Автобиография (РИЭ, 2015)

АВТОБИОГРАФИЯ - термин, впервые появившийся в европейских языках на рубеже XVIII–XIX веков; рассказ человека о себе и событиях своей жизни; вид исторического свидетельства, главной отличительной особенностью которого является субъективно-личностный характер.

Автобиография как исторический источник

Представление об автобиографии как историческом источнике начало складываться в середине ХIХ века в связи с обсуждением вопроса о том, насколько достоверно автобиография отображает действительность. Защитники автобиографий указывали на ее уникальность, способность передать «дух времени» (Zeitgeist), на возможность с ее помощью проникнуть в глубины человеческой личности. Одним из первых идею исконной правдивости автобиографии провозгласил А. Шопенгауэр, позднее она получила последовательную разработку в «науках о духе» В. Дильтея. Большинство историков XIX века однако оспаривали ценность автобиографии как источника сведений о прошлом, обращая внимание на ее субъективизм и неточности, порожденные несовершенством человеческой памяти. Л. Ранке видел в автобиографии в целом полезный тип исторического свидетельства, позволяющий уяснить личные отношения людей, однако предупреждал, что историк не должен позволить автору увлечь себя личной стороной рассказанной жизни.

Возвращение к обсуждению темы в 1960–1970-е годы было связано с выходом книги Р. Пэскала «Замысел и правда в автобиографии» (1960). Как и у В. Дильтея, «правдивость» автобиографии у Пэскала рассматривалась как понятие, включающее помимо фактического и морального также психологическое измерение. Пэскал подчеркивал, что автобиография — это не только реконструкция автором своего прошлого, но одновременно и его интерпретация, обусловленная в конечном счете задачей самопознания. В ходе этой интерпретации, обнажая скрытые от других факты и связи, автор демонстрирует систему своих жизненных ценностей и идеальный образ собственного Я. При таком взгляде на автобиографию, считал ученый, она способна раскрыть историку ту «единую правду жизни», которая видима лишь «изнутри» эпохи.

Новые подходы к осмыслению автобиографических свидетельств, появившиеся в последние десятилетия ХХ века, поставили под вопрос прежде очевидную дихотомию правды/вымысла, заключенных в этом виде исторического документа. В постмодернистской теории сам феномен автобиографии осмысливается принципиально по-иному: из исторического свидетельства о личности автора и его времени она превращается в один из «дискурсивных типов», а Я ее автора (autos) и рассказ о его жизни (bios) выступают исключительно как языковые конвенции. В постмодернистской трактовке акцент переносится на изучение особенностей автобиографического дискурса (grapho) или смещается в сторону изучения восприятия текста читателем. Понятиям же «правдивости» или «исторической достоверности» автобиографического свидетельства в традиционном его понимании при таком подходе просто не находится места.

Несмотря на вызовы постмодернистской теории, историки, впрочем, не перестают стремиться узнать о людях других эпох с помощью автобиографических свидетельств, формулируя новые вопросы и находя новые подходы к их изучению. В частности, для многих из них сегодня стало очевидным, что говорить об автобиографии как историческом источнике вообще нецелесообразно ни с теоретической, ни с практической точки зрения. Историк имеет дело не с абстрактными категориями, а со вполне конкретными текстами и группами текстов, которые хотя и имеют общие формальные признаки, принципиально различаются по своему месту и роли в той или иной культуре.

