг, у которого приносили жертвы фратрии, сделал жрецами их предводителей курий» (χουριων ηγεμονας — II, 65). Нума же, по словам Дионисия (II, 66), не отменил собственных очагов фратрий, но установил один общий между Капитолием и Палатином. Это сообщение Дионисия получило археологическое подтверждение 21, что придало большую достоверность всей переданной им традиции о культе Весты. Эхом этой традиции можно считать объяснение Фестом понятия curia, в котором упоминается о делении Ромулом не только народа на 30 частей, но и об установлении для каждой части своей святыни. Показателен и праздник Фордицидий, относящийся к циклу праздников плодородия, несомненно очень древнего происхождения. Поскольку часть коров приносится в жертву в храме Юпитера, а 30 коров — в куриях, можно думать, что Фордицидии возникли до римского синойкизма. Число жертвенных животных подтверждает соответствующую численность курий в момент их объединения (Varro, II, VI, 15; Ov. Fast., IV, 635— 636).

Весьма существенное значение имеют данные, касающиеся первых римских побед над соседями. Рассказывая о совместной войне Ромула и Тация против Камерии, Дионисий (II, 50) говорит, что «после победы цари разрешили поселиться в Риме 4000 камеритов, которых они распределили по фратриям» (ταις φρατραις επεμερι σαν). Поскольку галикарнасец употребляет глагол επιμεριξω, т. е. сложный с предлогом επι, а не просто μεριξω (делить, разделять), можно думать, что распределение новых римлян производилось по имеющимся в Риме «фратриям», а не по созданным заново из переселенных камеритов. Точно гак же, согласно Дионисию (II, 55, 70), поступил Ромул и после триумфа над Вейями. Пожелавших принять римское гражданство вейеитов он распределил по фратриям («...πολιτας ποιησαμενος ταις φρατραις επιδιειλε»). Если учесть, что Дионисий переводит слово курия словом фратрия, становится ясным, что римское население увеличивалось, пополняя уже сложившиеся курии новыми людьми. Аналогичное явление засвидетельствовано и этнографами 22. Умолчание авторов о создании новых курий, конечно, само по себе серьезным аргументом быть не может, но вместе с приведенными здесь данными становится красноречивым, тем более, что упоминаний о росте численности римского населения предостаточно (Liv., I, 30; Dionys, II, 16; Plut. R., 20). Весь рассмотренный здесь материал свидетельствует против предложенной Пальмером поздней датировки фиксации числа 30 курий. Вместе с тем

______

21. Ваrtoli A. I pozzi dell'area sacra di Vesta. — In: Monumenti antichi della Accademia Nazionale dei Lincei, v. 45. Roma, 1961, p. 2, 8, 11—14, 16—19.

22. См.: Бутинов H. А. Общинно-родовой строй мотыжных земледельцев.— В кн.: Ранние земледельцы. Л., 1980, с. 116—118.

[104]

он служит подтверждением традиции о том, что 30 курий были реальностью уже в эпоху Ромула, а вернее Ромула-Тация, т. е. VIII век до н. э.

Если же обратиться к вопросу о времени возникновения 3 триб — Тициев, Рамнов и Луцеров, то в современной науке и он решается по-разному. До сих пор дают себя знать концепции А. Пиганьоля об их образовании на протяжении правления царей от Ромула до этрусков и Л. Парети о создании их Сервием Туллием. П. Де Франчиши 23 отмечает, что существование gentes предшествовало институту tribus. В создании последних ученый видит элемент искусственности, точнее — сознательный акт, который можно отнести ко времени до середины VII века до н. э., когда образовались их подразделения, курии. Иными словами, согласно Де Франчиши, создание триб и курий разновременно.

Пальмер, как было сказано, считает вообще число трех триб производным от 30 реальных курий и относит их появление полным числом уже чуть ли не к республиканской эпохе. Институт триб кажется ему совершенно неясным, развитие его — неизвестным. Полагая, что три трибы свойственны только Риму, он даже не ищет им аналогий, хотя они были в античности, а именно в Спарте. Э. Гьёрстад 24 признает достоверность трех триб в Риме уже при Ромуле. Но если ввести Ромула в рамки хронологических представлений шведского ученого, то окажется, что датировка трех триб падает на VI век до н. э. И. Хан 25 высказал мнение о появлении триб, как и родов и курий, в доэтрусское время, но количественное их упорядочивание, как и наименование, датировал рубежом или временем этрусского господства, т. е. концом VII века до н. э. Ф. М. Нечай 26 принимает традицию о наличии в Риме трех триб уже при Ромуле. А. И. Немировский датировкой трех триб не занимался.

Все построения, отрицающие одновременное упорядочение и числовую фиксацию римских триб в Ромулово время, не заключают в себе сколько-нибудь серьезных обоснований, кроме того, что наименования триб носят явно этрусский характер. Иначе говоря, можно констатировать, что убедительных данных, способных опровергнуть традицию о наличии 30 курий и трех триб уже при первом царе, нет. Вместе с тем общим остается в историографии признание названий всех триб и части курий как этрусских, и этот факт вряд ли можно опровергнуть. Варрон, которому нельзя отказать в пытливости и эрудиции, говоря о Тициях, Рамнах и Луцерах (11, V, 55), определенно заявляет, что все эти слова этрусские, ссылаясь при этом на авторитет этрусского драматурга Вольния. Только с объяснением названных противоречивых фактов можно решить вопрос о времени фиксации числовых отно-

_____

23. De Francisci P. Primordia civitatis. Roma, 1959, p. 484; Palmer. Op. cit., p. 24.

24. Cjerstad E. Innenpolitische und militarische Organisation in fruhromischer Zeit.—ANRW, Bd I, Т. 1, p. 148, 171.

25. Xан И. Плебеи и родовое общество.— In: Studia Historica, v. 94. Budapest, 1975, p. 17.

26. Heчай Ф. M. Указ. соч., с. 68.

[105]

шений триб и курий. В оценке значения этого вопроса мы полностью присоединяемся к И. Хану, считая такую фиксацию показателем уровня социального развития, признаком попытки консервации родового строя и вместе с тем его разложения. Элементы этого процесса особенно отчетливо проявляются в истории аграрных отношений при первых царях, на чем мы специально остановимся далее. Косвенным указанием на то, что Рим отошел от первобытной примитивности, может служить степень воздействия греческого влияния на Лаций, в том числе на Рим VIII века до н. э. Оно выявляется в раскопках 27 и на базе лингвистических материалов. Э. Перуцци 28 доказал возможность знакомства римлян в тот период не только с греческим вооружением, но и с письменностью. Приобщение римлян к указанным культурным достижениям, с одной стороны, не могло быть осуществлено в период первобытной примитивности, а с другой — не могло не продвинуть их по пути социального прогресса.

