Космополитизм и партикуляризм в Италии

Космополитизм и партикуляризм в политике и в культуре

Политическая система итальянских государств во второй половине XV века явилась результатом длительного и сложного исторического процесса и была обусловлена как развитием коммун, синьорий и Южной монархии, так и влиянием и соперничеством двух учреждений, носивших космополитический характер и издавна тяготевших над политической и культурной жизнью Италии: папства и империи. Существование этих двух

[38]

институтов в известной мере предопределило влияние древней истории Италии на развитие ее средневековой и современной истории. После того как Рим из города-государства преобразовался в империю, пройдя через глубокий социальный и политический кризис в I веке до н. э., Италия сразу же стала центром (распространения космополитических тенденций и центром притяжения для тех сил и тех институтов, которые стремились играть на Средиземноморье и в Европе космополитическую роль Римской империи. Так, после падения Западной Римской империи в Италии образовался политико-религиозный центр римских епископов и родилось папство, которое всегда считало насущно важным для своего существования иметь престол в Риме, а затем, начиная с VIII века, и свои территориальные владения в Италии. Меж тем на Италию еще во времена Римской империи, особенно начиная с III века, оказывали давление именно те провинции (восточные, дунайские, галльские), откуда империя черпала свои основные военные и финансовые ресурсы. В дальнейшем, в VI и VII веках, Италия находилась под гнетом Восточной Римской империи; с этим периодом связано завоевание остготского королевства и упорное сопротивление вторгшимся в страну лангобардам, что привело в итоге к разделению на две части самой Италии. И, наконец, в VIII веке франкское королевство, а в X веке — германское обратили свои взоры на Италию и включили значительную часть ее территорий в состав своих империй, которые провозгласили себя преемниками традиций и духа Римской империи и как таковые были узаконены папством перед христианами Запада. Но в Италии не смогла установиться та государственная форма, которая, имея своим началам рудиментарные государственные образования, присущие раннему средневековью, смогла бы получить, однако, со временем возможность стать центром объединения и организации местных сил: судьба остготского королевства в VI веке, лангобардского — в VIII веке и феодального Итальянского королевства, появившегося в результате распада каролингской империи в X веке, весьма характерна в этом отношении. Таким образом, для политической жизни Италии на протяжении веков были характерны партикуляризм и космополитизм, и она находилась в значительной мере под влиянием

[39]

папства и тех сил, главная база которых находилась вне Италии, В частности, после того, как Оттон I захватил страну и стал в 962 году императором, феодальное Итальянское королевство (в него входили Северная Италия и значительная часть Средней Италии) было прочно включено в состав германского государства, короли которого с тех пор являлись также королями Италии и императорами. Но поскольку, став императорами, они стремились к завоеванию всего Апеннинского полуострова, то они пытались осуществлять и в известные периоды действительно осуществляли суверенную власть и политический контроль над Папской областью, границы которой были тогда довольно нечетко определены, и неоднократно пытались завоевать Юг. Со своей стороны, папы, начиная с Григория VII, не только провозглашали свою верховную власть над императорской властью, но и приложили немало усилий, чтобы избавиться от ее влияния на землях, входивших в Папскую область, и содействовали завоеванию норманнами Юга, претендуя на феодальный суверенитет над Южным королевством. В такой обстановке борьбы между двумя космополитическими силами и получили свое развитие коммуны, которые во второй половине XII века, действуя в союзе с папством, выступали в качестве силы, подрывавшей и без того слабое единство Итальянского королевства, не будучи, однако, настолько мощными, чтобы поставить под сомнение суверенность императоров. Так, хотя Ломбардская лига 1 и нанесла поражение императорскому самовластию, которое Барбаросса хотел навязать Италии, опираясь на римское право и прежде всего на германские войска, и обеспечила, таким образом, возможность дальнейшего развития городских вольностей, все же дальше требования самоуправления городов она не пошла. С другой стороны, поскольку коммуны подчинили себе сельскую округу, а большие города стремились подчинить себе малые, эта автономия фактически сводилась к подрыву суверенитета Итальянского королевства, но не приводила к замене его новым, более

___

1. Союз городов Северной Италии, созданный в ходе их борьбы независимость против императоров Священной Римской империи в XII—XIII веках, — Прим. ред.

