Организация лютеранской церкви
Лютеранская конфессионализация. При всем достаточно внушительном обилии литературы по различным территориальным примерам строительства организационных структур лютеранской церкви отсутствуют до сих пор крупные сравнительные исследования. Типологически модели церковных преобразований делят на городскую Реформацию и княжескую (территориальную). Успешное исследование проблем создания городских структур евангелической Церкви принадлежит Гансу Кристофу Рублаку, главным образом на материале южно-немецких (Констанц) и швабско-баварских городских общин. Вопросы княжеской Реформации, исследованные в деталях, все еще нуждаются в систематизации. Типология княжеской Реформации, разработанная Эйке Вольгаст, предусматривает три модели реформационных преобразований на территориальном уровне под эгидой князей:
[86]
1. Княжеская Реформация завершала и контролировала преобразования, начатые Реформацией «простого человека».
2. Княжеская Реформация инициировала конфессиональный переворот в католических землях с опорой на антикатолические тенденции среди подданных.
3. Княжеская власть закрепляла успех Реформации в более поздний период посредством перехода в протестантизм правящего Дома.
Классификация Э. Вольгаст подверглась критике (Г Р. Шмидт), поскольку многие примеры (Пфальц, Вюртемберг) соединяли в себе сразу несколько типов Реформации. По мнению Г. Р. Шмидта, речь вообще не может идти о жестком моделировании ввиду наличия большого числа региональных отличий. Следует иметь в виду прежде всего две стороны единого процесса конфессионализации: церковную Реформацию и ее институционное воплощение усилиями княжеской власти. Бесспорно, однако, что патронаж князей решающим образом содействовал укреплению церковных структур.
При всех прочих спорных аспектах историки выделяют два, присущих главным образом Германии, характерных момента: соединение Церкви и территории в смысле формирования поли-конфессионального ландшафта в рамках единой Империи и наличие в той или иной форме активной княжеской или городской (городские советы) инициативы. Большинство историков едино и в классификации задач, стоявших перед княжеской (городской) властью и рождавшимися структурами церковной организации:
1. Укрепление основ вероисповедания.
2. Преобразования в литургии.
3. Формирование и обеспечение пастората.
4. Организация школы.
5. Попечительство над бедными.
6. Строительство новых структур церковного управления.
Теоретической основой служило двойственное отношение к проблеме церковной организации у Лютера и Меланхтона. Того и другого объединяла высказанная еще в ранних произведениях Лютера идея об отсутствии священства в организации общин верующих. Собственно, сам Лютер до середины 20-х гг. полагал вообще излишним придание общинной структуре сколько-нибудь прочного аппарата управления. Организацией верующих, по его мнению, была сама община с пастырем, избираемым членами общины и способным грамотно растолковать Писание. Разработанное тогда же Лютером учение о трех сословиях («Drei-Stande-Lehre») и дифференциация функций светской власти в трактате «О светской власти, в каковой мере должно ей повиноваться» (1523) предполагали четкое разграничение светских и духовных сфер социальной жизни. Однако
[87]
опасные радикальные тенденции, проявившиеся в сектантском движении и в Крестьянской войне, побудили его пересмотреть старую точку зрения и с годами все более ориентироваться на вспомогательные функции светской власти.
Меланхтон в отличие от Лютера всегда придавал большое значение управлению, полагая, что без такового невозможно поддерживать правильное учение и отправление культа. Будучи заядлым методистом, он использовал систематику и логику Аристотеля. «Должность» («Amt») в церковной администрации была в его глазах хотя и лишена святости, но важна в силу своей контрольно-надзорной функции — идея, сближавшая его точку зрения с концепцией реформатской церкви.
В конце 20-х годов оба реформатора придерживались в общем единой точки зрения, желая передать курфюршеской власти надзорные функции над секуляризированным имуществом католических общин. Лютер указывал на необходимость визитации, причем сам князь выступал у него как «епископ в силу обстоятельств», «Notbischof», взявший на себя роль гаранта интересов евангелических общин. Меланхтон в 1528 г. разработал концепцию княжеского руководства церковью в работе «Наставление для визитаторов». Светская власть представала у него хранительницей христианского благочестия, призванной употреблять силу для поддержания «истинной веры». Но создать некую единую концепцию княжеского контроля, подходившую под совершенно различные практические ситуации в разных регионах, оказалось невозможным — драматичные коллизии Реформации вносили свои коррективы, разрушавшие умозрительную схему. Лютер прекрасно понимал противоречие теории и жизни, когда с нескрываемым скепсисом отзывался о программе церковных преобразований ландграфа Филиппа Гессенского в 1527-1528 г.
