Союз Благоденствия: программа и устав (Нечкина, 1955)
1
Новая организация, основанная декабристами, — Союз Благоденствия— просуществовала три года: с 1818 по 1821 г. Эти годы были временем нараставшего революционного подъема как в России, так и в Западной Европе. Процесс формирования двух лагерей в русском обществе развивался с возрастающей интенсивностью. Именно эта особенность стимулировала развитие и рост Союза Благоденствия и являлась своеобразием той обстановки, в которой он возник.
В указанные годы несомненен дальнейший рост крестьянских волнений против крепостного права, к ним присоединяются выступления крепостных рабочих и солдат. Некоторые проявления этой борьбы приобрели характер резких вспышек, сильно испугавших правительство Александра I. К ним надо отнести чугуевское восстание военных поселений 1819 г., огромные донские волнения 1818—1821 годов и выступление Семеновского полка в 1820 г. в Петербурге. Раннее русское революционное движение объективно отражало движение угнетенных масс, хотя и в сложной, опосредствованной форме; оно в какой-то мере выражало его интересы и свидетельствовало о нем. Первые русские революционеры не могут быть поняты вне борьбы порабощенного народа за свое освобождение, с которой они — объективно — неразрывно связаны. Они не сознавали всей глубины этой связи и субъективно представляли себе свою борьбу за победу нового над старым прежде всего как результат своего личного решения, своей чести и работы своего сознания. Однако их движение нельзя понять без живой общественной борьбы, которая развивалась вокруг них и ярким проявлением которой были они сами. Существенным элементом обстановки была сложившаяся на Западе революционная ситуация 1818—1819 гг., которая переросла в революцию в январе 1820 г. и охватила ряд южно-европейских стран; революции вспыхивают одна за другой в Испании, Неаполе, Португалии, Пьемонте, Греции. Элементы революционной ситуации вызревают и в России.
Естественно, что новая, только что сформировавшаяся тайная организация, столь жадно искавшая действенных связей с жизнью и воздействия на ее ход, быстро эволюционировала в создавшейся обстановке. Союз декабристов не только рос и развивался в процессе прогрессировавшей дифференциации двух лагерей — новаторского и реакционного, но и сам был живым и наиболее ярким элементом этого процесса: к Союзу тянулись новаторы, ряды членов тайного общества пополнялись сочувствующими, одновременно отпадали колеблющиеся.
[185]
Дальнейший рост освободительной идеологии сказывался в подъемепушкинского творчества. Молодой поэт, друг декабристов, именно в это время создал выдающиеся вольнолюбивые произведения: «Послание к Чаадаеву» (1818), «Noël» (1818), «Деревня» (1819), «Кинжал» (1820). Грибоедов продолжал работу над задуманным ранее «Горем от ума», и первые два акта комедии, в которых так остро дается конфликт молодой России с силами старого мира, завершены именно в это время. Вольнолюбивая поэзия К. Ф. Рылеева (тогда еще не члена декабристского тайного общества) уже поднимает свой громкий голос: сатира «К временщику» создается в годы существования Союза Благоденствия (1820). Все это говорит о напряженной и богатой событиями жизни передовой России, которая не могла не воздействовать и на дальнейшее развитие программы тайного общества.
Настойчивая и непрерывная работа над программой, постоянное обдумывание тактической линии и поиски новых организационных форм — замечательная черта декабристского движения. Оно не застывало на пройденном этапе, не закрывало глаз на свое несовершенство, а все время упорно искало улучшений и путей к подъему. Оно стремилось к реальному воздействию на ход событий и требовало наилучших форм для приближения к поставленной цели.
В историографии декабристов с «легкой» руки А. Н. Пыпина обжилось неправильное и необоснованное представление о Союзе Благоденствия как о «легальной» или «полулегальной» организации. Пыпин считал, что первоначальные тайные общества декабристов отличались «самым невинным либерализмом», и полагал, что Союз Благоденствия механически скопировал свою программу с уставов немецкого «Союза добродетели» (Tugendbund), «характер которого состоял именно в таком же мирном воспитании и поддержке гражданской добродетели и которого программа была скорее сентиментально-наивная, нежели опасная политическая». Пыпину все эти определения были весьма необходимы как существенный элемент его общей либеральной концепции: декабристы, по его мнению, не являлись революционным движением, а были порождены ранними либеральными увлечениями самого Александра I, генетически восходили к реформаторским настроениям верховной власти и никогда не теряли соглашательского характера «содействия» благим правительственным начинаниям. Первым сосредоточив внимание на тексте «Зеленой книги» (эта заслуга принадлежит, несомненно, ему), Пыпин черпал из нее особенно обильные «доказательства» для своего несостоятельного представления о Союзе Благоденствия 1.
Вслед за Пыпиным некоторые последующие исследователи повторили его доводы, не прибавив к ним никаких новых, а большинство историков (особенно популяризаторы) и не утруждали себя доводами, просто без аргументов утверждая, как «общепринятую», формулу о «легальности» или «полулегальности» Союза Благоденствия. Пыпинская точка зрения была усвоена и популяризована М. Н. Покровским: Союз Благоденствия был, по его мнению, полуоткрытой организацией, рассчитывавшей главным образом на добрую волю правительства. В эту же ошибку впал ряд советских авторов. Надо думать, что влияние М. Н. Покровского и его концепции сыграло тут не последнюю роль 2.
Казалось бы, утверждение о легальности Союза Благоденствия должно было требовать особо тщательных и веских доказательств, — ведь утверждалась чрезвычайно странная линия эволюции тайного общества: оно возникает в 1816 г. как революционная, противоправительственная организация, обдумывающая планы внезапного, решительного государственного переворота и цареубийства; потом — на этапе Союза Благоден-
[186]
ствия — общество декабристов внезапно становится почему-то мирным легальным объединением для содействия «видам правительства», затем в 1821 г. оно опять вдруг оказывается конспиративной революционной организацией. В концепции Пыпина этих зигзагов не было, — общество было все время «мирным» и «легальным», стоявшим на почве царских законов. Зигзаги появились лишь у позднейших историков, не преодолевших влияния либеральной историографии при изучении этого звена декабристской истории. Легкое перерождение революционной организации в «мирную» и обратно — в революционную, разумеется, принижает движение декабристов, искажает его существо и внутренние закономерности развития и явно не соответствует фактам. Цепкость и живучесть этого понимания чрезвычайно значительны.
Название новой организации декабристов — Союз Благоденствия — звучало более «мирно», нежели Союз Спасения. Но надо предостеречь тех, кто сразу доверится этому первому впечатлению, и напомнить, что в старинное русское слово «благоденствие», т. е. в понятие «благих», добрых дней, благой жизни, декабристы вкладывали, разумеется, свой смысл, а не обывательское понятие безоблачного жития. О чьем благоденствии шла речь? О благоденствии России. Вот, например, каково содержание понятия «благоденствия» у Пестеля: «Я сделался в душе республиканец и ни в чем не видел большего Благоденствия и высшего Блаженства для России, как в республиканском правлении». Понятно в силу этого, что Пестель считал уместным называть именно этим глубоким и значительным для декабристов словом также и позднейшие Северное и Южное общества, организовавшие восстание декабристов. Он объединял этим старым названием оба общества в одну организацию, подчеркивая этим единство декабристского движения: «из всех же членов теперешнего Союза Благоденствия...», — пишет Пестель о Северном и Южном обществах вместе, имея в виду период накануне восстания. В этой же связи значительно название «Южный округ Союза Благоденствия», которое дает Пестель Южному обществу, говоря о событиях 1824 г., т. е. того времени, когда Союз Благоденствия, по мнению историков, уже давно был уничтожен. Для Пестеля тайное общество с 1818 г. и до конца своего существования называлось Союзом Благоденствия, и название это воспринималось им и его товарищами как соответствующее революционному существу их организации 3.
Союз Благоденствия был конспиративной организацией, противопоставлявшей себя правительству. Видный член Союза Благоденствия Николай Тургенев даже в своем дневнике, не предназначенном для печати, ни словом не выдал существования Союза Благоденствия. Конечно, не все участники одинаково соблюдали требования конспирации, но все же в продолжение трех лет правительство не открыло Союза Благоденствия.
Критикуя пыпинскую концепцию, прежде всего необходимо спросить: зачем же понадобилось создавать тайную организацию для содействия правительству? Почему, собственно, легальное общество, якобы не преследовавшее никаких секретных целей, оставалось тайным? При этом конспиративность его действий была столь выдержана, что правительственные агенты не могли открыть общество в продолжение трех лет, с 1818 по 1821 г., и лишь в 1821 г. во время московского съезда декабристам стало известно, что в их среду проникла тайная агентура и сведения о Союзе Благоденствия дошли до правительства. Осторожный Никита Муравьев обронил в своем показании такое замечание: «Долгое существование общества при крайней нескромности, свойственной характеру русскому, доказывает более слов моих крайнюю осторожность всех
[187]
членов». Под «нескромностью» Никита Муравьев разумел неумение сохранять тайну, свойственное, по его мнению, широте и откровенности русского национального характера.
Очевидно, декабристам на этапе Союза Благоденствия было что скрывать от правительства, иначе тайная форма общества не могла бы возникнуть 4.
Если Союз Благоденствия был легальной организацией, то почемутогда декабрист И. Д. Якушкин полагает, что вступление в общество «ненадежных членов» «подвергало ход оного беспрестанным опасностям»? О каких, собственно, «опасностях» идет речь и в силу чего члены общества должны были быть особо «надежными» людьми, если организация преследует легальные цели? И почему тогда сжигались обе расписки, которые давал при своем вступлении в организацию член Союза Благоденствия?
Большинство доводов в пользу «легального» перерождения революционной организации сторонники пыпинской трактовки Союза Благоденствия черпают из первой части «Зеленой книги», — того списка «Законоположения» Союза Благоденствия, который дошел до нас под этим заглавием, данным ему по цвету переплета. «Зеленая книга» была переработкой устава прусского «Союза добродетели» (Tugendbund), возникшего в эпоху порабощения Пруссии Наполеоном. Как уже отмечалось выше, «Союз добродетели» был давно известен декабристам, некоторые из них познакомились с его членами еще в годы заграничных походов. Его пример даже отчасти подкреплял для декабристов необходимость устройства тайного общества в России. Устав Тугендбунда пригодился им во время пребывания в Москве в 1817 г., в момент кризиса организации. Никита Муравьев показал, что член Союза Спасения князь Лопухин в Петербурге, еще до отправления гвардейского отряда в Москву, получил книжку немецкого журнала «Freimüthige Blatter», где был опубликован устав немецкого Союза добродетели. Петр Колошин перевел его на русский язык. Михаил Муравьев, Фонвизин и Якушкин законно потребовали «применения» устава к состоянию России и народному характеру.
Комиссия в составе Никиты Муравьева, С. Трубецкого и Михаила Муравьева с последующим участием Петра Колошина переделала устав и составила текст декабристской «Зеленой книги», работа над которой заняла у них «около четырех месяцев». В отличие от немецкого текста, в русской программе, с одной стороны, вовсе не упоминалось о необходимости освободить крестьян, но с другой — был отброшен ряд параграфов, в которых высказывалась преданность монарху, говорилось о защите царствующего дома и формулировалось требование доносить правительству о замеченных злоупотреблениях и государственной измене. Были отброшены также, как справедливо указал В. И. Семевский, требования устава Тугендбунда о защите существующего политического строя 5.
Ни малейших упоминаний о необходимости конституции, о борьбе против самодержавия и требовании ликвидировать крепостное право в «Зеленой книге» не было. Поэтому первой и очень существенной задачей исследователя Союза Благоденствия является ответ на вопрос: действительно ли на этапе Союза Благоденствия в 1818—1821 гг. тайное общество утратило эти важнейшие и характернейшие для движения декабристов цели или сохранило их? И если сохранило, так почему же не упомянуло о них в своем программном документе? Ответить на этот вопрос, очевидно, надо на основе существенных фактов из жизни тайного общества и мнений самих декабристов о характере их организации. Обычно в декабристской Литературе силлогизм строится таким образом: «Зеленая книга» — устав Союза Благоденствия; в этом уставе нет формулировок,.
[188]
говорящих о борьбе против самодержавия и крепостного права; следовательно, Союз Благоденствия не занимался этими вопросами и его надо признать организацией нереволюционной. Такое построение является логической ошибкой: оно постулирует вывод, как раз и подлежащий доказательству. Поставим вопрос иначе. Спросим себя сначала, сохранились ли в это время в организации декабристов программные требования ликвидации крепостного права и самодержавного строя, требование борьбы за представительное правление в России, т. е. те программные требования, которые не упомянуты в «Зеленой книге?» Сохранилась ли как цель организации борьба за ликвидацию крепостного права? Очевидно, если они не сохранились и были утрачены декабристами, то Союз Благоденствия в 1818—1821 гг. надо признать легальной, нереволюционной организацией. Наоборот, если эти основные цели сохранились, то «Зеленую книгу», о них не упоминающую, нельзя признать полной программой и уставом организации. Лишь эти два вывода надо счесть логически законными и последовательно принять или тот или другой, в зависимости от фактического положения вещей.