Классификации автобиографий 

Опыты классификации автобиографических источников (часто как составной части более широкой категории мемуарно-автобиографических документов) имеют давнюю историю. Первые попытки выделить их в особую группу начались одновременно с появлением и утверждением самого термина «автобиография». Уже И. Г. Гердер проводил различия между «автобиографией» как наиболее полным и обстоятельным изображением автором своей жизни и «исповедью» как изображением лишь одной ее стороны или отдельного момента. Столетие спустя научное обоснование различий между автобиографией и смежными видами источников предложил немецкий историк Ф. Бецольд. Если мемуары, считал он, «содержат сведения о внешней стороне деятельности авторов, их участии в общественной жизни, об их знаменитых современниках», то автобиография «имеет дело прежде всего с внутренним развитием личности… она не только обращена назад к прожитой жизни, но одновременно и по преимуществу освещает историю внутренней жизни». Оригинальную всеобъемлющую классификацию европейской автобиографии предложила в начале прошлого века А. Бурр, рассматривавшая автобиографические тексты как некое смысловое единство. В книге «автобиография: Критическое и сравнительное исследование» (1909) на основе анализа 260 сочинений, созданных от античности до начала XX века, она проследила связи между автобиографией и национальностью авторов, их профессиональными занятиями, религиозной и половой принадлежностью, степенью их «памятливости», типами нервной деятельности и т. д. В итоге Бурр выделила в истории автобиографий 3 великих архетипа: «Записки» Цезаря, «Исповедь» Августина и «Исповедь» Руссо, каждый из которых определил специфическое направление в развитии автобиографической интроспекции. Систематизация автобиографий, предложенная А. Бурр, впрочем, оказалась невостребованной в XX веке. Историки выступали за более внимательное отношение к их культурному своеобразию, предпочитая говорить не об автобиографиях вообще, а об автобиографиях, написанных на том или ином языке, принадлежащих той или иной конкретной эпохе или социальной группе.

В российском историческом источниковедении имеющиеся классификации а. соотносятся с мемуаристикой XVIII — начала XX века. Большую роль в их изучении сыграла публикация библио­графического исследования П. А. Зай­ончковского «История дореволюци­онной России в дневниках и воспоминаниях» (1976–1989), а также серия фундаментальных работ А. Г. Тартаковского 1980—1990-х годов. Тартаковским была подробно прослежена история изучения мемуаристики в России, исследован генезис мемуарного жанра и его развитие. Особое значение в его анализе придается культурно-историческому статусу мемуаристики в русском общественном сознании XIX века и его изменениям. Господствующим в отечественном источниковедении является положение о том, что в России на рубеже XVII–XVIII веков «происходят кардинальные изменения в характере исторических источников, в видовой структуре их комплекса». Эти изменения обычно связывают «со становлением самосознания человеческой личности, выделением человека из окружающей его социальной среды, осознанием исторической изменчивости этой социальной среды» (М. Ф. Румянцева). Именно в этот период появляется мемуаристика, в том числе автобиографическая.

Автобиография в истории. Основные тексты

 В историографии различают большие группы автобиографий по их принадлежности к эпохам мировой истории (Античность, Средние века, Возрождение/раннее Новое время, Новое и Новейшее время). Причем особое внимание историки обычно обращают на ранние автобиографические тексты — автобиографии Новейшего времени чаще являются предметом внимания литературоведов.

От Античности сохранилось немного личных свидетельств, которые относят к автобиографиям. Впрочем, некоторые исследователи считают, что античность «разработала ряд в высшей степени существенных автобиографических и биографических форм», оказавших громадное влияние на ее последующее развитие (М. М. Бахтин). Автобиографическое содержание историки обнаруживают в диалогах Платона (428/427 до н. э. — 348/347 до н. э.) «Апология Сократа» и «Федон», речи Antidosis Исократа (436 до н. э. — 338 до н. э.), предисловиях к своим сочинениям Цицерона (106 до н.э. — 43 н. э.), Галена (129 — ок. 200), стихотворных иронических сочинениях Горация (65 до н. э. — 8 до н.э.), поэзии Овидия (43 до н. э. — 17 н. э.) и Проперция (50 до н. э. — ок. 16 до н. э.), «Записках» Юлия Цезаря, письмах Цицерона к Аттику и его же диалоге «Гортензий», «Размышлениях» Марка Аврелия (121–180).

Феномен автобиографии в средневековой культуре связывают со становлением христианского персонализма. Христианство поставило человека в новую экзистенциальную ситуацию: памятуя о достижении вечного блаженства, он должен был постоянно обращаться к собственному Я, соизмеряя свои дела и помыслы с евангельскими заповедями. Первой и наиболее известной христианской автобиографией считают написанную в форме богословского трактата «Исповедь» Св. Августина (354–430). К средневековой автобиографии относят также произведения визионерско-назидательной литературы — «Извлечения из исповедального диалога» Ратхера Веронского (ок. 890–974), «Книгу видений» и «Книгу наставлений» Отлоха Санкт-Эммерамского (ок. 1010 — после 1067); хронику — «О делах в период его управления» аббата Сен-Дени Сугерия (1088–1051), «Монодии» Гвиберта Ножанского (1053–1121), «Хронику» Салимбене да Парма (1221–1287); письма — «История моих бедствий» Петра Абеляра (1079–1142).

