Сенат при Августе (Егоров, 1985)

Взятая в отрыве власть Августа представала как абсолютная власть монарха с сильным теократическим элементом. Однако эта власть существовала не изолированно, рядом с ней находились сохранившие свою власть органы гражданской общины, что придавало иное качество и самой власти Августа. Рассмотрев ее саму по себе, проанализируем систему принципата в действии и соотношении с другими органами власти.

Формально народное собрание сохраняло свои полномочия. Оно принимало законы (leges), остававшиеся высшей формой законодательного акта, производило выборы должностных лиц и реализовало право провокации. Продолжал существовать сенат со сложной системой прав, превращавших, его в реальное правительство во времена Республики. Наконец, почти все магистратуры продолжали функционировать.

Отношения Августа с народным собранием заключались в использовании его императором в своих целях. Это было не столь трудно: слабое, разобщенное, деградировавшее народное собрание легко держали в руках и сенат и диктаторы. В ходе гражданских войн народное собрание не раз оказывало Августу поддержку. Особенно значимой она была в начале его карьеры, в 44 г. В 36—32 гг. Октавиан «завоевал» народное собрание с помощью национальной демагогии; кульминацией этих отношений были присяга 32 г. и возросшие симпатии к Октавиану после Акция. С этого момента, однако, народное собрание стало ненужным новому правителю, хотя в некоторых случаях Октавиан и не мог без него обойтись. Через комиции проходили многие законы о власти Августа, например, консульские выборы и продление империя и трибунской власти ему и его наследникам. В народном собрании принимались законы, происходили выборы магистратов. Однако ни разу комиции не проявили оппозиции к Августу; они послушно делали все, что он приказывал.

В чем же заключалась причина такого положения дел? Главным был, разумеется, фактор силы. В руках принцепса находилась армия, однако, и помимо нее, в столице была сконцентрирована сила, достаточная, чтобы подавить практически любое выступление. Их ядром были 9 когорт преторианской гвардии, 3 из которых стояли в Риме, а остальные 6 были разбросаны по Италии. К ним были добавлены еще 3 или 4 городские когорты, а с 6 г. н. э. — когорты вигилов, ведавшие пожарной охраной. Сам Август имел германских телохранителей. Наконец, Виталии стояли два флота — Равеннский и Мизенский. В целом в самом Риме Август имел около 20 тыс. вооруженных людей, а в случае необходимости (которой ни разу не возникло), можно было вызвать флот или легионы из Паннонии, Галлии, Испании или Африки. Примечательно, однако, что даже городским войскам не приходилось подавлять крупных выступлений, и их роль в основном сводилась к борьбе с преступностью. Наконец, по Италии было расселено около 200 тыс. ветеранов Августа.

Вторым фактором был контроль принцепса за материальным обеспечением Рима. С 23 г. Август принял сига annonae, т. е. надзор за снабжением Рима продовольствием, а 4 месяца в году подвоз хлеба осуществлялся из Египта. В 6 г. н. э. появился префект анноны, взявший под контроль снабжение города. На этот пост был назначен всадник Г. Турраний, пробывший на нем более 40 лет, что показывает его явную компетентность. В 5 г. н. э. число получавших хлеб достигало 320 тыс. человек (R. g., 15), но через 3 года Август сократил его до 200 тыс., что, однако, тоже было немало.

Наконец, принцепс имел политические и идеологические рычаги воздействия. Народ видел в Августе носителя «Римского мира», это была «твердая рука», обеспечивающая порядок. Его политика импонировала национальным чувствам римлян, на массы сильно действовал его культ. Кроме того, коренное население приветствовало политику в отношении либертов. Августу не чужды были и демагогические жесты; он не раз проводил денежные раздачи. Другим средством увеличить популярность среди народных масс были многочисленные гладиаторские бои и прочие зрелища (Там же, 22—23).