Итак, сравним содержание «Зеленой книги» с мнением самих декабристов в интересующие нас годы об основной цели их тайной организации, носившей название «Союз Благоденствия».
Начнем с самого уклончивого и осторожного свидетельства декабриста С. Трубецкого. Приступив к показаниям о Союзе Благоденствия и всячески стремясь затушевать истинный характер организации, С. Трубецкой все же показывает, что члены Союза Благоденствия «должны были истолковывать незнающим, что такое конституционное правление и изъяснять необходимость освобождения крестьян от крепостного состояния». Однако в «Зеленой книге» нет ни слова ни о конституционном правлении, ни о необходимости освобождения крестьян от крепостного состояния. Следовательно, даже показание осторожнейшего Трубецкого о требованиях Союза Благоденствия к своим членам, к содержанию их агитации уже включают эти не отраженные «Зеленой книгой» цели. Тот же С. Трубецкой показывает о декабристе Михаиле Орлове, что хотя последний и отошел от тайного общества, однако «образ мыслей г. Орлова на счет превосходства конституционного правления» не переменился. Так как Орлов принадлежал только к Союзу Благоденствия, то, очевидно, наличие желания ввести представительное конституционное правление вместо самодержавного характеризовало идеологию Союза Благоденствия, и Трубецкой говорит об этом как о чем-то само собой разумеющемся.
От Трубецкого прямо перейдем к наиболее радикальному представителю декабристской идеологии — П. И. Пестелю. В данном случае полностью совпадает с показаниями Трубецкого свидетельство Пестеля, что вопрос о представительном образе правления, о конституции был в числе центральных вопросов и «суждения и разговоры о сем продолжались весь 1817, 1818 и 1819 годы»; последние два года из названных Пестелем принадлежат, как известно, Союзу Благоденствия. Декабрист Михаил Фонвизин, отнюдь не склонный к преувеличению революционного характера общества, так показывает на следствии о целях Союза Благоденствия: в конце 1817 г. ему сообщили «о учреждающемся тайном обществе» (таковым мог быть только Союз Благоденствия), «которого крайнею целию должно быть достижение наших тогдашних любимых идей: Конституции, Представительства Народного, свободы книгопечатания...». Однако в «Зеленой книге» нет, как известно, ни слова ни о конституции, ни о народном представительстве, ни о свободе книгопечатания. Следовательно, «Зеленая книга» не отражает главных, «любимых» идей декабри-
[189]
стов, осознанных ими как цель тайного общества Союза Благоденствия.
Заметим, что тот же Михаил Фонвизин горько кается на следствии в том, что в годы ранних тайных обществ его действия были «безрассудными и законопротивными», противоречили «гражданским законам» и были направлены «к нарушению существующего порядка». Совершенно ясно, что эта точка зрения Фонвизина на Союз Благоденствия существенно отличается от точки зрения историков, придерживающихся концепции Пыпина — Покровского. Кратко и отчетливо формулирует Лунин цель Союза Благоденствия: «введение конституции или законно-свободного правления». Лунин же — декабрист, весьма осведомленный в истории ранних декабристских организаций, член Коренной управы Союза Благоденствия. В 1819 г. Охотников принял Василия Львовича Давыдова в члены Союза Благоденствия. При приеме цель тайного общества была определена как «перемена правления» (в другом показании: «изменение правительства»). Эта формулировка говорит за себя. Ничего подобного ей мы не находим в «Зеленой книге» 6.
«Общество в Измайловском полку», по неоднократным показаниям декабристов, принадлежало к Союзу Благоденствия как «одна из отраслей Союза»; его целью, по определению весьма осведомленного декабриста Е. П. Оболенского, являлось «постепенным распространением просвещения достичь Конституционного правления». Опять-таки и в этом случае мы не найдем даже приблизительных текстуальных совпадений с «Зеленой книгой»: в ней нет ничего подобного. В другом показании Оболенский пишет подробнее: «Дальная цель общества было образование конституционного правления в Государстве. Ближняя цель: распространение просвещения, улучшение нравственности молодых людей, занятие должностей гражданских...» и т. д. В этой связи существенно учесть и свидетельство И. Пущина, что он «всегда» (в том числе и в Союзе Благоденствия) «был того мнения, что Отечество наше должно быть управляемо ограниченною монархиею». Декабрист Лаппа был принят в общество в 1819 г. Эта дата, бесспорно, говорит за то, что он был принят в Союз Благоденствия. Пригласили его в тайное общество именно потому, что он «восхищался представительным правлением», — таково его собственное свидетельство. На следствии он показал, что принадлежал к тайному обществу, «коего цель состояла в приуготовлении народа к принятию Конституции». При этом Лаппа «восхищался представительным правлением» 7.
Тайное общество «Зеленая лампа» было побочной отраслью Союза Благоденствия. Ниже мы остановимся на значении побочных управ, сейчас же скажем кратко, что они должны были приготовлять будущих членов к вступлению в тайное общество. В числе произведений, прочитанных в «Зеленой лампе» и принятых как общее мнение, характерное для всех ее членов, была политическая утопия Улыбышева «Сон»; она описывала под видом увиденного автором «сна» послереволюционную Россию. В утопии шла речь о конституционной монархии, которая утверждается в России после революции и в результате революции. Ясно, что этого не могло бы быть в побочной управе Союза, если бы основная организация — сам Союз Благоденствия — не стремилась к конституции, достигаемой революционным путем 8.
Доносчик на Союз Благоденствия Грибовский, сам бывший членом его Коренной управы, т. е. человек, весьма осведомленный в его основной цели, вполне определенно и ясно повествует: «Явная цель сих мнимых свободномыслящих (либеральных), точнее своевольномыслящих, была введение Конституции...». Заканчивая свой донос о Союзе Благоденствия, он стремится утешить правительство тем, что опоры в окружающем их
[190]
дворянском обществе члены организации, конечно, не найдут, ибо «утвердительно можно сказать, что внутри России и не мыслят о конституции». Отсюда еще раз следует, что Грибовский считает борьбу за представительный конституционный строй основной целью общества. Грибовский доносит также, что в Союзе Благоденствия «первым шагом для привлечения низшего состояния почиталось: освобождение крестьян». Между тем в «Зеленой книге» об освобождении крестьян нет ни слова.
О том же говорит показание весьма осведомленного в истории ранних декабристских организаций И. Д. Якушкина. Он свидетельствует, что целью образования Союза Благоденствия было «сближение дворянства с мыслию освободить крепостных людей». Сам Якушкин, вышедший из тайного общества в результате столкновения, вызванного московским заговором 1817 г., вновь вступил в организацию в 1819 г., т. е. стал членом Союза Благоденствия; сделал он это, в частности, потому, что его в то время особенно интересовал вопрос об освобождении крестьян, к которому он в те годы приступил практически, начав хлопоты по освобождению собственных крепостных людей. Якушкин свидетельствует, что именно в это время «все члены в Петербурге, с которыми я был в сношении, почти единственно занимались разного рода предположениями относительно освобождения крепостных людей в России, что совершенно согласовалось с тогдашними моими занятиями». Следовательно, «Зеленая книга», в которой ничего не было об освобождении крестьян, почему-то не отражала основного интереса всех, по свидетельству Якушкина, петербургских членов Союза Благоденствия 9.
Весьма осведомленный член Союза Благоденствия Павел Колошин также показывает, что в числе целей Союза Благоденствия было освобождение крестьян и что даже существовали об этом какие-то писаные «законы», только не он, Павел Колошин, их писал, а писали другие. Штабс-капитан Кутузов, вступивший в Союз Благоденствия «в исходе 1819 года», прямо показывает, что стал членом тайного общества, которое «хотело освободить крестьян» 10.
Составляя в Сибири свой «Разбор» «Донесения» Следственной комиссии, разоблачая «Донесение» и находясь, стало быть, не на следствии и вне условий цензуры, декабристы Лунин и Никита Муравьев писали: «Тайный Союз обвиняют в том, что в продолжении 10 лет он постоянно стремился к изменению отечественных постановлений и к водворению нового устройства, основанного на системе представительной. В самом деле, таково было его назначение». В этой общей характеристике чрезвычайно отчетливо говорится о всей политической линии тайного общества декабристов и нет ни намека на какой-либо зигзаг или перерыв, когда эта цель в обществе уничтожилась. Следовательно, эта характеристика целиком относится и к Союзу Благоденствия. Между тем в «Зеленой книге» почему-то нет ни слова о водворении нового устройства, «основанного на системе представительной» 11.
Необходимо напомнить и о том общеизвестном факте, что в 1820 г. на совещании у декабриста Ф. Н. Глинки именно Союз Благоденствия, а не какая другая организация изменил свою конституционно-монархическую программу на республиканскую. Кажется, отсюда с полной ясностью следует, что борьба против самодержавия, против абсолютизма за представительный строй, за конституционно-политическое устройство России была в центре внимания тайного общества, а самый характер представительного правления вызывал оживленное обсуждение и не случайно был поставлен на повестку дня.
Наконец, в августе 1820 г., т. е. в то время, когда существовал именно Союз Благоденствия, а не какая иная декабристская организация,
[191]
ранний набросок конституции Пестеля был передан для ознакомления Никите Муравьеву, проезжавшему в Одессу и по пути увидевшемуся с Пестелем в Тульчине. В этом же плане очень важно показание Пестеля, что Барятинский знал о республиканской цели Союза Благоденствия еще до отъезда Бурцова и Комарова в Москву в 1821 г. на съезд членов Союза Благоденствия 12, о чем нам еще придется говорить ниже. Поэтому либеральная пыпинская концепция, трактующая Союз Благоденствия как легальное общество, отказавшееся от борьбы с крепостным правом и абсолютизмом и лишь «содействующее видам самодержавной власти», грубо противоречит и такому значительному факту из истории Союза Благоденствия, как петербургское совещание 1820 г. о республиканской форме правления.
Можно и далее умножать эти бесспорные доказательства, но в этом нет нужды, так как вопрос уже совершенно ясен: основной целью Союза Благоденствия была ликвидация в России крепостничества и абсолютизма, самодержавия, введение политического строя, основанного на твердых и неизменяемых законах и народном представительстве, введение конституции. Значительнейшим моментом будущей конституции было освобождение крестьян. Такова была политическая программа Союза Благоденствия. Отражена ли эта программа в так называемом «Законоположении» Союза, в «Зеленой книге»? Нет, не отражена. Следовательно, «Зеленая книга» не излагает полной программы Союза Благоденствия. Она излагает ее наименее конспиративную часть, те программные установки и тактические положения, которые можно было не только открыть, но и дать в письменном виде каждому вновь вступающему.
В связи с этим надо напомнить о том, как понимали сами декабристы общий характер своей организации. Рассматривало ли руководящее ядро общества свою цель — достижение представительного строя при обязательном освобождении крестьян — как цель, достижимую без революционной борьбы? Ответ на этот вопрос дает замечательное показание Пестеля в деле члена Союза Благоденствия Хотяинцева: «Тайное наше общество было революционное с самого начала своего существования и во вое свое продолжение не переставало никогда быть таковым. Перемены, в нем происходившие, касались собственного устройства и положительнейшего изъявления его цели, которая всегда пребывала Революционная. И потому не было члена в Союзе, на которого бы Союз не надеялся именно для произведения Революции, содействия ее успехам или участия в ней». Напомним и о другом показании Пестеля: «Революционные... мысли существовали в тайном обществе прежде еще учреждения оного на Юге и в них-то состояло главное средство, обществом предполагаемое для достижения своей цели. Сии мысли все члены без всякого изъятия в ровной степени разделяли, ибо в них-то и состояла сущность тайного общества». В точном соответствии с этими утверждениями Пестеля стоит показание декабриста Лунина: «Революционные мысли или желание нового порядка вещей были с самого начала основою общества» 13.
Таким образом, нет никаких оснований констатировать в истории тайного общества декабристов некий непонятный зигзаг — отказ на три года от борьбы против крепостного права и самодержавия, за представительный конституционный строй, внезапную потерю революционного характера и переход на легальное положение. Этот зигзаг — пережиток буржуазно-либеральной концепции, вымысел, цепко держащийся в сознании некоторых декабристоведов, в частности и в силу того обстоятельства, что Союз Благоденствия, несмотря на всю сложность и богатство своей истории, не был еще предметом монографического изучения.