Если мы принимаем утверждение в Риме троичной схемы общества в VIII веке, то как согласовать это с безусловным этрускизмом названий ее составных частей? Здесь приходится иметь в виду две возможности: либо этруски уже имели большой вес в Ромуловом Риме, либо этрусские названия падают на период этрусской династии, т. е. на значительно более позднее время, не ранее правления Тарквиния Приска.

Античные авторы дали в распоряжение историка материал, говорящий о присутствии этрусков в раннем Риме. Как уже упоминалось, Ромулу приписывается захват земли за Тибром и принятие вейентов в состав римских курий (Dionys., II, 55). Существует и легенда об этрусском союзнике Ромула, который именуется либо Лукомоном (Cic., r.p. II, 8, 14; Prop., IV, 1, 29; Pers., Sat. I, 20; Paul., Lucomedi), либо Целием Вибенном (Varro, II, V, 46; Fest., Caelius mons; Dionys., II, 36). Порой в сочинениях античных авторов говорится о Лукумоне как о добровольно переселившемся в Рим и осевшем на Квиринале (Dionys., II, 37) и о тиррене Целии, поселившемся на холме Целии (Dionys., II, 36). О строительстве города, начавшемся после гибели Рема с помощью приглашенных Ромулом этрусков, говорит Плутарх (R., XI); о заимствовании первым царем царских инсигний из Этрурии — Ливий (1, 8, 3). О принадлежности к этрускам Лукумона известно также от Проперция (IV, I, 31), а каких-то Лукумонов — от Сервия (Aen, V, 560).

Э. Гьёрстад истолковывает как этрусское влияние на Рим эсквилинское погребение № 94 с богатой боевой колесницей 29. Правда, погребение это отнесено им ко 2-й догородской фазе, которую он датирует 700—625 годами до н. э., значит, самое раннее к рубежу VIII, или к VII веку до н. э., так что эпохе Ромула она может и не принадлежать. Но и допущение того, что указанная могила принадлежит времени первого царя, т. е. признание этрусского влияния на Рим

_______

27. Quilici Gigli S. Gabii.—SE, 1973, v. 41, p. 510.

28. Peruzzi E. Origini di Roma, v. II. Bologna, 1973; Idem. Mycenaeans in Early Latium. Roma, 1980.

29. Gjerst ad E. Op. cit., p. 144.

[106]

в VIII веке до н. э., не доказывает наличия этрусков в составе римского населения. К тому же приведенным данным в традиции противостоят другие. Тацит (Ann., IV, 65), как прочие авторы, связывает название Делийского холма тоже с этруском Целием Вибенной, но получившим это место не от Ромула, а от Тарквиния Приска, и таким образом относит появление этого этруска в Риме к VII—VI веку до н. э. Видимо, правильнее считать, что предоставил этрускам холм Сервий Туллий, вместе с которым они сражались против Тарквиния, как это вытекает из известной надписи и серии изображений, сохранившихся в так называемой могиле Франсуа в Вульчи, а также из речи Клавдия о предоставлении прав гражданства галлам в 48 году н. э. Среди этрусков, изображенных на фресках могилы Франсуа, представлен не только Целий, но и Авл Вибенна, видимо его брат. Историчность этих персонажей удостоверяется надписью с речью императора Клавдия о предоставлении римского гражданства знатным галлам и находкой вазы VI века до н. э. с именем Авла Вибенны 30. Если сопоставить версию Тацита, который не очень точно передал перипетии истории наименования Целия, но безусловно отнес его ко времени после Ромула, с результатами изысканий древнейшего этрусколога — римского императора Клавдия, а главное, с обильным археологическим материалом, подтверждающим распространение этрусской культуры в Риме не ранее чем с конца VII века до н. э. 31, то придется признать версию Варрона — Дионисия — Феста неубедительной. Вероятно, в рассказе Варрона (11, V, 46) слились воедино разновременные явления и события. Во-первых, это факт обитания на Целии доромулова населения, т. е. лигуро-сикулов, пеласгов, а может быть, и аборигинов, или древних латинов. Во-вторых, это вполне реальное расселение этрусков на том же холме и в долине по другую сторону Форума, получившей название Тусской улицы, в период правления этрусской династии в Риме. Учитывая все изложенное, можно высказаться в пользу того, что холм Целий получил свое имя не при Ромуле, а позднее, вероятно только в VI веке до н. э. Принадлежность Целия этрускам в VIII веке до н. э. становится еще более сомнительной, если принять во внимание все версии о происхождении названия Луцеров. Кроме идущего от Энния переданного Варроном (II, V, 55) объяснения Luceres ... a Lucumone, которое затем было повторено Персием (Sat., I, 20) и Фестом (Lucomedi), имеются и другие объяснения. Тот же Фест в передаче Павла Диакона (Lucereses) связывает Луцеров не с Лукумоном, а с Луцером, царем Ардеи, помогавшим Ромулу против Тация. Ардея — город рутулов. Что это за народ, сказать трудно. Ливий (I, 3) и Вергилий в VII книге Энеиды рисуют их царя Турна не этруском, а союзником этруска Мезенция, свергнутого царя Цэре. Дионисий (I, 64) повторяет сообщение Вергилия (Aen., XII, 29, 54—58) о родстве Турна с Аматой, женой Латина. Он же включает город ардеатов в число древнейших

_______

30. Fontes Iuris Romani Antiqui, ed. 7. Lipsiae, 1908, p. 196, 1. 16—24; Palloti- no M. Fatti e leggende (moderne) sulla piu antica storia di Roma.— SE, 1963, v. 31, p. 22.

