Проливы, Босфор и Дарданеллы.

ПРОЛИВЫ, БОСФОР И ДАРДАНЕЛЛЫ. Обычно называемые (вместе с расположенным между ними Мраморным морем) «черноморскими проливами» или просто «проливами», - единственный путь сообщения между Чёрным и Средиземным морями; «вопрос о проливах» - одна из самых старых проблем международных отношений, сохраняющая и поныне свою актуальность.

Политическое содержание этой проблемы для черноморских держав по существу сводится к тому, чтобы обеспечить им надёжную связь со Средиземным морем и в то же время полностью оградить безопасность Чёрного моря. Нечерноморские державы рассматривают проблему проливов под противоположным углом зрения, добиваясь широкого доступа для своих вооружённых сил в Чёрное море и одновременно препятствуя выходу военных флотов черноморских стран в Средиземное море. Острота проблемы проливов проистекает из первостепенного стратегического и экономического значения проливов, обусловленного их географическими и исторически сложившимися особенностями. Во-первых, проливы очень узки (в Босфоре самое узкое место имеет около 600 м, в Дарданеллах - около 1300 м); поэтому их легко "запирать", т. е. не пропускать суда через проливы или же, пропустив одни суда, не пропускать других. Во-вторых, оба берега проливов принадлежат одному и тому же государству - Турции. В-третьих, и это самая важная особенность проливов, они соединяют открытое море (Средиземное) с закрытым (Чёрным), из которого нет другого выхода, кроме проливов; тем самым режим мореплавания в проливах затрагивает жизненные интересы всех черноморских держав, а не одной только Турции, ибо он автоматически предрешает порядок входа судов в Чёрное море и выхода их оттуда.

Осложнения в вопросе о проливах возникали всякий раз, когда делались попытки игнорировать интересы черноморских стран и ставить их и безопасность Чёрного моря в зависимость от односторонних действий державы, владеющей берегами проливов. Подобного рода попытки становились всё менее успешными по мере экономического и политического развития крупнейшего черноморского государства - России. Они лишь подчёркивали резкую противоречивость между ростом по объёму и значению русских интересов на Чёрном море, с одной стороны, и параллельно происходившим процессом упадка и ослабления Оттоманской империи - с другой. Положение ухудшилось, когда султанская Турция, утратив сперва внешнеполитическую, а затем и внутриполитическую самостоятельность, превратилась в полуколонию капиталистических держав. С этого времени роль Порты в вопросе о проливах снизилась до такой степени, что практически установление режима проливов перешло целиком к европейским "великим державам", из которых только Россия являлась черноморской страной. Западные державы и прежде всего Англия, претендовавшая на мировое морское господство, сделали вопрос о проливах орудием своей антирусской политики, стремясь ограничить свободу русского мореплавания в проливах и одновременно получить широкий доступ в Чёрное море, чтобы держать черноморское побережье России под постоянной военной угрозой. В экспансионистские планы Англии входил также захват зоны проливов и некоторых других областей Оттоманской империи, намеченных англичанами в качестве их доли «оттоманского наследства». В свою очередь правящие круги царской России подчинили вопрос о проливах стремлению к аннексии Константинополя и проливов, видя в этом единственный способ разрешения проблемы.

По всем этим причинам вопрос о проливах, как и более общий восточный вопрос (раздел Оттоманской империи, в особенности её европейских владений), безнадёжно запутался. Ещё в середине 19 века. Маркс отмечал, что дипломатия капиталистических держав не сможет удовлетворительно разрешить восточный вопрос. "Решение турецкой проблемы, как и многих других, - писал Маркс, - выпадет на долю европейской революции... Начиная с 1789 года революция охватывает все более обширную область, ее границы расширяются все дальше. Ее последними пограничными столбами были Варшава, Дебрецин, Бухарест, крайними пределами ближайшей революции должны быть Петербург и Константинополь". И действительно, после Великой Октябрьской социалистической революции был ликвидирован восточный вопрос как проблема раздела «оттоманского наследства». Однако вопрос о проливах остался нерешённым. Его урегулированию воспрепятствовали империалистические державы во главе с Англией, использовавшие его в своей борьбе против Советской России. Одно время казалось, что кемалистская Турция, успешно отразившая при поддержке Советской России империалистическую интервенцию, будет содействовать достижению приемлемого для черноморских стран соглашения о проливах. Однако низкий уровень социально-экономического развития Турции и слабость турецкого пролетариата предопределили верхушечный и половинчатый характер турецкой буржуазно-национальной революции. Как указывает И. В. Сталин, эта революция "есть верхушечная революция национальной торговой буржуазии, возникшая в борьбе с чужеземными империалистами и направленная в своём дальнейшем развитии, по сути дела, против крестьян и рабочих, против самих возможностей аграрной революции".

