Возникновение чартизма
Возникновение чартизма. Борьба течений в чартизме Рост классового самосознания английских рабочих вызвал к жизни массовое политическое движение, получившее название чартизма.
В 1836 г. группа передовых рабочих и ремесленников организовала «Лондонскую ассоциацию рабочих», которая занялась выработкой политической программы рабочего движения. Программа эта, названная «народной хартией» (по-английски хартия — «чартер»), предусматривала последовательную демократизацию политического строя Англии. Хартия выдвигала шесть требований: всеобщее избирательное право (для мужчин), ежегодное переизбрание парламента, тайная подача голосов при выборе депутатов, деление страны на равные избирательные округа для обеспечения равномерного представительства, отмена имущественного ценза и выплата жалованья депутатам. Широкие слои трудящихся горячо поддержали хартию, надеясь, что ее осуществление приведет к улучшению положения народа. Как выразился один из чартистских ораторов, «хартия — это вопрос ножа и вилки».
С 1838 г. по всей стране развернулись грандиозные народные митинги, на которых хартия получила всеобщее одобрение. К весне 1839 г. под петицией в парламент, требовавшей осуществления хартии, подписалось более 1200 тысяч человек.
4 февраля 1839 г. в Лондоне открылся Конвент (съезд) чартистских делегатов. Среди его участников сразу же обнаружились серьезные разногласия. Некоторые делегаты считали, что следует лишь вручить петицию и затем разойтись, предоставив решение вопроса парламенту. Эти буржуазные и мелкобуржуазные попутчики чартизма скоро покинули Конвент.
Большинство Конвента, выражавшее настроения пролетариата и слоев, шедших за ним, считало своей задачей решительную борьбу за осуществление хартии. Огромный численный перевес сторонников хартии над кучкой господствовавшей олигархии внушал делегатам Конвента надежду на то, что ему удастся осуществить эту цель мирным путем. Но далее возник вопрос о том, что делать, если имущие классы все же откажутся удовлетворить требование народа. Одни делегаты призывали вести решительную борьбу вплоть до вооруженного выступления. Другие считали, что следует ограничиться мирной агитацией, воздействием общественного мнения.
Наиболее активным сторонником решительных действий был Джулиан Гарни, создавший в 1838 г. «Лондонскую демократическую ассоциацию», которая объединяла революционных рабочих столицы. Гарни резко критиковал тех, кто верил в возможность осуществления демократических реформ без революционных выступлений. Гарни призывал к вооружению народа и выдвигал план похода на Лондон вооруженных отрядов чартистов, чтобы заставить парламент принять хартию.
Иную позицию занимал Уильям Ловетт, столяр, представитель лондонских ремесленников. Ловетт считал, что чартисты должны ограничиваться пропагандой и просвещением рабочего класса.
Видную роль в чартистском движении играл ирландский адвокат и публицист О'Коннор, издатель. влиятельной чартистской газеты «Северная звезда», организатор «Большого северного союза», объединявшего значительные массы фабричных рабочих. О'Коннор выступал с речами, в которых призывал к решительным действиям. Однако он полагал, что до народного восстания дело не дойдет и что одна только угроза восстания заставит парламент осуществить хартию. Поэтому О'Коннор перемежал революционные речи призывами к массам сохранять спокойствие.
Весьма влиятельным деятелем чартизма был публицист Джемс Бронтер О'Брайен, редактор нескольких чартистских газет. Его статьи получали широкий отклик в рядах чартистов. Являясь сторонником идей Оуэна, О'Брайен в отличие от своего учителя считал необходимым для осуществления идеалов Оуэна завоевание трудящимися политической власти. О'Брайен близко подошел к пониманию сущности классов и классовой борьбы, но остался в своих взглядах идеалистом. В вопросах тактики он, как и О'Коннор, проявлял колебания, высказываясь то за восстание, то за мирную пропаганду.
Глубокие тактические разногласия в чартистском Конвенте отражали пестроту социального состава чартистского движения на первых его этапах и идейную незрелость рабочих масс. Эти разногласия помешали Конвенту выполнить роль руководителя массовой борьбы.
Между тем правительство, встревоженное агитацией чартистов, решило принять меры против развернувшегося движения. Публичные митинги и массовые демонстрации были запрещены; в промышленных районах сосредоточились войска и полиция, буржуазия стала создавать добровольческие отряды в помощь властям.
7 мая 1839 г. петиция чартистов была внесена в парламент. Последний, как и следовало ожидать, отверг ее. Конвент, ослабленный внутренними разногласиями, бездействовал, однако рабочие массы, раздраженные полицейскими репрессиями, рвались в бой. 15 июля 1839 г. в ответ на провокационные действия властей, запретивших митинги чартистов, восстали рабочие Бирмингема; два дня они держали город в своих руках. 3 ноября того же года в Ньюпорте группа рабочих пыталась силой освободить из тюрьмы чартистского деятеля Винсента, но в стычке с войсками потерпела поражение.
