Сущность феодализма (Сказкин, 1977)

Центральной проблемой истории раннего и классического средневековья с точки зрения исторического материализма является раскрытие сущности феодализма как способа производства, составляющего фундамент феодальной социально-экономической формации. От того, как тот или иной историк или целая историческая школа трактуют понятие «феодализм», во многом зависит решение узловых проблем истории средних веков и характер общих концепций по истории этого периода.

   Термин «феодализм» стал широко употребляться в исторической науке с начала XVIII в. Произошёл он от латинского слова feodum — феод, которым в средние века во многих странах Западной Европы обозначалось условное, наследственное земельное держание, получаемое вассалом от сеньора за выполнение какой-либо (обычно военной) службы.

   Историки эпохи Просвещения, идеологи революционной в то время буржуазии впервые стали рассматривать феодализм как строй, господствовавший в средневековой Европе, и попытались дать его научное определение. Будучи идеалистами в понимании истории, эти ученые трактовали феодализм только как политическую или правовую систему. Главными чертами феодализма некоторые из них (Вольтер— во Франции, Робертсон и Юм—в Англии) считали политическую раздробленность и как следствие ее — господство в средние века папской теократии. Другие, в частности Монтескье и Мабли (во Франции), определяли феодализм как систему феодов и феодальной иерархии. Ограниченность такого определения объяснялась отчасти слабой разработкой в то время экономической и социальной истории средних веков, а также тем, что она изучалась преимущественно на материале одной лишь Франции, где вассально-ленная система выступала с особенной четкостью.

   Историки-просветители относились к феодализму, как и к средневековому периоду в целом, отрицательно.

   Представители разных по своей идейно-политической ориентации направлений романтической историографии первой половины XIX в. в большинстве своем также понимали феодализм как политическую или правовую систему. Идеологи дворянства и реакционного мелкого бюргерства видели главную черту феодализма в политической раздробленности и патримониальной системе управления (Л. Бональд, Ж. де Местр, Ф. Шлегель, К. Галлер). Более серьезные ученые среди них — представители исторической школы права в Германии, например К. Ф. Эйхгорн, а несколько позднее и Л. Ранке, отождествляли феодализм с военно-ленными отношениями и иерархической структурой общества. Близкое к этому определение феодализма было распространено и среди историков буржуазно-либерального толка. Один из них — французский историк Ф. Гизо дал на этой основе определение феодализма, имевшее затем длительное влияние в буржуазной медиевистике. Основными чертами феодализма он считал: 1) условный характер земельной собственности, 2) соединение земельной собственности с верховной властью, 3) иерархическую структуру класса феодальных землевладельцев.

   Историки первой половины XIX в. в определении сущности феодализма недалеко ушли от историков эпохи Просвещения, хотя в отличие от них оценивали феодализм как положительное историческое явление: реакционные романтики — потому, что видели в нем свой политический идеал, либерально-буржуазные — потому, что в рамках феодального строя зародились, выросли в борьбе с дворянством предшественники современной им буржуазии в лице «третьего сословия».

   Формула Гизо, как и политико-юридическое определение феодализма вообще, игнорировала специфику отношений собственности в феодальном обществе и вытекавших из них отношений между феодалами и крестьянами. Поэтому, хотя формула Гизо правильно характеризовала социальные отношения, существовавшие внутри господствующего класса феодалов, она также страдала односторонностью и неполнотой, так как не затрагивала сути феодального строя. Акцентируя внимание на второстепенных, хотя и наиболее бросающихся в глаза его чертах, историки начала XIX в. видели в феодализме специфическое западноевропейское явление. Наиболее передовые из буржуазных ученых либеральной и радикальной ориентации (О. Тьерри, Ж. Мишле — во Франции, К. Ф. Шлоссер, В. Циммерман — в Германии) в конкретной характеристике феодального строя подчеркивали его эксплуататорский характер по отношению к крестьянству.