[192]
Определив основные цели Союза Благоденствия, мы можем перейти к более детальному исследованию его программы и тактики. Декабристы хотели активно воздействовать на ход истории, направить его к более высоким формам общественной жизни. Это желание они осознавали не как свое произвольное решение, зависящее от доброй воли филантропа, а как содействие «естественному» ходу вещей, реальному, обозначившемуся с ясностью направлению исторического процесса. Всю совокупность явлений, говоривших об этом «ходе вещей», о направлении исторического процесса, они называли обычно «духом времени». Считая себя передовыми представителями «духа времени», воплотителями той правды (а они горели ею!), к которой идет весь ход истории их родины, они полагали, что ходу этому и нужно активно содействовать. Каковы же были, по их мнению, рычаги естественного продвижения к передовым формам общества? Каковы силы, овладение которыми обеспечивает продвижение вперед любимой родины? На этапе Союза Благоденствия декабристы были убеждены, что основной силой, двигающей вперед человеческое общество, является общественное мнение 14.
Таким образом, новое тайное общество — Союз Благоденствия — существенно отличалось от Союза Спасения или Общества истинных и верных сынов отечества. Первая организация была узкой, заговорщической, она искала «способов действия» в выступлении замкнутой конспиративной группы, по уставу слепо повинующейся воле «боляр», и пришла к отрицанию этого способа, осознав его бессилие. В поисках силы, на которую революционное общество могло бы опереться, оно и обратилось на этом этапе к активному формированию «общественного мнения». Это и был рычаг, которым можно было, по мнению декабристов, руководить историей, помогать ее закономерному движению вперед. С этой точки зрения и революция — французская, например, — представлялась декабристам результатом действия «общественного мнения». Характерно и ходившее среди декабристов определение революции — «общее развержение умов» 15.
Пестель прямо формулировал тезис о роли общественного мнения в «Русской Правде», — он считал, что «отличительная черта нынешнего столетия» ознаменовывается явной борьбой «между народами и феодальною аристократией», и находил далее, что феодальная аристократия «общим мнением всегда потрясена быть может и, следовательно, некоторым образом от общего мнения зависит» 16.
Думая так, авангард молодой России — декабристы были для своей эпохи на высоком уровне понимания исторического процесса. «Мнение правит миром»,— утверждала передовая просветительная философия XVIII в. Несмотря на всю ошибочность и идеализм этого положения, оно в свое время сыграло огромную прогрессивную роль: вместо старого, характерного для феодальной идеологии положения о том, что миром правит бог и дополнительно заместитель бога на земле — король, абсолютный монарх, выдвигалось новое положение, утверждавшее роль не королей, а всех разумных, силу разума в человеческом обществе: человеческое мнение правит миром. Человек (а не бог!) становился, таким образом, решающей силой исторического процесса.
Вольтер считал общественное мнение «королевой мира» («La reine du monde») и рассматривал историю человечества как историю в значительной мере «человеческих мнений» («L’histoire est en partie le récit des opinions des hommes»). Тезис «миром правят мнения» («c’est l’opinion qui gouverne le monde») был тогда последним завоеванием человеческого
[193]
разума, последним словом науки. Идеалистический по существу, этот тезис не позволял добраться до глубины общественных отношений, однако он был прогрессивен для своего времени, являясь шагом вперед по сравнению с идеологией феодального периода. Противопоставленный положению о боге — двигателе истории, тезис «миром правят мнения» двигал мысль вперед, сбрасывал иго клерикального мировоззрения, выбирался к простору понимания человеческих отношений и их развития без вмешательства потусторонней силы.
Французская революция с ликованием вынесла вперед тезис об общественном мнении, правящем миром. Этот лозунг был написан на победном знамени, которое революция водрузила над обветшалым миром деспотизма королей, владычества дворян и попов. Еще Дюкло писал: «L’opinion publique tôt ou tard renverse toute espèce de despotisme» («Общественное мнение рано или поздно опрокидывает любой деспотизм»). Конвент установил даже день Праздника Мнения («Fête de l’Opinion»).
Провозглашенное решающей силой, общественное мнение глубочайшим образом интересовало мыслящих и активных современников. Интерес этот возник и в России. Проект Сперанского (1803) ставил своей сознательной целью усилить «народное мнение» и его влияние на власть. Профессор Герман, тот самый, чьи лекции слушали по возвращении из-за границы декабристы (в том числе Пестель) и кого позже судил Рунич, утверждал: «Мнение народа (opinion publique) есть царь царей; оно дает законам более или менее силы в материальном пространстве». Лицеисты, слушавшие лекции Куницына, горячо воспринимали эти же суждения, и Кюхельбекер записал в знаменитом лицейском «Словаре»: «Пусть общее мнение решает гражданские несогласия...». Сила общественного мнения была предметом упорного размышления декабристов 17.
«В разговорах наших мы соглашались, что для того, чтобы противодействовать всему злу, тяготевшему над Россией, необходимо прежде всего противодействовать староверству закоснелого дворянства и иметь возможность действовать на мнение молодежи», — писал Якушкин в своих «Записках». Лопухин вспоминает о двух совещаниях у Трубецкого, на которых «было трактовано о составе общества и о правилах его. Средство достижения цели было поддерживать во мнении общем всех людей, имеющих мысли, согласные с обществом, а напротив тех, кои оказались бы противными оным, сторониться, сколько возможно, [и] во мнении общем отнять весу и зделать менее значущими» 18.
Таким образом, «общему», или общественному, мнению декабристы приписывали роль решающей исторической силы. Отсюда курс на создание «общественного мнения» в их второй организации — Союзе Благоденствия.
Союз Спасения не мог остановиться ни на каких активных методах действия и убедился в бессилии узкого сговора малочисленных конспираторов, теперь же декабристы решили пойти по определенному практическому пути — по линии активного создания в стране того «общего мнения», которое будто бы само по себе имело силу потрясти феодальный строй. Сила эта была самостоятельной: она, как были убеждены декабристы, не зависела от правительства и развивалась помимо него. «Общее мнение не батальон, — ему не скажешь «смирно!» — острили в литературных кругах эпохи декабристов 19.
Декабристы отнюдь не чувствовали себя одинокими и на первом этапе существования тайного общества. «Распространение революционных мнений в государстве следовало обыкновенному и естественному порядку вещей, ибо если возбранить нельзя, чтобы [тайное] общество не имело влияния на сие распространение, справедливо также и то, что если б
[194]
мнения сии не существовали в России до рождения общества, оно не только не родилось бы, но и, родившись, не могло [бы] ни укорениться, ни разрасти[сь]», — справедливо полагал Сергей Муравьев-Апостол. Декабристы находили людей, сочувствующих преобразованию России, и среди дворянства, в котором были представлены не только закоснелые зубры крепостничества, по словам декабриста Николая Тургенева, — «печенеги английского клоба». Декабристы были убеждены в возможности найти единомышленников и в других общественных группах — среди русской, хотя еще слабой и не оформившейся буржуазии, среди купечества, духовенства, в мещанской среде. Организовать все эти общественные элементы, создать, таким образом, в стране силу «общественного мнения» — такой стала задача на новом этапе развития общества. Тайная организация должна была, по мысли декабристов, содействовать созданию передового «общественного мнения», затем управлять им и в своей деятельности опираться на него. Из замкнутого и малочисленного революционного союза общество должно было стать широкой и многочисленной организацией. За сравнительно короткий, трехлетний, срок существования Союза Благоденствия число его членов превысило 200, т. е. во много раз увеличилось по сравнению с Союзом Спасения. Члены Союза Благоденствия надеялись, что лет через 20 (т. е. примерно около 1839 г.) «общественное мнение» будет настолько подготовлено их работой, что потрясет основы феодальной аристократии и обеспечит успех революционного переворота в России 20.
Понятно, что новый способ действий требовал сложной и продуманной тактики. Создать передовое общественное мнение огромной страны — России — и незаметно (ведь общество было тайным, а не явным!) управлять им, причем управлять всесторонне и так, чтобы подвести страну к государственному перевороту, — для этого были нужны весьма сложные «способы». Они и развернуты в первой части «Зеленой книги». Эта первая часть, как выяснено выше, не была полной программой общества, ибо не отражала его основных целей. Она была более всего системой его практических мероприятий для создания в стране «общественного мнения». Она была, если допустимо это условное сравнение, как бы схемой рычагов и приводных ремней от основного тайного замысла к явным действиям, результатом которых должно было явиться овладение той силой, которая, по мнению первых русских революционеров, правила миром.
В. И. Ленин назвал декабристов людьми, осуществлявшими «руководство политическим движением» своего времени. Он писал: «Тогда руководство политическим движением принадлежало почти исключительно офицерам и именно дворянским офицерам...» 21. Каким образом хотели первые русские революционеры осуществить это руководство на этапе Союза Благоденствия, — это и показывает первая часть «Зеленой книги». Она является поэтому чрезвычайно важным тактическим документом в истории тайного общества. Главной темой его анализа должно явиться исследование вопроса, как предполагали декабристы сформировать в стране «общественное мнение» и управлять им 22.
Прежде всего спросим себя: чье именно «общественное мнение» подлежало созданию, организации и управлению? Мнение ли только «просвещенных дворянских кругов», передового дворянства или вообще всего дворянства в целом, или еще чье-либо? На основе «Зеленой книги» можно со всей точностью утверждать: Союз Благоденствия предполагал организовать общественное мнение новаторов всех свободных сословий России. Согласно правилам «Зеленой книги», в члены Союза Благоденствия должны были приниматься не только дворяне: «Союз не взирает на различие состояний и сословий: все те из российских граждан, дворяне,
[195]
духовные, купцы, мещане и вольные люди, кои соответствуют вышеозначенному, исповедуют христианскую веру и имеют не менее 18-ти лет от роду, приемлются в Союз Благоденствия». Общество такого состава должно было бы представить при своем развитии силу, заменяющую «третье сословие» французской революции. «Общее мнение» этих объединившихся групп и должно было «потрясти» феодальную аристократию.
В «Зеленой книге» был даже особый пункт: «Члены дворянского состояния обязаны поддерживать членов купеческого, мещанского и земледельческого; а члены сих сословий должны так же поступать между собою относительно дворян». В соответствии с этим один из последующих параграфов гласил: «Различие гражданских состояний и званий в Союзе уничтожается и заменяется подчиненностью властям Союза» 23.
Представителей непривилегированных сословий, несомненно, предполагалось сделать активными членами Союза Благоденствия. Так, например, проектировалась особая функция священников — членов Союза Благоденствия: «Преимущественно духовные особы, в Союзе находящиеся, обязаны просвещать прихожан своих нащет их обязанностей, не исключая из сего никакого сословия». В «отрасль» Союза, которая должна была заниматься общественным хозяйством, должны были особо приглашаться «служащие по торговой части», а таковыми, конечно, были преимущественно не дворяне. В отрасль «человеколюбия» Союза Благоденствия предполагалось, в частности, особо приглашать «состояние имеющих жителей городов», иначе говоря городскую буржуазию, а также врачей, т. е. представителей интеллигенции преимущественно из непривилегированных сословий. В этой же связи важно намерение распространять истинные правила добродетели «во всех сословиях народа» и утверждение, что права на «общее благо» принадлежат в равной степени каждому человеку, «какого бы он сословия ни был». Конечно, эти намерения не были полностью реализованы, — Союз Благоденствия фактически остался почти исключительно дворянской организацией, и «разночинцы» в нем насчитывались единицами. Но для анализа тактики и связи ее с основной целью программы важно учесть принципиальные установки «Зеленой книги» в указанном отношении 24.
Гораздо слабее отражен в «Зеленой книге» вопрос о населяющих Россию народах. Хотя в члены Союза Благоденствия принимались только исповедующие христианскую веру, что сужало круг привлекаемых в Союз лиц, но обязательной принадлежности к русской нации для вступления в Союз не требовалось, и «Зеленая книга» этого не оговаривала. В Союз Благоденствия принимались представители всех населявших Россию народов, все «российские граждане», соответствовавшие приведенному выше ограничительному условию — религии. Под «российским гражданином», очевидно, могли разуметься лица разных национальностей, населявших Россию, за исключением лиц нехристианского вероисповедания. Представитель любого народа, принявший христианство и принадлежащий к свободным сословиям, мог стать членом Союза Благоденствия.
Независимо от этих ограничений в «Зеленой книге» все же проявилась некоторая «забота» и о разных «племенах», населяющих Российское государство: в полном соответствии с особенностями идеологии буржуазной революционности Союз Благоденствия должен был стараться «примирить и согласить все сословия, чины и племена в государстве». § 60 отрасли «правосудие» гласил, что члены Союза Благоденствия, пожелавшие работать по этой отрасли, «соглашают различные племена, состояния, сословия и роды службы, в отечестве находящиеся, — представляя, что оные одинаково полезны, и всех к одной цели направляют, — к благоденствию России» 25.