31. Blocn R. Les origines de Rome. Paris, 1971, p. 61.

[107]

городов Латинского союза (V, 61). Катон Цензор упоминает ардеатов-рутулов среди членов Арицийской лиги латинских городов (Prise., IV; FHR, 52, 32). Материальная культура Ардеи  в части керамики и бронзовых изделий эпохи раннего железного века не отличается от основной массы городов Лация, в том числе и Рима. Что же касается этнонима рутулов, то следует принять во внимание, что слово «rutuli» заключает в себе суффикс «-uli» лигуро-сикульского происхождения. Возможно, немногие ингумации среди преобладающей массы кремаций в Лации в зоне Лаврент-Ардея указывают на наличие там лигуро-сикульского элемента 33. Приведенные данные не позволяют все же сколько-нибудь рельефно выделить этнические черты рутулов этого времени. Вероятно, по аналогии с Римом, можно представить, что и рутулы включали в себя много этнических элементов, напластовавшихся на автохтонное лигуро-сикульское население, — пеласгов аборигинов, затем осков, — так что в конце концов превратились в элемент южных латинов. Э. Перуцци 34 доказал на основе лингвистики, что население южного прибрежного Лация участвовало в передаче культурных достижений кампанских греков во внутренние области Лация, в том числе в Рим, а также в Этрурию. Но, видимо, этим связь прибрежных городов топографически близких Ардее, с Этрурией и ограничивалась. Таким образом, сообщение Павла Диакона о Луцере, царе ардеатов, не подкрепляет представления о Луцерах как об этрусках. Добавим к этому замечание Ливия (I, 13, 8), воспроизведенное позднее Сервием (Aen, V, 560), о том, что название и происхождение Луцеров не ясно. Приведем, наконец, мнение Плутарха (R., XX), согласно которому Луцеры названы по роще (lucus), в которой укрывались многие прибегавшие к устроенному Ромулом убежищу, т. е. связаны своим именем с латинским словом. Таким образом, ни традиция, ни археология не дают оснований считать Целий эпохи Ромула и трибу Луцеров, зафиксированную им как элемент римской социальной структуры, принадлежащими этрускам.

Однако требуют еще оговорки имена царей — Ромул и Нума. После фундаментальной работы В. Шульце 35 в науке утвердилось мнение об этрусском характере этих имен. Как известно, имя Ромула связывается с встречающимся в Этрурии именем Рума и трибой Ромилия, находившейся на правобережье Тибра в той области, которая была известна античным авторам как Этрурия. Эта связь получила позднее подтверждение в надписи VI века до н. э. из Орвието, изданной М. Биццари 36, где фигурирует имя в родительном падеже — «rumelnas», откуда восстанавливается именительный падеж — rumel, соответствующий форме Romulus 37. Исследуя имя легендарного основа-

________

32. Giеrow G. The Iron Age Culture of Latium, v. I. Lund, 1966, p. 373, 382; Gigli L. Ardea.—SE, 1973, v. 41, p. 509.

33. Ducati P. Come nacque Roma. Roma, 1939, p. 59.

34. Peruzzi E. Aspetti culturali del Lazio primitivo. Firenze, 1978, p. 148—149.

35. Schulze W. Zur Geschichte lateinischer Eigennamen. Berl., 1904.

36. SE, 1966, v. 34, p. 108, 109.

37. Peruzzi E. Origini di Roma, v. I. Bologna, 1970, p. 25.

[108]

теля Рима, Э. Перуцци 38 замечает, что лингвистически отношение имени и названия города может объясняться лишь формулой Roma> Romulus, а не наоборот. Это совпадает с комментарием Филаргирия (Iun. Philarg., Aen. Вис. I, 8, 18), согласно которому Рим существовал до Ромула, который по нему и был наименован. Значит, не город получил название по основателю, а, напротив, Ромул — по Риму. Что же касается tribus Romilia, то, согласно античным свидетельствам, ее наименование связано либо непосредственно с Римом, потому что она находится sub Roma, как полагает Варрон (11, V, 56), либо именно с Ромулом, так как, по словам Феста (Romilia tribus), расположена на той земле, которую Ромул отобрал у вейентов (Romulus>Romilius, Romilia). Итак, есть два объяснения: 1) Ромул получил имя от города Roma либо 2) от этрусского имени или топонима. В последнем случае этрускизм имени первого царя можно объяснить его затибрскими военными успехами, а не этрусским происхождением и наличием этрусского населения в Риме. Первое же толкование может быть подтверждено результатами лингвистических штудий Перуцци, показавшими, что Romulus — это когномен. По мнению ученого 39, небиномический характер имени основателя города выдает его несабинскую принадлежность я может служить указателем сохранения свойственной альбанцам практики имен.

Надо учесть еще одно обстоятельство. В названном труде Перуцци обращено внимание на то, что мест под названием «Рим» (Roma) в Италии, подобно тому, как это было с Троей, имелось несколько. Действительно, еще до основания urbs на Тибре Ромулом, согласно Дионисию (I, 73) и Диону Кассию (I, 4, 15), существовало два или даже три Рима в области, принадлежавшей древним латинам, или аборигинам. Эти известия античных писателей ученый приводит в качестве одного из аргументов в пользу того, что Romulus является дериватом Roma, а не наоборот. Не оспаривая этого вывода, заметим, со своей стороны, что в упомянутом пассаже Дионисия (I, 73) со ссылкой на Антиоха Сиракузского говорится, что один из Римов был основан до Троянской войны, когда легендарного царя Итала сменил Моргет. Вот к нему-то и прибыл из того архидревнего Рима эпонимный герой Сикел. Современность этого первого Рима Италу и Сикелу относит его существование в глубь II тысячелетия до н. э., чем ставит под сомнение этрусскую принадлежность самого названия Рим и вместе с тем .позволяет выдвинуть предположение о его лигуро-сикульском характере. Но если даже пренебречь высказанными здесь соображениями и признать в Риме, а стало быть и в Ромуле, этрусские наименования, их можно расценить как проявление этрусского влияния, распространившегося в Лациуме и в Риме позже, в период этрусской династии. В своем стремлении обосновать историческими примерами этрусское господство в Риме этрусские цари могли придать этрусский облик .легендарному основателю города совершенно сознательно. Эта тради-

