Возникновения ислама (Беляев, 1966)
Источники. Основным источником начального ислама, т. е. периода возникновения этой религии, является Коран. Это очень сложное произведение арабской литературы создавалось в основном в VII веке. Наиболее древние рукописи этой книги, написанные куфическими письменами, относятся, вероятно, к началу VIII века. Согласно мусульманскому преданию, Коран в дошедшем до нас виде был составлен и отредактирован в правление халифа Османа (644—656). Поэтому за ним закрепилось название Османова Корана, или Корана в османовой редакции. Но наряду с этой редакцией, ставшей канонической, существовал ряд других, дошедших до нас только в виде коротких отрывков. По преданию, сохраненному средневековыми арабскими историками, руководящие представители первого поколения мусульман владели своими списками Корана, которые и послужили материалом для составления османовой редакции. Как видно, не все имевшиеся списки вошли в эту редакцию, так как вплоть до X века в обращении были кораны, отличавшиеся от канонического текста этой книги.
Разрешение вопроса о подлинности Корана в его османовой редакции осложняется тем, что подавляющее большинство европейских арабистов и исламоведов априорно признают весь Коран произведением арабского пророка Мухаммеда, которого они считают «основателем ислама». Исходя из такого предвзятого суждения, они не замечают существенных несоответствий в книге, если единственным автором ее признать Мухаммеда. Прежде всего обращает на себя внимание (даже при чтениях Корана в любом европейском переводе) разнообразие стилей, которое не может быть присущим одно-
[085]
му автору. Традиционное объяснение этого разнообразия особыми чертами характера Мухаммеда и превратностями его карьеры не является ни достоверным, ни убедительным. Наряду с этим в Коране встречаются как описания очевидца такие места, в которых Мухаммед, согласно его традиционной биографии, никогда не бывал.
К тому же датировка Корана затрудняется из-за того, что в нем нет ни хронологических дат, ни ясного упоминания о достоверных событиях, ни имен исторических деятелей. Кроме того, довольно разнообразный по содержанию материал Корана расположен, как правило, по чисто внешнему признаку — по длине составляющих его 114 сур, или глав; эти главы (не считая некоторых отступлений от принятого порядка) расположены так, что наиболее длинные из них помещены в начале книги, а самые короткие — в конце ее.
Установление точной датировки Корана и выяснение источников, из которых взяты содержащиеся в нем материалы, являются трудной задачей, которую еще предстоит выполнить специалистам. Поскольку же никто эту задачу пока еще не выполнил, приходится рассматривать Коран как литературный памятник и исторический источник периода возникновения ислама.
Имеется несколько десятков хороших переводов Корана на западноевропейские языки, изданных в XIX и XX веках. Из них последним по времени является перевод Режи Блашера.
На русский язык Коран переводился несколько раз в XVIII и XIX веках, но не с подлинника, а с западноевропейских переводов. Первый русский перевод Корана с арабского был выполнен Г. С. Саблуковым и издан в Казани в 1878 году. Вышедший в 1963 году перевод И. Ю. Крачковского, снабженный ценными филологическими комментариями, страдает стилистическими недостатками, так как после смерти переводчика не был окончательно доработан.
Вторым основным источником для изучаемого нами периода следует признать «Житие посланника Аллаха» («Сират расул Аллах»), написанное во второй половине VIII века мединцем Ибн Исхаком и дошедшее до нас в
_____
1. «Le Coran. Traduction selon un essai de reclassement des Sourates par Regis Blachere», Paris, 1949—1951.
[086]
обработке выдающегося филолога IX века Ибн Хишама. Важным дополнением к этому произведению служат соответствующие места из «Истории» ат-Табари, который пользовался сочинением Ибн Исхака в его ранней редакции, до нас не дошедшей (если не считать небольшого отрывка из него, написанного на папирусе).
«Сира» Ибн Исхака была написана в Багдаде по заказу аббасидского халифа Мансура (754—775). Поэтому в ней получили отражение политические притязания Аббасидов, обосновывавшиеся их происхождением от Аббаса, дяди пророка Мухаммеда, и этому «родственнику пророка» приписана выдающаяся историческая роль. Мухаммед же представлен в «Сире» в образе не только арабского, но и мирового пророка. В таком представлении отразилась полемика мусульман с христианами и представителями других монотеистических религий. Пользуясь «Сирой» как историческим источником, следует отбросить содержащиеся в ней легенды, затемняющие и искажающие реально-исторический образ Мухаммеда 2.
Дополнением к «Сире» может служить «Книга военных походов» («Китаб ал-магази») Вакыди (747—823). Она тоже тенденциозна и засорена религиозными легендами и мифами.
Эти произведения арабской литературы служат основными первоисточниками при изучении проблемы возникновения ислама. Вполне удовлетворить исследователя эти первоисточники не могут, но других источников, которые можно было бы противопоставить им или сопоставить с ними, не имеется.
Все последующие мусульманские авторы биографий Мухаммеда, в котором они персонифицировали сложный процесс возникновения ислама, пользовались этими первоисточниками, дополняя и усложняя их показания продукцией фантазии более поздних поколений.
Литература. Первыми европейцами, писавшими об исламе и его «основателе», были греки в Византии, которые в средние века вели продолжительные и упорные войны с мусульманскими государствами и народами, а
____
2. А. Крымский, Источники для истории Мохаммеда и литература о нем, М., 1902; «Historians of the Middle East» ed by В Lewis and P. M. Holt, London, 1962, pp. 23-34.
[087]
также находились с ними в экономических и культурных отношениях. Авторы греко-византийских исторических и теологических произведений, стоявшие на позициях официального византийского православия, проявляли к Мухаммеду, которого они считали лжепророком и единственным виновником появления ислама, непримиримо враждебное отношение. Поэтому в византийской литературе ислам представлен в искаженном виде, как бы отражен в кривом зеркале религиозной нетерпимости.