[196]
Союз Благоденствия исключил крепостное крестьянство из состава лиц, привлекаемых к активному преобразованию России, — он привлекал лишь свободные состояния. Это — явная черта классовой дворянской ограниченности, характерная для «Зеленой книги». Хотя в основную цель тайной организации, как показано выше, несомненно, входило освобождение крестьян, крепостные крестьяне не могли, по замыслу преобразователей, вступить в организацию, замыслившую их освобождение; вся подготовка последнего должна была пройти без активного участия крепостного крестьянства. Однако все же некоторые члены Союза Благоденствия, несомненно, думали о каком-то весьма и весьма отдаленном участии крепостных крестьян, получивших просвещение, в работе «общественного мнения». Об этом ясно говорит показание на следствии декабриста Якушкина, так пояснявшего задачи Союза Благоденствия: цель общества «есть Благо России», а главными средствами «к достижению оной были следующие: сближение дворянства с мыслию освободить крепостных людей, образование сих последних и вообще людей низшего состояния распространением школ и, наконец, образование общего мнения, обратив внимание всех к пользе общественной». Как видим, образование, просвещение всех людей «низшего состояния», в том числе и крепостных крестьян, является, по Якушкину, конечной предпосылкой создания в стране «общего мнения» 26.
Как же именно оно создавалось?
В состав Союза Благоденствия, согласно «Зеленой книге», входили четыре «главных отрасли» деятельности: 1) человеколюбие, 2) образование, 3) правосудие, 4) общественное хозяйство. Каждый член Союза Благоденствия должен был зачислиться в одну из этих главных отраслей для практической деятельности, в результате которой в стране должно было создаться всепобеждающее «общественное мнение» новаторов 27.
Отрасль Союза Благоденствия, носившая название «человеколюбия», имела целью поставить «под надзор Союза» все «человеколюбивые заведения» в государстве, например больницы, сиротские дома, а также места, «где страждет человечество», как то: «темницы, остроги и проч.». Заметим, что ни о каких «исправительных» функциях тюрем или о «справедливости» тюремной кары преступников «Зеленая книга» не упоминала, — для членов Союза Благоденствия тюрьмы были прежде всего местом, где «страждет» человечество, а правонарушители самодержавного государства, томившихся в тюрьмах, были просто «страждущими людьми». Союз Благоденствия в этой скромной формуле не становился, как видим, на сторону самодержавия.
Члены отрасли «человеколюбия» обязаны были вступить во все (в «Зеленой книге» так и сказано — «во все») уже существующие «человеколюбивые» общества и заведения и «составлять» новые. А так как в России того времени был целый ряд «человеколюбивых» филантропических и богоугодных обществ, включавших представителей разных сословий, в том числе купеческого, то данная отрасль Союза Благоденствия должна была получить в свои руки довольно могущественный рычаг к воздействию на общественное мнение под видом наиболее невинным — благотворения бедным.
Но этим не исчерпывался вопрос. Особенно интересна другая функция отрасли «человеколюбия» — это забота о том, чтобы найти работу многочисленным безработным, которые могли бы своим трудолюбием «принести пользу отечеству». Для достижения этой цели Союз Благоденствия должен был снабжать «праздношатающихся людей работами, стараясь помещать их сообразно их способностям и учреждая рабочие заведения, в которых бы упражняющиеся находили верное и безнуждное пропита-
[197]
ние». «Заведения», о которых говорит данный параграф, являются, конечно, промышленными заведениями. В «Зеленой книге» имеется параграф, гласящий, что во всех губернских и вообще больших городах Союз Благоденствия должен завести особые «приказы для безработных из свободных состояний» для определения их на работу. Эти своеобразные «приказы», задуманные декабристами, интересны и как свидетельство о наличии резервных сил вольного найма, характерных для формировавшихся капиталистических отношений. Что же касается «праздношатающихся» (т. е. не могущих найти себе работы) крепостных крестьян, то члены отрасли «человеколюбия» должны были вмешиваться и в этот вопрос — обращать на это внимание помещиков и подвергать общественному осуждению тех, у кого особенно много этих просящих подаяния скитающихся крепостных 28.
В одном из параграфов «Зеленой книги», поясняющем функции данной отрасли союза, прорвалась и общая антикрепостническая предпосылка, коренным образом противоречившая «Жалованной грамоте дворянству»: в «Зеленой книге» указывалось, что крепостные крестьяне — «такие же люди» и что «никаких в мире отличных прав не существует, которые дозволили бы властителям жестоко с подвластными обходиться».
Любой крепостник как раз мог бы указать на десятки этих «отличных прав» дворян, прямым образом формулированных в российском законодательстве, но Союз Благоденствия тут, несомненно, спорил с российскими законами и под флером субъективного «человеколюбия» противопоставлял старым устоям главный принцип мировоззрения новаторов — природное равенство всех людей. Жестокие помещики ставились под удар «общественного мнения» 29.
Представляя себе деятельность отрасли «человеколюбия» в действии (как она рисовалась воображению членов Союза Благоденствия), мы должны представить довольно широкую утопическую картину. Вся сеть существующих в России благотворительных обществ, существенно пополненная вновь организованными, находится в руках тайного общества.
К ней тяготеют и все «облагодетельствованные» тайным союзом — все устроенные им на работу безработные, все заключенные в тюрьмах, все получившие от Союза помощь, все выздоровевшие больные, которым Союз оказал поддержку, все крепостные крестьяне, за которых он заступился перед жестоким барином... Круг людей, «нечувствительным образом» привлеченных к Союзу Благоденствия, как опора его дальнейших — политических — целей, становится чрезвычайно широким. Круг этот существенно расширяется также ветеранами войны 1812 г., которым эта же отрасль «человеколюбия» должна была оказывать особую помощь: устраивать «пристанища» для изувеченных и дряхлых воинов, находить работу для ветеранов и инвалидов. Правительство не заботилось о ветеранах войны, что вызывало общественное возмущение. Широкий круг участников наполеоновских войн, преимущественно солдатского разряда, вовлекался, таким образом, в орбиту воздействия Союза Благоденствия, поддерживал его и служил его целям 30.
Вторая «отрасль» Союза Благоденствия, носившая название «образование», привлекла к себе особенно много членов и ставила чрезвычайно обширные цели. Члены этой отрасли должны были «тщательно» заниматься распространением знаний, просвещения и истинной нравственности «во всех сословиях народа». Воспитание юношества и распространение познаний, естественно, были тут основным полем деятельности. Под надзором членов данной отрасли должны были находиться «все без исключения народные учебные заведения», — так прямо и сказано в «Зеленой книге». И частное воспитание не было забыто: члены данной отрасли
[198]
должны были «нечувствительным образом» побуждать родителей воспитывать детей в нужном Союзу Благоденствия духе. Данная отрасль, в частности, должна была особенно внимательно наблюдать за воспитателями-иностранцами, которые «внушают детям презрение к отечественному и привязанность к чужеземному», и препятствовать их вредному влиянию. С этой же целью полагалось «отвращать родителей от воспитания детей в чужих краях». Чувство национального достоинства отличало новаторов Союза Благоденствия 31. Союз выражал консолидацию русской нации.
Отрасль «образования» должна была также заниматься изданием «повременных сочинений» — иначе журналов, посвященных вопросам воспитания, образования и распространения знаний. При этом предполагалось издание различных журналов, соответствующих образовательной подготовке читателей из разных сословий. Пропагандируя просвещение и распространяя познания, Союз должен был обращать умы к полезным занятиям и к «водворению» истинного просвещения, особенно «познания отечества». Высокая цель воспитания национального сознания, цель, трактованная в духе новаторов, вновь предстает перед нами.
Члены отрасли «образования» должны были также сами сочинять полезные научные книги и учебники, переводить с иностранных языков произведения, соответствовавшие направлению тайной организации. Вредные, противоречившие духу новаторов книги должны были, наоборот, предаваться общественному посмеянию с целью отвратить от них читателей. Особо указывалась необходимость распространения грамотности в «простом народе» 32.
Правила поведения и способы воздействия на общество наиболее подробно разработаны в «Зеленой книге» именно по отрасли «просвещения». Тут указаны способы воздействия на молодое поколение, на характер воспитания юношества. Именно в этой отрасли находился рычаг, который вовлекал и женщин в дела Союза Благоденствия. Хотя женщины и не принимались в Союз Благоденствия, но последний должен был все время воздействовать на них, «отвращать женский пол от суетных удовольствий и предоставлять ему новое поприще действий в распространении возвышенных чувствований, как то: любви к отечеству и истинному просвещению» 33.
Члены, работавшие по отрасли «просвещения», должны были также вступить во все уже имевшиеся общества, пекшиеся о нравственности и распространении образования. Они обязаны были воздействовать на направление этих обществ в духе Союза, сочинять книги о воспитании юношества, участвовать в намеченных повременных изданиях, переводить на русский язык намеченные для издания иностранные сочинения. «Зеленая книга» содержала даже особые параграфы о том, что именно надо хвалить и превозносить и что именно «охулять» в разговорах об учебных предметах. Тут же были изложены принципы критики выходящих в свет художественных произведений: «Сила и прелесть стихотворений не состоит ни в созвучии слов, ни в высокопарности мыслей, ни в непонятности изложения, но в живости писаний, в приличии выражений, а более всего в непритворном изложении чувств высоких и к добру увлекающих». Таким образом, и литературная критика вовлекалась в орбиту деятельности Союза Благоденствия как рычаг, воздействующий на «общественное мнение» 34.
Самое распространение научных сведений должно было захватить все отрасли человеческого знания: мы видим тут требование сочинять и переводить книги и по «умозрительным наукам» и по «естественным наукам»
[199]
(причем требовалось особенно «прилагать их к отечеству»), а также по «государственным наукам» и по «словесности» 35.
Нравственный идеал, подлежащий пропаганде в Союзе Благоденствия, отнюдь не совпадал с официальным, правительственным «идеалом». В идеале Союза не было, разумеется, ни слова о святости самодержавия и незыблемости крепостного права, — были, наоборот, рассуждения о всеобщем равенстве людей от природы; резко и возмущенно осуждались лихоимство, жестокое обращение с крестьянами, слепая приверженность ко всему чужеземному.
Из сказанного видно, какими мощными рычагами воздействия на общественное мнение предполагала овладеть «отрасль образования»: тут управление умами всей учащейся молодежи, всех учителей, воздействие на все учебные заведения, издание многих журналов, выпуск в свет учебной литературы, создание широкого круга новых книг, литературная критика, распространение знаний в народе. Наконец, тут управление умами женщин-патриоток. Поистине гигантский круг деятельности.
Третья отрасль Союза Благоденствия — «правосудие» — имела не меньший круг действия и также должна была формировать общественное мнение. Именно тут «Зеленая книга» дает наиболее широкую формулировку, явно нарушающую все рамки якобы легального облика Союза: «Все дела по разным частям управления в отечестве состоят под надзором членов сей отрасли». В силу этого члены Союза Благоденствия, этой отрасли принадлежащие, не должны отказываться от должностей по дворянским выборам, «но, напротив, ищут таковых мест». Они обязаны наблюдать за чиновниками, «вне Союза находящимися», вникать во все дела, «соглашать», как уже указывалось, «различные племена, состояния, сословия и роды службы в отечестве находящиеся». Союз Благоденствия даже брал на себя вознаграждать тех чиновников, которые понесли «убытки» за правду, бесчестных же лихоимцев из чиновничьей среды не только делать предметов посмешища в обществе, но и изыскивать способы лишить их возможности делать зло. Указывалось, что отрасль «правосудия» столь обширна по своим задачам, что требует наибольшего числа членов по сравнению с прочими. Основной целью отрасли была борьба за победу справедливости и искоренение злоупотреблений (члены отрасли даже назывались «от Союза поставленными блюстителями справедливости»). Отметим, что в числе их обязанностей было «истреблять» продажу крепостных людей в рекруты или вообще продажу крепостных поодиночке, причем надлежало «вразумлять» помещиков, что «люди не суть товар», в полном противоречии с существовавшим царским законодательством. Вникать в дела военных судов также входило в обязанности членов этой отрасли. Если учесть, как тесно сплеталась с этой деятельностью работа членов отрасли «человеколюбия», обязанных «надзирать» за тюрьмами, то широта задуманного круга действий Союза Благоденствия станет особенно ясной. Идеал «справедливости» у членов Союза Благоденствия явно и резко спорил с правительственными нормами, что было видно и в деятельности других отраслей 36.
