Идентичность (Чубарьян, 2014)
ИДЕНТИЧНОСТЬ. Согласно автору теории идентичности, последняя представляет собой «твердо усвоенный и личностно принимаемый образ себя во всем богатстве отношений личности к окружающему миру» (Э. Эриксон). Складывание идентичности происходит на протяжении всей жизни индивида, путем последовательных «я-синтезов» и перекристаллизаций. Основа психологической составляющей природы зрелой идентичности - ощущение тождества самому себе и непрерывности своего существования во времени и пространстве и осознание того, что твое тождество и непрерывность признаются окружающими людьми. Э. Эриксон выделяет три основных вида идентичности: позитивную, негативную и смешанную. Позитивная идентичность представляет собой внутренне непротиворечивую интериоризацию социокультурных нормативов окружающего мира, предполагающую психологическую уверенность в себе. При смешанной идентичности идентификации человека приходят в противоречие друг с другом. В период наступления кризиса в том или ином социуме, группе автоматизмы сознания (установки) начинают давать сбой, а новые еще не сформированы. Негативная идентичность формируется тогда, когда прежние установки не воспринимаются в качестве «собственных», что порождает внутренний дискомфорт в силу несоответствия реалиям жизни. Негативная идентичность при определенных благоприятных социально-исторических условиях может служить своеобразным инструментом, чтобы отбросить прежнюю идентичность и сформировать новую, позитивную.
Э. Эриксон первым определил и историческую обусловленность формирования и эволюции идентичности. «Каждая человеческая жизнь начинается на конкретной эволюционной стадии и конкретном уровне традиции, неся в свое окружение определенный запас форм поведения и энергии, которые используются для роста и врастания в социальный процесс. Каждое новое существование принимается в лоно жизненного стиля, выработанного и интегрированного традицией, и в то же время дезинтегрируемого, - и в этом также проявляется природа традиции...». Такова, по Эриксону, общая картина взаимосвязи идентичности человека и исторической динамики общества.
На ранних ступенях детства закладываются на бессознательном уровне первые установки доверия или недоверия к окружающему миру (базисное доверие), зависящие от отношения ближайшего окружения, и, в первую очередь, матери к ребенку. При этом идентичность каждого конкретного человека несет на себе печать «супер-эго» родителей, становится «проводником традиций и всех вечных ценностей, которые передавались этим путем от поколения к поколению». Принятие ценностей ближайшего окружения, группы зависит от возможности общества гарантировать относительную безболезненность этого процесса. Последний перестает быть таковым, когда в самом обществе наступает кризис «организованных ценностей» и «институциональных усилий» различных сообществ, направленных на то, чтобы «сохранить максимум свободной от конфликтов энергии во взаимно поддерживаемом равновесии». В другом месте Эриксон вносит методологически существенное уточнение в понимание кризиса идентичности: «Но каждый данный исторический период предлагает ограниченный набор социально значимых моделей, которые могут успешно сочетаться в процессе идентификации. Их приемлемость зависит от того, насколько они удовлетворяют одновременно потребностям созревающего организма, способу синтеза "эго" и требованиям данной культуры».
Теория установки в руках историка, владеющего необходимой информацией о «каждом данном историческом периоде», позволяет интерпретировать идентичность в более строгом формате. По сути, идентичность можно представить как систему интериоризованных и выработанных установок личности, которая призвана обеспечить бессознательное чувство целостности и адекватности «Я» обществу через принятие норм, ориентиров и табу тех микросоциальных групп, в которых личность социализируется в обществе. Принятие этих норм, протекающее относительно безболезненно в условиях «здорового» общества, свидетельствует об адекватности основных ценностных ориентаций (фиксированных установок) решению личностно значимых задач тех или иных членов социальной группы, задач, вытекающих из социальной роли агентов данной группы, обусловленных ее / их местом в системе общественного разделения труда. В обстоятельствах исторического кризиса для личности становится затруднительным принять существующие социальные и идеологические императивы как «свои» - не срабатывают автоматизмы сознания, или фиксированные установки.
Немаловажным моментом в теории Эриксона является то, что, как правило, на протяжении всей жизни индивид преодолевает ряд кризисов, связанных со становлением собственной идентичности. Однако кризис не обязательно несет за собой осознание. Полной рационализации быть не может, как и полного осознания идентичности. Личности, наиболее ранимые, переживают подобные кризисы идентичности наиболее остро. Именно из их среды, как правило, появляются харизматические фигуры, лидеры-новаторы, которые - в силу личной способности к наиболее адекватной интериоризации культурно-исторических конфликтов социума и их последующему «страдательно-творческому» решению «для себя» - могут сформулировать на базе собственного бессознательного опыта экспериментирования с новыми актуально-моментальными установками ту форс-идею, которая позволит будущим его последователям найти выход из социально-психологического тупика, связанного с данным кризисом, и которая явится структурообразующим ядром новой психосоциальной идентичности.