   В еще большей степени это относится к зачинателю русской медиевистики, прогрессивному ученому Т. Н. Грановскому. Будучи решительным противником крепостного права, еще существовавшего в тогдашней России, Т. Н. Грановский в своих лекциях, читавшихся им в Московском университете в 40—50-х годах XIX в., хотя и определял феодализм в духе Гизо, но давал яркую, убедительную картину эксплуатации ц бесправия крестьянства в средневековой Западной Европе.

   Открытое в середине XIX в. К. Марксом и Ф. Энгельсом материалистическое понимание истории создало основу для подлинно научного, глубокого понимания феодализма. Основоположники марксизма впервые выдвинули материалистическое понимание феодализма как особой социально-экономической формации, существовавшей на протяжении столетий у многих народов мира. Они противопоставили такое понимание феодализма его трактовке как политической и правовой системы и выяснили социальную природу этого строя, закономерности его возникновения, развития и гибели, дали развернутую характеристику его основных черт. В своих работах («Немецкая идеология», «Манифест Коммунистической партии», «Капитал», «Анти-Дюринг» и др.) К. Маркс и Ф. Энгельс дали глубокую характеристику феодального способа производства. Научная теория феодализма и ее важнейшая составная часть — учение о феодальной ренте — позднее были развиты и обогащены в трудах В. И. Ленина («К характеристике экономического романтизма», «Развитие капитализма в России», «Аграрный вопрос в России к концу XIX века», «О государстве» и др.).

После того как было выдвинуто новое, марксистское понимание феодализма, буржуазная историография уже больше не могла полностью оставаться на старых позициях. Буржуазные ученые в поисках эффективных способов борьбы с растущим влиянием идей исторического материализма пытались дать более глубокие, со­ответствующие, по их мнению, новому уровню развития науки, определения феодализма, которые они могли бы противопоставить марксистскому. Эти поиски отражали также и общие сдвиги, происходившие в середине и второй половине XIX в. в буржуазной исторической науке, в частности ее возросший интерес к экономической и социальной проблематике в условиях быстро развивающегося капитализма. Все эти обстоятельства толкали буржуазных ученых к выявлению социально-экономических признаков феодализма. Такую тенденцию обнаружили уже немецкие буржуазно-либеральные историки 40—70-х годов Г. Л. Маурер, Г. Вайц, П. Рот, О. Гирке и др. Правда, все они в своих попытках определения феодализма были также близки к Гизо. Но именно они впервые на богатом конкретном материале показали, что политико-правовые признаки феодализма имеют своим основанием крупную земельную собственность, сложившуюся за счет постепенной утери ранее свободными общинниками собственности на их наделы и обрабатываемую трудом зависимых людей, в которых постепенно превратились эти первоначально свободные земледельцы. Поэтому Г. Маурер, например, связывал утверждение феодализма с вотчинным строем. Г. Вайц и П. Рот, хотя и понимали процесс феодализации как утверждение бенефициальной, позднее военно-ленной системы, также видели его материальную основу в утере свободными общинниками своей земли и свободы.

   Еще дальше в этом направлении пошли многие историки позитивистского толка, полагавшие, что на развитие общества наряду с факторами духовными и политико-правовыми воздействуют и материальные: географическая среда, движение народонаселения, экономические отношения. Последним позитивистские ученые, особенно примыкавшие к так называемому историко-экономическому направлению, придавали нередко весьма значительное, а в некоторых конкретных исследованиях иногда даже первостепенное значение. Поэтому, не­смотря на буржуазную ограниченность и общую антимарксистскую направленность позитивистской методологии истории, ее плюрализм (многофакторный подход к истории, основанный на исходном идеализме), агностицизм, эволюционизм, ученые, примыкавшие к историко-экономическому направлению ближе, чем все их предшественники, подошли к социально-экономической трактовке феодализма.

