Диалектика (Конт-Спонвиль, 2012)
ДИАЛЕКТИКА (DIALECTIQUE). Искусство диалога и противоречия, искусство контроверзы. В лучшем случае диалектика также — логика видимости, в худшем — видимость логики. Наконец, в философии Гегеля или Маркса диалектика — определенный метод размышления, основанный на единстве противоречий и их преодолении путем высшего синтеза. Слово «диалектика» пришло к нам из древнегреческого языка. Поначалу Платон называет диалектикой искусство вести диалог, отшлифованное Сократом, т. е. искусство строить беседу на вопросах и ответах (см., например, «Кратил»). Однако уже начиная с «Государства» (книги VI и VII), под диалектикой он в основном понимает само движение мысли, отталкивающейся от гипотез, признаваемых таковыми, чтобы «подняться до универсального анипотетического принципа» (восходящая диалектика), а затем вновь спуститься, но уже опираясь на одни идеи, к следствиям или прикладным знаниям (нисходящая диалектика). Наконец, в «Федре» и «Софисте» диалектика выступает как искусство синтеза и разделения, позволяющее совершать переход от множества к единице и от единицы к множеству. Платон считал диалектику прежде всего наукой о сверхчувственном. Для нас и наука, и диалектика имеют сегодня совершенно другие значения.
Ближе к нам в этом смысле стоит Аристотель. В его философии диалектика — это логика вероятного; не наука, а то, что заменяет науку, когда последняя невозможна («Топики», книга I, глава 1). Это искусство обсуждения противоположных мнений, выраженных в форме диалога, исходя из правдоподобных предпосылок и при условии, что доказать абсолютную правоту того или иного из этих мнений невозможно. Диалектика подразумевает взвешивание всех «за» и «против», тезис и антитезис, и в этом смысле она носит характер одновременно универсальный по отношению к возможным предметам обсуждения и частный (объективно недостаточный) по отношению к субъекту обсуждения. Тем самым диалектика противостоит аналитике, представляющей собой науку доказательства, но вместе с тем является ее подготовительным этапом и дополнением. Например, любое доказательство подразумевает принцип непротиворечивости, который в силу этого является недоказуемым. Но поскольку какое-то оправдание у этого принципа быть должно, то это оправдание может быть только диалектическим — мы не доказываем, что он справедлив, ибо это невозможно; мы доказываем, что никто не в состоянии вести осмысленную речь, не признав предварительно справедливости этого принципа («Метафизика», книга IV (Г), глава 4). Так, истинность подразумевает вероятность, а наука — диалог.
В средние века, по всей видимости под влиянием стоицизма, диалектика поглотила логику, вернее, слилась с ней воедино, превратившись в искусство рассуждения (в отличие от риторики как искусства речи). Сегодня картина полностью изменилась: наших логиков диалектика вообще не занимает. Не в последнюю очередь это произошло с легкой руки Канта, который, мимоходом припомнив Аристотеля, вернул понятию диалектики его узкоспециальное значение, в его устах звучавшее как осуждение. Так что же такое диалектика? Это «логика видимости» (в противоположность аналитике как «логике истины»); это «софистическое искусство придавать своему незнанию или даже преднамеренному обману вид истины» («Критика чистого разума», «О делении общей логики на аналитику и диалектику»). Диалектик стремится использовать диалектику для расширения своих познаний (тогда как логика учит лишь соблюдению формальных условий их связности), что способно привести лишь к «пустословию, с помощью которого можно с уверенностью утверждать или оспаривать все что угодно, в зависимости от настроения». Самым ярким примером служат знаменитые антиномии — эта могила разума (с их помощью можно с равным успехом доказать как тезис, так и антитезис), ибо в их рамках разум пытается рассуждать об абсолюте. Кант полагал, что это заводит мысль в тупик. Но сегодня мы знаем, что некоторое время спустя Гегель превратил этот тупик в цветущий бульвар.