[40]

крепким унитарным строем, ибо сами коммуны продолжали признавать императорскую власть.

К концу XII и в первой половине XIII века обстановка еще более осложнилась: так, после того, как Южное королевство перешло в результате брачного союза от Норманской династии к династии Гогенштауфенов, в руках которой находилась империя, последней удалось пена дол го распространить свою власть на всю Италию, по она не смогла сломить ожесточенного сопротивления крупнейших коммун Северной и Средней Италии и папства, продолжавшего считать Южное королевство споим феодом. Таким образом, вся Италия оказалась в XII веке вовлеченной в борьбу между двумя группировками: между партией гвельфов и партией гибеллинов. Эти группировки носили в одно и то же время космополитический и партикуляристский характер, ибо в отдельных коммунах они отождествлялись с разного рода местными партиями. Борьба эта не привела к созданию единого государственного образования, хотя обе партии последовательно стремились установить гегемонию, которая распространилась бы па всю Италию.

Когда в 1266 году гегемония гибеллинов рухнула под ударами анжуйцев, призванных лапой, можно было полагать, казалось, что утвердится гегемония гвельфов, во главе которых стоял Анжуйский дом и опорой которым служила растущая финансовая мощь Флоренции. Но в 1282 году Анжуйская монархия была очень ослаблена в результате отторжения от нес Сицилии, а затем длительной войны с Арагонской династией; к тому же коммуны и синьории Севера были в то время слишком сильными, чтобы их можно было прочно включить в политическую систему, возглавляемую феодальной монархией Юга.

 В XIV веке Италия была почти полностью предоставлена сама себе: после безуспешных походов Генриха VII и Людовика Баварского империя сконцентрировала свое внимание главным образом на Германии, а папство в авиньонский период и в период раскола 1 про-

_____

1. Имеется в виду Авиньонское пленение пап (1309—1377), явившееся результатом борьбы между французским королем Филиппом IV и папой Бонифацием VIII, который стремился подчинить своей власти всех светских государей. Филипп IV захватил в плен Бонифация VIII и посадил на папский престол своего ставленника, который перенес папскую резиденцию из Рима в Авиньон. Папа Григорий XI, воспользовавшись затруднениями Франции во время Столетней войны, спора перигее папскую резиденцию в Рим. Однако после окончания Авиньонского пленения пап началась борьба п среде высшего духовенства, приведшая к так называемому «Великому расколу» (1378—1417), когда одновременно правили двое и даже трое пап. — Прим. ред.

[41]

являло в Италии довольно слабую и лишенную последовательности политическую активность. В такой обстановке синьории и крупные коммуны смогли еще более усилить свои экспансионистские устремления, обусловленные главным образом торговыми интересами правящих групп. Эти правящие группы стремились закрепить за собой те или иные важные пути сообщения и вывести из игры конкурировавшие с ними правящие группы других городов. В результате все чаще вспыхивали войны между крупными городами Севера и Центра, в то время как на Юге происходила ожесточенная династическая борьба. К концу столетия в Северной и Средней Италии начала было утверждаться гегемония рода Висконти, но этому воспрепятствовало сопротивление, оказанное Венецией и Флоренцией. Вслед затем в первой половине XV века значительно усилилась экспансия Венеции, что привело к ряду войн между Венецией и Миланом, в которых приняли участие все итальянские государства. Эти войны завершились в 1454 году заключением мира в Лоди, который действительно установил равновесие между главными государствами Италии. Это было победой партикуляризма, хотя и на основе системы, при которой доминировали некоторые государства, объединявшие под своей властью одну или несколько областей Италии.

 Однако эта итальянская политическая система включала в себя и папство и не была полностью независима от империи. Папство входило в нее как суверен Папского государства, над которым по праву, хотя оно и являлось конгломератом целого ряда феодов, синьорий и коммун, признавалась всеми, как в Италии, так и в других странах, суверенная власть папы. На протяжении веков какие-то части этого государства могли представлять собой маленькие, почти независимые государства или быть оккупированными в течение долгого времени другими итальянскими государствами, но власть папы в той или иной форме всегда признава-

[42]

лась, и мысль о том, что эта власть может окончательно утратить свою силу, была чужда тогдашнему образу мышления; и это несмотря на то, что как раз в то время Лоренцо Валла неоспоримо доказал ложность «дара Константина» 1. Меж тем в XV веке папы начали с определенной последовательностью проводить политику, направленную на расширение их территориальных владений. Эта политика принесла свои плоды в следующем веке. Наряду с этим они стали все более активно вмешиваться в политическую борьбу между итальянскими государствами и, движимые непотистскими настроениями, которые достигли своего апогея в последние десятилетия XV века, начали вмешиваться и во внутриполитическую борьбу соседних государств. Таким образом, они превратились фактически в подрывную силу, нарушавшую равновесие в Италии и внутренний порядок того или иного государства.