Анализ идентичности может приобрести формат большей строгости при использовании инструментария теории установки Д. М. Узнадзе там, где концепция Эриксона не может синтезировать разные виды идентичности (национальную, половую, религиозную, профессиональную, групповую и т. д.) в целостную конфигурацию Эго или конкретный вид психосоциальной идентичности - позитивную, негативную, спутанную эго-идентичность. Теория установки может помочь разобраться с тем, как в каждой из соответствующих ниш сознания личности (сознания в широком смысле слова) нарабатывался соответствующий багаж тех или иных установок, или, выражаясь языком теории П. Бурдье, политический, религиозный и прочий капитал. Наконец, теория полей П. Бурдье, как системы взаимосвязанных социальных ниш, позволяет точнее разобраться в том, как личность, социализируясь в тех или иных группах (будь то структуры частного, государственного, этнополитического или какого-либо иного характера), интериоризовала те автоматизмы, которые представлены фиксированными установками данных групп. Тем самым открывается путь к пониманию точек пересечения всех перечисленных видов идентичности как некоей системы психосоциальной идентичности (или единой нефиксированной установки, как сказал бы Узнадзе). Таким образом, появляется возможность более точно соотнести персональную идентичность будущего новатора с психосоциальной (Э. Фромм интерпретирует этот механизм как соотнесение черт характера лидера с психосоциальным опытом его адептов), с габитусом общества.
Опять-таки с помощью теории установки именно историк может, пользуясь моделью Э. Эриксона, просчитать течение кризиса и, привлекая исторический материал, показать, как и какие фиксированные установки блокировали выход из кризиса. Однако самые тонкие моменты человеческого поведения в момент кризиса, который Э. Эриксон именует психосоциальным мораторием, историк не в состоянии объяснить самостоятельно. Э. Эриксон показал, что такие моменты, как правило, связаны с психосоматическим кризисом. Знаменитый «приступ» на хорах Лютера, психопатический срыв после провала пивного путча Гитлера, выпадение волос у Грозного во время ожидания в Александровой слободе - вот лишь малая часть возможных иллюстраций этой закономерности. И ее тоже можно объяснить в строгом научном контексте, только не теории Эриксона, а теории установки и психоанализа. Согласно им установка сама из себя черпает энергию. В том случае, если фиксированные установки не срабатывают, а новые актуально-моментальные еще не выработаны или же недостаточно сильны, чтобы позволить личности комфортно и свободно действовать в соответствии с ними, наступает стресс, порожденный конфликтом потребности и унитарной установки личности. Отсутствие положительных эмоций служит почвой для психосоматических расстройств самого разного характера.
В исторической литературе имеется немало ярких реконструкций подобного рода состояний тех или иных исторических персонажей или социальных слоев. Скажем, интерпретация М. А. Баргом состояния Кромвеля в период 1630-1636 гг., когда он, проиграв в борьбе с олигархией Гендингтона, долгое время находился в социально и финансово приниженном положении, не видел выхода из сложившегося тупика, содержит в себе, наряду с анализом его ценностных ориентации и невозможности их реализовать в определенный момент времени, и психологическую компоненту. Исследователь обращает внимание на наблюдения современников и врачей будущего лидера Английской революции, диагностировавших его «ипохондрию» и «крайнюю меланхолию».
Или же реконструкция Э. Ю. Соловьевым тех препон, которые встречала потребность в честной наживе у немецкого бюргерства начала XVI в., потому и отвечает требованиям создания исторически пластичного и достоверного образа этого социального слоя, что органично включает в себя его психологический портрет. Она содержит описание настроений страха, тревоги и уныния, которые передает такой источник как искусство эпохи.
И. Ю. Николаева
Определение понятия цитируется по изд.: Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь. Отв. ред. А.О. Чубарьян. [М.], 2014, с. 115-119.
Литература:
Идентичность в норме и патологии / Под ред. Ц. П. Короленко, Н. В. Дмитриева, Е. Н. Загоруйко. Новосибирск, 2000;
Методологический синтез: прошлое, настоящее, возможные перспективы / Под ред. Б. Г. Могильницкого, И. Ю. Николаевой. М., 2005;
Полидисциплинарный синтез и верификация в истории. Томск, 2010;
Эриксон Э. Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование / Пер. с англ. А. М. Каримского. М., 1996;
Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996.