Учтем еще, что именно в эту отрасль рекомендовалось поступать лицам, живущим в отдалении «от столиц и больших городов», иначе говоря, через эту отрасль Союз Благоденствия протягивал нити своего воздействия в глубокую провинцию. Все огромное количество чиновничества должно было, таким образом, втянуться в сферу влияния Союза или как объект разоблачения, или как сознательный участник организации. Исправление правительственных «злоупотреблений» и «несправедливости» широко вербовало благодарных Союзу и сочувствующих ему лиц из массы населения 37.
[200]
Отрасль «общественного хозяйства» ставила своей целью «надзор» за хозяйством, собирание о нем сведений, борьбу с монополиями, заведение «страховых приказов», учреждение вольных обществ для усовершенствования хлебопашества, издание литературных трудов на экономические темы. Тут особенно широко ставился — объективно — вопрос о развитии производительных сил родины. Декабристы, конечно, не употребляли этого привычного для нас выражения, но близкое содержание вкладывалось в основную формулировку занятий отрасли: изыскание «непреложных правил общественного богатства» и способствование «усовершенствованию всякого рода полезной промышленности». Описание отечественной промышленности, торговли и состояния земледелия входило в круг занятий членов данной отрасли. Она должна была сообщать посредством сочинений и журнальных статей о новых и полезных открытиях, а также основывать вольные общества «для усовершенствования хлебопашества и прочих родов промышленности». Если добавить сюда обязательство заводить «страховые приказы» от несчастных случаев, например от пожара, то рычаги связей с населением дополнительно умножаются. Следовательно, формирование общественного мнения захватывало и тут весьма широкий людской массив, связанный с общественным хозяйством.
Союз Благоденствия не только должен был образовать указанные обширные «отрасли», но он намерен был, кроме того, окружить себя сетью легальных, разрешенных правительством вольных обществ — литературных, просветительных (предполагалось устройство ланкастерских школ взаимного обучения), женских, обществ молодежи. Все эти организации также должны были содействовать основной линии Союза Благоденствия: «нечувствительно» готовить единомышленников для борьбы с крепостным правом и самодержавием, формировать общественное мнение в стране — силу, на которую Союз должен был опереться.
Таким образом, «благомыслящие сограждане», объединившиеся в Союз Благоденствия для весьма общей цели «истребления пороков и распространения добродетели», фактически вложили в эту «легальную» первую часть «Зеленой книги» далеко не легальную цель. Если даже не выходить за рамки этой первой части и доверять лишь прямому ее смыслу, и то нужно признать довольно точной формулировку доносчика Грибовского, который сообщал правительству, что всеми этими правилами «прикрыта была цель главных руководителей — возыметь влияние на все отрасли правительства, чего частные лица отнюдь присваивать не могут». Было задумано создание некоего государства в государстве, — за каждым шагом правительства следил бы новатор, то разоблачающий несправедливый закон, то препятствующий выполнению правительственного распоряжения, то по собственному усмотрению направляющий жизнь по новому руслу. Не было бы уголка в обширной стране, где не формировалось бы новаторское «общественное мнение», где не вызревал бы протест против царских законов, где не оспаривалась бы правительственная линия, деятельность всей бюрократической махины самодержавия. По грандиозности своего размаха план был явно утопичен, по смыслу своему — явно антисамодержавен. Член Союза Благоденствия В. Л. Давыдов имел основание для своего каламбура, сказанного в горькой обстановке допроса на следствии, что он, Давыдов, был «членом не Тугендбунда, а просто бунта». Декабрист Фонвизин, кстати сказать, тоже придерживался мнения, что Тугендбунд был организацией, приготовившей восстание в Пруссии. Историк В. И. Семевский собрал фактический материал, опровергавший эти представления декабристов о Тугендбунде, но для нас важно не то, насколько фактически точны были их представления, а то, как сказывалось в последних их собственное понимание вопроса. А. И. Герцен совершенно
[201]
прав, назвав «пошлой» беспомощную идейку о слепом «заимствовании» декабристами западных образцов. Они ничего не брали «взаймы» и не были механическими копировщиками или бессильными подражателями. Они по-своему глубоко и вдумчиво подошли к реальным организационным формам руководства политической борьбой. А ведь политическая борьба и должна была решить важнейшие, кровные задачи, органически выросшие в историческом развитии их родины. Русские тайные общества составились не из подражания западным тайным обществам, пишет А. И. Герцен, «а потому, что русский ум искал выхода из невыносимого общественного положения» 38.
Так широко был задуман план работы Союза Благоденствия, план подготовки в стране «общественного мнения» в пользу нового строя. План работы имел грандиозный размах, и замысел был чрезвычайно обширен.
Конечно, дворянские революционеры на этом этапе их работы задумали явно неисполнимое, утопическое по существу дело. Но замысел говорил о широте и глубине их намерений и о жажде практических действий на пользу любимой родины. В этом отношении он очень ценен для истории тайного общества и вообще для историка русского революционного движения. Если теперь представить себе весь план Союза Благоденствия в действии и сопоставить его с основной целью общества — добиться введения в России ликвидации крепостного права и установления представительного правления, конституции, то сразу уясняются некоторые важные черты в программе общества. Положим, составлены и действуют все задуманные «отрасли» Союза Благоденствия. Все общественные учреждения и организации заполнены членами Союза и действуют в его духе, во всех отраслях государственного правления раздаются освободительные речи членов Союза Благоденствия, все школы и университеты, частные пансионы и педагогические общества, даже больницы и богоугодные заведения находятся под их влиянием. Общественное мнение полностью формируется под воздействием Союза и управляется им. Вся литература, как научная, так и художественная, находится под его мощным руководством, все учебники полны его идей, журналы — также. Итак, в стране сформировалось невероятное по мощности «общественное мнение» новаторов. Но каким же образом рухнет самодержавие и весь старый строй, как восторжествует конституция, «представительное правление»? Совершенно очевидно, что при всей силе передового общественного мнения необходим какой-то государственный переворот, захват власти новаторами. Как же этот переворот происходит?
Этот переворот рисовался члену Союза Благоденствия в сравнительно радужных и мягких тонах — ведь огромная сила многочисленнейших, сплоченных, организованных новаторов смогла бы более или менее безболезненно устранить обветшавший, старый самодержавно-крепостной строй. Переворот, разумеется, мыслился членами Союза Благоденствия, дворянскими революционерами, без каких бы то ни было «ужасов французской революции», кровавых насилий и народных выступлений. Его основной движущей силой должны были быть убежденные новаторы — члены Союза Благоденствия. Решение выступить в момент смены императоров на престоле никогда не покидало декабристов, считалось приемлемым и в Союзе Благоденствия. Имеются документы, в которых отразились некоторые характерные черты этого предполагаемого переворота — наступления «минуты вольности святой», несомненно, ожидаемой всеми членами Союза Благоденствия «с восторгом упованья».
Ценные данные в этом отношении сообщает Записка Грибовского, члена Коренной управы. В своем доносе на Союз Благоденствия он
[202]
характеризует Николая Тургенева, который «готов всем пожертвовать в надежде выиграть все при перевороте». Поясняя, какие средства избрал Союз Благоденствия для переворота, Грибовский указывает на распускание слухов, рассказы «об обществах», сочинения, особенно журнальные статьи, «дабы дать направление общему мнению и нечувствительно приготовить все сословия», — тут стоит точка, фраза кончается. К чему приготовить? Приведенный выше текст о Николае Тургеневе дает основание для ответа: к перевороту 39.
В этом же отношении ценна данная Грибовским расшифровка несколько таинственного параграфа «Зеленой книги» о каком-то особом начальнике, «главе» Союза. В третьей части «Зеленой книги» был § 6, который гласил: «Председатель Совета именуется Главою». Еще А. Н. Пыпин, публикуя текст «Зеленой книги», обратил внимание, что в немецком уставе ни такого параграфа, ни такого «Главы» не имелось, — это была специфика русского текста. Грибовский поясняет: «Главу положено было избрать, когда было бы уже все готово, из вельмож, уважаемых войском и народом и недовольных правительством» 40. Подчеркнутые слова явно говорят о перевороте. Характерно, что так расшифровывается параграф из весьма «мирной» по внешности первой части «Зеленой книги». Ниже мы еще вернемся к вопросу о «Главе». Вторым свидетельством о характере переворота является замечательный политический документ Союза Благоденствия — «Сон», авторство которого предположительно приписывается А. Д. Улыбышеву. Ниже мы также остановимся на нем более подробно, когда будем говорить о «Зеленой лампе», побочной управе Союза Благоденствия, сейчас же отметим только, что, рисуя будущую Россию, автор, несомненно, предполагает ее предпосылкой государственный переворот с элементами революционного насилия: «Как видите, мы изменили герб империи», сказал старец: «Две головы орла, которые обозначали деспотизм и суеверие, были отрублены и из пролившейся крови возник феникс свободы и истинной веры». Старец говорит о «триумфальной арке» нового строя, как бы воздвигнутой «на развалинах фанатизма». «Великие события, разбив наши оковы, вознесли нас на первое место среди народов Европы...». «Леса, поддерживавшие деспотизм, рухнули вместе с ним...». Политический документ «Сон» относится к раннему времени — 1819 г., но мы видим, что и в это время в побочной управе Союза Благоденствия идет разговор о революционных элементах государственного переворота, даже о «пролившейся крови» и «разбитых оковах» 41.
3
Теперь рассмотрим вопросы устава тайного общества, отраженные в первой части «Зеленой книги». Необходимо проанализировать организационную структуру тайного общества и уяснить себе, как обеспечивала эта структура, по мысли декабристов, проведение в жизнь основной цели тайной организации. Уставным вопросам уделено немало внимания в первой части «Зеленой книги».
Выше по ходу изложения нам уже пришлось останавливаться на том, кто мог стать членом Союза Благоденствия. Поэтому сейчас мы перейдем прямо к внутренним организационным моментам Союза. При вступлении в Союз Благоденствия вступающий давал две подписки. Первая давалась еще до знакомства с сущностью Союза Благоденствия и гарантировала неразглашение тайны даже в том случае, если цель и законы Союза не вызовут сочувствия данного лица и оно не пожелает вступить в общество. Расписка эта по своей функции, как видим, вполне аналогична первой расписке, дававшейся при вступлении в Союз Спасения. Вторая расписка
[203]
давалась членом, согласившимся вступить в Союз. Тексты обеих расписок сохранились в составе первой части «Зеленой книги» и заслуживают внимания.
Первая расписка гласила:
«Я нижеподписавшийся, полагаясь на уверение, что ни в цели, ни в законах Союза Благоденствия нет ничего противного вере, отечеству и общественным обязанностям, — честным моим словом обязуюсь, если мне оные по прочтении не понравятся и я в Союз не вступлю, отнюдь не разглашать, наипаче же не порицать его».
Вторая расписка была такова:
«Я нижеподписавшийся, находя цель и законы Союза Благоденствия совершенно сходными с моими правилами, обязуюсь деятельно участвовать в управлении и занятиях его,— покоряться законам и установленным от него властям: и сверх того, даю честное слово, что даже по добровольном или принужденном оставлении Союза, не буду порицать его, а тем менее противодействовать оному. В противном случае добровольно подвергаюсь презрению всех благомыслящих людей» 42.
Обе данные расписки затем (тайно от их давшего) сжигались в интересах конспирации.
Анализируя текст этих расписок и их роль в уставе, необходимо подчеркнуть конспиративные моменты. Тайну Союза охраняла уже первая расписка, аналогичная, как мы отметили, первой клятве в Союзе Спасения. Вторая расписка также оговаривала конспиративность организации, указывая на молчание и тайну даже при исключении члена из организации («принужденное оставление»). Уничтожение обеих расписок без ведома вступившего говорит за себя. Самые тексты в обоих случаях ни в малейшей мере не свидетельствуют о «легальности» Союза, — они оговаривают лишь, что в «цели и законах» Союза нет ничего противного «вере, отечеству и общественным обязанностям». Ни о самодержавии вообще, ни о царе в частности, ни о присяге не упоминается ни словом. В понятие отечества и общественных обязанностей вкладывался смысл, желательный для тайного общества, — сами по себе эти понятия не содержали ничего заранее данного, но взяты были, несомненно, из лексикона новаторов. Таким образом, и эти документы не свидетельствуют ни в малой мере о «легальности» организации.
Расписки эти действительно брались от вступающих членов и действительно уничтожались, об этом сохранились ряд свидетельств (Александра Муравьева, Трубецкого, М. Орлова, Басаргина и др.) 43.
Принимать новых членов мог не каждый желающий, а лишь тот член, который имел для этого особое письменное «полномочие». Мы можем поэтому констатировать наличие в Союзе Благоденствия еще одного важного организационного документа 44.