Хотя буржуазная Турция во многом отличалась от феодально-клерикальной Оттоманской империи, она не стала демократической страной. Утвердившийся в Турции открыто реакционный режим поставил Турцию в прямую зависимость от империализма. В годы второй мировой войны Турция докатилась до позора пособничества фашистским агрессорам, а после войны оказалась в прямом подчинении у англо-американских империалистов.

В итоге вопрос о проливах даже в новейшее время не получил удовлетворительного разрешения, продолжая обременять советско-турецкие отношения и препятствуя стабилизации мира на Ближнем Востоке.

История борьбы за проливы насчитывает много столетий. Ещё Восточно-Римская империя (Византия) ставила плавание в проливах и в Чёрном море в зависимость от своего усмотрения. Завоевание турками Константинополя (1453) и затем всего побережья Чёрного моря подчинило проход судов через проливы произволу турецких властей. Препятствия, чинившиеся турками как сообщению между Средиземным и Чёрным морями, так и особенно торговле между Европой и Азией, побудили западноевропейские страны к поискам новых путей на Восток, и великое географическое открытие конца 15 века - установление морского пути вокруг мыса Доброй Надежды - явилось своего рода обходом фланга Оттоманской империи. Блистательная Порта время от времени пропускала иностранные суда через проливы и выдавала то одному, то другому государству фирманы на право торговли с черноморскими областями (в 17 веке таким правом пользовались голландцы и англичане). Но эти фирманы могли быть в любой момент аннулированы, и они действительно аннулировались Портой, если она находила это для себя выгодным. Происходившие на этой почве трения приводили ряд держав к конфликтам с Турцией, иногда принимавшим весьма острый характер. Тем не менее вопрос о проливах тогда ещё не имел значения международной проблемы в современном понятии этого термина. На берегах Чёрного моря не существовало никакой иной державы, кроме Турции, и путь через проливы вёл только к турецким, а не к чьим-либо иным владениям, т. е. во внутреннее турецкое море. Ввиду этого и вопрос о проливах, входящий в компетенцию именно черноморских и только черноморских стран, надлежало тогда считать внутренним делом единственной в то время черноморской державы - Турции.

Обстановка в корне изменилась во второй половине 17 века, когда Россия стала возвращаться на свои исконные земли на берегах Азовского и Чёрного морей, от которых она была оттеснена в предыдущие века. В 1696 году Пётр I взял Азов и в том же году издал указ о постройке русского флота, поставив в порядок дня вопрос о плавании русских судов в Чёрном море и в проливы. С этого времени вопрос о проливах вышел за рамки внутренней турецкой политики и, поскольку на Чёрном море появилась кроме Турции вторая держава - Россия, приобрёл международный характер.

С этой точки зрения история вопроса о проливах как международной проблемы начинается на рубеже 17 и 18 веков. В ней можно различить следующие три периода: 1) с конца 17 века, когда Россией было впервые выдвинуто требование об открытии проливов для русских судов, и до 40-х годов 19 века, когда была установлена международная регламентация режима проливов; 2) с 40-х годов 19 века и до окончания первой мировой войны - период, в течение которого вопрос о проливах, являясь частью восточного вопроса, был целиком подчинён империалистическим интересам "великих держав", а режим проливов регулировался многосторонними соглашениями; 3) с момента Великой Октябрьской социалистической революции в России - ещё не завершённый период, на протяжении которого Советское правительство неуклонно добивалось и добивается справедливого решения вопроса о проливах путём соглашения черноморских стран на основе равноправия и при полном обеспечении их интересов и безопасности Чёрного моря.

В первый период вопрос о проливах разрешался преимущественно двусторонними русско-турецкими соглашениями без участия нечерноморских держав. России пришлось приложить большие усилия и затратить долгие десятилетия на то, чтобы, сломив сопротивление Турции, добиться открытия Чёрного моря и проливов сперва для торговых, а затем и для своих военных судов.

В 1698 году Прокофий Возницын (...) пытался договориться по этому поводу с турецкими представителями на Карловицком конгрессе (...), но получил категорический отказ. Его попытку продолжил Емельян Украинцев (см.) при заключении Константинопольского мирного договора 1700 года (...). Пользуясь поддержкой враждебных России держав, Порта продолжала упорствовать. При заключении Белградских мирных договоров 1739 года (...) ей снова удалось с помощью французского посла Вильнёва, выступившего в качестве посредника, отклонить требования России об открытии Чёрного моря для русского судоходства. Только решительный успех России в войне 1768-1774 годов заставил Турцию признать давно совершившийся факт превращения Чёрного моря из внутреннего турецкого в русско-турецкое море и согласиться на открытие как Чёрного моря, так и проливов для русского торгового мореплавания (см. Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 года).