В Западной Европе впервые сведения об исламе (тоже крайне тенденциозные и фальшивые) стали распространять в период крестовых походов католические миссионеры, стремившиеся оказать враждебной им религии идеологическое сопротивление. В XII веке, после первого крестового похода, католический монах Роберт Кетенензис, живший в Испании и знавший арабский язык, перевел Коран на латинский язык. Перевод был сделан по инициативе клюнийского аббата Петра Благочестивого в целях «опровержения» ислама. Преследуя эту цель, переводчик дал неполный и местами намеренно искаженный пересказ содержания Корана. Этот первый европейский перевод Корана был издан только в 1543 году в Базеле, в Швейцарии 3.
Начиная с эпохи Возрождения в Западной Европе стали появляться сочинения, специально посвященные исламу. Появление таких сочинений вызывалось не только расширением умственных горизонтов европейцев, но и завоевательной политикой Османской империи, могущественной мусульманской державы 4.
В блестящих произведениях западноевропейских буржуазных просветителей (особенно французских просветителей XVIII века) ислам рассматривался как некое экзотическое явление, порожденное глупостью и невежеством людей и мошенничеством духовенства. Трагедия Вольтера «Магомет или фанатизм» ничего восточного, за исключением нескольких искаженных арабских имен, не содержит; это произведение было направлено не против ислама, а против католической церкви и его главы — папы римского.
____
3. J. Fuck, Die arabischen Studien in Europa, Leipzig, 1955, S. 4-6.
4. L. Caetani, Studi di storia orieniale, vol. I, Milano, 1911, pp. 35-45.
[088]
На заре западноевропейского востоковедения во Франции, в самой передовой стране тогдашней Европы, накануне великой буржуазной революции преобладали такие представления об исламе, какие высказаны, например, в «Восточной библиотеке» д'Эрбело: «Мухаммед — известный обманщик, создатель и основоположник ереси, которая приняла название религии магометанской… лжепророк».
В знаменитой французской энциклопедии, выходившей под редакцией Д. Дидро и д'Аламбера, можно прочитать такие строки: «Противоречия, нелепости, анахронизмы в изобилии содержатся в этой книге (Коране. - Е. Б.); в ней видно особенно глубокое невежество относительно самых простых и известных явлений природы...». В общем же в этой энциклопедии проявлено благожелательное отношение к исламу и Мухаммеду. Ее просвещенные авторы выступали против невежества, свойственного любой религиозной литературе.
Объектом научного изучения ислам стал только в прошлом столетии. Европейские востоковеды в соответствии с уровнем тогдашней историографии рассматривали возникновение ислама главным образом как проявление личных качеств в деятельности Мухаммеда.
Автором первой европейской научной биографии Мухаммеда был австрийский врач и востоковед Алонс Шпренгер (1813—1893). Его труд «Жизнь и учение Мухаммеда» следует признать совершенно устаревшим и утратившим всякое научное значение 5. Шпренгер исходил из необоснованного предположения, что «ислам является единственной мировой религией, которая возникла при полном дневном свете», и что «начало ислама мы можем проследить шаг за шагом». Такое представление создалось у этого арабиста вследствие некритического отношения к мусульманским историко-религиозным материалам — к «Сире» и сборникам хадисов 6.
Полная несостоятельность труда Шпренгера стала очевидной уже в конце XIX века, когда появились исследования И. Гольдциэра, показавшего недостоверность хадисов как источника начального ислама.
____
5. A. Sprenger, Das Leben und die Lehre des Mohammed Bd 1—3, Berlin, 1861—1869.
6. Подробнее см.: «Происхождение ислама». Хрестоматия, сост. Евг. Беляев, М,—Л., 1931, стр. 121—126.
[089]
Другим известным произведением европейской биографическом литературы о Мухаммеде, которое появилось почти одновременно с трудом Шпренгера, было сочинение англичанина Уильяма Мюира («Жизнь Мухаммеда»). В отличие от Шпренгера У. Мюир (1819— 1905) открыто проявлял грубую тенденциозность, свойственную христианскому миссионерству в колониях. Возникновение ислама он объяснял тем, что Мухаммед подвергся искушению дьявола. Сочинение Мюира, написанное в духе средневекового мракобесия, не могло иметь научного значения.
Первую попытку выяснить социальные причины возникновения ислама сделал немецкий арабист Губерт Гримме (1864—1942) в своем труде «Мухаммед» 8. Однако его концепция, согласно которой ислам при своем зарождении, в мекканский период деятельности Мухаммеда, был не религией, а «социалистическим» движением и учением, не выдерживает научной критики. Содержащийся же в работе Гримме конкретный материал заслуживает нашего внимания.
Из европейских биографий Мухаммеда, появившихся в нашем столетии, заслуживают внимания труды датского ориенталиста Франтса Буля и английского ориенталиста Монтгомери Уотта. Первая из этих биографий — «Жизнь Мухаммеда» 9, вышедшая вторым изданием в 1955 году, содержит большой и хорошо подобранный материал, подвергнутый обстоятельному научному анализу с позиций исторического идеализма. Изложению биографических фактов автор предпосылает описание состояния Аравии в период, предшествовавший возникновению ислама. Биография Мухаммеда дается на широком историческом фоне.
Биография, написанная Монтгомери Уоттом, состоит из двух книг — «Мухаммед в Мекке» и «Мухаммед в Медине», изданных в Оксфорде в 1953—1956 годы, 10. Сравнительно с книгой Ф. Буля эти две книги М. Уотта содержат гораздо более богатый материал, поданный не только в хронологической последовательности, но и си-
_____
6. W. Muir, The life of Mahomet, vol. 1—4, London, 1856—1861.
7. H. Grimme, Mohammed, Miinster, 1892.
8. F. Buhl, Das Lebcn Muhammeds, Heidelberg, 1955.
9. W. Montgomery Watt, Muhammad at Mecca, Oxford, 1953;
10. W. Montgomery Watt, Muhammad at Medina, Oxford, 1956.
[090]
стематизированный по отдельным проблемам (например, «Мухаммед и евреи», «Характер мусульманского государства», «Реформа общественного строя»). Однако научное значение этих трудов снижается вследствие доверчивого отношения автора к мусульманскому преданию и не вполне критического отношения к традиционным представлениям арабо-мусульмаиской историографии.
Такое же отношение свойственно и автору новейшей французской биографии Мухаммеда — Годфруа-Демомбину 11.