Отношения с сенатом являлись серьезной проблемой, тем более что складывались они достаточно непросто. Мы уже упоминали о сложном положении в сенате после смерти Цезаря и отношении сената к Октавиану. Из 900—1000 сенаторов 300 чело век были проскрибированы, что демонстрировало силу республиканцев в сенате. Проскрипции и разгром Брута и Кассия ликвидировали республиканскую оппозицию, и сенат состоял из цезарианцев. Говорить о полном его контроле Октавианом тоже не приходится, поскольку немалую часть составляли сторонники других цезарианских лидеров, особенно Антония. Весь период 30-х годов Август пытался создать большинство в сенате, однако перелом произошел только в 32 г., хотя и тогда сторонники Антония чуть было не одержали верх. Партия Антония являлась довольно сильной: 300 сенаторов бежали на восток, а чистка 29 г. показала наличие оппозиционных настроений и после Акция.

Победа над Антонием ликвидировала политическую оппозицию в сенате, однако отношения оставались сложными. Курс на полное подавление сената был невозможен по ряду причин. Прежде всего Август не имел достаточной силы, чтобы это сделать. Сенат был органом знати, и именно она поставляла нужные принцепсу кадры для администрации. Не имея возможности создать свой независимый аппарат, который мог бы управлять государством, правитель нуждался в партнере. Сенат являлся символом старой республики, а установление монархии было возможно только в форме «реставрации» старого. Наконец, даже самые близкие друзья Августа, проникая в сенат, оказывались в двойственном положении: оставаясь функционерами принцепса, они в то же время становились сенаторами, приобретая характерные для них привычки и взгляды. Все это Август должен был учитывать, и реалистический учет ситуации заставлял его проводить гибкую политику.

В юридическом плане сенат и император представляли собой как бы две власти, каждая из которых могла управлять сама по себе. В некотором роде это была диархия, но не в понимании Моммзена, т. е. основанная на сбалансированном отношении двух властей, а положение, когда каждая власть могла быть властью per se. Сенат не имел правовой инициативы в том смысле, что не мог собираться сам, но собирать его мог не только принцепс. Сенат также имел свой нормативный акт — senatus[1]consultum; в теории он мог не продлить империй принцепса и даже, как показало время Нерона, низложить его. Учитывая это положение, Август выбрал не конфронтацию с сенатом, а «сотрудничество» с ним.

События 27—23 гг. были не только установлением власти Августа, но и выработки принципов отношений с сенатом, свое[1]образным «договором» двух сил. В 29 г. до н. э. Октавиан и Агриппа произвели чистку сената, выведя из его состава 190 человек, т. е., видимо, около4Д. Сам Октавиан стал princeps senatus, что отразило его лидерство в сенате (Дион Касс , 52, 42). После этого сенат был готов к диалогу, результатом которого стали преобразования 27 г., когда Август «вернул» власть сена ту и народу, а сенат ответил тем же, передав ему «часть» власти. Видимо, с 24 г. сенат постоянно присягал на acta Августа.

В дальнейшем именно этот орган давал все привилегии и полномочия ему самому и всем его преемникам от Марцелла до Тиберия. Некоторые из этих привилегий и полномочий утверждались народом, но все они проходили через сенат. Трений не возникло ни разу, так как и в этом важнейшем вопросе сенат был всегда послушен.

В военной области монополия императора была выражена более ярко; почти вся армия находилась под его контролем. К концу правления Августа 24 из 25 легионов стояли в императорских провинциях. Все войска в Италии тоже подчинялись принцепсу. Армия присягала Августу, на знаменах были его изображения, из его средств она финансировалась. Сенатский легион в Африке и проконсул этой провинции тоже находились под контролем Августа.  

С другой стороны, сенат также участвовал в деятельности армии. Среднее офицерство и высший генералитет комплектовались из его представителей. Сенаторами и будущими сенаторами были командиры легионных когорт, военные трибуны. Легаты легионов комплектовались из квесториев и преториев, а легаты провинций, командовавшие группировками войск, были преториями и консулярами. Конкретные кандидатуры назначались принцепсом, но он выбирал их из сенаторов, поскольку только они в массе имели опыт военного командования. С другой стороны, способные военачальники, вышедшие не из сенаторов, могли быть награждены по заслугам, только став сенаторами. Получался замкнутый круг.