   Значительные заслуги в этом принадлежат так называемой «классической вотчинной теории», широко распространенной в европейской медиевистике последней трети XIX в. Ее создатели и последователи — К. Инама-Штернегг, К. Лампрехт, К. Бюхер и многие другие — в Германии; Н.-Д. Фюстель де Куланж, Е. Глассон, А. Сэ и др. — во Франции; Т. Роджерс, В. Кеннингем, Ф. Сибом и др. — в Англии; М. М. Ковалевский, П. Г. Виноградов, Н. И. Кареев, Д. М. Петрушевский, А. Н. Савин и др. — в России — при всех различиях в их взглядах сходились в одном. Все они считали, что экономический фундамент феодального строя и его основную ячейку составляла крупная вотчина, основанная на барщинном труде крепостных крестьян, сидевших на чужой, помещичьей земле, в которой господствовало натуральное хозяйство. Тем самым они характеризовали феодализм не только политико-юридическими, но и социально-экономическими признаками: господством крупного землевладения, натурального хозяйства, барщинной системы, крепостничества.

   Такое понимание феодализма, однако, оставалось весьма далеким от подлинно научного, материалистического. Будучи эклектиками и плюралистами, сторонники «классической вотчинной теории» пытались совместить свое понимание феодализма с традиционным, политико-юридическим, что достигалось разными способами. Чаще всего историки этого толка (например, Фюстель де Куланж, Е. Глассон, П. Виолле, А. Сэ — во Франции, Т. Роджерс, Ф. Сибом — в Англии и многие другие ученые) отличали феодализм «в собственном смысле слова» от его экономических предпосылок. Первый они определяли как вассально-ленную систему; вотчинный же, или сеньориальный (в Англии —«манориальный»), строй, крестьянско-сеньориальные отношения, а также натуральное хозяйство они выводили за рамки собственно феодализма, рассматривая его в качестве экономического фона последнего, развивавшегося параллельно этому политико-правовому строю.

   Другие историки — позитивисты — включали социально-экономические признаки в характеристику феодализма, но трактовали этот строй как совокупность равноправных факторов: политического, социального, экономического, — не отводя определяющего места ни одному из них. Так смотрели на феодализм К. Лампрехт, М. М. Ковалевский, П. Г. Виноградов, Н. И. Кареев и некоторые другие. Формулировку Гизо они относили только к политической стороне феодализма; социально-экономическую же сторону они видели в господстве натурального хозяйства и вотчинного строя. Дальнейшим развитием этой концепции феодализма стала в конце XIX — начале XX в. теория «двух феодализмов» — «политического» и «социального» (ее придерживались Д. М. Петрушевский, А. Н. Савин, американский медиевист Дж. Б. Адаме и некоторые другие).

Уязвимой стороной всех позитивистских решений проблемы феодализма было прежде всего то, что выдвигавшие их историки не могли и не хотели признать определяющей роли социально-экономической основы феодального строя — господствующих отношений собственности. Каждый раз, когда они пытались объяснить возникновение этого строя, они отступали даже от теории «равноправных факторов», отдавая предпочтение роли государства, или социально-психологическому фактору. Наиболее распространенным и среди сторонников вотчинной теории был взгляд, согласно которому главным источником возникновения феодального строя явилась не эволюция отношений собственности и социальной структуры общества, а необходимость для стоящего над обществом, как они считали, государства организовать военные силы страны в условиях натурального хозяйства. Для этого государство вынуждено было создать военно-ленную систему, обеспечив ее функционирование с помощью вотчинного строя. В такой трактовке и сам вотчинный строй выступал в идеализированном виде: вотчина рисовалась как орган классовой гармонии между связанными якобы общими экономическими интересами феодалами и крестьянами. По мнению большинства буржуазных ученых, оба эти класса в равной мере обслуживали государство: феодалы — в качестве военной силы, крестьяне — своим земледельческим трудом.

   Таким образом, сторонники классической вотчинной теории игнорировали главное социальное назначение вотчины — организацию эксплуатации крестьянства, выдвигая на первый план ее чисто хозяйственные функции. Причем вотчине необоснованно приписывалась роль единственного носителя и организатора технического и социального прогресса в феодальном обществе, особенно в раннее средневековье.