Следует заметить, что в начале нашего столетия под влиянием исследований И. Гольдциэра было подорвано доверие к мусульманскому преданию (хадисам) как историческому источнику начального ислама. Вследствие этого многие европейские востоковеды стали проявлять более критическое отношение к «Сире». Так, Л. Каэтани полагал, что содержащиеся в ней сведения о деятельности Мухаммеда до хиджры относятся к области легенд 12.
В 1925 году В. В. Бартольд писал: «Несмотря на существование обширной литературы о первых десятилетиях жизни мусульманской общины, почти все вопросы, относящиеся к истории этого периода, нуждаются в новом рассмотрении» 13. Однако в середине XX века гиперкритические тенденции в отношении «Сиры» вышли из научной моды.
Современные арабские авторы биографий Мухаммеда проявляют полное доверие к «Сире» Ибн Исхака, не делая даже попыток научно-критического отношения к ней. Нечего и говорить, что Коран у этих авторов, считающих это произведение «словом божьим», ни в коей мере не может быть объектом критики. В этом отношении показателен скандал, разразившийся в Египте в 20-х годах XX в. в связи с появлением книги Таха Хусейна об арабской доисламской поэзии. Этот египетский ученый, привлекая Коран в своем исследовании наряду с другими источниками, по примеру европейских востоковедов проявил к нему критическое отношение, за что
____
11. М. Gaudefroy-Dcmombynes, Mahomet, Paris, 1957.
12. L. Caetani, Studi di storia orientate, vol. Ill, p. 1.
13. В.В. Бартольд, Мусейлима,— «Известия АН СССР», 1925, V: 12—15, стр. 486.
[091]
и подвергся репрессиям, стал жертвой клеветы, а его книга была запрещена 14.
Довольно многочисленная современная арабская популярная литература о Мухаммеде, выражающая задачи мусульманской религиозной пропаганды и рассчитанная на верующих, не имеет никакого научно-познавательного значения. Биографии же, написанные арабскими историками-мусульманами, являются более или менее подробным изложением коранических «откровений» и «Сиры» Ибн Исхака, подвергаемых научной критике. Из современных арабских биографий Мухаммеда наиболее обстоятельной и толково написанной является «Хайат Мухаммад» («Жизнь Мухаммеда») Мухаммеда Хусейна Хейкаля; она вышла в Каире четвертым изданием в 1947 года.
В книге Хейкаля вполне определенное выражение получила современная господствующая (буржуазная) идеология, преобладающая в наши дни во многих странах распространения ислама. Ссылаясь на Коран, Хейкаль отвергает представление о пресловутом фатализме ислама и стремится доказать, что эта религия поощряет частное предпринимательство и конкуренцию. В соответствии с концепциями, пропагандируемыми современными мусульманскими идеологами, он противопоставляет «мусульманскую цивилизацию» «западной цивилизации», утверждая, что первая из этих двух цивилизаций имеет «духовную основу», а вторая — «экономическую». Другое принципиальное различие между Западом и мусульманским Востоком проистекало, по мнению автора, из того, что на Западе велась непрерывная борьба между государством и церковью, а в мусульманском мире эти два института были органически связаны между собой. Такие представления, распространяемые буржуазными идеологами и пропагандистами ислама, с полной очевидностью опровергаются закономерным процессом развития человеческого общества. Известно, что никаких особых законов истории, действие которых проявлялось бы только на Востоке или только на Западе, никогда не существовало. Поэтому во всех человеческих
____
14. И. Ю. Крачковский, Риха Хусейн о доисламской поэзии арабов и его критики, — Избранные сочинения, т. III, М.—Л., 1956, стр. 189— 222.
[092]
обществах все религии и все церкви выступали защитниками социального неравенства и опорой классового угнетения верующих. Наконец, Хейкаль отдает дань и такому характерному элементу официальной идеологии, как социалистический характер ислама, хотя общеизвестно, что научный социализм и религия несовместимы ни при каких обстоятельствах.
Из русских биографий Мухаммеда наибольшей известностью пользовалась небольшая книга философа-идеалиста и религиоведа Владимира Соловьева «Магомет» (из биографической серии Павленкова). Эта работа, свободная от религиозной нетерпимости, но насквозь пропитанная фидеизмом и мистицизмом, не имела научного значения и во время своего появления, а теперь не заслуживает никакого внимания. Более интересной является работа М. Н. Петрова «Магомет. Происхождение ислама», хотя она представляет собой только компиляцию книг Шпренгера и Мюира 15.
Биографией Мухаммеда серьезно занимался проф. А. Е. Крымский, начавший выпускать очень ценные «Источники для истории Мохаммеда». Исламу он уделил много внимания в своих трудах «История мусульманства» и «История арабов». Для полноты картины можно также упомянуть книгу Вашингтона Ирвинга «Жизнь Магомета», но только потому, что на ее русский перевод была дана рецензия Н. А. Добролюбовым. Это сочинение В. Ирвинга по своей форме и содержанию напоминает посредственный исторический роман; теперь оно уже совершенно устарело.
В советской научной (как исследовательской, так и научно-популярной) литературе проблеме происхождения ислама было уделено значительное внимание. Было разработано несколько теорий. Первая из них, так называемая торгово-капиталистическая, созданная М. А. Рейснером, появилась под несомненным влиянием ранних исторических концепций М. Н. Покровского. Эта теория, несоответствие которой основным положениям марксизма-ленинизма теперь вполне очевидно, пользовалась популярностью в конце 20-х и в начале 30-х годов. Другие две теории — «кочевническая» и
_____
15. См. Н. А. Смирнов, Очерки истории изучения ислама в СССР. М., 1954, стр. 79, 80.
[093]
«земледельческая» — оказались тоже несостоятельными. Согласно первой из них, начальный ислам отражал интересы бедуинских масс Аравии и являлся их идеологией. Вторая теория, сильно преувеличивая удельный вес земледельцев в хозяйстве доисламской Аравии, представляла начальный ислам в виде идеологии «крестьянской бедноты» 16.
