Неомарксизм (СЗФ.ЭС, 2009)
НЕОМАРКСИЗМ, или «западный марксизм», - одно из основных направлений западной философии 20 в., возвращающее марксизму его философское содержание. Приставка «нео-» объясняется отмежеванием от ортодоксального марксизма, господствовавшего во второй половине 19 - начале 20 века. В частности, лидеры II Интернационала (1889-1914) трактовали марксизм либо в позитивистском, либо в неокантианском ключе. В результате учение К. Маркса представлялось в форме «железных» законов истории (К. Каутский, Р. Гильфердинг); объективное, «научное» содержание марксизма жестко отделялось от его субъективного, «этического» содержания (М. Адлер, О. Бауэр и др.). Неомарксизм, опираясь вначале на работы В. Ленина, а позднее на вновь найденные ранние рукописи К. Маркса, отверг эту вульгарную трактовку и восстановил критическое (в кантовском смысле) содержание работ К. Маркса и частично Ф. Энгельса, а именно раскрываемую в этих работах взаимную детерминацию действительности и познающего ее сознания.
Наименование «западный марксизм» объясняется, напротив, возникшим в начале 1930-х годов противостоянием между линией неомарксизма и версией марксизма, победившей в СССР, которая (во многом благодаря философской непоследовательности В. Ленина) вернулась к ортодоксии II Интернационала. Этот возврат проявился, в частности, в догматически-позитивистской трактовке истории.
Историю неомарксизма принято отсчитывать с 1923 года, когда на немецком языке одновременно вышли две программные работы - «Марксизм и философия» К. Корша и «История и классовое сознание» Д. Лукача. Эти работы, несопоставимые по объему и масштабу (Д. Лукач фактически реализовал программу, только намеченную К. Коршем), объединял общий пафос: призыв рассматривать марксизм не как сумму эмпирического знания, а как философское учение, продолжающее и развивающее вершинную философию Нового времени - немецкий идеализм. Действительно, по мнению обоих авторов, невозможно совершить настоящую социальную революцию без того, чтобы эта революция произошла также и в головах. В головах же большинства марксистов того времени царили рассудочный эмпиризм и прекраснодушный морализм, т.е. детерминированная капитализмом буржуазная идеология, не выйдя за рамки которой можно рассчитывать только на латание дыр, но не на реальную трансформацию сущего. Преодоление этой идеологии, как пишет Д. Лукач, тем более важно, что адекватное осознание действительности является необходимым условием революции: без такого осознания - по необходимости также и классового самосознания - пролетариат никогда не превратится из класса в себе в класс для себя. Революционная практика неотделима от философского понимания действительности. Задача интеллектуала (партийного интеллектуала, конечно) состоит в том, чтобы актуализировать и предъявить пролетариату те предпосылки революции, которые заложены в самом бытии - а именно в собственном бытии пролетария, который в капиталистической экономике является одновременно субъектом и объектом (товаром) - точкой спекулятивного тождества. Только с точки зрения пролетариата - т.е. с точки зрения самопреображения общества, неизбежно спроецированного в будущее, - возможно адекватное, а именно тотальное, целостное видение общества во всех его противоречиях (с любой внутрисистемной точки зрения, например, Неокантианской или Позитивистской, оно кажется непостижимо разорванным на абстрактные противоположности: субъект и объект, капитализм и демократию, мораль и технику и т.д.).
В философском учении Д. Лукача налицо две основные составляющие: критика абстрактной фетишистской идеологии капиталистического общества и онтология пролетариата как точка зрения практического и теоретического преодоления этой абстракции. При этом Д. Лукач опирается на И.Г. Фихте, Г.В.Ф. Гегеля, К. Маркса, но зачастую трактует этих авторов через призму неокантианской социологии. В частности, у М. Вебера и Т. Зиммеля он заимствует представления о «рационализации» современного общества, о сознании, «вмененном» субъекту капиталистической экономикой, об идеальном, а не эмпирическом характере общественного сознания и т.д.