   Но даже эти робкие и непоследовательные попытки расширить прежнее понимание феодализма вызывали протест со стороны значительной части буржуазных медиевистов. В 80-е годы XIX в. традиционная политико-юридическая его трактовка была модифицирована французским историком Ж. Флакком, предложившим понимать феодализм как систему личных связей. Флакк считал, что, хотя в период своего расцвета — в XII—XIII вв. — феодализм представлял собой правовую систему, основанную на «фьедном контракте», т. е. на условных пожалованиях земли, источником этой системы и подлинной ее основой были не поземельные, а личные отношения «верности» и «покровительства» между сеньорами и вассалами. Эти личные отношения, по мнению Флакка, возникали вне всякой связи с земельными пожалованиями, но в силу присущих людям потребности в защите и чувства любви к близким — семье, товарищам, сеньору и ненависти к чужакам. К одной и той же сфере «личных связей» Флакк относил и вассальные связи между феодалами и крестьянско-сеньориальные отношения. Лишь позднее эти личные связи стали дополняться поземельными, которые постепенно, в XII—XIII вв. стали определяющими в феодальном обществе. Такая идеалистическая и слабо аргументированная источниками социально-психологическая трактовка феодализма была направлена прежде всего против материалистического его истолкования, но отчасти и против буржуазной вотчинной теории.

   Наступление на нее и на выдвинутое ею понимание феодализма резко усилилось на рубеже XIX и XX вв., что было связано с переходом европейской буржуазии в период империализма на открыто реакционные идейно-политические позиции и следствием этого — началом общего кризиса буржуазной историографии. Последний проявился в отрицании закономерностей исторического процесса и самой идеи исторического прогресса, в отказе считать результаты исторического познания отражением исторической действительности и т. д. Кризис буржуазной историографии неотделим от тщетных попыток реакционных историков опровергнуть материалистическое понимание истории, в особенности идею о решающей роли народных масс, классовой борьбы и революций в истории.

   Выражением кризиса буржуазной исторической мысли было появление в медиевистике так называемого критического направления. Оно возникло в Германии, но затем распространилось в других европейских странах. Его представители, открыто выступая против исторического материализма, обвинили историков позитивистского толка в «пособничестве» материализму и марксизму и потребовали пересмотра всех выдвинутых позитивистами представлений и концепций. Сторонники «критического» направления стремились всемерно умалить значение экономического и социального факторов в истории, утверждали примат государства, политики и права в ее развитии. Они вновь стали трактовать феодализм как чисто политическую систему, отвергая даже его определение как вассально-ленного строя. Основатель «критического» направления в Германии Г. фон Белов, а позднее один из виднейших его представителей — австрийский медиевист А. Допш считали феодализм «системой управления», главную, характерную черту которой видели в «отчуждении верховной власти» представителями «местных властей», т. е. в политической раздробленности. Эта феодальная система управления не связывалась ими ни с какими экономическими предпосылками: ни с вотчинным строем, ни с натуральным хозяйством. Господство последних в средние века они вообще отрицали. А. Допш, идя еще дальше, вообще считал вотчину предприятием «капиталистического типа». По его схеме выходило, что в средние века «феодализм» как политическая система сочетался с «вотчинным капитализмом» в качестве экономической основы общества.

  В 20-е годы к этой точке зрения присоединился Д. М. Петрушевский, отказавшись даже от теории «двух феодализмов». Многие историки «критического» направления, например известный английский медиевист Ф. Мэтланд, вернулись к определению феодализма как правовой системы, основанной на условном землевладении и вассалитете.

   В первые десятилетия XX в. лишь немногие буржуазные медиевисты сохраняли традиции более комплексного понимания сложного и многостороннего подхода к феодализму. Так, известный бельгийский медиевист Анри Пиренн (1862—1935) продолжал придерживаться концепции, близкой к теории «двух феодализмов», и критиковал с этих позиций Допша. Не принимал чисто политического понимания феодализма и выдающийся французский медиевист Марк Блок (1886—1944). Еще в 20-е годы он решительно выступил против концепции А. Допша. В 1929 г. Блок стал одним из основателей журнала «Анналы экономической и социальной истории», вокруг которого сложилась одна из наиболее плодотворных школ в современной буржуазной медиевистике.