Получив по Кючук-Кайнарджийскому договору право прохода через проливы и плавания в Чёрном море для своих собственных торговых судов, Россия вслед за тем добилась такого же права и для торговых судов других государств. Это нашло отражение в ряде русско-турецких договоров и соглашений, причём Порта в то время недвусмысленно признавала, что Россия вправе контролировать выполнение Турцией обязательства о свободном пропуске торговых судов через проливы. Наиболее показательным в этом отношении был Адрианопольский мирный договор 1829 года (...). Возложив на Турцию обязательство не препятствовать проходу через проливы русских торговых судов, а равно и торговых судов других государств, "с коими Оттоманская империя не состоит в объявленной войне", договор далее гласил: "...И если (от чего боже сохрани) какое-либо из содержащихся в сей статье постановлений будет нарушено и на представление о сем российского министра не последует совершенного и скорого удовлетворения, то Блистательная Порта предварительно признает, что императорский российский двор имеет право принять таковое нарушение за неприязненное действие и немедленно поступить в отношении к империи Оттоманской по праву возмездий".

Кючук-Кайнарджийский и Адрианопольский договоры окончательно разрешили одну часть проблемы проливов - открытие их для торгового мореплавания всех стран. Затруднения в этом вопросе происходили и в дальнейшем: турецкие власти нарушали свободу прохода, облагали транзитные суда чрезмерными сборами, создавали придирки в области санитарного контроля и т. п. Однако самый принцип свободы торгового мореплавания в проливах был прочно утверждён, и его уже никто не оспаривал.

Гораздо более сложным делом было урегулирование вопроса о проходе военных кораблей через проливы. Здесь России приходилось заботиться не только об открытии проливов для русских военных кораблей, но и об обеспечении безопасности Чёрного моря от возможной агрессии со стороны нечерноморских держав, стало быть, о том, чтобы иностранные военные суда не проникали в Чёрное море.

Взгляд русской дипломатии на Чёрное море, как на закрытое для военных флотов нечерноморских держав, был чётко сформулирован А. Р. Воронцовым в самом начале его канцлерства, в 1802 году. Предлагая русскому послу в Константинополе А. Я. Италийскому настаивать на отклонении Портой требования Талейрана о допуске французских военных кораблей в Чёрное море "для защиты торговли от корсаров" (которых, кстати сказать, никогда в этом море и не было), Воронцов указывал: "Чёрное море иначе почитать не должно как озером или морем запертым, в которое и входу иного нет, как чрез канал (т. е. проливы - Ред.), и владение коего принадлежит только тем державам, кои берегами своими оное окружают".

В то время и Турция признавала необходимость, открывая проливы для русских военных кораблей, не допускать прохода военных кораблей других держав. Россия получила право проводить свои военные корабли через проливы по русско-турецкому союзному договору 1799 года (...). Это право подтверждалось ст. 4 русско-турецкого союзного договора 1805 года (...), в который было кроме того включено следующее важное постановление, утверждавшее принцип закрытия Чёрного моря для военных кораблей нечерноморских стран: "Договаривающиеся стороны согласились считать Чёрное море закрытым и не разрешать появления там никакого военного корабля или вооружённого судна любой (третьей - Ред.) державы; в том случае, если какая-либо из этих держав попытается явиться туда с вооружёнными силами, высокие договаривающиеся стороны обязуются рассматривать подобную попытку как повод к войне и воспротивиться ей всеми своими морскими силами, признавая в том единственное средство для обеспечения своей взаимной безопасности" (ст. 7, секретная). По существу это постановление означало, что Россия и Турция в принципе договорились о совместной русско-турецкой обороне Чёрного моря от вторжения военно-морских сил нечерноморских стран через проливы.

Определённый двусторонними русско-турецкими договорами режим проливов в общем отвечал интересам обеих черноморских держав - России и Турции, но говоря о том, что самый союз с Россией ограждал Турцию от внешних, а в значительной степени и от внутренних потрясений. Но внешняя политика Турции уже не была самостоятельной. Подвергаясь воздействию то одной, то другой державы, Порта постепенно превращалась в безвольное орудие международной политической игры. Усилия посла Наполеона ген. Себастиани привели в 1806 году к нарушению Турцией союзного договора и других соглашений с Россией, повлекшему за собой шестилетнюю русско-турецкую войну (см. Бухарестский мирный договор 1812 года). В то же время Англия, являвшаяся тогда союзницей России, попыталась воспользоваться случаем, чтобы решить в свою пользу вопрос о проливах. Прорыв эскадры адмирала Декворта через Дарданеллы в 1807 году завершился плачевным отступлением, однако англо-турецкий договор 1809 года (...) принёс Англии осязательное преимущество, приобщив её к регламентации режима проливов и фиксировав впервые "древнее правило Оттоманской империи" о воспрещении допуска в проливы военных кораблей любой иностранной державы, не исключая и России.