Гораздо обстоятельнее представляется нам концепция С. П. Толстова, который обратил серьезное внимание на рабовладельческие отношения в Аравии VI— VII веков 17. Если отбросить слишком смелые, чисто субъективные суждения и взгляды автора по отдельным частностям, то основное положение о социальных корнях начального ислама окажется научно убедительным.
В 30-е годы стало распространяться представление о начальном исламе как идеологии раннефеодального общества, в стадию которого якобы вступили арабы в VII веке. Впервые в печати, насколько нам известно, это положение высказал проф. Н. А. Смирнов в своей работе «Программа-конспект по исламу» (М., 1931). В дальнейшем почти все авторы антирелигиозных книг, брошюр и статей, касавшихся вопроса о социальных корнях начального ислама, бездоказательно поддерживали эту точку зрения. Для них такое представление стало чем-то вроде «догмата», который, по их мнению, не нуждался в научном обосновании. Тех немногих «сподвижников» Мухаммеда, имена которых этим авторам были известны, они объявили крупными феодалами.
Утверждение, что начальный ислам был идеологией раннефеодального общества, вошло и во многие вузовские программы по истории средних веков. Свое литературное выражение оно нашло в учебнике, изданном Московским государственным университетом, — «История стран зарубежного Востока в средние века» (М., 1957). В главе VII — Возникновение феодальных отношений в Аравии и образование Арабского государства — имеется немало материала, позволяющего судить об отсутствии феодальных отношений в Аравии VI—VII веков.
Через некоторое время после выхода этого учебника
_____
16. «Атеист», М., 1930, № 58.
17. С. П. Толстов, Очерки первоначального ислама, — «Советская этнография», 1932, № 2.
[094]
Л. И. Надирадзе, един из авторов главы VII, попытался научно обосновать «феодальную теорию» происхождения ислама. Но в своей статье «К вопросу о рабстве в Аравии в VII в.» он невольно доказал, что в этой стране в то время существовали рабовладельческие отношения, а о феодализме говорить нет оснований 18.
Наши крупные востоковеды проф. А. Ю. Якубовский и проф. И. П. Петрушевский, изучавшие проблему происхождения ислама на основании восточных первоисточников, не разделяют взглядов сторонников «феодальной теории» и обращают должное внимание на зарождение и развитие рабовладельческих отношений в Аравии.
При отсутствии марксистских монографий, посвященных проблеме происхождения ислама, наиболее правильными, состоятельными и убедительными можно признать концепции, изложенные в большой коллективной работе советских историков — «Всемирная история» (т. III).
Попутно следует упомянуть об оказавшихся неудачными попытках отказать Мухаммеду в историческом существовании, представив его в мифическом образе. С такими попытками выступали Н. А. Морозов, Л. И. Климович и С. П. Толстов. Первый из этих авторов изложил свои взгляды в весьма объемистом сумбурном антиисторическом сочинении «Христос» (т. V). Не говоря уже об антинаучной порочности общих концепций автора, его главы об исламе совершенно беспомощны, поскольку сведения об этой религии взяты из случайно попавших под руку книг и дополнены ничем не сдерживаемой фантазией.
Выступивший после Н. А. Морозова Л. И. Климович 19 частично пользовался той же литературой, что и его предшественник. Обращая особое внимание на устаревший труд Шпренгера, он прошел мимо сочинений арабских историков. Став на зыбкий путь нигилистического отрицания показаний источников и научной литературы, Л. И. Климович не дал ничего позитивного в смысле доказательств зарождения и развития предполагаемого мифа о Мухаммеде.
Мекка в начале VII века. Ислам зародился в Мекке,
____
18. "Вопросы истории и литературы стран зарубежного Востока" сб. статей, М., 1960.
19. --
[095]
самом крупном населенном пункте Хиджаза. Ее окрестности были бесплодны и пустынны; очень скудный травяной покров и чахлый кустарник могли служить кормом только для небольших стад верблюдов и маленьких отар овец. Подпочвенная вода залегала на большой глубине, колодцы встречались редко; часто вода в них сохранялась только на самом дне. Следовательно, жители Мекки не имели возможности заниматься ни скотоводством, ни земледелием.
Можно полагать, что Мекка возникла как остановочный пункт на древнем караванном «пути благовоний», у источника Земзем. Нет возможности установить, даже приблизительно, когда у этого источника обосновались первые оседлые жители. Некоторые историки считают возможным упоминаемую Геродотом (V век до н. э.) Макарабу отождествлять с Меккой.
Этот пункт, разросшийся в большой, по аравийским масштабам, город, еще в древности приобретал все возраставшее религиозное значение. Вода Земзема стала считаться священной, возможно, вследствие того, что она действовала на желудок как слабительное. Издревле высившийся у источника храм Кааба стал объектом паломничества хиджазских бедуинских племен; вероятно, уже в древности в сезон паломничества происходил торговый обмен между мекканцами и бедуинами. По мусульманскому преданию (не имеющему, конечно, никакого исторического значения), Кааба была воздвигнута библейским Авраамом (Ибрахимом) и его сыном Исмаилом, мифическим родоначальником северных арабов.
Мекка расположена в котловине, «в долине, не имеющей злаков» (Коран, XIV, 40); она окружена голыми высокими холмами, которые мекканцы называли «горами» (джибал), а проходы между ними — «ущельями» (шиаб). В случаях выпадения дождя в окрестностях по котловине стремительно несся поток — сейл. Несколько раз в Мекке бывало такое сильное наводнение, что вода подмывала фундамент и размывала стены Каабы, сделанные из местного грубого камня.
Город был расположен вокруг этого древнего святилища, которое еще до возникновения ислама называли «домом Аллаха», а мекканцы с гордостью именовали себя «соседями Аллаха». Голландский ориенталист К. X. Снук Хюргронье писал: «Аллах не даровал своим
[096]
соседям ничего, кроме горькой воды Земзема, камней, песка и нестерпимой жары» 20.