   В своих работах 30-х — начала 40-х годов М. Блок продолжал развивать традиции многопланового изображения и понимания феодального строя, наметившиеся еще у отдельных представителей позитивистской медиевистики. Он мыслил феодализм как единый общественный строй, определяемый условиями существования данного общества. Социальные признаки этого строя он видел не только в вассальных связях внутри класса феодалов или политической структуре, но и в крестьянско-сеньориальных отношениях, которые, как и вотчинный строй в целом, считал неотъемлемым, органическим элементом феодализма. Однако, оставаясь на плюралистических методологических позициях, М. Блок был непоследователен и противоречив в развитии этой точки зрения. Он утверждал, в частности, что вотчина, или «сеньория», во Франции и других западноевропейских странах возникла задолго до феодализма «в собственном смысле слова», имея в виду систему ленного права. Иными словами, М. Блок, критиковавший позитивистских историков за их факторный подход, сам, по сути

   дела, возвращался к эклектической теории двух феодализмов. Другое противоречие его взглядов проявлялось в том, что, отводя в определении феодального строя столь большую роль крестьянско-сеньориальным отношениям, Блок отрицал их решающее для всей структуры общества значение. Решающим же фактором, определявшим, в конечном счете, все стороны феодального строя, он, подобно Ж. Флакку, считал систему личных связей всеобщей зависимости и покровительства, в которой видел выражение социально-психологических мотивов и представлений, порожденных примитивностью жизненного уклада, быта и мышления эпохи раннего средневековья. Поэтому, хотя М. Блок сделал очень много для изучения и понимания целостной картины развития феодального общества во Франции и вообще в Западной Европе, его концепция феодализма в целом оставалась противоречивой и эклектичной.

   В современной буржуазной медиевистике нет единого понимания сущности феодализма. Подавляющее большинство ученых придерживаются традиционной политико-юридической трактовки этого термина. Часть из них смотрят на феодализм крайне узко, как на вассально-ленную систему или даже только специфическую военную организацию, возникновение и функционирование которой объясняется исключительно потребностями военной защиты и не связано с развитием вотчины и даже государства. Наиболее типичны в этом плане взгляды Ф. Гансхофа (Бельгия), Ф. Стентона (Англия), К. Стефенсона,Р. С. Хойта, К. В. Холлистера (США). Феодализм они считают специфически западноевропейским явлением. Другая группа историков, видящих в феодализме политико-правовой институт, хотя такжесчитает вассально-ленные связи главной характерной чертой феодаль­ного общества, трактует, однако, это понятие в духе «критического»направления, как форму государства. По мнению этих ученых, такая форма управления возникала в разное время у разных народов в результате военного завоевания или захвата власти узкой общественной группой в переходные периоды распада старых политических и экономических систем.

   Феодализм, таким образом, рассматривается как временное средство оздоровления прогнившей системы, функционирующее, пока не сложится новая, более совершенная система. Феодализм для них — это не закономерный и прогрессивный этап в развитии общества, а лишь случайный результат политического развития. Наиболее отчетливо эта концепция выразилась в сборнике статей американских медиевистов «Феодализм в истории», изданном в 1956 г. под ред. Р. Кулборна. Близки к ней в своем большинстве и западногерманские историки, которые, однако, вносят в нее свои нюансы. Так, Г. Миттайс видит в феодализме «ленное государство», основанное на «ленном праве», социально никак не обусловленное и складывающееся там, где возникает потребность «политически организовать» обширное пространство при отсутствии развитых экономических связей. Разделяющий эту точку зрения О. Бруннер особенно настойчиво подчеркивает, что могущество господствующего класса в «ленном государстве» целиком вытекало из политических функций его представителей и никак не было связано с их богатством, в том числе земельным. Сторонники такой государственно-правовой концепции феодализма допускают существование последнего не только в Западной Европе, но и в других регионах мира и даже пытаются рассматривать его в сравнительно историческом или типологическом плане (например, в упоминавшемся сборнике «Феодализм в истории»). Однако все они не считают феодализм обязательной всемирно-исторической стадией в развитии человечества.