Дуализм власти был заметен и в провинциальном управле[1]нии. После 27 г. Август контролировал 3 галльские (Нарбонская Галлия, Лугдунская Галлия, Бельгика) и 2 испанские (Ближняя Испания, Лузитания) провинции, а также Сирию и Египет. Остальные 13 провинций (Азия, Вифиния-Понт, Македония, Иллирик, Ахайя, Кипр, Крит, Кирена, Бетика, Африка, Нумидия, Сицилия и Сардиния) были сенатскими. К концу правления число императорских провинций увеличилось за счет новых завоеваний. К ним добавились Аквитания, Реция, Норик, Мезия, Паннония, 3 мелкие провинции в Альпах (Приморские Альпы, Пенинские Альпы и Коттиевы Альпы), Галатия и Иудея. В 11 г. до н. э. император взял себе Иллирик (Дион Касс , 54, 34), однако в 22 г. он отдал Нарбонскую Галлию. Теперь императорских провинций стало больше, но соотношение было при[1]мерно равным (17 к 13), а по площади, количеству населения и доходам они были примерно равноценны.

Наместники сенатских провинций, проконсулы и пропреторы назначались сенатом на год, и строго говоря, империй Августа на них не действовал, поскольку там не было войск. Сами по себе наместники сенатских провинций были сравнительно независимы от принцепса, но зависели от него как сенаторы. Кроме того, их провинции находились под ударом императорских легионов, а в большинстве из них располагались колонии ветеранов.

Управление императорскими провинциями строилось по иному принципу. Всех наместников назначал император на произвольный срок. В крупные провинции (Галлия, Испания, Иллирик, Галатия, Паннония) посылались легаты преторского, а в Сирию — консульского ранга. Более мелкие провинции (При[1]морские и Пенинские Альпы, Реция, Норик, Иудея) управлялись прокураторами, а Египет и Коттиевы Альпы, находившиеся на особом статусе, — префектами. Такое сложное положение привело к тому, что проблемы провинциального управления решались принцепсом и сенатом совместно.

При республике контроль над финансами концентрировался в руках сената, который решал, какие суммы давать магистратам, и определял бюджет. Сенат взаимодействовал с должностными лицами. Квесторы охраняли эрарий, а цензоры определяли налоговые ресурсы населения и устанавливали условия для публиканов при сдаче на откуп общественных работ и налогов.

С установлением принципата система несколько изменилась. Контроль над эрарием, видимо, формально оставался под надзором сената, но общая зависимость сената от принцепса и широта его полномочий, видимо, делали главным лицом в управлении финансами именно Августа. По всей вероятности, распоряжаясь финансами, Август время от времени отчитывался пе[1]ред сенатом (Тац. Анн., I , II) , хотя, конечно, отчет носил достаточно фиктивный характер. Собственная казна императора, фиск, еще не сформировалась, но наличие императорских провинций, собственного аппарата и больших материальных ресурсов приводили к тому, что известные средства находились в непосредственном распоряжении Августа. Довольно частые крупные перемещения сумм из эрария в императорскую казну, и наоборот, показывали сильную степень контроля Августа над финансами.

Такая же сложная ситуация создалась и в отношении религии. Ранее мы отмечали сакральные черты в положении Августа и высокую степень его деификации. Вместе с тем auctoritas была и у сената, а гений последнего тоже почитался, как государственное божество. Позднее при Тиберий был введен сов[1]местный культ сената и принцепса. Обе стороны участвовали и в контроле над религией. Если Август был верховным понтификом, то все его религиозные полномочия давались сенатом. Жреческие коллегии состояли из сенаторов. Выборы проводило народное собрание. С 29 г. Август получил право дополнительно назначать жрецов во все коллегии. Разрешения и запрещения культа могли исходить с обеих сторон, но обычно они согласовывались.

В целом отношения Августа и сената отражали дуализм системы. Реальная сила принцепса была больше, чем реальная сила сената, однако и последнюю не следовало сбрасывать со счетов. Эти отношения оставались отношениями партнерства, в котором Август играл главную, а сенат подчиненную роль. Отношения принцепса и сената были не только отношениями противостояния, но и отношениями сотрудничества. Сам Август являлся не только правителем, но и членом сената, его принцепсом, и, наоборот, большая и наиболее высокопоставленная часть его функционеров были сенаторами. Несмотря на правовую самостоятельность в принятии решений, обе стороны стремились к согласованности позиции. Наконец, если Август получил свои привилегии от. сената, то и пребывание в сенате определялось императором.