Первые опыты организации евангелической церкви следовали не в территориях, а городах, причем вплоть до конца 20-х годов лишь Страсбург и Констанц имели в своих стенах относительно организованное сосуществование учреждений магистрата и верующих. Организационные основы здесь складывались в основном под влиянием цюрихской Реформации Цвингли, с самого начала считавшего необходимой жесткую вертикаль соподчинения общинных и правительственных структур. Центральные и северонемецкие города, дистанцируясь от цвинглианства, лишь постепенно обретали более или менее ясные контуры церковной организации. Что же касается территорий, то здесь, исключая частный пример секуляризации Немецкого Ордена в Пруссии в 1525 г., лишь курфюршество Саксония в правление Иоганна Постоянного (1525-1531) предприняло самую крупную и последовательную попытку установить контроль светской власти над бывшими церковными институтами (визитация 1527-1528). Вообще же следует отметить, что уже накануне Реформации существовали
[88]
предпосылки княжеского руководства церковью: во второй половине XV века во многих княжествах, особенно во владениях Веттинского Дома, было узаконено вмешательство в монастырскую жизнь, организация визитаций, надзор за епископатом — явление, указывавшее на то, что проблемы Реформации не были в данном аспекте чем-то принципиально новым для правительственной практики имперских князей.
Саксонский пример оказался не только одним из самых ранних, но и образцовым для многих территорий. Однако до середины века и здесь не было специальных учреждений, которые ведали бы вопросами только организации евангелической церкви. Княжеские советники непосредственно на местах разбирали текущие дела по мере их поступления. Дело ограничивалось лишь введением должности суперинтендантов, следивших за нравственностью пастората. Лишь с появлением в 1539 г. в лице консисторий высшей судебной инстанции для духовенства можно было говорить о рождении постоянно действующего надзорного органа, подотчетного княжеской власти. «Посредством этого института князь принял на себя ставшую бесхозной епископскую юрисдикцию» [Schmidt, Konfessionalisierung. S. 14]. Как род правительственных учреждений консистории впоследствии возникли и в структурах управления многих других северо- и центральнонемецких княжеств, выступая отпочкованием старых земских судов.
При всем многообразии региональных различий классическими для Германии стали две модели территориальной организации лютеранской церкви: Вюртемберг и Саксония. Вюртемберг, игравший роль больверка лютеранства в южной Германии, приобрел четкие контуры церковной организации при герцоге Христофоре в 1553 г., когда был создан церковный совет, выполнявший при князе ту же роль, что и консистории в Саксонии. Если в Саксонии консистория восходила корнями к судебным учреждениям позднего средневековья, то высший орган церковного контроля в Вюртемберге вырос из практики визитационных комиссий: суд чести по делам духовенства был передан здесь специальным инстанциям.
Совет непосредственно подчинялся князю и состоял на паритетной основе из теологов и юристов. Согласно синодальному уложению 1547 года, герцогство территориально дробилось на 23 деканата с обязательным созывом два раза в год общего Синода. В 1553 г. деканаты были преобразованы в суперинтендатуры уполномоченных надзирать приходских пастырей в своей округе. В свою очередь суперинтенданты были подчинены четырем генерал-суперинтендантам, отвечавшим за т. н. «четверти» (т. е. четыре церковные провинции, на которые было поделено герцогство).
Общины были жестко субординированы церковным инстанциям, и их возможности влиять на повседневную жизнь ограничивались лишь правом выражать общее мнение по поводу нравственного облика собственных
[89]
пастырей. Последние без согласия общины имели право не допускать согрешивших к причастию, а отлучение от общины следовало лишь по решению Синода без всякого волеизъявления самой общины. Высшей представительной инстанции, т. е. Синоду, принадлежало право отлучения и назначения пастырей.