______

38. Ibid., р. 18.

39. Ibid., р. 34.

[109]

ция, как видно по рассказам Ливия, Дионисия, Плутарха и Диона Кассия, в Риме укрепилась. И чем дальше отодвигался по времени от римских писателей образ Ромула, тем больше приписывалось ему деяний и установлений, известных римлянам с незапамятной древности. Так Ромул стал «создателем» патрициев и плебеев, отношений патроната и клиентелы, считавшихся этрусскими, правил основания городов, а также триумфов, знаков царской власти и многого другого по» этрусскому образцу. Вероятно, не последнее место среди авторов таких версий занимали этрусские ученые, знатоки истории. Имя одного из них известно — Тарутий. По свидетельству Плутарха (R., XII), он был математиком и философом, другом Варрона. Этруск Тарутий, будучи специалистом по гороскопам и астрологом, по инициативе Варрона вычислил год основания Рима и даже не только день рождения, но и время зачатия Ромула. Уже знаменитому херонейцу эти подробности показались необычайными, однако в Риме они были приняты, и год основания города остался в истории как эра Варрона, которой мы до сих пор пользуемся. Это известие Плутарха демонстрирует, как обрастала дополнительными деталями уже сложившаяся ко времени. Варрона биография Ромула, и бросает свет на процесс ее складывания за счет прибавления все новых и новых домыслов, добавлявших в нее этрусский колорит.

Но остается еще Нума, носивший распространенное по Этрурии имя. Облик этого царя с его приверженностью к религии тоже отдает этрускизмом. Религиозные установления второго царя специально исследованы Ф. Рибеццо 40. По его мнению, большая их часть восходит к этрусской дисциплине, из чего он и делает вывод о проникновении этрусков в Рим в VII веке до н. э. Надо сказать, что ряд доводов Рибеццо убедителен. Прежде всего, это касается введения культа Термина и закона о погребении убитых молнией, имевшего, видимо, источником этрусские libri fulgurales. Но порой исследователь, если и не ставит знака равенства между этрусскими и средиземноморскими или Лигурийскими источниками нововведения Нумы, то уж безусловно сближает их. В частности, Рибеццо считает имя и организацию культа Весты, строительство храма которой приписывается Нуме, этрусскими. Влияние этрусского он видит и в слове «pontifex», где лишь вторая часть выглядит латинской. Названия многих празднеств, в том числе Volturnalia, посвященные явно этрусскому божеству, определяются им как средиземноморские. Интересно, что в оформлении такого исконного римского культа, как культ Весты, видит средиземноморские корни и Ф. Бёмер 41, отнюдь не идентифицируя этрусков со средиземноморцами и отмечая «индогерманский», как он выражается, характер самой богини. По-видимому, в сакральных установлениях второго царя можно рассмотреть следы как этрусского, так и средиземноморского, а также и иллирийского влияния, о чем говорилось выше.

_____

40. Ribеzzо F. Numa Pompilio е ia riforma etrusca della religione primitiva di Roma.—In: Rendiconti della Accademia Nazionale dei Lincei, 1951, v. 5, f. 11—12. p. 553—573.

41. Bomer F. Rom und Troia. Baden-Baden, 1951, S. 117.

[110]

Однако обратимся к имени Нумы. Уже в глубокой древности известны его производные.

Отметим прежде всего, что с именем Нума связано имя Нумерий, потому что в нем уже прослеживается явление ротацизма. Некто Нумерий, живший в Остии, известен как друг Мария (Plut., Маг., XXXV). Другой, Квинт Нумерий Руф, бывший народным трибуном 57 года до н. э., остался в истории как противник Цицерона (pro Sest., XXXVIII, 82). Еще один римлянин в звании претора, присутствовавший при похоронах императора Августа, звался Нумерием Аттиком (Suet., Aug., 100, 4). Все названные Нумерии жили в Лации в I веке до н. э. или в I веке н. э. Однако это имя встречается и в других областях Италии и в более раннее время. В борьбе против Ганнибала, согласно Ливию (XXII, 24, 11—12), Фабию Максиму помогал Децим Нумерий, самнит родом из Бовиана.

Первоначально в Риме Нумерий был преноменом. Этот преномен, по Фесту (Numerius) и Анониму (de praenom., 6), появился в патрицианской семье Фабиев впервые после того, как единственный из них, оставшийся в живых после разгрома при Кремере, женился на богатой наследнице из Малевента, дочери некоего Нумерия. Согласно договоренности перворожденный сын Фабия и самнитяики должен был получить имя деда по матери. Это относит римского Нумерия к V веку до н. э. Возьмем на заметку, что имя Нумерий было распространено как в районе, подпадавшем под власть этрусков (Лаций), так и в не занимавшемся этрусками районе (Самний), причем оба >они некогда были заселены лигуро-сикулами.

Нельзя не заметить также, что в Лации в глубочайшей древности знали, кроме Нумерия, другие ономастиконы с корнем Num, а именно — реку Нумик, идентифицируемую с современной Фоссо, в которой, по преданию, утонул Эней (Liv, I, 2; Verg., Aen., VII, 150, 242, 797; Aur. Vict., Or. I, 14, 2; 4), и Нумитора, деда близнецов Ромула и Рема, свергнутого братом альбанского царя. Река Numicus имеет дотроянское название, значит, не связанное с этрусками. Numitor принадлежит к плеяде потомков Энея, имена которых, как мы видели, носят следы разных этнических элементов, населявших Лаций в начале железного века. Достаточно вспомнить Ассарака, деда Анхиза, или Каписа, его отца, с их иллирийскими именами, или дочь Нумитора, Рею Сильвию. Имя Реи встречается, как известно, в древнейшем слое греческой мифологии. Рея относится к старшему поколению богов. Ее деятельность в мифах часто локализуется на Крите (Paus., V, 7, 4; Apollod., I, 1, 6), либо во Фригии (Apollod., III, 5, 1) и Трое (Apollod., III, 12, 6). Она пользовалась почитанием среди фракийцев (Apollod., Ер., VI, 16). Рея — не только матерь олимпийских богов, а вообще богиня-матерь (Apollod., Ер., VI, 16), что также аттестует ее древность в греческом пантеоне и близость к Эгейскому Криту. Одноименный с ней персонаж древнейшей римской истории, мать Ромула и Рема, носит латинский когномен — Сильвия. Но имя дочери Нумитора, Реи, роднит альбанских царей с балкано-малоазийским миром, с пеласгами, фрако-фригийцами или фрако-иллирийцами, а также и с более

[111]

древним эгейским доиндоевропейским населением Средиземноморья, италийской частью которого были лигуро-сикулы.

