Натуральная школа
НАТУРАЛЬНАЯ ШКОЛА, этап развития реализма в русской литературе 40-х годов 19 века, характеризующийся критической и демократической направленностью, сознательным осуществлением реалистических принципов, интересом к проблемам общественной среды (и соотношения с нею природы человека), а также спецификой жанровых форм, типа героя, конфликта, сюжетосложения. Термин принадлежал Ф. В. Булгарину («Северная пчела», 1846, № 22), но был переосмыслен и утвержден в литературе В. Г. Белинским.
Белинский консолидировал вокруг журнала «ОЗ» (позже в «Современнике») авторов, творчество которых составило Натуральную школу с относительно высокой степенью идейно-творческого единения. Школа осуществила решение сложной, противоречивой задачи, вставшей перед литературой 40-х годов: с одной стороны, «обращение внимания на толпу, на массу», «знакомство» ее «с нею же самою» (Белинский , X, 294; IV, 388); с другой — углубление в «важный современный вопрос о внутреннем человеке» (IV, 146). На разрешении этого противоречия основано внутреннее движение школы (к концу 40-х годов) в жанровом отношении — от физиологического очерка к повести и роману, методологически — от описательности к психологизму.
В становлении Натуральной школы (ее родоначальником считается Н. В. Гоголь) Лермонтов сыграл значительную роль. На рубеже 30—40-х годов личность Лермонтова и его творчество в истолковании Белинского оказали сильное воздействие на молодых писателей, «Отрицательное» направление Натуральной школы определялось — в ряду других исторических и идеологических факторов — протестующей субъективностью Лермонтова. В значительное мере на художественный опыт Лермонтова опирался Белинский в статьях 1839—1841 годов, где появилась мысль о возникновении новых литературных тенденций («человечественность», «рефлексия», «сознание факта», пафос «сомнения и исследования» — III, 188; IV, 37, 410—13). Сближая «совершенно новый мир искусства», открытый Лермонтовым (IV, 147), и «эпоху сознания», наступившую для литературы (IV, 21), Белинский находит первоначальные формулировки будущей окончательной характеристики Натуральной школы.
Определяющим был импульс Лермонтова в том принципиальном сдвиге, который пережила во 2-й половине 40-х годов русская поэзия во главе с Н. А. Некрасовым. Время требовало лирической исповеди нового человека, поэзия обогащалась достижениями прозы, но прежде всего стремилась утвердить новую поэтическую личность. К этому шли многие (Н. П. Огарев, И. С. Тургенев), поиски увенчались творческими открытиями Некрасова. Лиризм, наполненный новым содержанием, был рожден в соприкосновении с опытом Лермонтова. Не отменяя ценности добра и гармонии, Лермонтов сумел найти высокое содержание в сфере отрицательных эмоций и художественно утвердить лирику негативных начал: ненависти, злобы, мщения, презрения, расширив границы возможного для поэзии. Перспективность и социальную емкость негативного пафоса в лирике вскоре подтвердили поэтические выступления Некрасова. Из круга отрицательных эмоций, противоположных умственному застою и душевной примиренности, Некрасов извлек поэтическую формулу социального самочувствия демократического героя — деятеля и борца. Субъективность Лермонтова имела историческое содержание: она запечатлела судьбу поколения в трагическую эпоху истории. Субъективность Некрасова социально наполнена: в ней отразилось рождение нового общественного героя.
Соотношение творчества Лермонтова с главным завоеванием Натуральной школы — ее прозой — сложно: многие из ее творческих открытий предугаданы Лермонтов. По существу, опережала поиски Натуральной школы «Княгиня Литовская» (1836) — первый в русской литературе «петербургский роман», в котором несколько самостоятельных сюжетных линий сомкнуты воедино образом столицы, господствует пафос исследования будней социальной жизни и аналитическую объективность изображения вытесняет господствовавшую в светской повести моральную патетику обличения среды. Включение в конфликт бедного чиновника насытило повествование будущими мотивами «натуральной» прозы: обыденная трагедия семьи «бедных людей», социальное столкновение и, по-видимому, гибель «маленького» героя при защите своего человеческого достоинства; неравная любовь; излюбленная в 40-е годы драма девушки — жертвы домашних «преступлений». Эти сюжетные наметки художественно освоила проза ближайшего десятилетия (вне прямой зависимости от неопубликованной «Княгини Лиговской»). В галерее «маленьких людей» Лермонтов также нашел разновидность, характерную в дальнейшем для Натуральной школы: бедного человека, в котором «образованность развила уже и сознание собственного достоинства», и потребность уяснить причины «несправедливости судьбы и людей» (Милютин В. А., Избр. произв., 1946, с. 166—67). Лермонтов предвосхитил, таким образом, путь, по которому пойдут, изменяя и углубляя гоголевскую концепцию «маленького человека», Ф. М. Достоевский (Голядкин — «Двойник») и М. Е. Салтыков-Щедрин (Нагибин — «Противоречия», Мичулин —«Запутанное дело»).
В начале 1841 года в прозе Лермонтова снова наблюдается появление тем, предваряющих Натуральную школу. Исследование в незавершенном «Штоссе» трагедии, к которой приводит современный человека, охваченного прозой реальной жизни, романтическое миросозерцание, открывало дорогу романам А. И. Герцена («Кто виноват?»), И. А. Гончарова («Обыкновенная история»), повестям Достоевского («Белые ночи», «Неточка Незванова»), Салтыкова-Щедрина («Противоречия», «Запутанное дело»). Очерком «Кавказец», предназначенным для сборника ранних русских «физиологий», Лермонтов прямо вошел в круг задач литературы 40-х годов. Очерк связан с размышлениями Лермонтова о современном состоянии России: «Хуже всего не то, что некоторые люди терпеливо страдают, а то, что огромное большинство страдает, не сознавая этого» (запись Ю. Самарина на франц. яз., в кн.: Воспоминания). От Печорина мысль писателя обращается к человеку «толпы», «массы» и подходит к уяснению противоречивой связи его положения с его сознанием. Здесь Лермонтов более всего приблизился к той идейно-литературной проблеме, которую призвана была решать Натуральная школа. Примечательно, что Гоголь, поставивший прозу Лермонтова впереди его поэзии, мотивировал свое предпочтение тем, что «тут видно больше углубленья в действительность жизни; готовился будущий великий живописец русского быта» (VIII, 402).