Поддерживать эту сбалансированную систему было довольно сложно. С одной стороны, принцепс имел в руках военную силу, с другой — Август заигрывал с сенатом. Становилось правилом передавать сенаторство по наследству, а с ликвидацией цензуры сенатский ранг стал пожизненным (разумеется, при условии хороших отношений с принцепсом). При Августе был установлен высокий сенаторский ценз: 800 тыс., а потом 1 млн. 200 тыс. сестерциев, по Светонию (Свет., Авг., 41), и 400 тыс., а затем 1 млн., по Диону Кассию (Дион Касс , 54, 17; 26). От[1]сев менее состоятельных и социально «неполноценных» должен был вызвать одобрение сенатской верхушки.

Кроме того, Август не только не принизил, но даже поднял престиж сената и сенаторского сословия. Каждый сенатор должен был приносить жертву вином и ладаном на алтарь бога, в храме которого собирался сенат. Отчеты сената перестали обнародоваться (Свет. Авг., 35, 36). Сенаторы получили особые места на зрелищах. Была расширена юрисдикция сената, и, как показывает практика, крупные дела о государственной измене и вымогательствах разбирались в сенате.

Важнейшим прямым средством контроля были lectiones — сенаторские цензы. Первый из них состоялся в 28 г. и превратился в настоящую чистку. Второй ценз состоялся в 18 г. Авторы указывают, что Август проводил его в панцире, окруженный друзьями, отличавшимися физической силой, сенаторы подходили по одному после предварительного обыска. Сам Август выбрал 30 человек, каждый из которых должен был выдвинуть еще по 5 человек. Из этих 5 по жребию выбирался 1, и эти 30 новых выборщиков выдвигали еще по 5 человек и т. д. (Там же, 35; Дион Касс , 54, 13—14). Н. А. Машкин предполагает, что такая форма была вызвана неуверенностью Августа во многих сенаторах. 54 Заметим, что действия принцепса преследовали еще одну цель — согласованность действий принцепса и сенаторов. Спокойный характер трех последующих lectiones (8 г. до н. э., 4 г. н. э., 13 г. н. э.) показывает, что цель была достигнута.

Сенатор зависел от принцепса на всех этапах своей карьеры, и если в начале правления старшая часть сенаторства имела какое-то независимое положение и Август был вынужден с этим считаться, то более молодые поколения целиком находились под его контролем. Необходимым условием для того, чтобы попасть в сенат, была служба в армии обычно в качестве трибунов и префектов. Поскольку вся армия являлась императорской, будущий сенатор находился под прямым контролем Августа. Само включение в сенат шло либо по инициативе принцепса, либо через квестуру, т. е. выборы.

Выборы проводились народным собранием, но список кандидатов проверялся принцепсом, который мог вычеркнуть неугодное лицо. Кроме того, Август имел ius commendationis (Десс, 244), т. е. право рекомендовать народу кандидатов на должности. Их поражение на выборах было практически невероятным, и быть candidatus Caesaris считалось особенно престижным и часто подчеркивалось в надписях (напр., Десс , 973). До 8 г. н. э., пока позволяло здоровье, Август сам приходил на комиции как unus ex populo и голосовал, тем самым задавая тон выборам. Наконец, в случае, если нежелательный человек все же попадал в сенат, Август мог исключить его в ходе ценза.

От императора во многом зависело и продвижение в сенате. Формально оно происходило путем выбора на более высокую должность (трибун, претор, консул) и получения провинции более высокого ранга. О роли Августа на выборах мы уже говорили. Аналогичная зависимость существовала в провинциях. В императорских провинциях получение постов легатов целиком зависело от воли принцепса. В сенатские провинции по закону наместников назначал сенат, но Август, который мог использовать трибунское вето, положение первого сенатора и другие средства давления, был настолько могуществен, что практически назначение наместников в эти провинции мало чем отличалось от положения в императорских провинциях. Кроме того, только попав в последнюю, сенатор получал военное командование.

В плане социальном взаимосвязь принцепса и сената была велика. Республиканский сенат состоял из двух частей: нобилитета, т. е. элиты консулярных семей, и рядового сенаторства — от преториев до рядовых педариев. В последней группе уже при республике было много новых людей, в основном выходцев из всадничества и муниципальной элиты Италии, которые обычно шли за nobilitas. Эта традиция продолжала существовать и при Августе, потому отношения с nobilitas были для принцепса особенно важными.