Каждый член Союза Благоденствия, согласно «Зеленой книге», платил членские взносы, равные 4% своего дохода. «Всякой член обязан, вступив в Союз, вносить ежегодно в общественную казну двадцать пятую часть своего дохода», — это свидетельство относится к 1818 г. Показания, относящиеся к концу существования Союза Благоденствия, говорят о 10%-ном членском взносе. Проверки, точно ли вычислен отдельным членом его взнос, не производилось, — здесь Союз полагался совершенно «на честность» каждого вступающего. Никита Муравьев вспоминает о случаях «несостояния», бедности, когда члены не могли делать нужные взносы, а также о затруднениях со взносами у молодых членов Союза, еще не вступивших в управление своим имением. В этих случаях считалось возможным взносов вообще не взимать. Бывали и пропуски платежей, неаккуратные уплаты, но вообще о факте платежа взносов и о на-
[204]
личии кассы общества имеется ряд свидетельств. Однако показание скептического и уклончивого в показаниях Никиты Муравьева заставляет задуматься: «Положено было собирать деньги с членов, но сие по разрушении Союза Благоденствия вовсе не соблюдалось». В этом свидетельстве обращает на себя внимание, во-первых, явное несоответствие последних слов с последующим текстом, в котором говорится, что Северное общество собрало 6 тыс. руб. членскими взносами. Стало быть, какие-то взносы собирались и в Северном обществе. Во-вторых, свидетельство в целом, несомненно, говорит о том, что в Союзе Благоденствия до разрушения взносы собирались более регулярно, нежели в последующее время 45.
Основную руководящую роль в Союзе Благоденствия играл «Коренной союз» (Союз в Союзе! —термин «Зеленой книги»). Коренным союзом Союза Благоденствия являлось «соединение первых членов», согласившихся действовать по вышеизложенным постановлениям, иначе говоря, Коренной союз был организацией членов-учредителей. В силу этого никто из новых членов Союза Благоденствия, вступивших в него позже основания, не мог претендовать на участие в Коренном союзе и давать организации руководящее направление. Исключение из этого правила делалось лишь для того времени, когда Союз сильно разрастется. Из этих общих условий совершенно ясно, что именно от членов-учредителей только и зависело общее направление работы тайной организации. За этим правилом чувствуется и какое-то некоторым образом торжественное заседание членов-учредителей, утвердивших первую часть «Зеленой книги» своими подписями и впервые применившими печать Союза Благоденствия — улей, окруженный роем пчел с литерами С. Б. Несомненно, что первая часть «Зеленой книги» рассматривалась членами-учредителями после того, как она была составлена на особом совещании. Работа над нею кончилась в начале 1818 г. в Москве, тогда же имело место и первое собрание новой организации. О, дате основания Союза Благоденствия и о Москве как месте его основания имеется ряд свидетельств. Есть указания, что учредительное заседание Союза Благоденствия состоялось на квартире Александра Муравьева, т. е. в тех же Хамовнических казармах, «за несколько времени перед обратным выступлением гвардии из Москвы» 46.
Однако Коренной союз Союза Благоденствия (именно таково его наименование) не оставлял за собой непосредственного, практического управления организацией. Для этого он избирал из своего состава шестерых членов, которые являлись Советом Коренного союза и осуществляли повседневное управление. Пять членов из шести именовались заседателями, а шестой — блюстителем; должность последнего состояла «в особенном наблюдении за сохранением постановлений Союза» 47. Но чтобы дать возможность и всем остальным членам Коренного союза участвовать в практическом управлении организацией, каждые четыре месяца двое заседателей по жребию выходили из состава Совета и заменялись двумя новыми из состава Коренного союза. Таким образом, всему Коренному союзу в целом и каждому его члену предоставлялась возможность участия в повседневном управлении Союзом. Эта преднамеренная, уставом обусловленная текучесть состава того ядра, которое управляло Союзом Благоденствия, очевидно, преследовала цель устранить опасность личной диктатуры, устранить возможность захвата руководства в Союзе каким-либо одним из членов-основателей.
Союз Благоденствия делился на управы. Совокупность Коренного совета и остальных членов Коренного союза и составляла Коренную управу Союза Благоденствия. В силу этого можно отсюда сделать вывод, что Коренной союз Союза Благоденствия и Коренная управа Союза Благо-
[205]
денствия совпадали в своем личном составе и поэтому в сущности являлись понятиями тождественными. Но «Зеленая книга» тем не менее ревниво охраняла термин «Коренной союз» и с его раскрытия начала изложение организационной структуры тайного общества. В силу этого необходимо придти к заключению, что членам-основателям она придавала особое значение и хотела отличить их и терминологически от будущих многочисленных «управ» Союза Благоденствия, которыми должна была покрыться Россия.
Из всех этих особенностей следует, что Союз Благоденствия был строго централизованной организацией. Руководство осуществлялось Коренной управой. Когда Пестель оповестил Тульчинскую управу о постановлении Петербургского совещания Коренной думы в 1820 г., он сделал это, как сам указывал на следствии, на основании правил «Зеленой книги», которые обязывали руководителей отдельных управ сообщать своим управам постановления Коренной управы, являвшейся, по точному выражению Пестеля, «Законодательною Властью Союза».
Каждый член-основатель, т. е. член Коренной управы Союза Благоденствия, был обязан организовать новую управу Союза, и отказ составить такую управу влек за собой немедленное исключение из Коренного союза 48.
В следственном фонде декабристов сохранился особый документ — «Список членов Коренного Совета Союза Благоденствия» 49. Поскольку в
списке содержится не более не менее как 29 имен, легко установить ошибку следователей при наименовании списка: совершенно ясно, что речь шла не о Совете Коренного союза Союза Благоденствия, который, согласно «Зеленой книге», мог состоять только из пяти заседателей и одного блюстителя, т. е. всего из шести человек, а, очевидно, именно о Коренном союзе Союза Благоденствия. Список этот представляет собой большой интерес. Он должен совпадать с перечнем членов-учредителей Союза Благоденствия и перечнем тех, кто присутствовал на первом учредительном собрании Союза Благоденствия в начале 1818 г. Правда, здесь необходимо сделать ту оговорку, что § 12 третьей части «Зеленой книги» допускал в исключительных случаях причисление к составу Коренного союза и отсутствующих членов. Это делалось в том случае, если члены пользовались «доверенностью Коренного Союза». Можно догадаться, что это правило и было внесено в «Зеленую книгу» в силу того, что какой-то член или какие-то члены, которых Коренной союз желал видеть в своем составе, не могли быть на собрании членов-учредителей. Этот пункт мог быть применен к упомянутому в списке Пестелю и ряду других лиц, присутствие которых в Москве в начале 1818 г. пока не поддается документации. Не шла ли тут речь и о Якушкине, который вышел в тот момент из тайной организации, отказался вступить в члены Союза Благоденствия и вступил в него лишь потом, по настоянию членов? Он, несомненно, пользовался «доверенностью Коренного Союза» и, несомненно, отсутствовал на учредительном собрании Союза Благоденствия 50.
Вот перечень членов Коренного союза, согласно названному списку (сохраняем порядок имен, данный в документе): 1. Фонвизин генерал-майор. 2. Фонвизин отставной полковник. 3. Александр Муравьев. 4. Князь С. Трубецкой. 5. Илья Долгоруков. 6. Иван Шипов. 7. Федор Глинка. 8. Бурцов. 9. Михайло Муравьев. 10. Сергей Муравьев-Апостол. 11. Матвей Муравьев-Апостол. 12. Никита Муравьев. 13. Лунин. 14. Якушкин. 15. Пестель. 16. Михаил Орлов. 17. Граббе. 18. Фон дер Бригген. 19. Николай Тургенев. 20. Федор Толстой. 21. Семенов титулярный советник. 22. Павел Колошин. 23. Князь Федор Шаховской. 24. Новиков. 25. Колошин Петр. 26. Грибовский. 27. Шипов генерал-
[206]
майор. 28. Семенов (очевидно, Алексей, «служивший в лейб-гвардии егерском полку, а ныне надворный советник»). 29. Князь Лопухин 51.
Анализируя приведенный выше состав Коренного союза, мы видим в нем прежде всего почти что всех членов Союза Спасения: из 29 человек, помещенных в списке, членами Союза Спасения являются 22 человека. Новых членов-учредителей, по сравнению с составом Союза Спасения, в приведенном списке только восемь (Михаил Орлов, Граббе, Бригген, Николай Тургенев, Федор Толстой, оба Семеновых и, наконец, Грибовский, позже оказавшийся предателем) 52.
По первоначальному замыслу основателей, которых было, как видим, около 30 человек, предполагалось, в соответствии с «Зеленой книгой», основать сразу 30 управ Союза. Возможно, что один член Коренного союза остался в списке неотмеченным. Конечно, 30 управ организовано не было, но самый замысел имел, как видим, большой размах.
Коренной союз Союза Благоденствия имел законодательную власть в организации, право «верховного судилища» и право «выбора чиновников», т. е. в данном случае выборных лиц, несущих функции внутри Союза. В число последних, как следует из VI главы «Зеленой книги», входили лица, занимавшие выборные должности в Союзе (председатель, блюститель и др.). Был еще параграф об учреждении «временной Законодательной палаты Союза», назначаемой Коренным союзом для «рассмотрения, пояснения и исполнения законов Союза». Но в документах декабристов нет данных о функционировании этого органа, поэтому мы на нем и не останавливаемся.
Как уже указывалось, члены Коренного союза были обязаны учредить и возглавить по одной управе. Число членов управы должно было быть не менее 10 и не более 20. Управы делились на деловые, побочные и главные. Как только в управе набиралось 10 членов (для этого ей предоставлялся срок в шесть месяцев), она именовалась деловой и получала список первой части «Зеленой книги». Рукописных экземпляров первой части «Зеленой книги» было, по показанию Бурцова, 30 «или больше», — она давалась каждому вновь вступающему на руки для ознакомления, потом возвращалась в управу. Показание о 30 экземплярах косвенным образом подтверждает установленное выше число членов Коренного союза (также 30 человек), — иначе говоря, экземпляров «Зеленой книги» было заготовлено столько же, сколько было человек в Коренном союзе и сколько управ предполагалось организовать в первое же время 53.
Каждая деловая управа могла учредить побочную управу, наблюдать за ней, давать ей «наставления» и «вообще наблюдать, чтобы оная действовала в смысле Союза». Права общения с Коренной управой побочная управа не имела и в целях конспирации должна была общаться лишь с управой, ее основавшей (правда, особо оговаривались исключения из этого правила для «непредвидимых» случаев) 54.
Если побочная управа сама учреждала «таковую ж» и эта последняя возрастала до 10 членов, то она становилась самостоятельной, независимой от той управы, которая ее основала. Та управа, которая учреждала три побочные управы или вольные общества, получала название Главной и ей вручался список со второй части «Зеленой книги».
Основание первых 10 управ — следовательно, значительный численный рост Союза — должно было внести глубокое изменение в состав руководящего Коренного союза Союза Благоденствия: он переставал быть незыблемым руководящим ядром и состав его начинал пополняться; каждые четыре месяца треть всего Коренного союза должна была выходить из него и по жребию размещаться в управы, а состав самого Коренного союза пополняться новыми членами. Это правило было подробно детали-
[207]
зировано, но изложение деталей структуры Союза Благоденствия вообще не входит в нашу задачу, — настоящее изложение лишь преследует цель выяснения главных моментов его организационной структуры 55.
Мы видим, что в сложной структуре Союза Благоденствия главное, так сказать, ее душа — быстрый численный рост организованных новаторов, развивающих самую широкую и всестороннюю агитацию и быстро, из всех сословий, пополняющих ряды сторонников нового. Мощное общественное мнение создается на основе живого функционирования отдельных «отраслей» Союза и проникновения их во все поры общественной и государственной жизни.
Конечно, этот огромнейший по размаху замысел не мог быть проведен в жизнь и остался любопытной утопией, памятником ранней идеологии декабризма. Но он полно отражал мысль дворянских революционеров, мечтавших о победе нового над старым без «ужасов французской революции». Замысел был грандиозен, возбуждал энергию и звал к действию.
Читатель, вероятно, обратил внимание на то, что несовпадение программы Союза Благоденствия с первой частью «Зеленой книги» доказывалось выше без каких бы то ни было ссылок на ее вторую часть. Действительно, нет никакой необходимости ссылаться на нее, чтобы доказать революционный характер Союза. Простое сопоставление первой части с свидетельствами участников организации об основных задачах Союза, во имя выполнения которых они в него и вступили, говорит за себя. Перейдем теперь к разбору вопроса о второй части «Зеленой книги», который значительно обогащает наше представление о программе Союза Благоденствия и его революционном характере, позволяет судить о замысле организации со значительно большей полнотой.