В эпоху Возрождения и раннее Новое время количество автобиографий резко возрастает. В XIV–XVI века в ренессансной Италии появляется целая серия текстов, в которых гуманисты, художники, ученые рассказывают о своей жизни: «Письмо к потомкам» и диалог «Моя тайна» Франческо Петрарки (1304–1370), «Счет жизни» Джованни Конверсини да Равенна (1343–1408), «Записки» папы Пия II (Энеа Сильвио Пикколомини, 1405–1464), «Жизнеописание» Леона Баттиста Альберти (1414–1472), «Жизнь» Бенвенуто Челлини (1500–1571), «О моей жизни» Джероламо Кардано (1501–1576). Одновременно итальянскими купцами и «деловыми людьми» создаются автобиографические свидетельства, связанные с традицией ведения деловых записей — «записок для памяти», «домашних хроник», расчетных книг «не для чужих глаз», дневников (Донато Веллути, Горо Дати, Джованни Морелли, Бонаккорсо Питти). В XVI–XVII века складываются направления духовной автобиографии («Книга жизни» Тересы Авильской, 1515–1582; «Рассказ паломника о своей жизни» Игнасио Лойолы), протестантской автобиографии («Рассказы о жизни» Варфоломея Састрова, 1520–1603; «Жизнь» Якоба Андреэ, 1528–1590; «История жизни» Джеймса Мелвилла, 1556–1614), А. писателей и ученых («Опыты» Мишеля Монтеня, 1533–1592, «Жизнь» Джамбаттисты Вико, 1668–1744).

Понятие автобиографии Нового времени часто соотносят с утверждением новоевропейской индивидуалистической культуры в XVIII–XIX века. Ее наиболее выразительным образцом является «Исповедь» Жана Жака Руссо (1672–1747), в которой автор заявляет о себе как о творении единственном и неповторимом: «Я один... Я создан иначе, чем кто-либо из виденных мною... я не похож ни на кого на свете». Появление такого нового самовосприятия связывают с произошедшей в эпоху Просвещения интимизацией внутреннего мира индивида и рождением представлений о существовании в человеке некоего скрытого ядра, его подлинного Я.

Из русских автобиографических свидетельств XII–XVII вв. наиболее известны: «Поучение» Владимира Мономаха (1053–1125), «Первое послание Андрею Курбскому» Ивана IV (1530–1584), «Повесть о житии» Мартирия Зеленецкого (?–1603), «Сказание об Анзерском ските» Елеазара Анзерского (?–1656), «Записка» Епифания Соловецкого (?–1682), и особенно «Житие» Аввакума (1620/1621–1682). Автобиографизмом отмечены также и другие сочинения, относящиеся к различным жанрам древнерусской литературы: жития (рассказ монаха Германа в «Житии» Филиппа Ирапского), «Слово»/«Моление» Даниила Заточника, «Челобитная» Ивана Пересветова, «Повесть» Ивана Федорова, «Хождение за три моря» Афанасия Никитина, духовные завещания Лазаря Муромского и митр. Фотия и др.

Традиция написания светских мемуарно-автобиографических сочинений в России начинает складываться с петровских времен. Из них наиболее известны жизнеописание Бориса Ивановича Куракина, имеющее итальянское заглавие Vita del Principe Boris Koribut-Kourakin del familii de Polonia et Litvania (составлено в 1705–1709) и пространная «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков» (записки велись с 1789 по 1816).

Обобщающие труды по истории автобиографий.

На протяжении нескольких десятилетий XX века магистральная линия осмысления феномена автобиографии историками культуры определялась многотомной «Историей автобиографий» Г. Миша, вдохновленной дильтеевским пониманием задач историографии. Она и сегодня остается главным путеводителем по сотням автобиографических свидетельств, созданных на протяжении трех тысячелетий (начиная с Древнего Египта и заканчивая Европой Нового времени). Понятие автобиографии трактуется в труде Миша предельно широко, как явление, в той или иной форме присущее любой эпохе. Главным предметом своего исследования ученый видит, собственно, не автобиографию как исторический источник определенного типа, а запечатлевшийся в письменности великий общечеловеческий процесс освобождения личности, нашедший наиболее полное и яркое выражение в западном мире.