В ходе гражданских войн нобилитет раскололся, и к началу войны Цезаря и Помпея конфликт был очень острым. Если большая часть правящего нобилитета поддержала помпеянцев, то с победой Цезаря в сенат пришло много «аутсайдеров» и «новых людей», пропорция которых возросла в ходе гражданских войн. Многие аристократы стали жертвами проскрипций 44 г. и войны с Брутом и Кассием. Остатки либо сдались триумвирам, либо бежали к Сексту Помпею.

Сближение со знатью началось с Мизенского договора 39 г., когда проскрибированные получили амнистию, а после победы над Помпеем нобилитет оказался у триумвиров. С 32—30 гг. весь римский сенат находился под контролем Августа, а ре[1]формы 27, 23 гг. и последующих годов примирили принцепса со старой nobilitas. Постепенно происходила смена поколений, подрастало новое поколение знати, не имевшее опыта гражданской войны и более склонное к компромиссу с принципатом.

Ситуация хорошо прослеживается на примере консульских фаст. Время 49—31 гг. было периодом небывалого притока «новых людей». Если в 298—200 гг. они составляли 20% консулов, в 200—133 гг.— 36%, в 133—81 гг.—37, 81—50 гг.— 18, то в 49—31 гг.— уже 58%. В эпоху гражданских войн исчезли 23 нобильских рода, давших Риму 155 консульств. Это очень большая цифра, особенно если учесть, что с IV по II века исчезли 33 рода, давшие 107 консульств, и совершенно ясно, что войны были тяжелым ударом для римской знати. Тем не менее нобилитет их пережил, хотя и потерял монополию на власть. В 44 г., к моменту убийства Цезаря, в римском сенате было, видимо, 20 консуляров, из которых 14 принадлежали к нобилитету, а 6 — к «новым людям». 5 5

В ходе гражданских войн 44—31 гг. появилось 39 новых консулов (считая суффектов), 21 из которых принадлежал к novi, а 18 — к нобилям. Ситуация начала меняться с 30 г. Из консульских семей 30 г. до н. э.— 14 г. н. э. — 42 (52%) принадлежали к старой республиканской знати, 12 (15%) — к новой знати, выдвинувшейся в ходе гражданских войн, 27 (33%)—к «новым» людям, многие из которых имели предков[1]сенаторов. Республиканская знать, считая семью принцепса, занимала 62% консульств (всего — 78).

С другой стороны, из 42 консульских семей республиканской знати, давших консулов при принципате Августа, 13 были в близком родстве с семьей императора, Юлиями Цезарями, и фактически именно эти сехмьи составили династию Юлиев — Клавдиев. Это Валерии Мессалы, Помпеи, Юнии Силаны, Клавдии Марцеллы, Эмилии Лепиды, Домиции Агенобарбы, Ливии Друзы, Клавдии Нероны, Квинктилии Вары, Антонии, Корнелии Суллы, Сульпиции Гальбы. Учитывая недостаток информации о родственных связях знатных семей, можно предположить, что таких родов должно было быть больше.

Общая социальная ситуация носила двойственный характер. Республиканское сенаторство, хотя и было потеснено новым имперским сенаторством, все же сохраняло свои позиции в сенате. Элиту этого сенаторства составила республиканская nobilitas, а семья принцепса была не только правящей династией, но и частью этой nobilitas. Сложная социальная ситуация вызвала и сложное идеологическое соотношение. Уцелевшие нобили и сенаторы смирились с единовластием и стремились физически уцелеть, а это было возможно только в условиях pax Romana.

Таким образом, можно прийти к заключению, что принцепс эффективно руководил сенатом и держал его в повиновении, сенаторы приняли условия, навязанные им принцепсом. Они послушно вотировали все полномочия Августа и все его предложения, поэтому и серьезных трудностей в отношениях с сенатом шринцепс не испытывал. Вместе с тем управление не могло быть эффективным без того, чтобы принцепс не считался с сенатом и не проводил известную линию компромисса.