Уничтожение старого абсолютистско-крепостнического строя путем государственного переворота и замена его строем представительным, опирающимся на твердый основной закон — конституцию, разумеется, было «сокровенной», тайной целью Союза Благоденствия. Оно и не могло быть явной целью, это самоочевидно. Декабрист Лунин показывает с большой ясностью: «Общество имело две цели: явную — распространение просвещения и благотворительности — сокровенную — введение Конституции или законно-свободного правления». О том же свидетельствовали и другие декабристы. В своих воспоминаниях рядовой декабрист Н. В. Басаргин пишет: «Так называемая Зеленая Книга — плод юношеских, но чистых побуждений первых учредителей объясняла явную цель общества. Тайная же подразумевалась и необходимо дополняла то, чего не сказано было в ней прямо, что было известно сначала только одним учредителям, а потом главным членам общества». О том же говорят Фонвизин, Пестель, Александр Муравьев, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы и многие другие члены. Свидетельствуют они об этом как на следствии, так и в мемуарах, т. е. в более свободной обстановке. Да и на основании всего вышеизложенного не приходится сомневаться в существовании сокровенной цели 58.
Никита Муравьев и Лунин в своем разборе Донесения Следственной комиссии, написанном в Сибири, прямо указали на то, что первая часть «Зеленой книги» есть «отрывок из устава тайного союза, не дающий полного понятия об устройстве оного» 57.
Оповещался ли вновь принимаемый член, которому вручалась для ознакомления первая часть «Зеленой книги», о том, что в его руках находится документ, неполно излагающий цель Союза Благоденствия, и о том, что имеется другой, более важный документ тайного союза? Иначе говоря, давала ли первая часть «Зеленой книги» возможность новичку понять, что уже существует или должна существовать еще и вторая часть
[208]
«Зеленой книги», содержащая особо важные положения? Несомненно, да. Самое существование второй части, ее наличие не было тайной и для новичка, — оно сообщалось каждому вновь вступающему, это видно из содержания той же первой части «Зеленой книги». Так, в § 24 ее третьего раз[1]дела новичок читал: «Управа, основавшая три побочные управы или вольные общества, получает название главной управы и с оным список окончательного образования Союза, т. е. второй части Законоположения».
Следовательно, законно умозаключал новичок, вторая часть «Зеленой книги» даже важнее первой, ибо содержит «окончательное образование», т. е. наиболее важные законы тайного союза. Собственно, новичок даже не имел особой нужды умозаключать это при чтении указанного параграфа, — он уже мог догадаться об этом в первый момент знакомства с «Зеленой книгой», вникая в содержание ее титульного листа. В подзаголовке крупными буквами значилось: «часть первая», что, естественно, влекло за собой мысль о части второй. В самом тексте неоднократно, кстати говоря, подчеркивалось, что читаемый документ есть лишь первая часть 58.
Многочисленные свидетельства декабристов показывают, что изложение «сокровенной цели» общества было сделано в письменном виде и проект второй части «Зеленой книги» существовал, подвергался обсуждению, но так и не успел получить официального утверждения. Тайное общество в 1821 г. перешло в новую стадию своего существования, организовались Южное и Северное общества декабристов, по-новому оформившие свою программу.
Александр Муравьев сообщает, что вторая часть «Зеленой книги» «сочинена была в Москве», другими словами, относит возникновение ее проекта к тому же 1818 г., когда был образован и Союз Благоденствия. Получил он ее от Сергея Трубецкого, причем сохранил ее в «списке», т. е. снял с нее копию. Иначе говоря, вторая часть «Зеленой книги» была размножена и имелась у руководящих членов в «списках», копиях, что было необходимо для ее обсуждения. Процесс этот не был завершен, так как вторая часть «Зеленой книги» не была утверждена. Отсюда можно предположить, что представленный ее проект не удовлетворил всех членов и вызвал разногласия среди руководящей группы Союза. «Подлинного экземпляра» второй части, как показывает тот же Александр Муравьев, «не было и быть не могло, потому что она не была утверждена. Она не была прошнурована, как первая часть, и при ней не было ни печати ни подписи». Иными словами, под «подлинным экземпляром» Александр Муравьев разумеет экземпляр, официально утвержденный обществом, и еще раз свидетельствует, что предложенный проект утвержден не был. Наличие же самой рукописи второй части «Зеленой книги» подтверждается и доносом Грибовского, который сообщал, что «Зеленая книга» имела две части, причем последняя была разделена «на четыре отделения». Членение какого-то текста на четыре отдела говорит о том, что текст оформлен, имеет внутреннюю структуру. О существовании второй части «Зеленой книги» знал и Е. Оболенский, хотя, как «простой член», не читал ее. Прямое свидетельство о существовании второй части «Зеленой книги» принадлежит и Матвею Муравьеву-Апостолу 59.
На том основании, что «черновой экземпляр был у князя Сергея Трубецкого», а Александру Муравьеву пришлось снять для себя копию, можно предположить, что Сергей Трубецкой участвовал в создании проекта, входил в число его авторов. Поскольку и устав Союза Спасения и первая часть «Зеленой книги» разрабатывались не единолично, а комиссией, можно законно предположить, что и вторую часть разрабатывала комиссия и что входил в эту комиссию С. Трубецкой. В силу этого категори-
[209]
ческое показание Трубецкого, что вторая часть «Зеленой книги» «никогда не была написана» и что ему о ней вообще ничего не известно, воспринимается в свете изложенного выше, как убедительное доказательство того, что именно Трубецкой был причастен к ее составлению. Навстречу этому идет и показание осведомленного Михаила Фонвизина: «Вторую часть Законоположения Союза Благоденствия, сколько я припомнить могу, взялся изложить князь Сергий Трубецкой и что-то написал, но не кончил...». Столь же категорично, как и Трубецкой, отрицают малейшую возможность существования второй части «Зеленой книги» Никита Муравьев и Сергей Муравьев-Апостол, — не по той же ли причине? Последний, возбуждая сильные подозрения, отрицает даже возможность, чтобы кто-нибудь «трудился над сочинением оной», а Никита Муравьев с подозрительной категоричностью утверждает, что «оная вовсе не была написана», что явно и бесспорно неверно: она была написана и обсуждалась, но еще не была утверждена. Наличие ее проекта вне сомнений, равным образом вне сомнений и то, что и С. Трубецкой и Никита Муравьев не могли не знать о наличии проекта 60.
Существует еще одно показание Александра Муравьева, приподнимающее завесу над самим содержанием второй части. «Зеленой книги». «Помню, что управы каждого города, — свидетельствовал Александр Муравьев,— пришед в определенное свое многолюдство, кажется в сто-пятьдесят человек, должны были составить палаты. Что должен был один быть правитель общества. Что между ним и палатами, в городах находящимися, должен был находиться совет какой-то. Но какие их всех права, взаимные отношения и должности, того не помню». Это драгоценное свидетельство несколько уясняет, каким образом должен был осуществиться силами одного Союза Благоденствия предполагаемый государственный переворот. Очевидно, момент переворота приблизится тогда, когда в каждом (!) городе будет не менее 150 членов Союза Благоденствия, — если учитывать численность управ, указанную в «Зеленой книге», можно заключить, что в каждом городе должно было образоваться примерно 10—15 управ. Из этих управ должны образоваться какие-то общегородские палаты. Вместе с тем тайное общество должно было выбрать вместо постоянно чередующихся председателей впервые какого-то единоличного «главу», а между этим «главой», главным руководителем и палатами должен был находиться какой-то «совет». Можно догадаться, что совет этот и выбран палатами в городах. Речь тут идет уже непосредственно об организации государственного переворота, это не может вызвать сомнений. Об этом с неопровержимой ясностью свидетельствует и донос Грибовского. Последний, как уже указывалось выше, доносил об этом таинственном верховном начальнике — «Главе» (которого, напоминаем, не было в уставе Тугендбунда, он появляется лишь в русской «Зеленой книге»!): «Главу положено было избрать, когда было бы уже все готово, из вельмож, уважаемых войском и народом и недовольных правительством». Замечательно, что далее Грибовский сообщает и о надеждах на особое международное положение, которое, как надеялись члены Союза Благоденствия, облегчит русский государственный переворот: «Общество с нетерпением ожидало, что в Пруссии последует насильственный перелом правления, после чего Польша не замедлила бы тому последовать, и таким образом надеялись подать руку с севера беспокойному югу» 61.
Теперь свидетельство Александра Муравьева дополнительно уясняется. Мы видим, что во второй части «Зеленой книги» речь шла не только вообще о цели борьбы за конституцию, за «законно-свободное правление». Речь шла о каком-то из четырех отделов этой второй части или
[210]
даже о нескольких отделах, посвященных способу государственного переворота. Для этого решающего периода уже, разумеется, не годился механически меняющийся каждые два месяца председатель Союза Благоденствия, да еще избираемый по жребию! Для государственного переворота нужен был постоянный и всем известный в государстве человек, руководитель, диктатор, начальник, одним словом, — «Глава с большой буквы. Безобидные и мирные на первый взгляд управы Союза Благоденствия, сливаясь воедино в каждом (как далеко вела фантазия дворянских революционеров!) городе, образовывали палаты, палаты выбирали общегосударственный орган — Совет. Глава опирается на Совет и руководит переворотом. А так как палаты уже, допустим, имеются в каждом городе и Союз Благоденствия «нечувствительно» овладел всеми общественными организациями и всеми государственными учреждениями страны, то государственный переворот совершается совершенно безболезненно и проходит при всеобщем ликовании без «ужасов французской революции».
Таким образом, во второй части «Зеленой книги» мирные управы Союза Благоденствия мыслились как опора государственного переворота на местах. Весь переворот в целом представлялся как строго централизованный акт, а члены Союза Благоденствия, новаторы из разных сословий, теперь уже организованные в общегосударственном масштабе, являлись основной движущей силой государственного переворота. Таков был утопический план Союза Благоденствия, таков был начертанный во второй части «Зеленой книги» блистательный проект переворота. На его подготовку отводилось 20 лет 62.
Но проект этот не вызвал всеобщего одобрения Коренной управы и остался только проектом. Повидимому, нашлись декабристы, усомнившиеся в его реальности. План не удовлетворил какую-то часть руководящего ядра тайного общества, внутри которого разгоралась борьба мнений. Победу в этой борьбе одержало, как увидим далее, наиболее передовое — революционно-республиканское — направление, возглавленное П. И. Пестелем и взявшее верх на Петербургском совещании Коренной управы в 1820 г., на квартире Федора Глинки. В этом отношении вопрос о второй части «Зеленой книги», о проекте, не получившем утверждения, является как бы непосредственным введением в вопрос о республиканском совещании 1820 г. «...Наружная цель Союза Благоденствия была и без того за наружную известна, и никаким действиям Союза не мешала, чему служит доказательством заключение Коренной Думы в начале 1820 г. о Республиканском Правлении», — справедливо говорит Пестель 63.
Но раньше чем подойти к этому совещанию, необходимо изучить практическую деятельность Союза Благоденствия, ту его работу, которая заполнила живые и бурные 1818—1820 годы. Этой практической работе Союза — «Зеленой книге» в действии — и посвящена следующая глава.
Переходя к ней, заметим кратко следующее: справедливость требует сказать, что наряду со значительным различием между Союзом Спасения и Союзом Благоденствия имелись и черты сходства. О различии достаточно сказано выше, остановимся на сходстве. Основное сходство — сохранение основной программной цели: борьба с самодержавием и крепостничеством. Горячий преобразовательный патриотизм — другая черта сходства. Члены Союза Благоденствия, как говорилось в «Зеленой книге», объединялись во имя того, чтобы «на вечных и незыблемых основаниях утвердить величие и благоденствие российского народа», и называли себя они в этой же «Зеленой книге», так же как и в первой организации, «истинными сынами отечества». Заметим, что и Якушкин находил
[211]
нужным подчеркнуть сходство Союза Спасения и Союза Благоденствия, показывая на следствии о новом уставе — «Зеленой книге»: «Цель, изложенная в сем новом уставе, приближалась к той, которую предполагали при самых началах общества, то есть Благо России» 64. И в первом обществе декабристов борьба за конституцию называлась «сокровенной» целью, как и в Союзе Благоденствия. И в Союзе Спасения предполагались «отрасли» и численное его расширение. Сергей Трубецкой показывает о Союзе. Спасения: «Отраслей никаких завести не могли; и так оно оставалось до 1818 года, когда положили истребить устав и составить что-нибудь удобнейшее в исполнении». В письме П. Лопухина к Левашову, хранящемся в следственном деле Лопухина, сообщается, что после ликвидации Союза Спасения Никита Муравьев пригласил Лопухина во вновь образованное тайное общество, т. е. в Союз Благоденствия, поясняя ему, что цель нового общества та же; иными словами, Союз Благоденствия ставит перед собой задачу «обеспечить классу народа более независимое существование» и приготовить со временем нацию к «менее самодержавному» (!) правительству («à un gouvernement moins auto-crate»). Последняя — предельная по осторожности — формулировка рождена, разумеется, обстановкой следствия 65.