Этот так называемый Дарданельский договор 1809 года был первым соглашением по вопросу о проходе военных кораблей через проливы, заключённым Турцией с нечерноморской державой. Его значение было вначале невелико, и "древнее правило Оттоманской империи" не помешало Турции ещё четверть века договариваться о режиме проливов непосредственно с Россией. Наиболее важным среди двусторонних русско-турецких соглашений этого периода был Ункяр-Искелесийский договор 1833 года (...), согласно которому Турция обязалась по требованию России закрывать Дарданеллы для прохода иностранных военных кораблей. Он вызвал бурю негодования со стороны соперников России. Англия и Франция направили русскому правительству ноты протеста, в которых угрожали, что будут считать Ункяр-Искелесийский договор "как бы несуществующим". В ответной ноте русское министерство иностранных дел отклонило протест, указав, что оно будет считать английскую и французскую ноты "как бы несуществующими". Попытка запугать Россию и Турцию посылкой англо-французской эскадры к проливам также не имела успеха.

Тем не менее Ункяр-Искелесийский договор оказался недолговечным. Николай I считал важнейшей задачей своей внешней политики борьбу против "революционной заразы" в Европе и прежде всего против ненавистного ему "короля баррикад" Луи Филиппа. Подчиняя этой основной цели все прочие внешнеполитические интересы России, он был готов пойти на уступки по различным другим вопросам, в т. ч. по вопросу о Турции и о проливах, лишь бы изолировать Францию и образовать против неё общеевропейский блок. Уже осенью 1833 года была подписана австро-русская Мюнхенгрецкая конвенция (см.), ограничившая свободу действий России на Ближнем Востоке, а в 1839 году Николай I окончательно отказался от выгод Ункяр-Искелесийского договора, чтобы этой ценой получить согласие Англии на совместное выступление держав против египетского паши Мухаммеда Али (см.) и стоявшей за ним Франции. Заключённая на этой основе Лондонская конвенция 1840 года (...) действительно носила антифранцузский характер, но она в то же время возродила столь удобное для англичан "древнее правило Оттоманской империи", закрывавшее русским военным кораблям путь через проливы. Николай I был уверен, что Лондонская конвенция 1840 года является большим успехом его дипломатии, на самом же деле выиграл Пальмерстон, который уже давно говорил, что хотел бы "растворить" Ункяр-Искелесийский договор в "соглашении более общего характера".

С прекращением действия Ункяр-Искелесийского договора закончился период двусторонних русско-турецких соглашений о режиме проливов.

Второй период в истории вопроса о проливах открылся подписанием Лондонской конвенции 1841 года между "великими державами" (включая на этот раз Францию) и Турцией. В ней подтверждалось "древнее правило Оттоманской империи" о запрещении прохода каких бы то ни было иностранных военных кораблей через проливы, ставшее отныне как бы нормой международного права. Султан объявлял, что он "имеет твёрдое намерение на будущее время" соблюдать это "непреложно установленное начало", а остальные участники конвенции обещали "уважать это решение султана и сообразоваться с вышеизложенным началом" (ст. I).

Установленная Лондонской конвенцией 1841 года многосторонняя регламентация режима проливов лишила обе черноморские державы, т. е. и Турцию и Россию, принадлежавших им прав. Турция теперь не могла, если бы и хотела, нарушить в пользу России своё "древнее правило". Русский военный флот оказался запертым в Чёрном море. Запрещение же иностранным военным кораблям проходить в Чёрное море имело для России сомнительную ценность, т. к. оно предусматривалось лишь на мирное время и т. к. Турция с подписанием Лондонских конвенций 1840 и 1841 годов фактически (а отчасти и формально) перешла под опеку европейских держав, среди которых наибольшим влиянием на Порту пользовалась тогда Англия.

К тому же Англия мало считалась с ею же изобретённым "древним правилом Оттоманской империи". Так, в 1849 году с целью воздействия на Порту (которая в ела в это время переговоры с Россией по вопросу о выдаче венгерских эмигрантов), английская эскадра под командованием адмирала Паркера, вопреки постановлениям Лондонской конвенции 1841 года, вошла в Дарданеллы. Как впоследствии выяснилось, английский посол в Константинополе Стратфорд-Каннинг (...) намеревался с помощью английских военных кораблей и вне всякой зависимости от хода русско-турецких переговоров принудить Порту подписать с Англией союзный договор наподобие Ункяр-Искелесийского. Каннинг потерпел неудачу. Когда русский посол в Лондоне, заявив Пальмерстону протест против нарушения Англией конвенции 1841 года, многозначительно добавил: "На что имеет право Паркер, на то имеет право и Лазарев" (командующий русским черноморским флотом), - Пальмерстон сразу понял намёк и приказал Паркеру удалиться из Дарданелл. "Британская эскадра в Дарданеллах, - писал по этому поводу Пальмерстон Каннингу, - не произведёт серьёзного морального воздействия на Константинополь, а русская эскадра в Босфоре произведёт". Последующие события также свидетельствовали о том, что Англия признавала Лондонскую конвенцию обязательной для России, но не для себя. С возникновением в 1853 русско-турецкого конфликта Англия снова нарушила эту конвенцию, и соединённая англо-французская эскадра прошла через проливы в Чёрное море, положив начало Крымской войне.