Сформулированное в момент острого кризиса, переживаемого европейским левым движением и западным обществом в целом, неомарксистское учение сразу завоевало большое влияние в среде левой интеллигенции. Однако оно было отвергнуто находящимся под советским контролем Коминтерном, и Д. Лукач вскоре отошел от высказанных в «Истории и классовом сознании» идей. Тем не менее близкую к Д. Лукачу и К. Коршу позицию несколько позднее занял просоветский итальянский коммунист А. Грамши, прошедший гегельянскую школу у Б. Кроче. В своих «Тюремных тетрадях», написанных во время тюремного заключения в фашистской Италии, А. Грамши, анализируя поражение коммунистов на Западе, предложил считать главной задачей марксизма (называемого им «философией праксиса») завоевание гегемонии, понимаемой не только как политическое лидерство в революции, но и как общественное сознание, успешно претендующее на универсальность. Гегемония позволяет революционной силе победить не только в государстве, но и в его органичном «аппарате» - гражданском обществе. Гегемония общественной силы означает ее способность перевести на свой язык позиции всех остальных сил. Гегемония революционного сознания может быть обеспечена не сверху вниз, а снизу вверх, благодаря деятельности «органических интеллектуалов», которые универсализируют и реализуют мыслительный потенциал, присущий производительному труду, интегрируя тем самым освободительные силы общества в «исторический блок». Идеология относится к материальным практикам общества не как «надстройка» к «базису», а как форма к содержанию. Таким образом, А. Грамши, как и Д. Лукач, делает акцент на гегельянскую тотальность, но рассматривает последнюю (под видимым влиянием Р. Люксембург) более органично и демократично, чем Д. Лукач. А. Грамши оказал большое влияние на стратегию левых партий в Европе. Правда, эти партии постепенно отказались от марксизма вообще. Отсюда интерес, проявляемый к А. Грамши в либеральной политологии, которая сегодня широко использует грамшианские термины «гражданское общество» и «гегемония» уже вне контекста антагонистической борьбы.
К раннему неомарксизму примыкает еще один крупный мыслитель другого поколения и другой философской школы: Ж.-П. Сартр. В 1960-е годы, когда обострился раскол между (экономически мыслящим, все более конформным) рабочим движением и активистским, но анархическим студенчеством, Ж.-П. Сартр перешел с феноменологических (Феноменология) позиций на марксистские, попытавшись совместить материалистическую онтологию с экзистенциалистской антропологией безосновной свободы. В «Критике диалектического разума» (i960) Ж.-П. Сартр выстроил материалистическую систему человеческой практики, которая восходит от пассивных, детерминированных инертной материей действий, к подлинно активным, самопреобразующим формам солидарной деятельности («группы слияния»). Эти формы институционализуются, но тем самым вновь возникает риск инерции и пассивности, на этот раз на уровне институциональных практик. На каждом следующем уровне происходит более полная интеграция или «тотализация» общественного бытия - но каждый раз вновь возникает конфликт между инертной материальностью и творческой активностью, который не может быть полностью преодолен. Ж.-П. Сартр распределяет по уровням своей системы и подробно описывает самые разные феномены общественной практики, известные из истории и из современного опыта.
Почти одновременно с Д. Лукачем и К. Коршем в Германии возникло еще одно направление в рамках неомарксизма.
Оно представлено работами Э. Блоха и, позднее, В. Беньямина. Блох использовал активистский пересмотр Г.В.Ф. Гегеля К. Марксом, чтобы выстроить своеобразную онтологию, в которой будущее и реально возможное имеет приоритет над настоящим, эмпирически наличным. Утопическая «надежда», по Э. Блоху, является двигателем истории и конститутивной частью человеческого мира. Предметом этой надежды является абсолют, в котором воссоединяются субъект и объект. Таким образом, Э. Блох (в духе Л. Фейербаха) увидел в революционном учении марксизма светскую матрицу принципа, ранее понимавшегося религиозно.