Вслед за Дильтеем, Миш признает исключительную важность А. как «высшей и наиболее содержательной формы, в которой нам является осознание человеком его жизни». В этом смысле история А. является главным свидетельством развития самосознания (Selbstbewusstsein). Это самосознание приобретает различные формы в соответствии с той или иной эпохой, той или иной личностью и конкретной ситуацией, в которой эта личность находится. Таким образом история автобиографий является свидетельством изменений в структуре индивидуальности от одной эпохи к другой.

Выстраивая общую картину изменений форм автобиографических сочинений (и, соответственно, лежащих в их основе «структур индивидуальностей»), Миш использует модель «открытия человека» Якоба Буркхардта, однако связывает это «открытие» не только с итальянскими Ренессансом XIV–XVI веков. По Мишу, оно не является одномоментным эпизодом европейской истории: помимо Ренессанса нечто подобное, хотя и менее значительное по своим последствиям, происходило и в двух других более ранних культурах: библейской и античной.

Главное место в труде Миша отведено европейской А. Средних веков и, отчасти, раннего Нового времени (Bd. II–IV). Анализируя средневековые автобиографические рассказы, созданные после великой «Исповеди» Августина, Миш отмечает «несобранность» изображенной в них человеческой личности, ее «центробежный» характер, обилие биографических штампов, которыми пользуются авторы. Радикальные изменения в направлении индивидуализации этих описаний, по его мнению, происходят лишь в ренессансную эпоху, начиная с Петрарки. Проследить их в полной мере Мишу, однако, не удалось: его грандиозная работа, имевшая целью довести исследование до XIX века, осталась незавершенной — последние ее тома были опубликованы по сохранившимся черновикам уже после смерти автора.

Исследование истории европейской автобиографии К. Вейнтрауба «Роль индивида: личность и обстоятельства в автобиографии», как и труд Миша, исходит из того, что автобиография является основным источником, позволяющим проследить историю самосознания европейского индивида. Человеческая индивидуальность, считает Вейнтрауб, существовала всегда, однако в один прекрасный момент — в эпоху Возрождения — она открыто заявила о себе, а в результате серии трансформаций к началу XIX века сложилась современная личность. Свою задачу изучения автобиографических сочинений он, соответственно, видит в том, чтобы «проследить постепенное появление некоторых наиболее важных факторов», способствовавших рождению современной концепции Я, т. е. веры человека в то, что «он является неповторимой индивидуальностью, чья жизненная задача состоит в том, чтобы быть самим собой».

В результате анализа автобиографических текстов (от Античности до XIX века) общая картина развития индивидуального самосознания у Вейнтрауба получается примерно такая же, как и у Миша: в Средние века индивидуальное Я человека не имело возможности развития, однако в это время была подготовлена почва, в которой оно смогло позднее расцвести. Некоторые из важных черт современной индивидуалистической личности выходят на передний план в эпоху Ренессанса, однако полностью она формируется только во времена Гете. И также, как и Миш, Вейнтрауб демонстрирует подход, характерный для «классического» мышления историка культуры: он «опрокидывает» современные концепты «индивида», «личности», «Я» в прошлое, стремясь разыскать их истоки в автобиографических текстах.

Монография М. Масуха «Происхождение индивидуалистического Я. Автобиография и самоидентичность в Англии, 1591–1791», менее амбициозна по хронологическому охвату автобиографических свидетельств, однако в гораздо большей степени фундирована теоретически. Автор определяет ее задачу как изучение «предыстории современной автобиографической практики» и одновременно «описание истоков индивидуалистической личности». Он исходит из того, что самоидентификация — необходимая составляющая человеческого существования. При всем многообразии ее форм, она является транскультурным и трансисторическим феноменом, поскольку выступает основой общения индивидов в мире. В то же время, несмотря на разнообразие форм, «можно говорить об общих категориях или эпистемах самоидентификации», соответствующих определенным социальным и культурным контекстам. То, что в первую очередь интересует исследователя, — это способы, с помощью которых в Англии рубежа Нового времени эти самоидентификации объективировались в автобиографии. При этом автобиография понимается как социальная практика, «поле значения», в котором в разное время превалируют те или иные дискурсивные традиции. Подчеркивая теоретическую сложность изучения А., Масух все же продолжает оставаться убежденным сторонником идеи первостепенной важности ее исследования для современных гуманитарных наук.