В современном философском словаре термин «диалектика», употребляемый без специальных уточнений и при условии, что это не дань моде и не снобизм, чаще всего действительно отсылает нас к логике Гегеля — или к тому, что считается логикой Гегеля. Что здесь имеется в виду? Прежде всего идея сложности, взаимозависимости и неразделенной целостности. Для диалектика все содержится во всем и наоборот: «Мы называем диалектикой, — пишет Гегель, — высшее движение разума, при котором внешне разделенные члены сами по себе переходят один в другой уже в силу того, чем они являются, и при котором предположение об их раздельности самоуничтожается» («Логика», 1,1; остальные цитаты взяты отсюда же). Это особенно касается противоположностей. Они представляют собой отнюдь не внешнее и статичное противопоставление, как того хотелось бы нашему рассудку; на самом деле они существуют только во взаимосвязи, в том самом движении, которое, внутренне противопоставляя их друг другу, преодолевает это противостояние. Например, бытие и ничто. Если мы вслед за большинством философов начнем разделять бытие и ничто, мы никогда не поймем ни их происхождения (переход от ничто к бытию), ни их цели (переход от бытия к ничто). Первая антиномия Канта, подчеркивает Гегель, прежде всего свидетельствует о бессилии рассудка перед осмыслением становления: «До тех пор пока мы предполагаем абсолютный разрыв между бытием и ничто, начало и становление, бесспорно, будут оставаться чем-то непонятным». Диалектический разум видит эту картину совершенно иначе. Возьмем, к примеру, чистое бытие. Что это такое? Стол, стул, умножение, поливочный шланг? Ничего подобного, потому что в таком случае это было бы уже не чистое бытие, способное служить понятием для любого бытия. Истина бытия в его чистом виде заключается в том, что оно не является той или иной вещью (столом, умножением или поливочным шлангом) и не несет в себе ничего строго определенного. Оно есть бытие, не являющееся чем-либо, а значит, «есть на деле ничто — не более и не менее как ничто». Но что такое ничто? «Оно простое равенство с самим собой, — отвечает Гегель, — совершенная пустота, отсутствие определений и содержания; неразличимость в самом себе». Это бытие того, что является ничем, или ничто как бытие. Таким образом, «ничто есть тоже определение или, вернее, то же отсутствие определений, и, значит, — вообще то же, что и чистое бытие». Таким образом, диалектика осмысливает единство бытия и ничто. Иначе говоря, за тезисом и антитезисом, как учат в школе, следует синтез, являющий собой отнюдь не золотую середину, но преодоление:
«Чистое бытие и чистое ничто есть, следовательно, одно и то же. Истина — это не бытие и не ничто, она состоит в том, что бытие не переходит, а перешло в ничто, и ничто не переходит, а перешло в бытие. Но точно так же истина не есть их неразличимость, она состоит в том, что они не одно и то же, что они абсолютно различны, но также нераздельны, и что каждое из них непосредственно исчезает в своей противоположности. Их истина, следовательно, это движение непосредственного исчезновения одного в другом; становление, такое движение, в котором они оба различны, но благодаря такому различию, которое столь же непосредственно растворилось».
Таков всего лишь один пример, вызывающий восхищение, но вместе с тем заставляющий серьезно усомниться. Пусть бытие и ничто как слова противостоят друг другу и восходят к одному и тому же. Что нового мы можем узнать благодаря этому о реальности и истине? И разве это может служить доводом против принципа непротиворечивости, который подразумевается в любом доказательстве? Истина заключается в том, что диалектика никогда ничего не доказывает — разве что виртуозное владение ею со стороны того или иного диалектика. Маркс, провозглашавший себя диалектиком и разработавший материалистическую и революционную диалектику, по меньшей мере однажды признал это, за что ему честь и хвала. Правда, разговор велся между своими, между знатоками — речь идет о письме к Энгельсу от 15 августа 1857 года: «Возможно, я оскандалюсь. Но в таком случае на помощь всегда сможет прийти некоторая диалектика». Последняя на все вопросы имеет свои ответы, такова ее функция. Она способна все осмыслить, все объяснить, все оправдать — прусское государство (Гегель) и революцию (Маркс), сталинизм и троцкизм, конец истории (Кожев) (99) и ее «бесконечное и беспредметное» продолжение (Альтюссер) (100). Диалектика — это искусство оставаться правым в споре, даже если вся окружающая реальность вопиет о заблуждении. Очень удобная штука. И совершенно никчемная. Более или менее одаренный диалектик непобедим — что ему стоит ввести противоречие, в котором его упрекают, в собственную систему рассуждения и показать его преодоление? Если все кругом — сплошное противоречие, зачем вообще нужны противоречия? Диалектика — рассуждение без конца. Это пустословие разума, притворно опровергающее каждое собственное слово, лишь бы продолжать болтовню.
Примечания
99. Александр Кожев (русская фамилия Кожевников; 1902-1968) — французский философ, представитель неогегельянства. Способствовал распространению идей Гегеля во Франции и их истолкованию в духе экзистенциализма.
100. Луи Альтюссер (1918-1990) — французский философ-марксист, автор трудов по истории философии, теории познания, диалектике и историческому материализму («За Маркса» и др.). Взгляды Альтюссера близки к идеям структурализма.
Конт-Спонвиль Андре. Философский словарь / Пер. с фр. Е.В. Головиной. – М., 2012, с. 150-153.