Союз Спасения ничуть не отвергал, а, наоборот, обдумывал способы «действовать на умы», т. е., очевидно, приближался к мысли о создании «общественного мнения». Сергей Муравьев показывает, что в самом начале действия Союза Спасения в казармах Семеновского полка на квартире у С. Трубецкого состоялось однажды заседание, где «было положено, что так как мы не имеем никаких средств к ведению представительного порядка в России, то и должны ограничиться действием на умы и приобретением членов — впредь, пока общество усилится». Это заседание — несомненная связь Союза Спасения с Союзом Благоденствия 66.
[212]
Цитируется по изд.: Нечкина М.В. Движение декабристов. Том I. М., 1955, с. 185-212.
Примечания
1 А. Н. Пыпин. Общественное движение в России при Александре I, СПб., 1885; ср. А. Н. Пыпин. Очерки литературы и общественности при Александре I. Пред. Н. К. Пиксанова. Пг., 1917, стр. 149; Г. А. Куклин. Материалы по истории революционного движения в России. Женева, 1905; «Законоположение Союза Благоденствия», IV прилож. к книге А. Н. Пыпина «Общественное движение в России при Александре I», стр. 175—196 (в дальнейшем цитируется: «Законоположение Союза Благоденствия»).
2 Cp. М. Н. Покровский. Декабристы (использую рукописное замечание Покровского на статью для «Малой советской энциклопедии»). Вообще М. Н. Покровский считал Союз Благоденствия «пестрой кучей болтающих интеллигентов» и приходил к выводу, что является большой ошибкой «смешивать Союз Благоденствия с заговором декабристов» (М. Н. П о к р о в с к и й. Декабристы. Сборник статей. М.— Л., 1927, стр. 34). Эта точка зрения разделялась не всеми историками, однако в литературе о декабристах стойко держалась оценка Союза Благоденствия, резко снижающая его значение. Подобная точка зрения изложена, например, в работе H. М. Дружинина о масонских знаках П. И. Пестеля; он пишет: «Новый устав (т. е. «Зеленая книга».— М. Н.) ликвидировал революционное наследство «Союза истинных и верных сынов отечества»— он создавал мирное полулегальное общество, призванное содействовать правительству в сфере благотворительности, образования, правосудия и общественного хозяйства. Принцип активного революционного действия заменялся идеей широкой, но мирной пропаганды...» (H. М. Дружинин. Масонские знаки П. И. Пестеля. — «Музей революции СССР», второй сборник статей, М., 1929, стр. 44). Та же характеристика дословно воспроизведена в работе H. М. Дружинина «Декабрист Никита Муравьев», М., 1933, стр. 94. С этим определением характера Союза Благоденствия никак нельзя согласиться. Ср. С. Б. Окунь. История СССР. 1796—1825 гг. Курс лекций. Л., 1948, стр. 382—398.
3 ВД, т. IV, стр. 91, ср. 103, 105 (подчеркнуто мною.— М. Н.).
4 Там же, т. I, стр. 304.
5 Там же, стр. 307; В. И. Семевский. Политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1909, стр. 421—424. В. И. Семевский первый заметил ошибку в показаниях декабристов, вместо немецкого издания «Freimüthige Blätter», указывавших «Freiwillige Blätter».
6 ВД, т. IV, стр. 101—265; т. I, стр. 25—26, 41; т. III, стр. 72, 66, 122. Все-таки (неправильное!) отнесение Луниным своего проекта цареубийства к 1818 или 1819 г. показывает, какое у него было общее представление о характере деятельности общества того времени (ВД, т. III, стр. 126). ЦГИА, ф. 48, д. 400 (Давыдова), лл. 15, 34 об.
7 ВД, т. I, стр. 229—230, 251; т. II, стр. 225; ЦГИА, ф. 48, д. 385 (Лаппы), лл. 4 и 14.
8 Б. Л. Модзалевский. К истории «Зеленой лампы».— Декабристы и их время», т. I, М., 1927. Подлинный текст утопии «Сон» написан на французском языке (Пушкинский дом), перевод см. в публикации Б. Л. Модзалевского «К истории «Зеленой лампы»» (сборник «Декабристы и их время», т. I, стр. 53—56).
9 «Записка Грибовского». — Сб. «Декабристы». Составил Ю. Г. Оксман, стр. 110 (ср. стр. 115), 111; ВД, т. III, стр. 50, 52—53.
10 ЦГИА, ф. 48, д. 65, л. 18(24).
11 Н. Муравьев. Разбор донесения следственной комиссии. — «Полярная звезда», 1859, № 5, стр. 56.
12 ВД, т. 1, стр. 299, 302, 308, 323; т. III стр. 117—120, 123; т. IV, стр. 114, 177.
13 ЦГИА, ф. 48, д. 87, л. 14 об.; ВД, т. IV, стр. 111; т. III, стр. 122.
14 М. В. Нечкина. А. С. Грибоедов и декабристы. М., 1947, стр. 329—349.
15 ЦГИА, ф. 48, д. 10.
16 П. И. Пестель. Русская Правда. Изд. П. Е. Щеголева. СПб., 1906, стр. 59.
17 Ю. Н. Тынянов. Пушкин и Кюхельбекер.— «Литературное наследство», т. 16/18, стр. 334.
18 Это свидетельство П. Лопухина дает, между прочим, основания для утверждения о постоянном характере совещаний Союза Спасения. Свидетельство дается в подлинном деле в записи Левашова, слова «в общем унизить и делать ничтожными» сначала зачеркнуты, затем (очевидно, по просьбе Лопухина) восстановлены Левашовым (ЦГИА, ф. 48, д. 235, л. 1). И. Д. Якушкин. Записки, стр. 17.
19 Н. И. Греч. Записки о моей жизни. СПб., 1886, стр. 325.
20 ВД, т. IV, стр. 273; т. I, стр. 311—312; т. III, стр. 25.
21 В. И. Л е н и н. Соч., т. 23, стр. 237.
22 Подлинный текст «Зеленой книги» хранится в ЦГИА, ф. 48, д. 10. Он опубликован А. Н. Пыпиным (см. «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 503 и сл.). Ср. М. В. Довнар-Запольский. Тайное общество декабристов. М., 1906.
23 «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 509 (§ 2), 510 (§ 9), 511 (§ 13).
24 Там же, стр. 507, 508, 521 (§ 10), 530.
25 Там же, стр. 507, 528 (§ 60). Подчеркивания мои, кроме последнего, которое имеется в «Зеленой книге».— М. Н. 26ВД, т. III, стр. 50.
27 «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 506.
28 Там же, стр. 522 (§ 14 и 16).
29 Там же, стр. 521 (§ 12).
30 Там же, стр. 522 (§ 15).
31 Там же,стр. 507 (§ 8).
32 Там же,стр. 508 (§ 9).
33 Там же,стр. 525.
34 Там же,стр. 527.
35 Там же,стр. 528.
36 Там же, стр. 528, § 56 и др.
37 Там же, стр. 531 (§ 75).
38 Там же, стр. 505, 520 (§ 70); «Записка Грибовского».—Сб. «Декабристы», стр. 110—111. А. Е. Розен. Записки декабриста. СПб., 1907, стр. 424; М. А. Фонвизин. Обозрение проявлений политической жизни в России.—Сб. «Общественные движения в России в первую половину XIX в.», т. I Составили: В. И. Семевский, В. Богучарский и П. Е. Щеголев. СПб., 1905, стр. 183; В. И. Семевский. Политические и общественные идеи декабристов, стр. 419—420; «14 декабря и император Николай I». Изд. ред. «Полярной звезды». Лондон, 1858, стр. 224. Заметим, что в д. 10 (12) «О тайных обществах и неблагонамеренных лицах 1826 г.» имеется объемистая тетрадь, где переписана «Зеленая книга» и воспроизведены на левой стороне листа «сравнительные места, выбранные из сочинений, касающихся до иллюминатского общества» (ЦГИА, ф. 48, оп. 2, д. 10 (12), лл. 1—49).
39 «Записка Грибовского», стр. 111, 115.
40 Там же, стр. 112. Подчеркнуто мною. — М. Н.
41 «Декабристы и их время», т. I, М., 1927, стр. 55, 56.
42 «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 512—513 (§ 22 и 23).
43 И. Д. Якушкин. Записки, стр. 43; ВД, т. III, стр. 18; т. I, стр. 17; ЦГИА, ф. 48, д. 83 (Орлова), л. 14 об., ср. 15; Н. В. Басаргин. Записки. П., 1917, стр. XVII.
44 ВД, т. III, стр. 25.
45 «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 511; ВД, т. III, стр. 123; т. I, стр. 231, 301.
46 «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 531; ЦГИА, ф. 48, д. 95, л. 13; ВД, т. IV, стр. 101, 274, 279; т. III, стр. 25, 72.
47 Разница между председателем и блюстителем по Союзу Благоденствия— см. ЦГИА, ф. 48, д. 65 (Павла Колошина), л. 14 об.
48 «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 515 (§ 14).
49 ЦГИА, ф. 48, д. 28, лл. 13—14.
50 ВД, т. III, стр. 42—43, 49, 53, 55, 59; И. Д. Якушкин. Записки, стр. 37 и сл.
51 ЦГИА, ф. 48, д. 28. Списки разных лиц, допрошенных, содержащихся, уволенных и преданных суду на 108 листах, лл. 13—14. Список № 3, о котором идет речь, подписан флигель-адъютантом полковником Адлербергом I.
52 Заметим, что Александр Муравьев утверждает, будто бы ни Артамон Муравьев, ни Катенин не были в Союзе Благоденствия (ВД, т. III, стр. 28).
53 ЦГИА, ф. 48, д. 95 (Бурцова), л. 14.
54 «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 515 (§ 22).
55 ВД, т. I, стр. 230, 440.
56 ВД, т. III, стр. 21—22, 116—117, 121; Сб. «Общественные движения в России в первую половину XIX в.», стр. 187; Н. В. Басаргин. Записки, стр. 9, 16; ВД, т. III, стр. 24; т. IV, стр. 155; т. I, стр. 251—252, особенно ЦГИА, ф. 48, д. 397, л. 70 и др. Ср. свидетельство Грибовского о двух частях «Зеленой книги»; «Записка Грибовского», стр. 110. В Коренной совет Союза Благоденствия могли поступить лишь те, которые знали, что цель общества есть достижение представительного правления. ВД, т. I, стр. 106; т. III, стр. 18; ЦГИА, ф. 48, дело Матвея Муравьева-Апостола, № 397, л. 70.
57 «Полярная звезда», 1859, № 5, стр. 55.
58 «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 503, 515 (§ 17), 516 (§ 29), 518 (§ 47); ВД, т. III, стр. 24; т. IV. стр. 138—139.
59 ВД, т. III, стр. 24—27; «Записка Грибовского», стр. 110; т. I, стр. 251—253; ЦГИА, ф. 48, д. 397 (Матвея Муравьева-Апостола).
60 ВД, т. I, стр. 85—86, 313—316; т. III, стр. 79, 80; т. IV, стр. 327.
61 ВД, т. III, стр. 23—27; имеются сведения, что (очевидно, Тургеневы) на этот пост выдвигали Воронцова, находившегося тогда во Флоренции. «Записка Грибовского», стр. 112.
62 ВД, т. I, стр. 311 (Никита Муравьев).
63 Там же, т. IV, стр. 155 (Пестель).
64 «Законоположение Союза Благоденствия», стр. 510, 511; ВД, т. III, стр. 49—50.
65 Вот показание П. Лопухина: «En 1821 Nikita Mouravief m’a dit que la société que quelques personnes avaient songé à établir en 1817, s’etait dissoute avant de s’être bien formée, et qu’il avait l’intention d’en créer une autre dans le même but; c’est à dire d’assurer à la classe du peuple une existence plus indépendante ou pour mieux dire moins exposée aux abus de l’arbitraire, et finalement, avec le tems, de préparer la nation à un gouvernement moins autocrate» (ЦГИА, ф. 48, д. 235, л. 4).
66 ВД, т. III, стр. 18 (Александр Муравьев); т. I, стр. 25; т. IV, стр. 274.