Теоретические основания изучения автобиографий.

Последние десятилетия XX века отмечены ростом внимания к теоретическим проблемам автобиографии. В 1975 году французским историком и теоретиком литературы Ф. Леженом было предложено формальное определение, получившее широкую известность. Согласно ему автобиография — это «ретроспективное повествование в прозе, которое ведет какой-нибудь реальный человек о своем собственном бытии, с особым акцентом на своей индивидуальной жизни, в частности, на истории своей личности». Это определение впоследствии не раз подвергалось критике, в том числе и самим его создателем. Особенные возражения вызывала та его часть, в которой говорилось о «реальном человеке» и об описании им «своего собственного бытия», поскольку эти понятия подразумевают, что А. является точным изображением «подлинной», «объективной» жизни писателя или, по крайней мере, допускает возможность такого изображения. Критические замечания вызвал и «западноцентризм» позиции Лежена (он формализовал понятие автобиографии, основываясь исключительно на западноевропейских текстах), и то, что он не рассматривал тексты, созданные до Нового времени. Вопрос о том, какой статус и какие очертания имеет автобиография в традиционалистских культурах, не знакомых с понятием индивидуалистического Я, им полностью игнорируется.

Несмотря на критику, вклад французского исследователя в изучение А. оказался чрезвычайно востребованным в истории и других гуманитарных дисциплинах. Эта востребованность была связана, в частности, с переносом Леженом акцента внимания с автора А. на ее читателя. Разработанное им понятие «автобиографического соглашения» («le pacte autobiographique»), предполагало активное участие читателя в создании автобиографических смыслов. Такое понимание А. позволяло уйти от определения авторского намерения — задачи, по мнению Лежена, неразрешимой в принципе. Помимо смены исследовательской перспективы (от автора к читателю), важным вкладом французского ученого стала трактовка автобиографии как явления, прочно укорененного в социальной практике.

Оппонентом Лежена в 70-е годы выступил другой французский ученый, Ж. Гюсдоф, предложивший рассматривать автобиографию не как литературный жанр, а как феномен истории европейской культуры. Еще в 1956 году им была опубликована программная статья «Условия и границы автобиографии», содержавшая основные идеи его концепта исторической изменчивости автобиографизма. Гюсдорф утверждал, что подход Г. Миша, предполагающий, что феномен автобиографии вечен и вездесущ, является иллюзией. Рождение автобиографии исторически и культурно обусловлено и связано с появлением в цивилизации западного типа определенного способа восприятия индивидом собственной жизни — осознания ее единичности. Это особое индивидуальное восприятие собственного Я Гюсдорф связывает с коперникианской революцией, изобретением венецианского зеркала и христианской традицией самоанализа. Гюсдорф категорически выступил против утверждения Лежена о том, что А. как жанр в европейских литературах — явление Нового времени. По его мнению, такой взгляд фактически заставляет игнорировать рассказы о себе людей Средневековья и эпохи Возрождения.

Еще один участник дискуссий 1970-х годов, Дж. Олни, акцентировал внимание на трудности и даже невозможности создания удовлетворительного определения автобиографии: «автобиография как предмет исследования производит больше вопросов, чем ответов, гораздо больше сомнений (включая даже само существование предмета), чем определенностей». Он предлагал отказаться от жанровых дефиниций и понимать автобиографический текст как динамическое единство трех составляющих: autos (Я), bios (жизнь) и graphè (письмо).

Новое поколение исследователей 1980—1990-х под влиянием постструктуралистских идей окончательно порвало со многими основополагающими принципами традиционного осмысления автобиографии, включая само понятие авторского Я как некоей реальности, существующей вне языковых конвенций. В контексте «лингвистического поворота» автобиографический текст превращается в словесный артефакт, необоснованно претендующий на то, чтобы отразить подлинную жизнь автора. Он мыслится больше как результат прочтения языковых и литературных конвенций, чем как результат «письма» в смысле индивидуальной креативной деятельности. Из декларации о «смерти автора» логично вытекает и декларация о «конце автобиографии».