В Саксонии решающий этап обустройства евангелической церкви пришелся на годы правления Августа I (1553-1586), завершившего начавшиеся еще при Эрнестинах преобразования. На основе двух церковных уложений 1561 и 1580 годов под влиянием вюртембергской модели была создана довольно прочная вертикаль управления. Курфюрсту принадлежала фактически вся полнота административного контроля над церковью. Он имел право назначать состав Верховной Консистории в Дрездене и ее региональных филиалов в Виттенберге и Лейпциге, а также на должности генеральных и окружных суперинтендантов. Ему же принадлежало право общего надзора за работой высших церковных инстанций и на созыв Синода. Общая структура учреждений строилась на сочетании постоянно действующих органов (Консистория, суперинтендатуры, пасторат) и института представительства (Синод). Верховная дрезденская консистория стояла под началом светского лица (дворянина) и имела в своих рядах двух теологов и двух «политиков», т. е. светских юристов. Сфера ее компетенции была огромна: она назначала пастырей и дьяконов в приходы, надзирала за состоянием хозяйственных дел общин и имела право назначать учителей в приходские школы. Синод как главный коллегиальный орган евангелической церкви, напротив, ограничивался лишь возможностью осуществлять визитации суперинтендатур и представлять инвеституры для приходских пастырей. Полномочия самой общины заключались лишь в возможности выражать согласие или несогласие при назначении пастыря и дьякона.
Подобно Вюртембергу и Саксонии объемные церковные уложения создавались и в других территориях. По подсчетам Г. Р. Шмидта, две трети всех евангелических уставов возникло между 1550 и 1600 гг. Почти все они испытали влияние соседей. Вюртембергское уложение 1553 г. послужило образцом для маркграфства Баден-Дурлах и курфюршества Пфальц (оба — 1556), Пруссии, Ганау-Лихтенберга, Пфальц-Нойбурга, Пфальц-Цвайбрюккена, Лейнигена, Вормса, Нассау-Саарбрюккена и др. Новое церковное уложение для Вюртемберга 1559 г. в свою очередь повлияло на организацию церкви в маркграфстве Бранденбург-Ансбах (1565), герцогстве Брауншвейг-Вольфенбюттель (1569) и графстве Гогенлоэ (1578).
Виттенбергскому образцу следовали Липпштадт (1531), Хойя (1530), Херфорд, Зёст, графство Вальдек-Вильдунген и Нассау-Дилленбург (1532) Ритберг (1533), Лемго (1537), графство Липпе (1538), Виттгенштейн-Гоэнштеин (ок. 1539), объединенное графство Виттгенштейн (1555), граф-
[90]
ство Вальдек (1556). Брауншвейгское церковное уложение, созданное знаменитым в северной Германии реформатором Иоганном Букенхагеном в 1528 г., стало прототипом для городских общин Гамбурга (1529) Любека (1531), герцогства Померанского (1534), Дании (1537), Голштинии (1542). Церковный порядок, установленный в Нюрнберге в 1533 г., был рецептирован впоследствии в Мекленбурге (1540) и курфюршестве Бранденбург(1553).
В области подготовки кадров с самого начала имелись большие проблемы для евангелического духовенства. Возникала потребность в профессиональном обучении и содержании пастората. Вплоть до середины века частым явлением была наследственность профессии, когда сыновья пастырей проходили необходимую подготовку на дому и впоследствии продолжали дело родителей. Лишь с появлением новых протестантских университетов дело пошло вперед. Тюбинген, Страсбург, Виттенберг сделались главными поставщиками профессионально подготовленных работников церкви. Северонемецкие балтийские университеты, прежде всего Росток, готовили пастырей и для неимперских земель, в том числе для Дании, Швеции и Прибалтики. Содержание протестантского духовенства ложилось на плечи светской власти, использовавшей ресурсы упраздненных католических церковных институтов. Образцом для многих земель сделался Вюртемберг, где герцогская власть конфисковала в 1536 г. монастырские земли и организовала т. н. «общие кассы», призванные в том числе финансировать и работу пастората. В эрнестинской Саксонии аналогичные мероприятия прошли в правление Иоганна Фридриха Великодушного (1531-1547), в альбертинской половине — при Генрихе Благочестивом (1539-1541).