 Что касается империи, то следует напомнить, что в XV веке ее власть все еще признавалась государствами, возникшими на территории старого, феодального Итальянского королевства. Так, синьоры обращались к императорам с просьбой узаконить их власть и получали звание наместников императора. Затем, после того, как Джан Галеаццо Висконти получил в 1395 году титул герцога миланского, другие синьоры также добились аналогичных титулов от императоров. Получение этих императорских инвеститур, которые давались в обмен на соответствующую сумму денег и сопровождались принесением символического феодального обета верности, не было обременительным для богатых итальянских государей. Однако получение князьями титулов было связано с признанием ими своей подчиненности империи, подчиненности, которая могла стать опасной в том случае, если бы сама империя, или, вернее говоря, династия, облеченная императорской властью (начиная с 1438 г. таковой была династия Габсбургов), решила бы снова вмешаться в итальянские дела и оказывать на них влияние.

____

1. Валла, Лоренцо (1407—1457)—итальянский мыслитель, филолог. Получило известность его доказательство подложности так называемого «дара Константина», которым папство обосновывало свои светские и политические притязания. — Прим. ред.

[43]

Хотя политическая система, установленная в результате Лодийского мира, и обеспечила относительно спокойную обстановку в Италии па протяжении сорока лет, все же эта система была изрядно слаба. Она являлась выражением того застоя, который наблюдался тогда в области экономики и во внутреннем положении отдельных итальянских государств. Так, достигнутое равновесие было обусловлено отнюдь не сознанием общих интересов, а взаимной нейтрализацией экспансионистских тенденций крупнейших государств Италии. Созданная после заключения Лодийского мира Лига итальянских городов, в которую входили Милан, Венеция, Флоренция и Неаполь (доступ в нее был открыт и всем остальным итальянским государствам), по сути дела, бездействовала. Таким образом, эволюции в сторону федерализации страны не произошло. Кроме того, помимо постоянной угрозы новой интервенции со стороны империи, во внутренние дела Италии уже давно вмешивались Франция и Испания. Это вмешательство имело место еще в конце XIII века, когда представители Анжуйской династии, по приглашению папы, и Арагонской династии, в силу своего родства с династией Гогенштауфенов, появились на Юге и в Сицилии в сопровождении многочисленной свиты из провансальских и каталонских феодалов. Вслед затем арагонцы захватили в XIV веке Сардинию, ликвидировав влияние Пизы и подавив сопротивление местных князей; в XV веке, в итоге войны за наследство 'против второй Анжуйской династии (которая, как и первая, являлась ветвью французского королевского дома), арагонцы завоевали Неаполитанское королевство. К концу XV века в непосредственном владении Арагонской династии находились Сицилия и Сардиния, в то время как одна из ветвей этой династии правила в Неаполе. Именно в те годы в результате слияния Арагонского и Кастильского королевств и возникла Испанская монархия. На Неаполитанское королевство продолжал меж тем претендовать понесший поражение Анжуйский дом, наследниками которого в 1481 году стали короли Франции. Помимо этого, под сильным французским влиянием издавна находились Савойское герцогство, маркизаты Салуццо и Монферрат, а также Генуя, в то время как другая ветвь французского королевского дома — Орлеанская — более столе-

[44]

тия владела городом Асти и могла претендовать, ссылаясь на родство с Висконти, на Миланское герцогство, которое принадлежало тогда роду Сфорца.

 Все эти слабости политической системы Италии конца XV века, вполне очевидные для нашего современника, привыкшего рассматривать Италию как единую нацию, в значительной мере отличающуюся в культурном и политическом отношении от других европейских наций, оставались незамеченными для итальянцев, живших в те времена, до тех пор, разумеется, пока вся система не рухнула в результате иноземных вторжений. Для того чтобы понять это явление, необходимо учесть то влияние, которое оказало на культуру и идеологию социально-политическое развитие Италии, кратко описанное нами выше.