В отношениях принцепса с сенатом были и отрицательные моменты. Против Августа было организовано 6 заговоров. Два последних — заговор Юлла Антония во 2 г. до н. э. и за[1]говор Эмилия Лепида и Юлии Младшей, если они действительно имели место, носили, скорее, династический характер. Остаются 4 явных заговора: М. Эмилия Лепида, Варрона Мурены и Фанния Цепиона, Эгнация Руфа, Гельвия Цинны. Первый из них был организован сыном триумвира М. Эмилием Лепидом в 31 г. во время Актийской кампании. Заговор был раскрыт Меценатом, а Лепид захвачен и казнен. В 23 г. Цепион и Мурена организовали новый заговор. Оба были осуждены в се[1]нате и казнены. В 19 г. был раскрыт заговор М. Эгнация Руфа, который еще в 21 г. пытался добиться популярности среди римского плебса и с его помощью стать претором, чему воспрепятствовал Август. В 20 г. Руф получил претуру и хотел стать консулом на 19 г., но встретил сопротивление знати во главе с консулом Г. Сентием Сатурнином. К уехавшему в Галлию Августу было направлено посольство, и принцепс назначил вторым консулом Кв. Лукреция Веспиллона. После этого Эгнатий Руф организовал заговор и был казнен (Ann. Гр. войны, IV, 50; Дион. Касс. 53, 2—4, 8,. 10, 24, 53—55, Вел. Пат. 11, 88, 93; Свет. Авг., 19, 66; Тиб. 8). Наконец, где-то между 16 и 10 гг. возник заговор Гельвия Цинны. Август, видимо, чувство[1]вал себя так прочно, что помиловал всех заговорщиков.

Тот факт, что сенаторы не использовали легальных методов борьбы и перешли к заговорам, очень показателен для характеристики монархического элемента системы. Заговоров во времена Августа было немного, их организовывали третьестепенные лица, а участники были немногочисленны. Маловероятно, что заговоры организовывались с целью свержения принципата; все они были направлены на замену принцепса или вообще являлись актами личной мести без какой-либо определенной программы.

Другим отрицательным следствием отношений между принцепсом и сенатом был рост абсентизма последнего, что заметно по ряду симптомов. Уменьшалась острота предвыборных кампаний, был заметен дефицит кандидатов на низшие должности. Пожалуй, мы не видим открытой борьбы за магистратуры, кроме событий 21—19 гг. Это, конечно, не значит, что борьба отсутствовала, просто борьба за власть перешла в борьбу за посты. Менялись ее формы, усиливалась роль закулисных интриг.

Сенаторы начали терять интерес к посещению сената. В 17 г. Август ввел штрафы за отсутствие на его заседаниях и усилил их в 9 г. до н. э. (Дион Касс. 53, 18, 54—55). Эти факты свидетельствовали о расслоении сенаторов: одни стали имперскими функционерами, другие ушли в частную жизнь. Отношение Августа к сенату было двойственным. Неучастие сенаторов в политике отчасти его устраивало, но, с другой стороны, принцепс нуждался в сенатском аппарате и, кроме того, видел в таких действиях форму протеста. Поэтому Август много говорил об активности сената и даже предпринимал для этого некоторые меры, однако активность сената снижалась.

Цитируется по изд.: Егоров А. Б. Рим на грани эпох. Проблемы рождения и формирования принципата. Л., 1985, с. 103-112.

Примечания

54. Машкин Н. А. Принципат Августа, с. 435—436.

55. Консуляры 44 г.: сам Цезарь, Л. Аврелий Котта, консул 65 г., Л. Юлий Цезарь (64 г.), Г. Антоний Гибрида (63 г.), Гн. Домиций Кальвин (53 г.), М. Валерий Мессала Руф (53 г.), М. Туллий Цицерон (63 г.), Л. Кальпурний Пизон (58 г.), Г. Клавдий Марцелл (50 г.), Сервий Суль[1]пиций Руф (51 г.), Л. Марций Филипп (56 г.), Л. Эмилий Павел (50 г.), Кв. Фуфий Кален и П. Ватиний (47 г.), М. Эмилий Лепид (46 г.), Г. Кани[1]ний Ребил (45 г.), М. Антоний и П. Корнелий Долабелла (44 г.). Если считать, что самым старым консуляром был Котта, то оказывается еще 4 консуляра, которые теоретически должны были быть живы, но о деятельности которых мы ничего не знаем (консулы 62 г. Д. Юний Силан и Л. Лициний Мурена и консулы 61 г. М. Пупий Пизон и М. Валерий Мессала Нигер).