Большая работа была проделана в области унификации богослужения и контроля за нравами самих членов общины. В середине века шаги в соответствующих направлениях были предприняты в Вюртемберге под руководством И. Бренца. В 1553 г в Вюртемберге был узаконен верхненемецкий тип евангелической литургии, пришедший из нюрнбергской евангелической мессы, с сильно выраженным акцентом на проповедь и с меньшим — на молитвы, что в целом означало окончательное торжество лютеранского начала над швейцарско-цвинглианским. Евхаристия должна была справляться в больших городах либо ежемесячно, либо каждые две недели, мессы в деревнях — раз в неделю, в городах — два раза. В центральной и северной Германии порядок евангелического богослужения восходил к наставлениям самого Лютера и Меланхтона, соответствуя виттенбергскому образцу, установившемуся с 20-х гг. и закрепленному Саксонскими уложениями 1561 и 1580 годов. В целом во второй половине века заметна унификация: из молитвенных домов исчезли последние рудименты католического убранства в виде
[91]
образов и скульптур, остался лишь алтарный престол с образом Распятого, часто акцентированный заалтарным живописным или скульптурным изображением, и орган, оставить который советовал сам увлекавшийся песнопениями Лютер, полагавший органную музыку стимулирующей внутреннее средоточие верующих. На севере Германии в ходу были катехизисы самого Лютера, на юге, прежде всего в Вюртемберге, катехизис Иоганна Бренца, основанный на Формуле Вюртембергской Конфессии 1552 года.
Важные последствия имело учреждение на основе суперинтендатур судов чести, надзиравших за семейными отношениями и нравственностью духовенства и членов общины. В 1536 г создание подобных инстанций в Саксонии повлекло изменение процедуры заключения брака. Лютеранская этика требовала уважения к семейно-родственным, домашним связям, в более широком смысле — к общинному характеру повседневной жизни верующих. В таких условиях заключение брака считалось важнейшим актом не только в духовном аспекте, но и в отношении преемственности социальных традиций, что выставляло на передний план не столько добровольное согласие жениха невесты, сколько мнение родни. Если в позднее средневековье католическая церковь оставалась безразличной к участию родственников в заключении брака, требуя лишь церковного освящения, то евангелическая традиция выдвигала на первый план согласие родителей обеих сторон. Следствием стало возросшее значение помолвки и брачного соглашения среди евангелического населения Германии.
По вопросу воздействия лютеранской конфессионализации на светские слои общества среди немецких историков нет единой точки зрения. Фрагментарно исследованными могут считаться лишь отдельные аспекты, что объясняется большими пробелами в источниках. Акты визитаций в различных территориях и за различные годы сильно разняться по результатам и по объему сохранности материала. Следствием стали зачастую противоположные оценки историков. В целом, однако, заметен скепсис. Относительно хорошо исследованные рейнские и верхненемецкие земли позволяют констатировать довольно сильную живучесть остатков католической традиции в ритуале и в религиозном сознании. Все еще употреблялась латынь и молитвы, шедшие вразрез с лютеранским стандартом. Само духовенство в некоторых случаях (данные визитации в графстве Липпе за 1549 г.) путалось в вопросах таинств, отправляя зачастую все семь, соблюдало посты и для молитв пользовалось старыми бревиариями. Порой складывалось впечатление, что сельская округа полностью поглощала возможный интеллектуальный багаж тамошних пастырей, вынуждая их разделять традиции местных жителей. Во всяком случае, контраст между блеском духовной учености в городской среде и откровенной безгра-
[92]
мотностью на селе был очевиден, что указывало не только на очень медленный характер перемен, но и на устойчивые социальные страты между городом и селом.
Далеко не радужную картину дополняло наметившееся в некоторых областях, а в других — усилившееся влечение к суеверию, магии и колдовству. Во многом мистический покров самой лютеранской доктрины объяснял увлеченность мистикой духовной элиты, но при том содействовал огрублению веры на селе, где зачастую смешивались христианские и нехристианские ритуалы. По мнению Бернара Фоглера, в рейнских землях в начале XVII века все попытки лютеранского духовенства привить правильное представление о вере окончились неудачей. Хорст Рабе прямо возлагает на лютеранскую конфессионализацию ответственность за новую волну колдовских процессов, «охоты на ведьм», охватившую в конце XVI века значительные массивы южной Германии. Рост грамотности на селе и в городах сильно разнился по регионам. Если в Саксонии и Тюрингии школьное дело было налажено весьма хорошо, то в других областях шокировало полное незнание крестьянами молитв и статей веры. В добавление к этому указывают и на прежнюю грубость нравов, мало в чем смягченную евангельскими проповедями. Известный специалист в области конфессионализации Джеральд Штраус пришел даже к выводу о полной неудаче лютеранства в его попытках изменить культурный профиль населения спустя полвека после смерти Лютера.