Если принять во внимание все сказанное, этрусская принадлежность имени Нумы становится более чем сомнительной. Главным аргументом В. Шульце для определения этнической характеристики носителей того или иного имени была его распространенность в той или иной области Италии, которая к середине I тысячелетия до н. э. получила название по господствующему в ней населению. Однако этническая история италийских областей уходит далеко в глубь веков и более или менее удовлетворительно прослеживается вплоть до III тысячелетия до н. э. В связи с этим даже занятую этрусками с VIII века до н. э. Этрурию нельзя представлять себе населенной только ими, равно как и считать этрусков «чистым» гомогенным этносом, даже полагая, что они действительно переселились в «готовом», так сказать, виде в Италию. И тем более трудно представить себе, что переселившийся откуда-то и захвативший чужую территорию народ не включил в свою среду, хотя бы частично, своих предшественников, чью землю он занял.

За аналогиями в античном мире далеко ходить не приходится. Вспомним дорическую Спарту, принявшую в свою общину группу ахейцев. Подобным же образом обстояло дело в Аттике с пеласгами, а в италийских Велейе, а также Пизанском округе, как будет показано ниже, — с лигурами. Допуская же возможность складывания этрусского этноса на почве Италии, тоже необходимо считаться с наличием там лигуро-сикульского субстрата, который мог внести свой вклад в список имен в Этрурии. И поскольку имена того же корня, что и имя Нумы, а также производные от него зафиксированы источниками в разных местах Апеннинского полуострова, в том числе и не принадлежавших этрускам, но когда-то заселенных лигурами, можно полагать, что Нума не является доказательством раннего сколько-нибудь заметного присутствия и влияния этрусков в Риме, а, скорее, напоминает о более древнем пласте племен, о доиндоевропейских лигуро-сикулах, ставших со временем частью как этрусков, так и римлян. Все это не исключает, разумеется, возможности проникновения отдельных лиц или семей в Рим VIII века до н. э. из Этрурии. В традиции, как мы видим, упоминается о принятии Ромулом в гражданство пожелавших того вейентов (Dionys., II, 55). Однако относительно большой группы в городе Ромула с явным преобладанием италийского, т. е. сабинского и особенно латинского, элемента они составлять не могли.

Незначительное вкрапление этрусков в римское общество рассматриваемой эпохи не препятствует тем не менее признанию их ономастического вклада в римский обиход. Следует подчеркнуть, что наименования трех триб были крупицами того мощного культурного влияния этрусков на Рим, которое неопровержимо доказано для более позднего времени, по меньшей мере с конца VII века. Можно высказать предположение, что этруски не назвали, а лишь этрускизировали существовавшие до них названия триб, которые затерялись в глубинах веков. Вспомним, что античная история знает примеры не только наименований, но и переименований в политических целях аналогичных рим-

[112]

ским трибам социальных организмов. Как известно, Клисфен Сикионский (начало VI века до н. э.), утверждая в борьбе с родовой знатью начала государственности, переименовал 3 дорийские филы в «ослятников», «свинятников» и «поросятников». Столь непрезентабильные названия объективно способствовали падению значимости родовых фил и служили орудием в политической кампании, проводимой Клисфеном. Этрусские же цари в Риме, налагая этрусские имена на исконные римские трибы, тоже могли с помощью этого приема достигать своих политических целей, утверждать таким путем свое господство. Это было тем более необходимо, что этруски никогда не составляли в Риме многочисленного населения. Этрусские же названия триб должны были создавать иллюзию многочисленности и исконности этрусских поселенцев в римском полисе.

Весь изученный материал подводит нас к выводу о том, что троичная схема римского общества в полном ее объеме — 3 трибы, 30 курий и 300 родов — сложилась довольно поздно, вероятно, к концу царской эпохи. В начале же этой эпохи было 3 трибы и 30 курий. Новые же роды включались в уже имевшиеся трибы и курии. Хочется отметить, что вне связи с вопросом о численности римского населения к аналогичному выводу приходит Ж. Нюма Ламберт 42. Используя аналогию раннего Рима с Ирландией средних веков, он делает важные замечания о так сказать «военной направленности» ромулова общества. Она выражалась, в частности, в том, что римляне завоевывали земли и делили их между солдатами-победителями, а также и в том, что «политически объединенный народ идентифицировался с народом, организованным в военном отношении». Иначе говоря, новые этнографические параллели подкрепили представление об обществе VIII века до н. э. в Риме как об обществе с чертами военной демократии. А в таком обществе военные потребности оказывают воздействие на все стороны жизни, в том числе и на саму его структуру.

Что касается чисел, кратных трем, то зависимость между 3 и 30 может быть и обратной тому, что предложил Р. Пальмер. Вполне допустимо и даже более вероятно первоначальное существование трех триб, т. е. племен, в основе которых лежали gentes, в неизвестном нам числе. В соответствии с этим реальным числом триб и было ограничено при Ромуле, т. е. в период римско-сабинского синойкизма, число курий, поскольку пехота комплектовалась по куриям, а кавалерия — по трибам в точном для всей римской древности соотношении 10 : 1.

Источники содержат немало данных, характеризующих военные потребности Ромулова Рима, в связи с которыми и стоит система социальных единиц, а также их соотношение. Достоверность сведений античных авторов о войске Ромула может удостоверить и традицию о 3 трибах и 30 куриях. Обильный материал на этот счет можно найти у Дионисия Галикарнасского, который называет курию лохом (II, 7)» т. е. воинским подразделением. Дионисий же (II, 13; 29) сообщает

_______

42. Lambert J. N. Op. cit., p. 342.

[113]

о создании Ромулом лейб-гвардии целеров из 300 знатных юношей. Целеры — это мобильный отряд, действовавший в зависимости от обстоятельств то в пешем, то в конном строю (II, 13). Целеры упоминаются еще раз (II, 64) в связи с распределением Нумой священнодействий между курионами, фламинами и предводителями целеров до того, как он упразднил этот институт.