Одной из важнейших и наиболее спорных проблем в новейших дискуссиях стала проблема автобиографического субъекта. Во второй половине XX века открытия лингвистики, антропологии и других наук как никогда раньше остро поставили под вопрос его цельность. На первый план выдвинулась необходимость проведения отчетливых различий между «автором», «писателем», «пишущим», «рассказчиком» и «главным героем». Кроме того, стало очевидным, что отношения между автобиографическим рассказом и «исторической действительностью» достаточно проблематичны: конструкция автобиографического нарратива определяется не только (а порой и не столько) событиями, происшедшими в действительности, но и языковыми нормами и жанровыми канонами. Сторонники крайней точки зрения в этих дискуссиях утверждали: поскольку структурирование субъективности как раз и происходит в процессе производства автобиографических смыслов, искать автобиографического субъекта (автора, рассказчика, главного героя) вне пределов автобиографического текста бессмысленно. «Мы считаем, что жизнь производит автобиографию наподобие действия, производящего его следствие, но не можем ли мы допустить, с той же степенью достоверности, что автобиографический проект может сам произвести и определить жизнь?» — этот вопрос в постановке П. де Манна звучит явно риторически.

Новые перспективы изучения автобиографий.

Несмотря на значительную долю скептицизма по поводу возможностей автобиографии как исторического свидетельства, в современной историографии наблюдается заметное оживление интереса к ней и другим документам личного характера. Этот интерес связывают с такими общими эпистемологическими переменами, как антропологический и лингвистический «повороты», возврат историографии к истории событий после десятилетий доминирования в ней исторических структур, растущая влиятельность микроистории. Примечательной чертой этого нового обращения к автобиографии является изменение предмета исследовательского внимания: если раньше историков интересовали преимущественно свидетельства «великих людей» и «вершины» автобиографического жанра, то теперь они больше обращаются к малоизвестным текстам и массовому производству мемуарно-автобиографической «продукции».

Результатом этого интереса стали рост числа исследований, основанных на автобиографических документах; складывание направлений в историографии, основанных на их изучении (история чтения, история сновидений и др.); создание в ряде европейских стран (Нидерландах, Германии, Швейцарии, Франции, Италии) коллективов исследователей, собирающих, публикующих и интерпретирующих документы личного характера в рамках национальных и международных проектов.

Одной из особенностей сегодняшнего изучения автобиографий является стремление историков к обновлению и уточнению терминологического аппарата. Если раньше ими использовались принятые в литературоведении обозначения жанров: автобиографии, мемуары, дневники и др., то в 1980–1990-е годы они начинают вводить новые понятия: эгодокументы (egodocuments), свидетельства о себе (Selbstzeugnissen), жизнеописания (life-writings), сочинения о своей душе (les écrits du for privé). Наибольшее распространение в это время получает впервые появившееся в Нидерландах еще в середине 1950-х годов понятие «эгодокумент». По мысли его создателя, Ж. Прессера, эгодокумент включает в себя 4 основных типа личных свидетельств: автобиографии, мемуары, дневники, письма личного содержания. В самом широком смысле эгодокументы — это «те исторические источники, в которых исследователь сталкивается с “я” — или иногда (Цезарь, Генри Адамс) “он” — как с одновременно пишущим и присутствующим в тексте субъектом описания».

Современное состояние исследований  автобиографии характеризует также отказ от прежних прогрессистских перспектив их анализа, основанных на траекториях «происхождения» или «развития», и, соответственно, от «больших историй» в духе Миша или Вейнтрауба. Идея «развития индивидуальности», долгое время имплицитно или эксплицитно лежавшая в основе такого рода историй, сегодня все чаще подвергается критике, как и само наличие связи между «историей индивидуализма» и «историей автобиографий», долгое время считавшейся бесспорной.

Еще одной важной чертой современных подходов к изучению автобиографии является отказ от традиционного взгляда на нее как на продукт исключительно западной цивилизации. Постколониальные исследования, а также обнаружение учеными множества выразительных свидетельств личного характера в арабской, японской, византийской и других письменных традициях, показали ограниченность западоцентристской перспективы. Модель «линейного» развития автобиографии, у истоков которой лежат западноевропейские тексты эпохи Возрождения (варианты — «Исповедь» Августина, «протестантская автобиография» или «Исповедь» Руссо), в этих условиях становится непригодной для разностороннего осмысления всего многообразия автобиографических текстов. Современные исследователи все чаще настаивают на необходимости рассмотрения автобиографии как специфических социальных и культурных практик, существующих в конкретных исторических контекстах. Одновременно они ищут пути их «транскультурного» изучения, в частности, используя такую универсальную категорию как «пространство». Рассмотрение автобиографических свидетельств через призму пространства, по мнению немецких исследовательниц Г. Янке и К. Ульбрих, дает возможность увидеть, как индивидуальная жизнь человека превращалась в письменный рассказ о себе в разные эпохи, в разных культурах и в разных частях мира.

