Светский символизм (Даркевич, 1972)

Символизирующее мировоззрение наложило отпечаток и на светское аристократическое искусство. Его питал символический параллелизм, уподоблявший феодальных властелинов персонажам Библии, истории, мифологии и эпоса. Византийский историк Никита Хониат (середина XII в.— 1213 г.) писал: «Для большей части римских царей решительно невыносимо только повелевать... Они считают для себя крайнею обидою, если их не признают мудрецами, людьми, подобными богам по виду, героями по силе, богомудрыми, подобно Соломону, богодухновенными руководителями...» 27 С Гераклом, Моисеем, Иисусом Навином или Самсоном византийское красноречие риторически сравнивало императоров, знаменитых гражданским правлением и воинской доблестью. Такие выражения, как «новый Ахилл», «новый Давид» или «новый Соломон», по отношению к императору «нового Рима» традициоины у греческих панегиристов. Анна Комнина называет царя Алексея «новым Гераклом» 28.

 Похождения древних героев, их знаменитые подвиги и завоевания — прообразы деяний автократора — были традиционной темой дворцового искусства Ромейской империи. Описание мозаик в приемных залах (триклиниях) дворца Дигениса Акрита, героя византийской эпической поэмы, навеяно типичными произведениями дворцовой живописи Константинополя:

 Там подвиги старинные прославленных героев

Он золотой мозаикой изобразил искусно.

 С Самсона начал, — как герои пошел на иноземцев,

 Как с дивной силой разорвал руками льва на части...

Посередине был Давид представлен без оружья, —

 Одну пращу в руке своей держал он наготове,

 А рядом Голиаф стоял гигантского сложенья, —

 Был страшен великана вид, была безмерна сила,

 От головы его до ног железо защищало...

[20]

Й все событья показал он этого сраженья:

 Как метко камнем поражен был Голиаф, как сразу,

 Едва лишь получил удар, повержен был на землю...

 Ахилла легендарные изображались битвы,

 И Агамемнона краса, и пагубное бегство,

 И Пенелопа мудрая, и женихов убийство,

 И Одиссея мужество перед Киклопом страшным,

 И смерть Химеры огненной от рук Беллерофонта...

 Немало подвигов других, разнообразных, дивных:

 И Моисея чудеса, и бедствия египтян,

 Народа иудейского исход, греховный ропот,

 Негодованье господа, служителя молитвы;

 И то, чем Иисус Навин прославился навеки 29.

 Светский символизм широко использовал образы сильных хищников. Они служили средством гиперболизации сверхчеловеческой силы, ловкости, выносливости бойцов, которые в средневековой литературе сравниваются со львами, леопардами, грифами, драконами, волками, орлами, ястребами, соколами. При символическом уклоне мышления грань между «зоологическим» сравнением и художественно переданным символом подчас трудноуловима. На миниатюрах Утрехтской псалтири IX в. метафоры получают иллюстративное воплощение. Например, фраза: «Я был, как тягловое животное» — сопровождается изображением кобылы с жеребенком; слова: «Они окружили меня, как пчелы» — буквально переданы фигурой воина, который отбивается от огромных пчел. Путем устойчивых сравнений и метафор закреплялось символическое значение звериных мотивов, олицетворявших сильную власть и полководческий гений феодальных владык.

 Избранные образы свирепых хищников постепенно становились геральдическими эмблемами. По Константину Багрянородному, войсковые чины во время приема послов надевали короткие туники с вышитыми орлами, быками, львами и морскими фигурами. Орлами украшали конскую сбрую и палатку царя. Устрашали неприятеля бутафорские драконы на древках копий греческих войск. По сведениям поэмы «Дигенис Акрит», изображения грифов и других геральдических животных помещали на шатрах, седлах, одежде героев. Фигуры грифонов обычны на облачениях василевса, в дворцовой живописи, на драгоценных предметах светского обихода. Одной из эмблем последних Комнинов был двуглавый орел.