Правительство усилило репрессии, начались массовые аресты активных участников движения. Суровые судебные приговоры, тюремное заключение, ссылки на каторгу обезглавили чартистское движение. В конце 1839 г. оно казалось сломленным.
Чартистское движение в 1842—1847 гг.
Однако затишье это было только временным. К осени 1841 г. обострился очередной экономический кризис, нужда широких масс снова резко возросла. К этому времени в лагере чартизма произошли существенные сдвиги: буржуазные радикалы покинули его ряды, вслед за ними начали отходить от чартизма и его мелкобуржуазные попутчики. Для тех и других парламентская реформа являлась самоцелью, тогда как рабочий класс видел в ней путь к коренному преобразованию всех общественных отношений и средство для улучшения своего положения. По мере того как состав чартистов становился более пролетарским, наметились новые, более организованные формы движения. Еще в 1840 г. была создана «Национальная чартистская ассоциация» — прототип политической партии пролетариата — со своим уставом, руководящими органами (исполнительным комитетом), членскими взносами. Число членов ассоциации вскоре достигло 40 тыс. Центром ее и всего чартистского движения стал Манчестер.
Вторая петиция чартистов с подписями 3,3 млн. человек, представленная в парламент в апреле 1842 г., была более резкой по тону, чем первая. Она затрагивала многие социальные вопросы и более последовательно выражала интересы рабочего класса. «Ее величество, — говорилось о королеве Виктории в петиции, — получает ежедневно доход в 165 ф. ст., тогда как тысячи рабочих семей получают ежедневно по 3 ¾ пенса на душу». Авторы петиции обличали несправедливость английского общественного и политического строя, указывали на непосильный труд рабочих, их низкую заработную плату, высокие налоги, концентрацию земли и других средств производства в руках высших классов, требовали отмены закона о бедных, расторжения унии между Англией и Ирландией.
Парламент отклонил петицию. Поведение правящих кругов укрепило в рабочем классе мысль о необходимости более решительных действий. В частности, среди рабочих приобрела популярность идея «священного месяца», т. е. всеобщей политической стачки. 4 августа 1842 г. в промышленном городе Стэлибридже (недалеко от Манчестера) рабочие забастовали и выдвинули требование об осуществлении хартии. К ним присоединились рабочие остальных городов этого фабричного района, затем стачка перекинулась и в другие части страны. В середине августа к ней присоединились многие тред-юнионы. Забастовочное движение охватило северные промышленные районы Англии. Но стачка все же не стала всеобщей: в нее не были вовлечены рабочие центральных и южных графств.
Чартистские руководители и на этот раз оказались не на высоте положения. Чартистская конференция, открывшаяся в Манчестере 17 августа 1842 г., не приняла решений, которые могли бы обеспечить победоносный исход борьбы. Лишенная общего руководства, стачка постепенно начала ослабевать. Правительство снова прибегло к полицейским репрессиям, применив их в еще более широком масштабе, чем прежде.
После неудачи стачки 1842 г. чартистское движение стало терять свой массовый характер. Этому способствовало также некоторое улучшение экономической конъюнктуры в связи с ослаблением кризиса и начавшимся в 1843 г. оживлением в промышленности.
Но с этого времени чартизм становится чисто пролетарским движением. В 1844—1848 гг. передовые деятели чартистского движения — Гарни, поэт и публицист Эрнест Джонс и некоторые другие — приняли активное участие в организации и деятельности «Союза братских демократов», находившегося в тесной связи со многими революционными и демократическими организациями как в Англии, так и за ее пределами. «Союз братских демократов» сыграл большую роль в пропаганде идеи международной солидарности трудящихся.
Маркс и Энгельс были уже в этот период связаны с чартистским движением. Энгельс, проживавший в эти годы в Англии, с 1843 г. поддерживал личные связи с революционными элементами чартизма, а начиная с 1845 г. активно сотрудничал в чартистской печати. Маркс и Энгельс приняли участие в создании «Союза братских демократов». Они оказали значительное влияние на передовых деятелей левого крыла чартистского движения, многие из которых сблизились с ними.
В то же время в среде чартистов проявились мелкобуржуазные влияния. О'Коннор выступил с планом возвращения рабочих к сельскохозяйственному труду. С этой целью в 1845 г. была основана чартистская земельная кооперативная ассоциация: каждый член ее при условии денежного взноса должен был получить участок земли с жилым помещением, орудиями труда, рабочим скотом. План оказался совершенно нереальным. На деньги, собранные к 1848 г., из 75 тыс. членов ассоциации удалось обеспечить землей только 230 семей. Затея О'Коннора была не только утопической, но и реакционной. Она отвлекала рабочих от борьбы против капиталистов и буржуазного государства, внушала им иллюзорную мечту о возвращении к земледелию в качестве мелких собственников. Популярность проекта О'Коннора среди чартистов свидетельствовала об идейной незрелости рабочего класса. Вскоре земельная ассоциация чартистов обанкротилась и распалась.
Цитируется по изд.: Всемирная история. Том VI. М., 1959, с. 205-208.