В другом месте Дионисий (II, 16) говорит о первом населении и первом войске Ромула как о 3000 пеших и о 300 лучших всадниках. Варрон (II, V. 91) сообщает о комплектовании кавалерии от 3 триб. Ливий (I, 13, 8, 43, 9) рассказывает о создании Ромулом 3 центурий всадников, связанных с тремя трибами. Почти дословный пересказ Ливия находится у Аврелия Виктора (vir. ill. I, 11). В другом же месте Ливий (I, 15, 8) упоминает о создании отряда из 300 телохранителей — целеров. Овидий в «Фастах» (III, 130) говорит о разделенной на десятки коннице Ромула, а Флор (I, 1, 15) — о юношестве, разделенном на трибы, обязанном конно и оружно быть в боевой готовности на случай войны. Плутарх (R., 20) приводит сведения о 6000 пехотинцев и 600 всадниках в Риме, составляющих легион, в силу удвоения населения при объединении римлян с сабинами. В биографии Нумы у Плутарха (N., VII) сказано, что второй царь распустил отряд из 300 целеров, телохранителей Ромула. Ко времени Ромула относит целеров и Фест, на нем основывает свои пояснения Павел Диакон: «Целерами древние называли тех, кого ныне мы называем всадниками, по Целеру, убийце Рема, который вначале был предпочтен среди них Ромулом, и которые первоначально выбирались по 10 от каждой курии, так что всего их было 300».

Из приведенного здесь материала вытекает следующее: 1) в отношении с тремя трибами стоят 3000, а затем 6000 пехотинцев, т. е. вначале по 1000, а потом по 2000 от трибы, а также 3, а потом 6 центурий всадников; 2) в зависимости от 3 триб или от 30 курий — 300 всадников, т. е. по 10 от каждой курии, которых ввел Ромул в качестве целеров; 3) целеры — либо вообще всадники эпохи Ромула, либо его гвардия из всадников, в целом — 300 человек.

Предпримем в первую очередь попытку выяснить, могло ли в то время римское войско состоять из пехоты и конницы. Материалы раскопок свидетельствуют о наличии домашней лошади в Центральной Италии уже с конца бронзового века 43. Военная история множества древних народов показывает, что использованию кавалерии предшествовало использование боевых колесниц. Но в начале I тысячелетия до н. э. в Евразии появляется вооруженный всадник, а отряды колесниц сменяются конницей 44. Распространяется ли это положение на Рим?

В традиции войны начала царской эпохи ведутся пехотой. Но есть указания и на действия конницы как со стороны римлян, так и их противников. Об этом свидетельствует знаменитый эпизод с Меттием Кур-

_______

43. Azzaroli A. Su alcuni resti di cavalli protostorici dell'Italia centrale.— SE, 1979, v. 47, p. 231—236.

44. См.: Ковалевская В. Б. Конь и всадник. М., 1977, с. 61.

[114]

цием, ринувшимся вперед на своем коне, не замечая лежащего впереди болота (Liv, I, 12, 7; 9; 13, 15; Plut., R., 18), а также борьба Ромула против фиденатов (Liv, 14, 7; 9) и антемнатов (Dionys., II, 33). О значении конницы говорят и Консуалии, согласно Дионисию (II, 31) и Страбону (V, 3, 2) введенные, а по Ливию (I, 9, 7) подготовленные Ромулом, во время которых совершается бег запряженных и незапряженных коней. Эти состязания объясняются тем, что Конс идентифицировался с Нептуном-Посейдоном-Конником (Liv, I, 9, 7; Dionys., II, 31; Plut., R., 14). Именно в день Консуалий и произошло, согласна легенде, похищение сабинянок. Все же основной боевой и численно-доминирующей силой была пехота. Преобладание пехоты в римском войске, как известно, оставалось и на всем протяжении Республики и Империи.

Для решения поставленного нами вопроса необходимо учесть выводы, к которым пришли ученые, специально занимавшиеся войском раннего Рима. Э. Гьёрстад 45 сделал ряд существенных наблюдений. Отвергая возможность существования при Ромуле кавалерии, на что указывали в свое время Э. Мейер и Г. Дельбрюк, он утверждает, что в I фазе догородской эпохи, которую он датирует 800—700 годами до н. э., войско в Риме было пешим, кавалерии не было. Появилась же она в VI веке до н. э., к которому А. Альфельди относит усиление этрусского влияния, а Гьёрстад — основание города, т. е. начало царского времени. Что касается боевых колесниц, то и они появляются не ранее границы I и II догородских фаз, т. е. 700 год до н. э. Важнейшими аргументами Гьёрстада явились эсквилинское погребение с колесницей датируемое им, как упоминалось, II догородской фазой (700— 625 годы до н. э.), в котором он видит этрусское влияние на Рим; празднества Октябрьского коня и Эквирии, а также организация воинственных жрецов — салиев, возникшие опять-таки, по его мнению, в догородскую эпоху.

Попытаемся проанализировать эти факты. Конечно, погребение Эсквилина принадлежит вождю, богатому человеку, а именно богатые люди в первую очередь втягиваются в сферу культурных заимствований, как это убедительно показано в статье Д'Агостино Бруно в отношении греко-этрусской общности конца VIII—середины VII веков до н. э. на Тирренском побережье от Ветулонии до Понтеканьяно 46. Поэтому мысль Гьёрстада об этрусском влиянии на Рим, а также его замечание о том, что вейентский фриз храма VI века до н. э., на котором изображены боевые колесницы, всадники и пехотинцы, сопоставленный с указанным погребением, отражают не только этрусскую, но и римскую реальность, тоже заслуживает внимания. Однако остается проблема хронологии. Принадлежали ли эти воинские подразделения интересующей нас эпохе?