 Развитие коммун принесло с собой расцвет культуры, особенно ярко проявившийся в области литературы: по явилась литература на итальянском языке. После попытки династии Гогенштауфенов сделать средоточием литературной жизни их двор на Юге и в Сицилии, главным центром развития и распространения этой литературы стала крупнейшая коммуна — Флоренция, которая очень скоро превзошла остальные очаги культуры Италии эпохи коммун. Культурная гегемония Флоренции и Тосканы, давших миру таких величайших художников слова, как Данте, Петрарка и Боккаччо, привела к преобразованию тосканского диалекта в volgare «illuslre», то есть в литературный итальянский язык.

Этот знаменательный факт имел важное значение как в общенародном, так и в национальном плане; в общенародном плане потому, что таким образом начал частично рушиться тот барьер, который испокон веков разделял ученых, писавших по-латыни, от народа, разговаривавшего на различных диалектах, являющихся производными от латыни, но все более и более от нес отличавших ся; и в национальном плане потому, что таким образом было положено начало процессу культурной унификации различных частей Италии и дифференциации Италии в целом от других наций. Однако эта общенародная и национальная тенденция, обусловленная самим фактом появления на свет литературы на итальянском языке, не по-

[45]

Лучила последовательного развития, а оказалась вскоре в состоянии глубокого застоя, который был, в сущности, предопределен тремя характерными особенностями, присущими итальянскому правящему классу периода синьорий и княжеств: партикуляризмом, отрывом от народа и космополитизмом.

 Партикуляризм привел к отсутствию единого руководящего центра, который мог бы постоянно воздействовать на развитие культурной жизни в стране. И действительно, хотя культурной гегемонии Флоренции и благоприятствовало в XIV веке то влияние, которое флорентийская буржуазия оказывала на всю Италию, — будь то посредством довольно широких политических контактов флорентийской коммуны со всеми остальными коммунами и государствами Италии или же благодаря длительному пребыванию в других городах торговцев, банкиров и политических изгнанников (среди которых был Данте и в известном смысле сам Петрарка, бывший сыном изгнанника), — однако эта гегемония не сопровождалась гегемонией политической, в силу которой город, славившийся развитием и распространением новой культуры, мог бы стать постоянным центром притяжения творческих сил со всех концов Италии и где мог бы сформироваться единый правящий класс. Вот почему вскоре в каждой итальянской столице возник свой культурный центр, который, поддерживая связь с другими центрами, сохранял все же свой отличительный характер. Хотя наличие такого множества центров и имело известные положительные стороны, поскольку это вынуждало князей соревноваться в меценатстве и содействовало широкому использованию местных культурных сил, однако это привело к тому, что процесс культурного объединения страны ограничился узким кругом интеллигенции, преимущественно литераторами.

 Отрыв правящего класса от народа — причем не только от крестьянства, которое находилось тогда в условиях полной подчиненности, но и от городского населения, которое в период синьорий почти совсем перестало принимать участие в политической жизни страны,—’Привело к еще большему отрыву образованных людей от народа. Этот отрыв достиг наивысшей точки в эпоху Гуманизма, когда была предпринята

[46]

попытка возродить латинский язык и когда родилась литература на латинском языке, во многом отличавшаяся от средневековой латинской литературы, но отнюдь не ставшая от этого более доступной народу. Кроме того, так как почти все культурные центры фактически отождествлялись с тем или иным двором, писатели, как правило, находились па службе у князей; такое положение, возникшее в эпоху Гуманизма, продолжало существовать и после нового подъема литературы на итальянском языке, имевшего место в конце XV века, а также на протяжении многих столетий.

 Таким образом, итальянская культура выражала в значительно большей мере утонченные, а зачастую и вычурные вкусы и чувства узкого круга господствующего класса, чем вкусы и чувства народа, хотя время от времени она и рядилась в псевдонародные одежды. Что же касается самого литературного языка, то хотя он обрел в XVI веке известное единообразие на базе тосканского диалекта, который употреблялся великими писателями XIV века, все же он носил характер языка придворного, ученого, изобиловавшего латинизмами. Отрыв от народа имел еще и другие последствия, касавшиеся не только писателей как таковых, по и значительной части итальянской интеллигенции, которая, находясь, как правило, на службе у князей, была развращена придворной жизнью и образ мышления которой становился зачастую раболепным и лицемерным. Это явление долгое время тяготело потом над итальянской культурой.