Значение Мекки как религиозного центра языческих племен Хиджаза и Западного Неджда сочеталось с ее положением важного торгового пункта. Мекканцы принимали активное участие в международной транзитной торговле и вели торговый обмен с хиджазскими бедуинами. Мекка была выгодно расположена на перекрестке караванных путей, шедших из Йемена в Сирию, Палестину, Ирак и Египет; по Красному морю она была связана с Восточной Африкой. Из Йемена вывозились не только товары местного происхождения, но и предметы торгового обмена, поступавшие морским путем из Индии, Китая и Африки. Торговое мореплавание по Индийскому океану и Красному морю значительно оживилось в эпоху эллинизма. Летом, пользуясь попутными юго-западными муссонами, мореплаватели отправлялись в Индию и возвращались оттуда зимой, когда эти ветры дули в северо-восточном направлении. Однако развитие непосредственных сношении по морю между Индией и красноморскими гаванями Египта не прекратило движение караванов по древнему «пути благовоний», на котором находилась Мекка.
О крупных размерах меккаиской караванной торговли можно судить по скудным, но вполне определенным сведениям, содержащимся в надежных арабских источниках. Так, Табари сообщает о караване в 2500 верблюдов 21. Мекканский караван, ставший причиной сражения при Бедре в 624 году, состоял из тысячи верблюдов.
На основании суры 106 Корана можно полагать, что мекканцы снаряжали ежегодно по две большие торговые экспедиции (рихла) —зимой и летом. Как известно из других источников, первая из них отправлялась в Йемен, а другая — на север, т. е. в Палестину, Сирию и Египет, иногда в Ирак. Организацией экспедиций ведала богатая верхушка проживавшего в Мекке племени курейш, участником же их мог быть любой мекканец, даже располагавший весьма ограниченными средствами.
_____
20. К. Ch. Snouck Hurgronje, Mekka in the latter part of the 19th century..., London, 1931, p. 18.
21. «Annales quos scripsit Abu Djafar Mohammed Ibn Diarir at-Taoan cum aliis ed. M. J. de Goeje», Lugduni Batavorum, vol. I, 1879, P-1271 (далее — Табари).
[097]
Конечно, руководящими участниками этих крупных предприятий могли быть только мекканские богачи, господствовавшие в экономической жизни своего города. Стоимость товаров, перевозившихся караваном, попытки разграбления которого привели к сражению при Бедре, определялась в 50 тысяч золотых монет. Члены курейшитского рода омейя вложили в этот караван около 5 тысяч золотых монет, а отдельные богатые купцы — по одной и две тысячи. Во главе большого каравана всегда стоял кто-либо из наиболее влиятельных богачей Мекки; в период возникновения ислама начальником каравана обычно был член господствовавшего тогда рода омейя.
Большие мекканские караваны имели проводников и вооруженный конвой. Верблюдов, погонщиков и грузчиков набирали за плату среди окрестных бедуинов. Опытные проводники хорошо знали не только пути и перепутья, но и местонахождение водопоев и пастбищ для верблюдов. Начальник каравана, находившегося в пути, поддерживал связь с Меккой, время от времени посылая в нее гонца на быстроходном верблюде. Были установлены «священные» месяцы, в которые хиджазцы и недждийцы совершали паломничество к Каабе и запрещалось кровопролитие, сведение кровных счетов. Мекка и ее окрестности были объявлены территорией «харам», т. е. священной областью, в которой нельзя было совершать убийства и насилия. На это содержится намек в Коране, в котором от имени Аллаха говорится: «Разве они не видели, что мы устроили харам безопасным, а люди кругом их выхватываются?» (XXIX, 67), т. е. подвергаются грабительским нападениям и теряют имущество и свободу.
Торговля была основным занятием жителей Мекки.
…
____
22. Н. Lammens, La Mecque a la veille de I'hegire, Beyrouth, 1924, p. 174.
23. «History ot Muhammad's campaigns by Aboo Abdallah Mo hammad Ibn Omar al-Wakidy», ed. by A. Kremer, Calcutta, 1856, p. 196 (далее — Вакыди).
[098]
В период джахилийи, перед возникновением ислама, такие будущие известные мусульманские деятели, как Абу Бекр, Аббас, Омар, Осман, Талха, названы в источниках «купцами» или «торговыми людьми». Хадиджа, первая жена Мухаммеда, до выхода замуж за него, будучи вдовой, самостоятельно вела караванную торговлю. Аиша, дочь Абу Бекра, ставшая женой Мухаммеда после смерти Хадиджи, принимала участие в работорговле. Абу Джахл нажил большие деньги на торговле благовониями.
В доисламской Мекке не было монетного двора, не чеканилась своя монета. В обращении находились византийские золотые монеты, сасанидское серебро и йеменские (химьярские) деньги. Расчеты производились также золотым песком, поступавшим из Африки и из Йемена, где он добывался в руслах рек. Серебряные слитки тоже являлись меновой ценностью. Не только эти слитки и золотой песок, но и истертые, пробитые и обрубленные монеты принимались на вес. Это получило ясное отражение в языке: арабский глагол «уазана лаху» — «отвесить ему» имел значение «уплатить ему». Конечно, при расплатах нередки были случаи обсчета и обвеса. В Коране такие нечестные приемы (которые, вероятно, были очень распространены) подвергаются решительному осуждению: «Горе обвешивающим, которые, когда отмеривают себе у людей, берут полностью, а когда мерят им или вешают, сбавляют» (LXXXIII, 1—3).
Наряду с торговлей в Мекке получило широкое развитие ростовщичество (по-арабски — риба). Желание принять участие в прибыльной караванной торговле побуждало многих мекканцев среднего и малого достатка обращаться за ссудами к ростовщикам. Несмотря на высокие проценты, мекканцы могли надеяться, что они после благополучного возвращения каравана не только погасят долг ростовщику, но и попользуются торговым барышом. Богатые купцы совмещали занятие торговлей с ростовщичеством. Так, Аббас «имел много денег, розданных людям его племени» 24. Один из сподвижников Мухаммеда, находясь в Медине, беспокоился о своих деньгах, которые он отдал в рост мекканским купцам 25.
____
24. Табари, стр. 1339.
25. Там же, стр. 1586.