В празднествах Октябрьского коня, как известно, участвуют биги, т. е. колесницы, запряженные двумя конями. Что же касается других

______

45. Gjerst ad Е. Op. cit., p. 152, 159.

46. «D'Agostino B. Grecs et indigenes sur la cote tyrrhenienne au VII siecle: La transmission des ideologies entre elites sociales. — Annales, 1977, N 1, p. 17.

[115]

состязаний — Эквирий, то и они, по крайней мере частично, могут подтвердить последнее высказанное Гьёрстадом положение. В самом деле, в «Фастах» Овидия упомянуты февральские и мартовские празднества. 28 февраля («месяц проходит второй, от него лишь две ночи осталось») вызывает у поэта образ скачущего на колеснице, погоняющего коней Марса, откуда получил название праздник (Ov., Fast., II, 857—859). Мартовские же скачки выглядят у Овидия (Fast., III, 520— 523) менее определенно. В них фигурируют только кони, без упоминания о колеснице. Столь же неопределенно, т. е. как какие-то конные ристания, определяются Эквирии Варроном (II, VI, 63). Заметим, кстати, что в обоих случаях скачки связаны с Марсом. Они или «возглавляются» богом, или происходят в посвященном ему месяце либо месте, — на Марсовом поле или на Целии, в той его части, которая называется Martialis campus. В последнем случае, когда Марсово поле залито разливом Тибра (Paul., Martialis campus). Все это окрашивает Эквирии в цвет воинственности, делает скачки военно-спортивными состязаниями, отражающими структуру римского войска. Из приведенных данных традиции, таким образом, можно выявить использование в раннем Риме как колесниц, так и коней без упряжи в военных целях.

Связь Эквирий с Марсом относит их к числу военно-ритуальных игр, к кругу магических представлений, восходящих к первобытности. К тому же само имя Марса, объявленного в глубочайшей древности отцом близнецов, содержит намек на то, что Эквирии не моложе начала царского времени, Ромула. Что же касается празднества Октябрьского коня, то его хронологическое значение особенно велико. На его датировку проливает свет обычай, описанный Фестом (October equus). Правая лошадь биги победителя приносилась в жертву Марсу. При этом голову коня отрубали, и за нее происходила борьба между «командами», участвовавшими в ристаниях. Любопытно, что состязание происходило между Sacravienses и Suburanenses, т. е. между жителями Священной дороги и Субуры. Священная дорога, как известно, проходит по Форуму. Относительно Субуры более подробно будет речь впереди. Это могла быть низина под Эсквилинским холмом, но под субуранцами можно понимать и поселенцев Целия. В данном случае это не существенно, однако важно то, что соревнующиеся представляют собой разные общины. Значит, празднество несомненно восходит ко времени до Ромулова синойкизма, и его происхождение следует отнести как минимум к VIII веку до н. э.

Нужно согласиться с тем, что организация и экипировка салиев указывают на значение пехоты в войске догородского периода, особенно в его начале. Характеризуя воинскую структуру Рима VIII— VII веков до н. э. как состоящую из примитивной пехоты, Гьёрстад вместе с тем принимает традицию об истории города при первом царе, не возражает против наличия в Риме конницы наряду с пехотой и колесницами. Это противоречие обусловлено всей концепцией Гьёрстада, который «основанием» города считает мощение Форума и строительство зданий на каменном фундаменте. Понимая эти строительные новшества VI века до н. э. как начало царской эпохи, Гьёрстад тем самым

[116]

помещает и Ромула в начало VI века до н. э. и практически приписывает ему деяния царей этрусской династии. Если же «переместить» Ромула в его хронологические рамки, а не в предложенные Гьёрстадом, т. е. в VIII веке до н. э., то рассматриваемый здесь материал античной традиции, которым оперирует ученый, помогает представить римское войско как в основе своей пешее, с наличием колесниц и конницы, при том, что колесницей пользовался, вероятно, царь. Именно такой образ римской армии возникает при чтении пассажа Дионисия (II, 33), повествующего о взятии Ромулом города Антемны. Царь-победитель въехал в него на квадриге, а за ним следовало остальное римское войско из пеших и конных.

На основе археологического материала восстанавливается ученым вооружение догородской эпохи: это — hasta (копье) и scutum (щит), а также, по-видимому, островерхий шлем. Ко II догородской фазе (700—625 годы до н. э.) Гьёрстад относит усовершенствование воинской экипировки за счет мечей и кинжалов, а также панциря в виде рубахи с металлическими нагрудными пластинками, что подтверждается археологическим материалом. В колеснице царя, круглом щите и шлеме отражается, по его мнению, этрусское влияние. Последнему утверждению можно противопоставить соображения Э. Перуцци 47. Мобилизуя лингвистические данные, он доказывает греческие истоки римского вооружения ромулова времени. Он исходит из традиции, показывающей Габии городом, находящимся в сфере греческого культурного влияния. Близнецы Ромул и Рем, обучаясь в Габиях, восприняли там греческую грамоту и элементы греческого военного дела, в том числе защитную экипировку — круглый щит, называвшийся аргосским, и панцирь. Само слово scutum происходит от σχυτον, как lorica от ионического θωρηξ в аккузативе. Круглый аргосского типа щит был в ходу в Риме до объединения с сабинами, которые принесли с собой продолговатый щит. Впоследствии в Риме при этрусках вновь использовался круглый щит clipeus, который был введен вместе с гоплитской тактикой. Представляется особенно существенным замечание Перуцци о том, что греческое вооружение ромуловой эпохи оказалось достопамятным, потому что оно было новым. Исследование Перуцци уточняет, детализирует картину, рисующую состояние военного дела в царском Риме. Если в римском войске дважды появляются круглые щиты, то все встает на свои места: 'Αργολιχ η ασπις и clupeus/clipeus отражают разные эпохи в истории защитного вооружения: первый щит — время до середины VIII века до н. э. включительно, второй — этрусское время не позднее Сервия Туллия. Это может быть правление Тарквиния Приска или непосредственно предшествующий ему, но уже открытый этрусским влияниям период. В это время вполне укладывается эсквилинское погребение № 94 с колесницей, которое Гьёрстад как раз и датирует II фазой догородской эпохи (700—625 годы до н. э.).