 И, наконец, третьей характерной чертой итальянской культуры был космополитизм. Первоначально он носил ярко выраженный средневековый характер и выражался в идеализации империи и папства плюс стремление к моральному и политическому обновлению этих двух сил.

 В XIV веке космополитизм эволюциоиизировал от этого, типичного для дантовской эпохи, образа мышления к новому, более сложному мировоззрению, характерному для эпохи Гуманизма. Надо признать, что этой эпохе не была чужда тенденция, носившая внешне национальный характер и порожденная идеей renovatio imperii (возрождение империи), возникшей впервые в в средние века и получившей широкое распространение в XIV веке. Эта идея трактовалась тогда как призыв к

[47]

возрождению римского духа, но в основном применительно к культуре — следовательно, как возврат к латинскому языку и латинской литературе в их первозданном виде, то есть очищенными от всех варваризмов.

Вот почему в эпоху Гуманизма литераторы выказывали гораздо больший интерес к республиканскому Риму, чем к Риму времен империи, и появился культ цицероновского языка и стиля. Одновременно с этим в итальянской культуре утвердилась концепция преемственности от древнеримской культуры, концепция общности между древними римлянами и итальянцами: последние считались «латинянами», в отличие от чужестранцев, которые все считались «варварами». Однако эта национальная, вернее даже националистическая, тенденция эпохи Гуманизма породила литературно-риторическую тенденцию, которая не была конструктивной в политическом отношении, ибо она не была связана с развитием действительно существовавших тогда политических сил. Точно так же сугубо литературно-риторическими были и другие гуманистические умонастроения того времени, как, например, восхищение республиканскими свободами и ненависть к тиранам. Этот риторический национализм гуманистов великолепно сочетался с космополитизмом, поскольку открыто превозносилось всемирное значение латинского языка и латинской литературы и высказывалось пренебрежение к общеитальянскому языку и литературе. С другой стороны, не следует забывать, что на итальянскую культуру продолжала оказывать большое влияние церковь; влияние это еще более усилилось к середине XV века, когда папский двор, подобно другим итальянским княжеским дворам, стал центром меценатства. Надо сказать, что влияние Гуманизма сказалось в известной мере и на духовенстве и что среди пап и кардииалоз имелись его приверженцы, однако это влияние не привело к изменению основных характерных черт церкви и папства. Как бы там ни было, но тот факт, что Рим стал в XV веке одним из крупнейших центров итальянской культуры, немало способствовал усугублению космополитического характера этой культуры. Итак, итальянская культура конца XV века, бесспорно, была самой передовой в Европе и содержала в себе зачатки прогресса, которые впоследствии (особенно в XVI веке и вплоть до нача-

[48]

Ла XVII века) развились и стали достоянием других европейских наций. Объяснялось это главным образом тем, что социальный и культурный уровень Италии того времени, ее наиболее развитых областей, был выше уровня других стран Европы. Однако наряду с этим блестящая итальянская культура отражала, в силу своего партикуляристского, аристократического и космополитического характера, то состояние экономического и политического застоя, до которого дошла городская буржуазия эпохи коммун. Этот застой в процессе развития буржуазии являлся вместе с тем и застоем в процессе формирования итальянской нации, который находился еще в начальной стадии. А поскольку не было национального самосознания, не могло быть и понимания внутренней слабости итальянского политического строя. Таким образом, можно сказать, что итальянцы, не отдавая себе отчета в опасностях, нависших над их страной, спокойно подошли к пресловутому 1494 году, который Гвиччардини охарактеризовал как «самый злосчастный год для Италии и первый из последовавших затем горестных лет, ибо он открыл двери бесчисленным и страшным бедствиям» 1.

_____

1. Guicciardini, Sioria d’ltalia, lib I, cap. II.

[49]

Цитируется по изд.: Канделоро Д. История современной Италии. Истоки Рисорджименто. 1770-1815. М., 1958, с. 38-49.