Что такое Просвещение (Шартье, 2001)

Возвращение к Мортье неизбежно влечет за собой вопрос о понятии «философский дух», отождествляемом с успехами Просвещения. Ему несложно дать определение, если рассматривать его как совокупность учений, которые были созданы философами эпохи Просвещения, получили распространение во всех слоях общества и основывались на нескольких важных принципах: критике религиозного фанатизма и проповеди веротерпимости, доверии к наблюдению и опыту, критическому рассмотрению всех институтов и обычаев, понятии естественной морали, новом осмыслении связи политики с обществом, которое исходит из идеи свободы. Однако это классическое описание не бесспорно. Можно ли с уверенностью утверждать, что Просвещение следует определять исключительно – или преимущественно – как свод идей, которые сами по себе абсолютно ясны и прозрачны, как собрание четких и недвусмысленных высказываний?

Такая трактовка позволяет, во-первых, дать новую оценку отношениям между деятелями Просвещения и монархическим государством, поскольку последнее, являясь главной мишенью философских речей и трактатов, безусловно, выступало самым деятельным реформатором, что, конечно же, почувствовал Токвиль, давший в «Старом порядке и революции» шестой главе третьей книге название «О некоторых действиях правительства, которые довершили революционное воспитание народа». Вдобавок, представляя себе Просвещение как совокупность действий, а не высказываний (по крайней мере тех высказываний, которые все в один голос стали именовать «просвещенными»), мы получаем возможность утверждать, что между идеологическими заявлениями и «обычной практикой» (говоря словами Мишеля де Серто) существуют расхождения и даже противоречия.

Итак, переход от «интеллектуального» к «культурному» означает для нас не только расширение темы с смену предмета исследования. По большому счету, он ставит под сомнение две идеи: что поступки вытекают из высказываний, которые их обосновывают или оправдывают; что возможно четко сформулировать в рамках определенной идеологии значение для общества того или иного вида деятельности – значение, которое присутствует в ней латентно. Первая идея нашла свое выражение в классических работах об эпохе Просвещения, объясняющих разрыв с устоявшимися авторитетами распространением философских идей, иначе говоря, предполагающих, что поступки порождаются мыслями. Второй идее придерживался Морне, пытавшийся реконструировать «подсознание масонства», так же рассуждал и Кошен, называвший идеологию, которая имплицитно присутствовала в формах интеллектуальной и общественной деятельности мыслителей XVIII столетия, якобинской. В противовес этим двум тенденциям – и той, что сводит действия к высказываниям, и той, что объясняет одни с помощью других, - можно выдвинуть принципиально иной подход, при котором во главу угла ставится связь разного рода высказываний и разного рода практик, предопределяющих общественные и интеллектуальные позиции данного общества. Одни не обстоятельно вытекают из других, между ними нет неразрывной, непротиворечивой связи, как нет ее, например, между свободолюбивыми идеями просветителей и предлагаемыми ими мерами по переустройству общества – меры эти, хотя и основываются на тех же свободолюбивых идеях, ведут, однако, к усилению принуждения и контроля. Если у Французской революции действительно есть культурные истоки, их следует искать не в гармоническом – осознанном или неосознанном – единстве действий, которые предвещали Революцию, и идеологии, которая ими руководила, а в разногласиях, существовавших между высказываниями (весьма противоречивыми), которые, описывая общество, предлагали пути его преобразования, и действиями (весьма непоследовательными), которые сами своим существованием по-новому структурировали и членили мир.

Изучая распространение «философского духа», Морне часто использует в своей книге понятие общественного мнения. Колебания и изменения этого мнения являются мерилом распространения новых идей: превращение новых идей во «всеобщее общественное мнение», или «общественную мысль», означает победу Просвещения и открывает дорогу «мыслителям», призванным сформулировать и выразить политические противоречия. Таким образом, общественное мнение обладает чертами, противоположными идеям: оно безлично и анонимно, меж тем как идеи принадлежат отдельному человеку и высказываются от имени конкретного лица; общественное мнение зависимо и управляемо, меж тем как идеи являются созданиями свободного интеллекта, оригинальными и новаторскими. Морне считает, что общественное мнение можно описать только в этих категориях, это для него само собой разумеется, и он оперирует понятием мнения, как если бы оно присутствовало во всяком обществе, для него это – инвариант, содержание которого лишь уточняется в зависимости от эпохи.

Этот постулат нас уже не удовлетворяет. Распространение идей не предполагает послушного следования им: в ходе восприятия усвоенное всегда изменяется, переосмысливается, обостряется. Общественное мнение ни в коем случае не является всеприемлющим, это не мягкий воск, которому можно придать любую форму; передача идей или культурных моделей – всегда активный творческий процесс. Что же касается текстов, то они не обладают постоянным, единственным возможным значением, их существование в том или ином обществе порождает подвижные, множественные, противоречивые интерпретации. Таким образом (в противоположность тому, что думал Моне), нельзя отделять распространение новых идей, понимаемое как постоянное завоевание ими все более широких слоев общества, от того, что является самим объектом этого распространения: от свода учений и принципов, которые, по мнению Морне, возможно, а по нашему мнению, невозможно описать независимо от их усвоения. С другой стороны, «всеобщее общественное мнение» - не трансисторическая категория, применимая, посредством конкретизации, к любой эпохе. Как идея и как и структура оно сложилось в определенной исторической ситуации из высказываний и практик, которые обусловливают его своеобразие. Таким образом, вопрос не в том, чтобы узнать, приветливо или враждебно встретило общественное мнение философский дух, а в том, чтобы понять, почему в XVIII веке в обществе и в умах в какой-то момент появилась новая реальность – общественное мнение.

Цитируется по изд.: Шартье Р. Культурные истоки французской революции. М., 2001, с. 26-29.