Со своей стороны Николаи I взял курс на раздел Оттоманской империи. Вопрос о проливах был хотя и не единственным, но одним из наиболее важных побудительных мотивов, толкавших царское правительство на войну с Турцией. Русскому народу пришлось кровью и лишениями расплачиваться за реакционную политику и бездарную дипломатию царизма. Парижский конгресс 1856 года (...) возложил на Россию тяжёлые обязательства, среди которых наиболее тягостным и унизительным было постановление о так называемой «нейтрализации» Чёрного моря (ст. 11, 13 и 14), воспрещавшее России проведение каких бы то ни было мер для защиты её черноморского побережья. Сам по себе режим проливов остался прежним. Приложенная к Парижскому договору конвенция о проливах воспроизвела с незначительными лишь изменениями Лондонскую конвенцию 1841 года. Но теперь, в сочетании с "нейтрализацией" Чёрного моря, закрытие проливов для русских военных кораблей представляло ещё большую, чем прежде, угрозу безопасности России, не позволяя русскому правительству перевести в Чёрное море корабли из других морей, тогда как враждебные России западные державы могли в любой момент принудить подчинённую им Турцию к нарушению конвенции о проливах в их пользу.

В 1870 году русское правительство отменило статьи Парижского трактата о "нейтрализации" Чёрного моря (см. Горчакова циркуляры). Англия была вынуждена отступить в этом вопросе, и Лондонская конвенция 1871 года санкционировала восстановление суверенных прав России. Однако режим проливов был определён в этой конвенции (ст. 2 и 3) почти на той же основе, что и в 1841 году: по-прежнему проливы считались в мирное время закрытыми для прохода всех иностранных военных кораблей, в т. ч. и русских. Эта система была сохранена также Берлинским трактатом 1878 года (ст. 63).

Вплоть до первой мировой войны русская дипломатия тщетно пыталась изменить это невыгодное для России положение. Бывали случаи, например, в 1891 и 1894 годы, когда султан выдавал фирманы на проход русских военных кораблей через проливы (без вооружения и без вооружённой охраны), но Англия затрудняла получение таких разрешений, а в 1904 году даже устроила военно-морскую демонстрацию вблизи проливов, чтобы не допустить прохода русских военных судов из Чёрного моря в Средиземное. В результате во время русско-японской войны одна из лучших русских эскадр была заперта в Чёрном море международными трактатами под контролем союзницы Японии - Англии. Столь же неудачными, главным образом ввиду противодействия Англии, были и дальнейшие попытки России разрешить мирным путём вопрос о проливах: переговоры русского министра иностранных дел А. П. Извольского во время боснийского кризиса 1908-1909 годов (...) и так называемый «демарш Чарыкова» в 1911 году, предпринятый в связи с итало-турецкой войной. На представления русского правительства английская дипломатия неизменно отвечала, что считает момент для возбуждения вопроса о проливах "неудобным", или же предлагала в качестве альтернативы к принципу закрытия проливов для всех иностранных военных кораблей полное их открытие, но тоже для всех без исключения держав, что принесло бы России не улучшение, а резкое ухудшение режима проливов.

Международная опека над проливами была невыгодна и для Турции, нарушая её суверенитет и создавая опасное для неё обострение отношений с Россией. Но роль Турции в разрешении вопроса о проливах была ничтожной и жалкой. Французский журналист Рене Пинон писал по этому поводу: "Доверить ключ от дома, где заперт здоровый солдат, старому инвалиду, - это значит поставить сторожа перед наихудшими злоключениями или перед необходимостью звать на помощь; желающих помочь окажется много, но никто не захочет сделать это безвозмездно. Таким образом, не знаешь, кого жалеть: Россию ли, запертую в Чёрном море, или Турцию, запрещающую выход из него".