В. Беньямин перешел на марксистские позиции только в 1930-е гг. В своих «Пассажах» и других трудах того периода В. Беньямин, опираясь на «Капитал» К. Маркса и на работы Г. Зиммеля, реконструирует единую систему бытия и сознания (труд, развлечение, время, пространство и т.д.), характерную для Парижа середины 19 века. Цель В. Беньямина, однако, заключается не в анализе культуры, а в разработке оригинального учения об историческом времени. В центральной из своих поздних работ «О понятии истории», возникшей в качестве реакции на немецко-советский пакт о ненападении 1939 года, В. Беньямин рассматривает марксистский «мессианизм» как направленный не из настоящего в будущее, а из прошлого в настоящее. В. Беньямин подвергает острой критике подход к историческому времени как к однородной бесконечности, характерный для советского марксизма и для II Интернационала. В таком понимании времени отражается подход господствующего класса. К. Маркс, по В. Беньямину, осознает конечность истории, в которой действовать необходимо здесь и теперь, во имя всех упущенных в прошлом возможностей. Революция - не локомотив истории, а тормоз на ее пути к катастрофе. Как и Э. Блох, В. Беньямин вскрывает скрытое «теологическое» ядро марксизма и придает ему онтологический (в противовес теологическому) смысл. Вместе с тем он резко критикует Э. Блоха и близкого к нему в этом пункте М. Хайдеггера за культ будущего, который, по сути, носит пассивный, оппортунистический, демобилизующий характер. Можно сказать, что В. Беньямин возвращает неомарксизм к Г.В.Ф. Гегелю, освобождая его от влияния И.Г. Фихте.
На пересечении тенденций, идущих от Д. Лукача и В. Беньямина, а также от Психоанализа, в 1920-1930-е годы появляется группа авторов, объединяемых в рамках Франкфуртской школы. Один из ее лидеров, М. Хоркхаймер, обозначил программу школы как «критическую теорию», т.е. теорию, исходящую из необходимости трансформации общества, а потому не боящуюся внутренних противоречий в анализе настоящего. Эта точка зрения, по сути дела, близка Д. Лукачу (чья «тотальность» - тотальность противоречивого), но выражена прямо противоположным образом. Так же как и М. Хоркхаймер, другие ведущие авторы этого направления, Т. Адорно и Г. Маркузе, строят свой анализ общества на конститутивной негативности, «разорванности» и неполноте бытия, отказываясь от построения утопий и критикуя всякую «тождественность». Тем самым они продолжают линию младогегельянства.
Франкфуртская школа предложила синтез марксистских понятий идеологии и отчуждения с фрейдовской категорией «рационализации» и с представлениями психоанализа о психической структуре. Э. Фромм показал глубокую связь фрейдовского невротического субъекта с капиталистическим обществом. Альфред Зон-Ретель, развивая идеи Д. Лукача, возвел к капитализму саму форму трансцендентального субъекта. Т. Адорно создал оригинальную эстетику, демонстрирующую процесс, в котором общественные антагонизмы преломляются в конфликте художественных форм, и тем самым выявляющую скрытый политический радикализм модернизма. Авторы Франкфуртской школы внесли важный вклад в анализ фашизма, показав тесную связь этого феномена с Просвещением и капитализмом.
В целом Франкфуртская школа пессимистически оценивала возможность революции и поэтому, не отрицая необходимость трансцендирующей практики, в основном сосредоточилась на культурной критике. Исключением стал Г. Маркузе, который в 1950-1960-е годы всерьез поставил вопрос о революционном субъекте и революционной программе. Разочаровавшись в пролетариате, Г. Маркузе выдвинул в качестве субъекта общественных маргиналов, а в качестве программы - «великий отказ» от ценностей буржуазного общества. Более поздние представители Франкфуртской школы (Ю. Хабермас и др.) отошли не только от марксизма, но и от радикальной политической критики, перейдя и в теории, и в практике на позиции либерализма.
Последний по времени, но не по значению, теоретический синтез н. произошел в 1960-1970-е годы благодаря деятельности Л. Альтюссера. Будучи одним из теоретиков Французской коммунистической партии, Л. Альтюссер развернул полемику с предшествующим н., включая позиции Д. Лукача и Ж.-П. Сартра. Последних он упрекал в гуманизме фейербаховского толка, т.е. в фетишистском гипостазировании сущности человека, якобы кем-то «отчужденной». Эта критика была справедливой по отношению к отдельным французским марксистам 1960-х годов, увлекшимся персонализмом. Л. Альтюссер отвергает ранние произведения К. Маркса с их критикой отчуждения и идеей «человеческой эмансипации». Взамен он выдвигает структурную логику «Капитала», запрещающую приписывать самой вещи ее системные свойства. Л. Альтюссер также критикует понятие субъекта как, по сути, идеологическое, иллюзорное отношение человека к действительности, необходимое для воспроизведения status quo. Поэтому он отвергает гегельянское прочтение К. Маркса у Д. Лукача и Ж.-П. Сартра и предлагает его прочтение сквозь призму идей Б. Спинозы (трактовка общества как безличной тотальности). Диалектику К. Маркса Л. Альтюссер также прочитывает как принципиально отличную от гегелевской: если в бесконечной диалектике Г.В.Ф. Гегеля противоречия преодолевают и сменяют друг друга, то в конечной диалектике К. Маркса они друг на друга накладываются. Переход от логики к существованию возникает в результате его сверхдетерминации несколькими противоречиями.