[21]

Со времени крестовых походов в рыцарских кругах Запада формируются индивидуальные гербы. На рыцарских щитах чаще всего встречались львы, леопарды, пантеры, волки, орлы, медвежьи лапы. В 1166 г. герцог Генрих Лев перед воротами своего замка в Брауншвейге воздвиг монумент в виде бронзового льва. На Руси процесс создания устойчивых геральдических эмблем протекал особенно интенсивно во Владимирской земле, князья которой вели борьбу за общерусскую гегемонию. В скульптуре Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (1234) св. Георгий (патрональное изображение великого владимирского князя Георгия Всеволодовича) держит щит с фигурой льва.

 Кристаллизация из массы звериных мотивов наследственных знаков сословного отличия отражает то свойственное родовитой знати «зоологическое мировоззрение, для которого соответствующей наукой является геральдика» (К. Маркс) 30.

Формирование гербов связано с обособлением феодального рыцарства, которое замыкается в наследственное сословие. Отныне место человека в обществе определяет род или кровь, благородство происхождения, запечатленное в хищном звере фамильного герба.

 В Средние века между светской и теологической мыслью не было непроницаемых перегородок. Разные формы идеологии взаимопроникали. Символизм, охватывавший светскую область феодальных отношений, строился на тех же принципах, что и христианский. Его отличало стремление к универсальности, т. е. к охвату всех этапов человеческой истории, которую рассматривали как преддверие царствования обожаемого монарха. Герои греко-римской и библейской старины предвозвещают его правление, следовательно, светский символизм также «типологичен». Иерархию символов здесь возглавляет персона самодержца — помазанника божьего.

 Перечисленные особенности характерны для императорского искусства Византии, которое преследовало одну главную цель — прославление высшей власти василевса. В своем стремлении охватить вещи «наивысшие» оно включало многие христианские темы. Слияние императорского искусства с церковным отвечало теории гармонического согласия светской и духовной властей, царя и патриарха, равно необходимых для благоденствия подданных. Все мольбы и дары государя обращены непосредственно к Христу, Богоматери или святому патрону. Иконографический тип коронования василевса Христом проводил идею божественного проис-

[22]

[ИЛЛЮСТРАЦИЯ]

Император Алексей V Дука Мурзуфл. Миниатюра из византийской хроники, XIII в. Венская Национальная библиотека. Парадные облачения с грифонами в кругах носили цари и первые чины двора.

хождения власти автократора. Самодержцев изображали в церемониальных одеждах, с царскими инсигниями, в одной из символических поз, предписанных официальным этикетом.

 Сходные черты наблюдаем в искусстве Владимиро-Суздальского княжества XII—XIII вв. В отличие от могущественной духовной теократии Запада, церковь на Руси в то время занимала зависимое положение по отношению к княжеской власти, которая была сильнее и в хозяйственном, и в организационном отношении. Церковная идеология не претендовала на подчинение себе светской культуры, не противопоставляла себя ей. Напротив, в религиозной оболочке (в литературе, изобразительном искусстве) массам прививались актуальные политические идеи, направленные на усиление княжеской власти. Во владимирской скульпту-

[23]

ре христианские композиции наполнялись в сущности светским содержанием, воспевая идею божественного патроната местным князьям 31.

[24]

Цитируется по изд.: Даркевич В.П. Путями средневековых мастеров. М., 1972, с. 20-24.

Примечания

26. Письмо к Кан Гранде делла Скала.

27. Никита Акоминат. История, начинающаяся с царствования Иоанна Комнина, т. 1. СПб., 1860, стр. 271.

28. Анна Комнина. Алексиада. М., 1965, стр. 74.

29. «Дигенис Акрит». Перевод, статьи и комментарии А. Я. Сыркина. М., 1960, стр. 110— 111.

30. К. Маркс. К критике гегелевской философии права. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 1, стр. 342.

31. См.: Г. К. Вагнер. Скульптура Владимиро-Суздальской Руси. Юрьев-Польской. М., 1964.