Наряду с разными вариантами политико-юридической трактовки феодализма в современной буржуазной историографии существует и более широкое его понимание. Его продолжают развивать последователи М. Блока, историки школы «Анналов», преимущественно во Франции и Бельгии. Все они (например, Р. Бутрюш, Ш. Перрен, Ж. Дюби и др.) придают большое значение крупному землевладению, сеньории и крестьянско-сеньориальным отношениям в функционировании феодализма как единой системы. Это дает им возможность вести плодотворные исследования, в том числе и сравнительно-исторического характера, в области аграрной и социальной истории средневековья. Некоторые из них считают феодализм «универсальным строем», фазой общественного развития если не всех, то многих народов. Но при всем том ученые этой школы, как и М. Блок, отрывают во времени процесс складывания феодализма как ленной системы от формирования сеньориального строя, которое уводят в седую древность. Некоторые из них, например Р. Бутрюш, вообще разделяют понятие «феодализм» (под которым понимают вассально-ленную систему) и «сеньориальный режим», как это делали в свое время сторонники теории двух феодализмов. Ж. Дюби идет еще дальше. Под феодализмом как таковым он понимает политическую и идеологическую систему, основанную на господстве класса феодалов, которое вытекает не из их экономического богатства и могущества, не из их положения крупных землевладельцев, а из политических функций, переданных им государством в процессе отчуждения государственного суверенитета. Выросшие на этой политической почве идеи и представления о личной верности и покровительстве, считает Дюби, формируют социальную и экономическую структуру феодального общества — сеньориальный строй. Таким образом, Ж. Дюби, в конечном счете, также тяготеет к трактовке феодализма как политической системы. Отрывая феодализм от «сеньориализма», он выдвигает на первый план значение личных связей в происхождении последнего.

   При всем видимом разнообразии взглядов о природе и сущности феодализма, бытующих в современной буржуазной историографии, ей свойственны и некоторые общие черты. Это прежде всего нежелание признать определяющую роль экономической и социальной основы в понимании сущности феодального строя. Ей отводится роль или второстепенного, производного, или в лучшем случае равноправного элемента в этом строе. В противовес этому подчеркивается большое, а в конечном счете решающее значение политической и правовой структуры феодального общества. В современной буржуазной медиевистике все более усиливается тенденция (восходящая, впрочем, еще к концу XIX — началу XX в.), акцентирующая внимание на специфическом социально-психологическом настрое людей средневековья. Феодализм все чаще трактуется как система «личностных», договорных связей (внутри класса феодалов, а также между феодалами и крестьянами), которые и определяют якобы всю экономическую социальную и политическую жизнь общества при этом строе.

   Советская медиевистика, стоящая па позициях исторического материализма, вкладывает в понятие феодализма иное содержание, отличное от всех трактовок буржуазной историографии. Как было уже показано во введении, советские историки понимают феодализм как социально-экономическую формацию и считают определяющими те его черты, которые характеризуют лежащий в основе этой формации феодальный способ производства: преобладание аграрной и натурально-хозяйственной экономики, господство крупной земельной собственности в сочетании с мелким хозяйством наделенных землей, но лишенных права собственности на эту землю крестьян, эксплуатируемых крупными землевладельцами и находящихся в более или менее тяжелой личной поземельной зависимости от них.

   Советские медиевисты отмечают также такие важные признаки феодализма, как наличие вассально-ленной системы, значительную роль личных связей и частного права при этом строе, условный характер феодальной собственности и связь последней с политической властью, наконец, как следствие этого — политическую раздробленность на некоторых этапах истории феодализма.

   Однако в отличие от концепций буржуазных историков советские медиевисты считают политико-юридические признаки не главными и определяющими, а второстепенными. Источник всех этих явлений они видят в господстве феодальной собственности и в антагонистических отношениях, лежащих в основе всей экономической и социально-политической структуры феодализма. В частности, большая роль личных связей в ту эпоху, как считают советские ученые, в своем большинстве, была одним из проявлений того экономического факта, что непосредственные производители — крестьяне — сидели на земле феодала, но вели самостоятельное хозяйство, и принудить их к уплате ренты можно было только с помощью личного внеэкономического подчинения феодалу. Личные ate отношения внутри господствующего класса определялись условным характером феодальной земельной собственности, который вытекал из монопольного права феодалов на эту собственность. На этой почве сложилась и иерархическая структура класса землевладельцев, также вызванная потребностью сплочения этого класса перед лицом эксплуатируемого и враждебного феодалам крестьянства.