Необходимо упомянуть еще об одной современной работе, которой пользовался Гьёрстад. Она имеет принципиальное значение для изу-

_____

47. Peruzzi Е. Origini di Roma, p. 12—15, 66—70; Idem. Mycenaeans..., p. XII.

[117]

чения интересующего нас вопроса, хотя, по справедливому замечанию Л. Ельницкого 48, в ней уделено предыстории Римской общины минимальное внимание. Это — I том «Истории римской конституции» Ф. Де Мартино. Ученый в самой общей форме высказывает мнение о том, что римское войско на протяжении «гентильной монархии» было выражением единства рода, полисное же войско базировалось на тяжело вооруженной пехоте, гоплитах. Вслед за Гельбигом и Ф. Альтхеймом 49. Де Мартино считает, что между этими системами лежала промежуточная эпоха тяжеловооруженных всадников. Они были распространены по всему Лацию и Южной Этрурии. В Риме их тип представлен целерами, конными гоплитами, сражавшимися и в пешем строю. Целеры комплектуются по трибам, откуда явствует их связь, с гентильной средой. Отметим акцент Де Мартино на том, что целеры — это не всадники раннего Рима, а особый гоплитско-конный отряд. Их комплектование связано не с куриями, а с гентильными трибами.. Это, по мысли Де Мартино, относит их к героической эпохе, т. е. аттестует их древность. Заметим, однако, что понятие «древности» достаточно неопределенно. Оно вполне включает в себя всю царскую эпоху. И нет никаких оснований отрицать, что целеры существовали не беспрерывно на всем ее протяжении. Ведь Нуме приписывается их роспуск. Но можно предполагать, что они были и в начале эпохи царей, и в период этрусской династии. Надо, конечно, учитывать, что во втором случае характер этого института мог с течением времени измениться. При этрусках целеры выступали как тяжеловооруженная кавалерия. С точки зрения вооружения при Ромуле они, вероятно, не отличались от прочих пеших воинов и всадников, т. е. не были еще конными гоплитами, потому что полного гоплитского вооружения в то время вообще в Риме не существовало, о чем свидетельствует отсутствие гоплитских доспехов в ранних погребениях. Но по своему назначению- они выделялись из всаднической массы как личная охрана Ромула. Они, видимо, не входили в число сначала 300, а затем 600 всадников, потому что упразднение отряда целеров, предпринятое Нумой, не отразилось на соотношении между пехотой и всадниками, равном 10: 1.

Учитывая весь приведенный материал источников, а также их интерпретацию в работах, специально касающихся начала царского периода, следует признать, что римское войско второй половины VIII века до н. э. могло иметь на вооружении колесницы, но состояло преимущественно из пехоты и конницы. В смысле вооружения оно представляло собой шаг вперед по сравнению с предыдущим временем, не столько в части tela, т. е. наступательного оружия, каким было прежде всего копье, сколько в части появившихся arma, т. е. оборонительного оружия. Однако ромулово войско не было еще тяжеловооруженным. Его усовершенствование происходило под влиянием греческой культуры, иррадировавшей в VIII веке до н. э., преимущественно через Кам-

_____

48. См.: Ельницкий Л. А. Новый фундаментальный труд по истории древнеримских государственных учреждений.— ВДИ, 1963, № 3, с. 164.

49. Altheim F. Epochen der romischen Geschichte, Bd I. Frankfurt am Main, 1934,. S. 142; De Marti no F. Op. cit., p. 99—101.

[118]

панию, что убедительно доказано Перуцци 50. Во всяком случае, нельзя отбросить тот факт, что в Лакко Амено был найден осколок греческой вазы с изображением воинов с круглыми щитами, датируемый второй половиной VIII века до н. э. Эта находка позволяет Перуцци доверять традиции в том, что уже при первом царе римляне могли перенять у греков их вооружение. В этом же плане могут быть истолкованы и археологические данные, добытые раскопками Гьёрстада, в первую очередь находка остатков панциря в виде матерчатой или кожаной рубахи с нагрудными металлическими пластинками и круглого щита. Вспомним, что он считает эту находку этрускизмом и датирует II фазой догородской эпохи, т. е. 700—625 годы до н. э., или самое раннее рубежом VIII века до н. э. Однако надо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, наличие упомянутой выше греко-этрусской койнэ, т. е. культурной общности, охватывавшей тирренское побережье от южной Кампании до южной Этрурии, которое вносит корректив в построение шведского ученого. Эсквилинское погребение № 94 можно истолковать как свидетельство не столько этрусских, сколько греко-этрусских влияний, если даже полностью довериться датировке Гьёрстада. Во-вторых, напомним уже высказывавшееся мнение о том, что вообще датирующий материал Гьёрстада, а именно протокоринфская и геометрическая, как привозная, так и местная керамика, а также буккеро, не дают абсолютно точных хронологических указаний, почему Л. А. Ельницкий 51 справедливо относит древнейшие погребения Форума и склонов Эсквилина либо к VIII, либо даже к концу IX века до н. э. Принимая это во внимание, позволительно думать, что эсквилинская могила с колесницей может отражать реальность не только VII, а и конца VIII века до н. э., т. е. ромулово время.

Итак, по-видимому, Ромул ввел в войско новое, более совершенное вооружение по греческому образцу. Но новации в военном деле на этом, вероятно, не кончились. Помимо пехоты и конницы он создал новое подразделение — целеров, игравшее роль его гвардии, и упорядочил комплектование воинских частей, введя определенное соотношение между пехотой и кавалерией. Поскольку войско набиралось от гентильных триб и связанных с родовой организацией курий, Ромул должен был, создавая воинские единицы, учитывать количественный состав социальных единиц, иными словами, соблюдать их определенное соответствие, их кратность. Войско Ромула строилось по принципу кратности трем. Это еще раз подтверждает наши соображения о том, что трибы и курии достигли чисел 3 и 30 именно в эпоху легендарного Ромула.

_____

50.  Peruzzi Е. Origini di Roma, tab. 16.

51. См.: Ельницкий Л. А. У истоков древнеримской культуры и государственности.—ВДИ, 1958, № 3, с. 144, прим. 5.

 [119]

Цитируется по изд.: Маяк И.Л. Рим первых царей. Генезис римского полиса. М., 1983, с. 90-119.