Несмотря на всю полемичность по отношению к своим предшественникам, Л. Альтюссер делает интеллектуальный жест, похожий на жест Д. Лукача: он утверждает тотальность бытия и отвергает наивное прекраснодушие. Кроме того, Л. Альтюссер подмечает чрезвычайно важный сдвиг, произошедший внутри капитализма к 1960-м годам: капитализм подхватывает гуманистический культ свободной субъективности и начинает эксплуатировать саму человеческую субъективность, которая в этой ситуации становится идеологемой.
Ряд учеников и последователей Л. Альтюссера отошли от марксизма в сторону постмарксизма - общей левой ориентации, отказывающейся от учения о классовой борьбе и делающей ставку на «радикальную демократию» и/или на политического субъекта (А. Бадью, Э. Лаклау, Ш. Муфф, Ж. Ранеьер и др). Из идей альтюссерианцев вышла, однако, и ориентированная на экономический анализ Regulation School (Р. Буайе, А. Липьец, М. Альетта), изучавшая институциональные структуры, при помощи которых капитализм сдерживает революционные движения угнетенных, в частности «фордизм» и «постфордизм».
Под сильным влиянием Л. Альтюссера и «Школы регулирования» (Regulation School) сформировалась и та школа, которая сегодня остается наиболее живой ветвью н. К ней принадлежат бывшие итальянские «операисты» Антонио Негри, Паоло Вирно и Маурицио Лацарато. Эти авторы подчеркивают специфику современного «постфордистского» капитализма, в котором меру задает «нематериальный труд», созидающий отношения и потенциальности. В подобном труде заложен громадный утопический потенциал освобождения, однако в нынешней ситуации этот потенциал нещадно эксплуатируется капиталом. Современные итальянские марксисты подчеркивают диалектику истории: чем свободнее труд, тем тотальнее его эксплуатация. Спинозистская онтология свободного труда сочетается у них с подозрением по отношению ко всем видам трансцендентальной философии и политической репрезентации. Они усматривают в нашем времени реальную возможность революционного освобождения труда и перехода к системе самоуправления.
Отдельно следует упомянуть школу миросистемного анализа Иммануила Валлерстайна. Собственно философское содержание его теории невелико, однако ее основное преимущество заключается, опять же, в принципе тотальности и глобальности по отношению к экономике (принцип этот, очевидно, унаследован от Р. Люксембург). И. Валлерстайн демонстрирует, что описанные К. Марксом в 19 веке антагонизмы не растворились в либеральном консенсусе, а приобрели географический характер. И. Валлерстайн также указывает на глубокий кризис, в котором сегодня находятся как либеральная идеология, так и политико-экономический порядок. Этим кризисом обусловлена необходимость живого обсуждения и развития марксистской мысли.
Современная западная философия. Энциклопедический словарь / Под. ред. О. Хеффе, В.С. Малахова, В.П. Филатова, при участии Т.А. Дмитриева. М., 2009, с. 36-39.
Литература:
Альтюссер Л. За Маркса. М,, 2006; Бадью А. Манифест философии. СПб., 2003; Блох Э. Принцип надежды // Утопия и утопическое мышление. М., 1991; Валлерстайн И. После либерализма. М., 2003; Валлерстайн И. Введение в миросистемный анализ. М., 2006; Грамши А. Тюремные тетради. В 3 тт. Т. 1. М., 1991; Дмитриев А.Н. Марксизм без пролетариата. Георг Лукач и ранняя Франкфуртская школа. 1920-1930-е гг. СПб., 2004; Лукач Г. История и классовое сознание. М., 2003; Негри А., Хардт М. Империя. М., 2004; Негри А., Хардт М.. Множество. М., 2006; Ранеьер Ж. На краях политического. М., 2006; Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. М., 1997.