Другая группа историков склонна не столь мрачно представлять картину. Оперируя данными по городскому населению и материалами отдельных регионов, они указывают на бесспорные успехи в деле повышения грамотности и изменения повседневного ритуала. Тот же X. Рабе констатирует, что учреждение приходских школ на селе явилось важным каналом стабилизации общественных отношений. Джеймс Киттельсон говорит о блестящих успехах на ниве просвещения в Страсбурге и его округе в конце века. Антон Шиндлинг, один из крупнейших специалистов в области образования и науки в раннее Новое время, заявляет о бесспорном вкладе конфессионализации в развитие педагогики и рост грамотности среди населения. Второе дыхание обрели университетские и школьные структуры в лютеранской Германии. Наряду с функционированием старых центров университетской культуры, превращенных в цитадели лютеранской богословской мысли типа Тюбингена, возникновением новых (Гиссен, Хелмштедт) рождались и городские гимназии в стенах имперских городов. Самыми яркими примерами здесь стала гимназия в Страсбурге, учрежденная хлопотами местного бургомистра Якоба Штурма в 1538 г., и аналогичное заведение в Нюрнберге, основанное в 1573 г. и позднее переведенное в пригород Нюрнберга Альтдорф.
[93]
Различные мнения историков со всей очевидностью указывают на сложную диалектику лютеранской конфессионализации. По меньшей мере можно видеть две взаимосвязанные стороны укоренения евангелической конфессии — «консервативную», в смысле направленности на сохранение уже имевшихся социальных нормативов, и «эволюционную», ускорявшую тенденции, наметившиеся до Реформации.
Сращивание вновь возникших церковных структур с территориальной властью, воплощенное в многочисленных церковных уложениях второй половины XVI века, было неизбежным следствием предшествующего развития. Оно во многом продолжала традицию патронажа светской власти над духовными институтами, наметившуюся в позднее средневековье, усиливало организующий элемент светской власти и вместе с тем — властные функции церковных инстанций. Но при том и сами князья ощущали себя ответственными за судьбы и «чистого учения», и новых церковных структур. Мы видим скорее партнерские, шедшие по линии взаимопомощи, отношения между лютеранским духовенством и светскими властями. Несмотря на большие полномочия, предоставленные светской власти, речь не шла о жестком диктате, о произволе «секулярных» интересов, превращавших евангелическую церковь в служанку «государственных потребностей». И светские учреждения, и духовные соединялись в лоне одной конфессии и были обречены на компромисс. Пусть временами отдаленно, но это напоминало старое партнерство католической церкви и светских властей до Реформации.
Вместе с тем очевидна консолидирующая роль лютеранской конфессионализации. Новая вера и соответственно церковные инстанции были обращены ко всем сословиям. Все были едины во Христе. Универсализм лютеранства продолжал универсализм католичества. Организация церкви соответствовала концепции тесного взаимодействия светских сословий и духовенства: дворянство действовало на руководящих постах в высших надзорных учреждениях, в то время как представители бюргерства были на должностях приходских пастырей, учителей и суперинтендантов. Причем если реформационное движение изначально рисовалось прежде всего как движение городское, то по прошествии полувека вновь возникшие церковные инстанции охватывали все три ведущие социальные силы: дворянство, представленное на верхних этажах управления, бюргерство в качестве среднего звена и собственно сельскую общину, образовывавшую в большинстве регионов ячейку евангелической церкви. Новая церковная организация — при всех ее издержках! — не только утверждала незыблемость сословных границ, но и объединяла общество, не оставляя без внимания даже самые маргинальные группы, введенные под общую церковную и соответственно — правительственную опеку. Множество проблем, перед которым оказались различные группы населения в
[94]
период Реформации, теперь подлежало решению соединенными усилиями духовной и светской администрации. Тем самым был открыт еще один важный канал к умиротворению общества, к институционно-правовому решению возникавших конфликтов.
[95]
Цитируется по изд.: Прокопьев А.Ю. Германия в эпоху религиозного раскола. 1555-1648. СПб., 2002, с. 86-95.