Антрополатрия
АНТРОПОЛАТРИЯ (от греч. anthropos - человек и latreia - служение, услужение) - «возведение человека в предмет поклонения» (Зеньковский). По Франку, «антрополатрия - идолопоклонство перед человеком». Истоки антрополатрии - учения софистов, ряда философов Возрождения и другие представления, связанные с антропоцентризмом и идеологией земного, т. е. атеистического или почти атеистического, гуманизма. В истории философии встречаются также мотивы антрополатрии, сочетающейся с религиозным пониманием мира и человека. В русской философии элементы антрополатрии заметны у Герцена, Чернышевского, Писарева. Так, Писарев призывал к эмансипации человеческой личности от «разнообразных стеснений, которые на нее налагает робость собственной мысли, авторитет предания, стремление к общему идеалу и весь тог отживший хлам, который мешает живому человеку свободно дышать и развиваться во все стороны». Для Лаврова человек-источник природы, истории, собственного сознания; нравственный борец и преобразователь всего сущего. Антрополатрия Михайловского персоналистична: личность и ее судьба - святы и неприкосновенны, личность «никогда не должна быть принесена в жертву» и нужно всегда заботиться о ее торжестве. В борьбе за цельность и полноту человека он высказывался против дробления и уничижения личности «высшими индивидуальностями» - семьей, социальными группами, обществом.
Апофеоз человека заметен также в «Записках из подполья» Достоевского, видевшего не только бездны зла, но и добра в человеческой природе. Человек хочет, писал он, «по своей глупой воле пожить», и поэтому он может выбрать страдание, совершить глупый или плохой поступок, не внимая разуму, совести, пользе. «Все-то дело человеческое, кажется, действительно в том только и состоит, чтобы человек поминутно доказывал себе, что он - человек, а не штифтик». Нет ничего важнее для живого человека его «вольного и свободного хотения», своего, пусть даже и «дикого, каприза». Достоевский верил в необходимость проявления человеком своего «Я», своей души перед бездушными закономерностями природы, общества, науки, верил в «величайшую красоту человека, величайшую чистоту его», которые, однако, нужно суметь обратить на пользу человечеству.
Дух восхищения перед земным человеком и его делами, идея антрополатрии, отрицающая греховность и падшесть человека, опасность его обоготворения, были присущи А. М. Горькому: «Для меня нет другой идеи, кроме идеи человека: человек, и только человек, на мой взгляд, творец всех вещей. Это он творит чудеса, а в будущем он овладеет всеми силами природы. Все, что есть прекраснейшего в нашем мире, сотворено трудом и разумной рукой человека... Я склоняюсь перед человеком, потому что не ощущаю и не вижу на земле ничего, кроме воплощения его разума, его воображения, его изобретательного духа». Некоторые русские философы, например, К. Н. Леонтьев, в подобной антрополатрии не видели ни подлинного добра, ни подлинной правды. Мечтательное восхищение перед «идеей человека вообще» и стремление устроиться без Бога, учитывая «испорченность» человека, земной жизни и культуры, особенно современной, ведут, по мнению Леонтьева, к трагедиям отдельного человека и человечества. Русские религиозные экзистенциально мыслящие философы пытались сочетать антрополатрию и путь к Богу. Они утверждали величайшую ценность, уникальность, бесконечность и свободу отдельного человека, его души и жизни, его борьбы за творчество и спасение. Бердяев писал в «Смысле творчества» (1916): творческий акт есть самооправдание человека перед сущим, «есть самоценность, не знающая над совой внешнего суда». «Культ святости должен быть дополнен культом гениальности». Возрожденческая мощь звучит в словах Бердяева, говорящего о духе человека: «Бесконечный дух человека претендует на абсолютный, сверхприродный антропоцентризм, он сознает себя абсолютным центром не данной замкнутой планетной системы, а всего бытия, всех миров».
Антрополатрия Шестова относилась не к «разумному», социальному человеку, а к человек «живому», дерзновенному, отваживающемуся бороться за невозможное. Это предполагает «новое измерение мышления» («веру»), «безумную» устремленность к Богу. «Нет законов над человеком, - пишет Шестов в работе «На весах Иова» (1929). - Все для него: и закон и суббота. Он – мера всех вещей, он призван законодательствовать, как неограниченный монарх, и всякому положению вправе противопоставить... противоположное».
В. Л. Курабцев
Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе, доработанное и дополненное. Под общей редакцией М.А. Маслина. Сост. П.П. Апрышко, А.П. Поляков. – М., 2014, с. 28.
Литература:
Писарев Д. И. Избр. произв. Л., 1968; Достоевски Ф. М. Записки из подполья // Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 197 Т. 5; Бердяев П. А. Философия свободы. Смысл творчества. М 1989; Шестов Л. Соч.: В 2 т. М., 1993; Курабцев В. Л. Мир свободы и чудес Льва Шестова (Жизнь мыслителя, «странствования по душам», философия). М., 2005.