При всем разнообразии существующих теоретико-методологических подходов к изучению автобиографии, современные исследователи довольно единодушны во мнении, что раскрытие исторического богатства автобиографических текстов возможно только в рамках междисциплинарных исследований, реализующих методы исторической антропологии, микроистории, нарратологии, исторической герменевтики, компаративистики, гендерного анализа.

Ю. П. Зарецкий.

Российская историческая энциклопедия. Т. 1. М., 2015, с. 108-114.

Литература:

Багге С. Автобиография Абеляра и средневековый индивидуализм // Мировое древо. М., 1994. № 3; Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975 (глава Античная биография и автобиография); Безрогов В. Г. Историческое осмысление персонального опыта в автобиографии // Формы исторического сознания от поздней Античности до эпохи Возрождения: Исследования и тексты: Сборник научных трудов памяти К. Д. Авдеевой. Иваново, 2000; Зарецкий Ю. П. Автобиографические Я от Августина до Аввакума (Очерки истории самосознания европейского индивида). М., 2002; Крушельницкая Е. В. Автобиография и житие в древнерусской литературе. СПб., 1996; Лежен Ф. В защиту автобиографии // Иностранная литература. 2000. № 4; Хубач В. Биография и автобиография: Проблема источника и изложения. М., 1970; Autobiographie und Selbstportrait in der Renaissance / Hrsg. G. Schweikhart. Köln, 1998; Bruner J., Weisser S. The Invention of Self: Autobiography and its Forms // Orality and Literacy / Ed. by D. R. Olson and N. Torrance. Cambridge, 1991; Enenkel K. Die Erfindung des Menschen: Die Autobiographik des frühneuzeitlichen Humanismus von Petrarca bis Lipsius. Berlin, 2008; Guglielminetti M. Memoria e scrittura: L’autobiografia da Dante a Cellini. Torino, 1977; Gusdorf G. Auto-bio-graphie. Paris, 1991; Hinterberger M. Autobiographische Traditionen in Byzanz. Wien, 1999; L’Autobiographie dans le monde hispanique: Actes du Colloque international de La Baume-lès-Aix, 11–12–13 mai 1979. Aix-en-Provence; Paris, 1980; Lejeune Ph. L’Autobiographie en France. Paris, 1971; Lejeune Ph. Le pacte autobiographique. Paris, 1975; Auto-biography: Essays Theoretical and Critical / Ed. J. Olney. Princeton, 1980; Lejeune Ph. Moi aussi. Paris, 1986; Mascuch M. Origins of the Individualist Self: Autobiography and Self-Identity in England, 1591–1791. Stanford, 1996; Misch G. Geschichte der Autobiographie. Leipzig, 1907 — Frankfurt-M., 1969; Interpreting the Self: autobiography in the Arabic literary tradition / Ed. D. Reynolds. Berkeley, 2001; Jancke G. Autobiographie als soziale Praxis. Beziehungskonzepte in Selbstzeugnissen des 15. und 16. Jahrhunderts. Köln, 2002; Pascal R. Design and Truth in Autobiography. L., 1960; 4 Bde.; Räume des Selbst. Selbstzeugnisforschung transkulturell / Hg. Andreas Bähr, Peter Burschel, Gabriele Jancke. Köln; Weimar; Wien, 2007; Representations of the Self from the Renaissance to Romanticism / Ed. by P. Coleman, J. Lewis and J. Kowalik. Cambridge, 2000; Jäger M. Autobiographie und Geschichte: Wilhelm Dilthey, Georg Misch, Karl Loewith, Gottfried Benn, Alfred Doeblin. Stuttgart; Weimar, 1995; Weintraub K. J. The Value of the Individual: Self and Circumstance in Autobiography. Chicago, 1978; Vom Individuum zur Person. Neue Konzepte im Spannungsfeld von Autobiographietheorie und Selbstzeugnisforschung / Hg. Gabriele Jancke und Claudia Ulbrich. Göt-tingen, 2005.