В годы, непосредственно предшествовавшие первой мировой войне, резко возросло германское влияние на Турцию. Прибывшая в конце 1913 года в Константинополь военная миссия Лимана фон Сандерса (...) учредила свой контроль над турецкой армией. Ряд других признаков также указывал на то, что Турция, а следовательно, и проливы переходят под господство Германии. Между тем Англия, всё ещё располагавшая (вместе с Францией) важными финансово-экономическими и дипломатическими рычагами воздействия на турецкое правительство, практически не препятствовала германскому проникновению в Турцию. Причиной такого "невмешательства" было стремление британской дипломатии заменить англо-русский антагонизм в вопросе о проливах германо-русским и этим усилить зависимость царской России от Англии. Той же причиной было вызвано попустительство английской средиземноморской эскадры по отношению к германским военным кораблям "Гебену" и "Бреслау", позволившее им проникнуть в начале августа 1914 года в проливы; этим же объяснялось всё последующее поведение британской дипломатии, облегчившее немцам и Энверу паше (см.) вовлечение Турции в первую мировую войну на стороне Германии (см. Германо-турецкий договор 1914 года). Когда же участие Турции в войне стало фактом, англичане первые начали делать царскому правительству многообещающие намёки относительно того, что Турция "не может более быть стражем проливов". В результате происшедших затем переговоров было подписано англо-франко-русское секретное соглашение 1915 года (...) о включении Константинополя и проливов, после победы союзников над Германией, в состав Российской империи. С точки зрения Англии и Франции это соглашение было призвано сохранить и усилить заинтересованность правящих кругов России в доведении войны с Германией до победного конца. Царское правительство пыталось также использовать это соглашение для борьбы против усилившихся в России антивоенных настроений и с этой целью огласило в 1916 году в Думе его основное содержание.

Реальная ценность этого соглашения для России была проблематична: союзники сопроводили его такими оговорками, которые сравнительно легко позволили бы им по окончании войны уклониться от выполнения данного России обещания. Кроме того, тотчас после подписания соглашения Англия по инициативе Черчилля (...) предприняла совместно с Францией так называемую дарданельскую экспедицию с целью захвата проливов и удержания их в своих руках. Даже С. Д. Сазонов (...), всемерно отстаивавший империалистический союз России с Англией и Францией, признал в своих "Воспоминаниях", что, когда английский и французский послы сообщили ему о решении их правительств предпринять дарданельскую экспедицию, ему "стоило труда скрыть от них неприятное впечатление", и он сказал им: "Помните, что вы предпринимаете эту экспедицию не по моей просьбе".

Третий период в истории вопроса о проливах открыла Великая Октябрьская социалистическая революция. Этот новый этап резко отличается от двух предшествующих прежде всего тем, что с появлением первого в мире социалистического государства радикально изменился характер внешней политики крупнейшей из черноморских держав - Советской России. Руководимая Лениным и Сталиным, внешняя политика Советской России поставила перед собой задачи, отвечающие не только общенациональным интересам Советской страны, но и коренным интересам народных масс всего мира (…). Поэтому и вопрос о проливах приобрёл новое значение. Отбросив захватнические планы царизма, советская дипломатия вместе с тем с гораздо большей твёрдостью и настойчивостью отстаивает интересы черноморских стран и принцип безопасности Чёрного моря. Но политика империалистических держав по-прежнему направлена на то, чтобы использовать проливы для осуществления их агрессивных планов.

В первое время после окончания войны 1914-1918 годов наибольшую активность в вопросе о проливах проявляла Англия. В начале ноября 1918 года, тотчас по подписании Мудросского перемирия (...), английский военно-морской флот вошёл в Дарданеллы и поставил под угрозу своих пушек Константинополь. В 1920 году Константинополь уже и формально был оккупирован державами Антанты во главе с Англией. Пользуясь своей властью над П., Антанта проводила вооружённую интервенцию против Советской России. Англия при посредстве греческой армии проводила также интервенцию против кемалистской Турции. Под давлением англичан бессильное султанское правительство подписало с Антантой Севрский мирный договор 1920 года (...), обрекавший Турцию на расчленение и закабаление. Вопрос о проливах разрешался Севрским договором исключительно в пользу Англии: проливы разоружались и открывались для военных кораблей всех держав; зона проливов передавалась во власть международной комиссии во главе с представителями Антанты; эта комиссия получала право содержать в проливах свои войска, полицию, иметь свой флаг и бюджет. Всё это должно было обусловить переход проливов под фактическое господство Англии, как самой сильной морской державы.

Надежды Англии на победу антисоветской интервенции не сбылись. Да и в Турции англичане встретили неожиданное для них препятствие - турецкое национально-освободительное движение, получившее поддержку от Советской России. Московский договор от 16. III 1921 года между РСФСР и Турцией (см. Советско-турецкие договоры) имел для турок решающее значение в их борьбе за независимость. Он заложил основу советско-турецкой дружбы, позволившей туркам отразить натиск интервентов и добиться отмены Севрского договора.

В Московском договоре 1921 года содержалось также постановление по вопросу о проливах. Оно гласило: "Дабы обеспечить открытие проливов и свободное прохождение через них для торговых сношений всех народов, обе договаривающиеся стороны соглашаются передать окончательную выработку международного статута Чёрного моря и проливов особой конференции из делегатов прибрежных стран, при условии, что вынесенные ею решения не нанесут ущерба полному суверенитету Турции, равно как и безопасности Турции и её столицы, Константинополя" (ст. V). Идентичные статьи были включены в Карсский договор 1921 года (ст. 9) и в украинско-турецкий договор 1922 (ст. 4).