На разных этапах развития Натуральной школы степень воздействия Лермонтова на нее была неодинаковой. Влияние его менее существенно в 1-й половине 40-х годов, когда первенствовал физиологический очерк, и возросло во 2-й половине, в связи с господством в Натуральной школе повести и романа, в центре которых вновь оказалась проблема личности, дополненная демократическим и социалистическим толкованием. Воздействию Лермотнова молодые писатели подверглись в неравной степени. Д. В. Григорович, И. И. Панаев, теснее связанные с «физиологической» манерой, наименее обязаны Лермонтову. Его опыт существовал в ограничениях для Тургенева и особенно Гончарова, наследовавших в основном пушкинский повествовательный метод. Наибольшую важность творчество Лермонтова имело для писателей, тяготевших к «интеллектуальной» прозе философско-психологического наполнения (Герцен, Достоевский, Салтыков-Щедрин).
Простейшим типом литературной связи были предопределенные движением времени переосмысления темы «печоринства», критика индивидуалистического демонизма («Бретер» и «Три портрета» Тургенева, «Жак Бичовкин» А. И. Пальма). Самые плодотворные взаимоотношения, мало выраженные внешне, возникли, когда Герцен, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Тургенев использовали художественные открытия Лермонтова как инструмент исследования новых характеров и «концепирования» (выражение Белинского) иных образов. Анализ «внутреннего человека», в русской литературе впервые практически явленный образом Печорина, был осуществлением генерального запроса времени, на котором сошлись все деятели передовой мысли (Белинский, Герцен, В. Н. Майков, петрашевцы). Рефлектирующий герой Лермонова предуказал тип будущего героя повестей и романов Натуральной школы — всегда идеолога и «философа жизни». Лермонтов открыл путь проникновения в глубину самосознания личности и способ аналитической дифференциации в ней черт, определенных социальным воздействием, и свойств человеческой природы. «Натуральная» проза раздвинула границы своих исследований, сосредоточившись на ином социальном и человеческом материале; но избирательность характера и способ разработки его были подсказаны Лермонтовым.
Источником плодотворного развития явилась сама структура лермонтовского романа, определявшая принципы сложения русской прозы вплоть до середины 50-х годов. Именно авторитет Лермонтова мог узаконить для психологических опытов Натуральной школы всевозможные формы «исповедальной» прозы: воспоминания, записки, дневники и письма героев («Роман в девяти письмах», «Двойник» Достоевского, «Дневник лишнего человека» Тургенева, «Записки одного молодого человека», «Кто виноват?» Герцена, «Полинька Сакс» А. В. Дружинина и др.). Они господствуют в литературе полтора десятилетия, ибо опыты психологического анализа — видимо, также под воздействием «Журнала Печорина» — в литературе этой поры осуществляются преимущественно в форме напряженного самоанализа героя; объективированные формы психологизма были найдены позже.
У молодых писателей этот способ повествования стал гибким инструментом исследования новых социальных микромиров. «Журнал Печорина» отражал высший интеллектуальный уровень времени; Натуральная школа постигала, как осознают и выражают себя различные (преимущественно демократические) социальные круги. Стремление авторов объективировать героя и отделиться от него тоже часто осуществлялось вслед за Лермонтовым контаминацией писем, дневников, исповедей героев, которая сталкивала вокруг одного предмета разные человеческие сознания («Бедные люди» Достоевского, «Противоречия» Салтыкова-Щедрина), или выступлением автора в роли издателя и комментатора, отстранившегося от публикуемого «документа» («Записки одного молодого человека», «Противоречия»).
Наконец, одной из эстетических предпосылок формирования Натуральной школы, наряду с гоголевским юмором, стала ирония Лермонтова — важное стилеобразующее средство «Героя нашего времени», способ испытания в романе прочности нравственных основ современного общества. Иронический «анализ» Лермонтова, который «многим колол глаза» (Майков В. Н., Соч., т. 1, К., 1901, с. 209), вооружил Натуральную школу на критическую ревизию норм обиходной морали, освященных феодальных традицией (отзвуки «Героя...» явно заметны, в частности, в цикле Герцена «Капризы и раздумье»). Однако Натуральная школа, движимая — в отличие от Лермонтова — прежде всего социалистическими идеалами, положениями антропологического материализма, подвергла более целеустремленному ироничному исследованию формы общественного быта и сознания эпохи.
А. А. Жук.
Цитируется по изд.: Лермонтовская энциклопедия М., 1981, с. 334-336.
Литература: Мордовченко Н. И., Белинский и русская литература его времени, М.—Л., 1950, с. 84—142; Кулешов В. И., Натуральная школа в рус. лит-ре XIX в., М., 1965 (по указат.); Цейтлин А. Г., Становление реализма в рус. лит-ре (Рус. физиологич. очерк), М., 1965 (по указат.); Белкина М. А., Натуральная школа, в кн.: Краткая лит. энциклопедия, т. 5; Жук А. А., с. 226 — 33; Манн Ю., Утверждение критического реализма. Натуральная школа, в сб.: Развитие реализма в рус. лит-ре, т. 1, М., 1972.