В политико-юридических признаках феодализма с точки зрения советских ученых неправильно видеть основу феодализма еще и потому, что не во всех странах и не во все периоды средневековья эти признаки были выражены одинаково четко, а следовательно, носили не всеобщий характер. Это, в первую очередь, относится к вассально-ленному строю, который даже в Западной Европе играл сколько-нибудь значительную роль только в XI—XIII вв., тогда как феодализм как социально-политическая система просуществовал еще много столетий. Так же обстоит дело и с политической раздробленностью, которая была характерна лишь для сравнительно короткого этапа в истории феодального общества: у большинства европейских народов уже в XIII—XV вв. феодальная раздробленность сменяется разными типами сословной, а позднее абсолютной монархии.

   Находя подлинную основу феодализма в характерных для этого строя экономических и социальных отношениях, советская медиевистика придает этому понятию всемирно-исторический характер, видит в феодализме закономерный прогрессивный этап в истории большинства народов мира на пути от рабовладельческого или первобытнообщинного строя к капиталистическому. Рассматривая феодализм как антагонистическую социально-экономическую формацию, советские историки иначе, чем буржуазные, трактуют и роль в ней феодальной вотчины.

   Создатели и виднейшие представители советской медиевистики — Е. А. Косминский, А. Д. Удальцов, Н. П. Грацианский, С. Д. Сказкин, А. И. Неусыхин своими исследованиями прочно утвердили марксистский взгляд на феодальную вотчину как по преимуществу социальную организацию, главной целью которой была наиболее эффективная эксплуатация крестьянства. В отличие от буржуазной вотчинной теории, изображающей феодальную вотчину как орган социальной гармонии, советские ученые раскрывают наличие в пей острых классовых конфликтов на всех этапах ее развития. При этом они подчеркивали, что прогресс в сельском хозяйстве при феодализме был связан, в первую очередь, не с вотчиной, а с крестьянским хозяйством, в котором раньше и быстрее развивались новые приемы земледелия, повышалась производительность труда. Признавая значительную роль вотчины как социальной организации в структуре феодального общества, советские медиевисты не считают, что ею исчерпывалась вся его социальная и хозяйственная жизнь. Большое внимание они уделяют развитию производительных сил в крестьянском хозяйстве, а также судьбам крестьянства, формам его эксплуатации, его антифеодальной борьбе на всех этапах истории феодализма.

   Признавая натурально-хозяйственные основы феодальной экономики, историки-марксисты не считают, однако, полное и повсеместное господство натурального хозяйства определяющим признаком феодального строя, как полагали некоторые буржуазные ученые. Советские медиевисты (Е. А. Косминский, С. Д. Сказкин, А. В. Конокотин и др.) в своих конкретных исследованиях убедительно показывают, что на определенном этапе развития феодального общества (с XI— XII вв. в Западной Европе), когда быстро растут города, торговля и товарно-денежные отношения становятся неотъемлемым органическим элементом экономической жизни и постепенно широко охватывают феодальную деревню. Товарно-денежные отношения вносят определенные изменения в социальную и хозяйственную жизнь феодального общества, в структуру вотчины, в положение крестьян и в их отношения с феодалами. Однако в отличие от многих буржуазных медиевистов советские ученые не отождествляют эти новые явления даже на том относительно высоком уровне, которого они достигают во второй период средневековья, с капитализмом, так как считают, что само по себе развитие товарно-денежных отношений не меняло природы феодального строя. Советские историки видят в развитии товарно-денежных отношений только одну из предпосылок разложения феодального способа производства и зарождения капиталистического уклада на последнем этапе развития феодальной формации.

История средних веков. В двух томах под общей редакцией С. Д. Сказкина. Том I. М., 1977.