Однако на Лозаннской конференции (...) вопрос о проливах рассматривался отнюдь не одними только черноморскими странами. Руководство конференцией захватили в свои руки державы Антанты во главе с Англией. Председателем комиссии, обсуждавшей вопрос о проливах, был лорд Керзон (...); в ней участвовала даже Япония, не имеющая никакого отношения к вопросу о проливах. Единственной делегацией, последовательно и до конца отстаивавшей интересы черноморских стран, была советская делегация. Турция же, хотя она пришла на Лозаннскую конференцию как победительница, проявила в вопросе о проливах поспешную и далеко идущую уступчивость по отношению к англичанам, надеясь получить за это от Англии поддержку по другим вопросам мирного договора. Податливость турок облегчила Керзону выполнение его задачи. Игнорируя справедливые требования советской делегации и опираясь на своих союзников и сателлитов, он вступил в закулисный сговор с турецкой делегацией, возглавлявшейся Исметом Инёню (...), и провёл свой проект конвенции о проливах.

Лозаннская конвенция, подписанная 24. VII 1923 года, установила режим проливов, лишь незначительно отличавшийся от принятого в Севре. Проливы разоружались и объявлялись открытыми для прохода любых военных кораблей, "каков бы ни был флаг", днём и ночью, без всякого разрешения и даже предупреждения турецких властей. Только комиссия, созданная Лозаннской конвенцией для наблюдения за выполнением правил прохода военных кораблей через проливы, не имела тех прав, которые предусматривались Севрским договором, и председателем её должен был быть не представитель держав Антанты, а представитель Турции; кроме того, Лозаннская конвенция содержала некоторые, по существу ничтожные, ограничения входа иностранных военных кораблей в Чёрное море.

Такой режим проливов ставил Чёрное море под угрозу агрессии. Поэтому Советский Союз не ратифицировал Лозаннской конвенции. Этот режим проливов был опасен и для Турции, но турецкое правительство подписало и утвердило конвенцию в ущерб интересам своей страны.

Скоро самим туркам стало ясно, какую угрозу представляет для них Лозаннская конвенция о проливах. С 1933 года, когда немецкие фашисты, захватив власть в Германии, создали очаг войны в Европе, а итальянские фашисты, усиленно вооружая расположенные близ Малой Азии о-ва Додеканеза, ввергли турок почти в панический страх, турецкая дипломатия начала зондировать почву о возможности ремилитаризации проливов. Некоторое время этот зондаж встречал упорное противодействие англичан, заявлявших, что они считают момент для пересмотра Лозаннской конвенции "неподходящим". Но в конце 1935 года, в связи с итало-эфиопской войной и проведением Лигой наций некоторых экономических санкций против Италии, Англия сама проявила заинтересованность в сближении с Турцией с целью использования её военно-морских баз. Британская дипломатия вовлекла Турцию в средиземноморское "джентльменское" соглашение о взаимной помощи и дала понять турецкому правительству, что на основе англо-турецкого сближения Турция может добиться изменения режима проливов.

В июне 1936 году в Монтрё открылась международная конференция по вопросу о проливах (см. Монтрё конференция). На ней турецкая делегация, так же как это было в Лозанне, но в ещё более опасной для интересов черноморских стран форме, отступила от принципов безопасности Чёрного моря и дружбы е СССР. Между турецкой и английской делегациями состоялся закулисный сговор, направленный на срыв советских предложений, касавшихся права черноморских стран проводить через проливы свои военные корабли. В конечном счёте туркам и англичанам ввиду решительного отпора СССР пришлось отказаться от большинства своих возражений, и подписанная 20. VII 1936 года новая конвенция о режиме проливов отражала многие из выдвинутых Советским Союзом требований. В ней признавалось особое положение черноморских государств по сравнению с нечерноморскими; ограничивался (тоннажем, классом и сроком пребывания в Чёрном море) допуск в проливы военных кораблей нечерноморских держав, а черноморским странам разрешалось проводить через проливы любые свои корабли; полностью воспрещался проход через проливы военных кораблей воюющих держав. Но и эта конвенция не обеспечила полностью интересов черноморских стран. Главным её недостатком, с точки зрения безопасности Чёрного моря, было то, что Турция могла фактически бесконтрольно толковать и применять конвенцию по своему единоличному усмотрению.

Столь широкие и исключительные права Турции были тем более опасны, что её военно-технические ресурсы и прочие объективные возможности не соответствовали задачам обороны проливов в условиях современной войны, а её растущая зависимость от империалистических, в т. ч. фашистских, держав заставляла сомневаться в решимости турецкого правительства дать отпор агрессорам в случае покушения на безопасность проливов и Чёрного моря.