[099]
Заимодавцы обычно давали динар за динар, дирхем за дирхем, т. е. за ссуду взимали 100 процентов. В Коране (111, 125) Аллах, обращаясь к верующим, предписывает: «Не пожирайте роста, удвоенного вдвойне». Это можно понимать, так, что за ссуду брали 200 и даже 400 процентов. В сети мекканских ростовщиков попадали не только их сограждане и соплеменники, но и члены хиджазских бедуинских племен, принимавшие участие в мекканской торговле. Как в свое время в древних Афинах, в Мекке «основным средством для подавления народной свободы служили... деньги и ростовщичество» 26.
Постоянными крупными участниками мекканской караванной торговли были жители Таифа, по крайней мере верхушка проживавшего в нем племени сакиф. Экономические связи Мекки и Таифа были настолько тесными, что эти города называли «Маккатани», т. е. две или обе Мекки.
Жители Таифа и его окрестностей снабжали не имевших ни садов, ни огородов мекканцев фруктами и овощами. В Таифе и его окрестностях находились дачи богатых мекканцев, где они спасались от летней жары.
В Мекке торговля и ростовщичество ускорили процесс разложения первобытнообщинных отношений. В этом городе и его районе (подобно тому как это происходило в античной Греции доклассового периода) денежные отношения воздействовали на родовой строй как разъедающая кислота, так как этот строй «абсолютно несовместим с денежным хозяйством...» 27.
В населявшем Мекку племени курейш его верхушка в своем экономическом и социальном развитии значительно опередила верхние слои других племен. Из десяти родов, составлявших племя курейш, господствующее положение занял род омейя. К этому роду принадлежало большинство наиболее богатых купцов и ростовщиков, которые выделяли из своей среды начальников больших торговых караванов и пользовались преобладающим влиянием и реальной властью среди своих сограждан и тех хиджазских племен, которые экономически зависели
____
26. Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 21, стр. 111.
27. Там же.
[100]
от Мекки. Эти богатые и влиятельные мекканцы жили в домах, расположенных вокруг Каабы, в центре города, в той его части, которая называлась ал-Батха, что значит равнина, площадь; поэтому их выделяли из общей массы городского населения под почетным названием «курейшиты центра».
Курейшитская верхушка обладала не только деньгами и товарами, но и владела обрабатываемыми землями, рабами и скотом. Так, членам рода омейя принадлежали химы в Северном Хиджазе. В этих химах находились искусственно орошаемые нивы и рощи финиковых пальм. Орошением и возделыванием этих культурных площадей были заняты рабы. В некоторых химах занимались разведением породистых лошадей.
Помимо рядовых членов племени курейш, подпавших под господство верхушки этого племени, в Мекке проживали еще ахлаф — «союзники». Это были пришельцы из других племен, поселившиеся в большом торговом городе на положении покровительствуемых союзников, своего рода побратимов коренного населения. Они принимали участие в торговой деятельности курейшитов и обладали вполне достаточными средстами существования. Такая же категория населения и под тем же названием «ахлаф» была известна в Таифе. Наименее обеспеченной частью населения Мекки были жители окраин (завахир). Это — преимущественно бедуины, бежавшие из своих племен; среди них, вероятно, встречалось немало салуков и таридов. Их привлек большой город, в котором можно было заработать, обслуживая караванную торговлю в качестве упаковщиков вьюков, грузчиков, неквалифицированных ремесленников, самоучек-ветеринаров, пастухов, а иногда и погонщиков. Это был очень беспокойный, а частью и преступный люд. Кроме того, в Мекке проживало немало иностранцев, прибывших из соседних стран, — бродячих торговцев, ремесленников, содержателей питейных заведений. Будучи христианами, иудеями или зороастрийцами, они оказывали некоторое идеологическое влияние на мекканцев и окрестных бедуинов.
Мекканское племя курейш имело такую же родоплеменную организацию, как и все племена в Аравии, по поскольку в Мекке процесс разложения первобытнообщинных отношений зашел гораздо дальше, чем в дру-
[101]
гих племенах, в ней обнаруживались признаки начавшегося превращения племенной верхушки в господствующий класс и наблюдалось зарождение государственных учреждений. Крупные купцы, ростовщики и рабовладельцы составляли особую группировку, известную под названием «мала». Была сформирована полиция из рабов — «ахабиш», функционировал «дом собрания» и совет старейшин.
Слово «мала» значит сонм, знать. Например, по понятиям арабов, ангелы составляли «ал-мала ал-ала» высший сонм. В Коране «мала» имеет значение «знать» или «начальники племени» (XXIII, 34); этим словом обозначаются также вельможи древнеегипетского фараона (XXIII, 48; XXVI, 33). Эта курейшитская «знать» собиралась у стены Каабы, когда надо было обсудить обстоятельства, связанные с отправкой или прибытием торговой экспедиции, и другие общественные дела. Это собрание мекканской «знати» можно уподобить древнеафинскому ареопагу при зарождении этого учреждения.
Основателем «дома собрания» (дар ан-надва) предание считало легендарного Кусайя ибн Килаба. Как сообщает Табари, Кусайя устроил у себя дом собраний и обратил его дверь в сторону храма Каабы. Тот же историк пишет: «Как женщина, так и мужчина из племени курейш заключают брак только в доме Кусайя ибн Килаба, и (курейшиты) совещаются между собой о деле, которое представится им, только в его доме и привязывают знамя войны с другим племенем» 28.
Курейшитская знать считала, что свои обязанности и привилегии она получила якобы по наследству от легендарного Кусайя. Как сообщает Табари, «жители Мекки вручили власть Кусайю... и он обладал властью, которой подчинялось его племя, и были у него хиджаба, сикая, рифада, надва и лива» 29. Хиджаба — это хранение ключей Каабы. Сикая — обязанность снабжать водой паломников, приходивших к этому храму для совершения религиозных обрядов. Рифада — сбор средств, дававшихся курейшитами на кормление неимущих паломников. Лива (знамя) — кусок белой материи, кото-
____
28. Табари, стр. 1097, 1098.
29. Там же, стр. 1097.
[102]
рый в случае начала войны с каким-либо племенем привязывали на конец копья, после чего его вручали военачальнику — раису.