Непригодность заключённой в Монтрё конвенции наглядно проявилась во время второй мировой войны. Турция оказывала всемерную помощь фашистским агрессорам (см. Германо-турецкий договор 1941). Её дипломатия (см. «Сараджоглу и Менеменджиоглу») вела откровенно враждебную линию против СССР. В частности это нашло своё отражение и в использовании проливов фашистскими державами во вред Советскому Союзу. Так, 9. VII 1941 года германское командование провело через проливы в Чёрное море немецкое сторожевое судно "Зеефальке", что явилось грубым нарушением конвенции о проливах и вызвало представление со стороны СССР турецкому правительству. В августе 1941 года турецкие власти дали разрешение на проход через проливы в Чёрное море итальянскому вспомогательному судну "Тарвизио", в связи с чем Советское правительство также сделало представление Турции. 4. XI 1942 года Советское правительство вновь обратило внимание турецкого правительства на то, что Германия намерена провести через проливы под видом торговых судов вспомогательные военные суда общим водоизмещением в 140 тыс. тонн, предназначенные для переброски военных сил и военных материалов стран оси в Чёрное море, и что проход этих судов будет явным нарушением конвенции, подписанной в Монтрё. В июне 1944 года Советское правительство заявило турецкому правительству протест против имевшего место в конце мая и в начале июня 1944 года пропуска через проливы из Чёрного моря в Эгейское немецких военных и военно-вспомогательных судов различного тоннажа типа "Эмс" (8 судов) и "Кригстранспорт" (5 судов), участвовавших в военно-морских операциях в Чёрном море. Помимо этого, турецкие власти неоднократно пропускали через проливы в 1942-1943 годы германские быстроходные баржи. Размеры угрозы, создавшейся для безопасности Чёрного моря, были таковы, что Советскому верховному главнокомандованию пришлось снять с главных направлений театра военных действий существенное количество вооружённых сил для обороны черноморского района.

В свете этих обстоятельств даже Англия и США были вынуждены признать неудовлетворительность конвенции, заключённой в Монтрё. На Потсдамской конференции 1945 года (...) правительства СССР, Англии и США согласились, что эта конвенция должна быть пересмотрена, как не отвечающая условиям настоящего времени, и что в качестве следующего шага данный вопрос будет темой непосредственных переговоров между каждой из трёх держав и турецким правительством.

В соответствии с решением Потсдамской конференции правительство СССР приступило к переговорам с Турцией. Нотой от 7. VIII 1946 оно предложило турецкому правительству положить в основу режима проливов следующие пять принципов: 1) проливы должны быть всегда открыты для прохода торговых судов всех стран; 2) проливы должны быть всегда открыты для прохода военных судов черноморских держав; 3) проход через проливы для военных судов нечерноморских держав не допускается, за исключением особо предусмотренных случаев; 4) установление режима проливов как единственного морского пути, ведущего из Чёрного моря и в Чёрное море, должно являться компетенцией Турции и других черноморских держав; 5) Турция и Советский Союз, как державы, наиболее заинтересованные и способные обеспечить свободу торгового мореплавания и безопасность в проливах, организуют совместными средствами оборону проливов для предотвращения использования проливов другими государствами во враждебных черноморским державам целях.

Советские предложения, полностью обоснованные уроками всей длительной истории вопроса о проливах, не были, однако, приняты Турцией. 24. IX 1946 Советское правительство направило турецкому правительству новую ноту по этому вопросу, в которой подвергло подробному разбору аргументы турецкого правительства и доказало их несостоятельность. Но и на этот раз турецкое правительство, под воздействием враждебных Советскому Союзу англо-американских империалистических кругов, отказалось содействовать справедливому разрешению вопроса о проливах.

Таким образом, вопрос о проливах, пройдя различные исторические фазы и изменив в значительной степени свою форму, а отчасти и содержание, всё же остаётся и в настоящее время неурегулированным. Само собой разумеется, его нельзя рассматривать изолированно от других проблем международной политики. Отношение той или иной державы к вопросу о проливах, как в прошлом, так и теперь, зависит от общего направления и характера политики данной державы. Империалистические державы преследуют в вопросе о проливах империалистические цели. Подчинившаяся англо-американскому империализму Турция выступает и в вопросе о проливах как пособник империалистов. Напротив, единственная в мире социалистическая великая держава - Советский Союз - добивается такого решения этой многовековой, но поныне актуальной проблемы, которое соответствовало бы интересам мира и безопасности народов.

Дипломатический словарь. Гл. ред. А. Я. Вышинский и С. А. Лозовский. М., 1948. 

Далее читайте по теме:

Оськин М.В. Черноморские проливы — перспектива для России.