В изучаемый нами период все это было привилегией верхушки рода омейя. Эти привилегии давали ей возможность постоянно оказывать влияние на паломников, приходивших из бедуинских кочевий и приносивших продукты скотоводства и охоты для обмена на изделия городских ремесел и на товары, привезенные из зарубежных стран.
Интересное и весьма показательное явление представляли собой «ахабиш». А. Ламменс в исследовании 30, основанном на обильных источниках, убедительно показал, что это были африканские рабы, принадлежавшие богатым курейшитам, составлявшим мала. Последние использовали их как вооруженный конвой при караванах и как полицейскую силу в Мекке для охраны Каабы (где хранилась курейшитская казна) и своих жилищ, которым могли угрожать беспокойные и недовольные жители мекканских окраин и неимущие паломцики. Мнение, что «ахабиш» были каким-то объединением людей, не принадлежавший ни к каким племенам, совершенно неубедительно.
Следует также обратить внимание на слово «иляф» в Коране (CVI, 1—2). Г. С. Саблуков переводит его устаревшим русским словом «соглас», а И. Ю. Крачковский придает ему широкое значение слова «союз». По нашему мнению, этому арабскому слову более всего соответствует значение «содружество» в смысле способности курейшитов к совместным действиям, необходимым при организации крупных торговых экспедиций. На основании арабских источников возможно предположение, что под этим словом понимались торгово-дипломатические договоры, заключавшиеся курейшитами с иностранными государями и правителями.
Ханифизм и ислам. Ханифизм, вполне оформившийся как религиозно-моральное учение в земледельческой Йемаме, получил распространение и в Западной Аравии. В этой стране идея единобожия и аскетическая практика не представляли собой ничего необычного, так как
____
30. Н. Lammens, Les «Ahabis» et I'organisatin militaire de la Mecque au siecle de I'hegire, — «Journa! Asiatique», t. VIII, Paris, 1916.
[103]
сравнительно многие жители уже испытали на себе влияние монотеистических религий — христианства и иудаизма, а некоторые и восприняли одну из этих религий. Но в Мекке, являвшейся одним из важных центров арабского политеизма, распространению ханифизма препятствовал хорошо организованый культ Каабы. Этот культ, выражавшийся в поклонении идолам, был тесно связан с экономической деятельностью курейшитов и освящал их влияние на бедуинские племена. Поэтому курейшитская знать вела упорную борьбу за сохранение многобожия и идолопоклонства.
Но эпоха политеизма в Аравии приближалась к концу. В разлагавшемся первобытнообщинном обществе уже появились элементы новых классовых отношений, а это должно было привести к существенным идеологическим изменениям: монотеизм должен был прийти на смену политеизму. В частности, образование союзов племен выражало стремление к объединению Аравии, возникновению центральной власти, отражением и освящением которой мог быть только монотеизм.
Ханифизм, как арабская форма монотеизма, вступил в борьбу с политеизмом. Прежде всего ханифы боролись против его наиболее грубого проявления в виде идолопоклонства. Противопоставляя племенным и местным божествам своего единого рахмана, они выражали идею всеарабской религии. В Мекке ханифам предстояло вести особенно упорную борьбу, так как здесь политеистическое вероучение имело наиболее солидный базис по сравнению с другими племенами, а культ был гораздо лучше организован.
«Сира» вполне определенно представляет Мухаммеда в начале его религиозной деятельности как типичного ханифа. Вероучение мекканских ханифов изложено в «рахманских» сурах Корана. В более ранних материалах этого сборника, которые европейские исследователи группируют под названием «поэтические» суры, содержатся фантастические представления о скором наступлении конца света, о страшном суде и о загробном существовании людей. В этих материалах идея единобожия является господствующей и проповедуется особенно настоятельно. Содержание «поэтических» сур (если отбросить шаманские заклинания, относящиеся к периоду политеизма) ни в чем не расходится с учением ханифов;
[104]
только в этих сурах в большей мере, чем в ханифизме, проявилось влияние иудейского и христианского сектантства, приверженцев которого можно было в немалом числе встретить в доисламской Мекке среди посещавших ее и проживавших в ней иностранцев.
Уже в наиболее ранних сурах проявляется весьма интересная и существенная деталь. Единый бог выступает под именем «Аллах», т. е. носит имя племенного божества курейшитов, и сохраняется культ Каабы как «дома Аллаха»; предписывается соблюдение некоторых обрядов, установившихся в прежние времена.
Ханифизм в его меккаиской форме, создание которой мусульманское историческое предание и европейское буржуазное исламоведение приписывают Мухаммеду, не мог получить широкого распространения в Мекке. Причину этого явления следует искать не только в противодействии, оказанном новому учению курейшитской господствующей верхушки. Гораздо важнее были социальные причины, ограничивавшие распространение ханифизма в Мекке. Социально-экономические противоречия в этом городе достигли значительно большего развития, чем в племенах. Мекканцы, несомненно, стремились избавиться от засилья господствующей верхушки и от ростовщической кабалы, а рабы, конечно, стремились освободиться из рабства. Мекканский же ханифизм не мог привлечь и удовлетворить угнетенных и обездоленных. Он давал далеко не заманчивую перспективу гибели мира и обращал взоры верующих к загробному миру, обещая только после смерти лучшее существование. Устрашение грядущей катастрофой светопреставления и мучениями в геенне не могло оказать желаемого воздействия на арабов того времени. Это следует объяснять не только широко распространенным неверием в загробный мир, но и деловой практичностью мекканцев.
В такой обстановке, под влиянием социальных потребностей населения, мекканский ханифизм перешел в следующий этап развития, который уже можно рассматривать как возникновение новой религии, получившей название «ислам». Вероучение времени зарождения этой религии получило свое выражение в мекканских «пророческих» сурах. В них наряду с единством Аллаха выдвигается другой, не менее важный догмат о «посланнике Аллаха» (расул аллах), который претендует на по-
[105]
ложение единственного посредника между верховным существом и людьми.
В «пророческих» сурах обращено гораздо большее внимание на некоторые земные, реальные явления. Прежде всего осуждается и безоговорочно запрещается ростовщичество, являвшееся очень болезненной язвой мекканской экономической жизни. От непомерного хищничества и алчности мекканских ростовщиков сильно страдали население Мекки и окрестные бедуинские племена.
«То, что вы даете в рост, чтобы оно возросло от имущества других людей, не возрастет перед Аллахом» (XXX, 38).
В отличие от ростовщичества торговля считается вполне допустимым и даже похвальным занятием. Аллах-рабовладелец наделен типичными чертами купца; в его образе отразилась торговая обстановка Мекки. Из «Сиры» видно, что Мухаммед, выступая вероучителем, продолжал заниматься торговыми делами. Курейшиты, подвергая сомнению его пророческую миссию, с насмешкой говорили ему: «Какой же ты пророк! Ты ходишь по рынкам, как самый последний из нас». Как полагают, ответом на это является стих Корана, в котором Аллах говорит: «И до тебя мы не посылали посланников, которые бы не ели пищи и не ходили по рынкам» (XXV, 22).
В «пророческих» сурах встречаются особенно настоятельные призывы соблюдать правильность в мере и весе, т. е. быть честным при торговых и ростовщических сделках и расчетах. «И будьте верны в мере, когда отмериваете, и взвешивайте правильными весами» (XVII, 37). Наряду с запрещением растрачивать имущество сирот предписывается: «Выполняйте меру и вес по справедливости» (VI, 153). Мифический древнеарабский пророк Шу'айб, обращаясь к мадайанитам, убеждает их поклоняться только единому Аллаху и «не убавлять меры и веса». «О народ мой! — повторяет он. — Полностью соблюдайте верность в мере и весе» (XI, 85—86). В качестве неоспоримого аргумента приводится отдельный целеустремленный творческий акт Аллаха: «И небо Он воздвиг и установил весы, чтобы вы не нарушали весов. И устанавливайте все справедливо и не уменьшайте весов» (LV, 6—8). По представлению Корана, в день страшного суда будут приведены в действие «весы вер-
[106]
ные», на которых будут взвешены дела людей; при этом от имени Аллаха говорится: «Достаточны Мы как счетчики» (XXI, 48).
В этих и им подобных призывах и предписаниях получили выражение кровные интересы мекканского торгового люда, постоянно страдавшего от отсутствия коммерческой честности у заправил караванной торговли и у ростовщиков. Выше мы уже видели, как осуждает Коран «обвешивающих» (LXXXIII, 1—3).
Согласно историческому преданию, Мухаммед и почти все его мекканские последователи были выходцами из средних и малоимущих слоев населения, испытывавших на себе суровую и жестокую власть «курейшитов центра». Мухаммед принадлежал к роду хашим, который не владел богатством и не пользовался влиянием. Следовательно, он и его ближайшее окружение вполне могли проникнуться интересами и нуждами среднего и мелкого мекканского торгового люда.
Деятельность первых мусульман в Мекке завершилась полным провалом. Нет оснований полагать, что они создали в своем городе какую-либо организацию. Наряду с верой в религиозные догматы в Коране им предписаны две практические обязанности — «салат» и «закят», т. е. совершать молитву и уплачивать «очистительный» налог. Не всегда мог Мухаммед выступать публично со своими проповедями; для слушания их и для молитвы его приверженцам приходилось собираться тайно где-нибудь в пригородах и даже в «ущельях» из боязни преследований. Согласно «Сире», мусульмане оказались в таком стесненном и опасном положении, что Мухаммед был вынужден часть их отправить в Эфиопию под покровительство христианского негуса. Оставшиеся же в Мекке во главе с Мухаммедом подверглись бойкоту: мекканцы отказались заключать с ними брачные союзы и вести торговые дела. Интересно, что их сородичи не могли оказывать им никакой помощи и защиты. Это показывает, что экономическая зависимость мекканцев от «курейшитов центра» была сильнее кровных связей.
Основная причина неудачи ислама в Мекке крылась в социальном содержании этого вероучения. Имущественное и социальное неравенство представлено в Коране как порядок, установленный Аллахом. Следовательно, он не подлежал ни отмене, ни изменению. Рабство
[107]
тоже представлено как неотменяемый социальный институт. Расправа с богатыми и власть имущими перенесена в фантастический загробный мир только после смерти; попав в райский сад, праведники избавятся от житейских тягот и материальных нужд. Но чтобы стать праведником в земной жизни и небожителем после смерти, необходимо неизменно проявлять «покорность» и «терпение». Эти добродетели, по Корану, столь же необходимы, как вера в Аллаха и его посланника.
В ранних сурах Корана сохранились стихи, содержащие осуждение богатства и богачей, для которых характерны алчность, скупость и жестокость и которые «пожирают» имущество сирот и с руганью прогоняют нищего. Такой протест против имущественного неравенства привлек к новому вероучению некоторое число работ и неимущих свободных. Но их ждало разочарование, так как проповедник новой религии, как это видно из Корана, не выдвигал требования о каком-либо переустройстве социально-экономических отношений, обещая своим последователям улучшение их существования только в потустороннем мире. Существующее неравенство и произвол оправдывались в Коране, в котором от имени Аллаха говорится: «И так мы в каждом селении сделали вельмож грешниками его, чтобы они ухищрялись там» (VI, 123).
Ислам в Мекке не обрел социальной опоры; он не получил поддержки как со стороны населения города, так и бедуинов прилегающих к нему районов. К тому же «курейшиты центра» оказывали новой религии решительное противодействие, а ее последователей подвергали гонению.
По преданию, Мухаммед выступил в роли проповедника в 610 году, по лишь через 12 лет окончательно убедился в полной невозможности достичь успеха в своем родном городе. Попытка найти последователей в соседнем Таифе также не удалась: он был встречен жителями градом камней. По преданию, возвращаясь в Мекку, он для самоуспокоения выступил с проповедью перед толпой джиннов.
Выход из создавшегося положения первые мусульмане нашли в решении переселиться в Йасриб-Медину. Это переселение (по-арабски — хиджра) произошло осенью 622 года.
[108]
Цитируется по изд.: Беляев Е.А. Арабы, ислам и арабский Халифат в раннее средневековье. М., 1966, с. 85-108.