Старолютеранская ортодоксия

Следующий отрезок в истории лютеранства обычно именуется эпохой старолютеранской ортодоксии, охватывавшей конец XVI и большую часть XVII века. До последних лет в трудах немецких исследователей этот период пребывал либо в полном забвении, либо удостаивался в высшей степени негативных оценок. С XIX века общим местом стало суждение о времени ортодоксии как о застое в теологическом развитии, консерватизме, категоричном, бессмысленном и непродуктивном неприятии ино-конфессионального мнения, прежде всего кальвинизма (В. Швабе, Г. Толук). Перемены наметились лишь с выходом в свет работ Ганса Лёйбе в первой половине XX века, систематизировавшего учения евангелических теологов кануна и периода Тридцатилетней войны, равно как и эволюцию полемики между реформатами и кальвинистами. Г. Лёйбе одним из первых указал не только на эпохальную важность ортодоксии в смысле подытоживания предшествующего наследия, но и на ростки будущих пиетистских и экуменистических воззрений, медленно всходивших в массе лютеранских богословских экспликаций. Эрнст Вальтер Цееден расширил понятие ортодоксии, придав ему в соответствии с собственным пониманием конфессиональной эпохи интерконфессиональное значение: ортодоксия — явление характерное и для католицизма, и для всех ветвей протестантизма. В ортодоксии Э. В. Цееден усматривал разработку целостной системы «истинного вероучения». «Характерными признаками ортодоксии, — пишет он, — выступают большие догматические суммы, компендиумы из Св. Писания, сочинений Лютера, исповедальных книг, создававших целостное учение, в котором нашли свое место вопросы религиозной, социальной и естественной этики» [Zeeden, ZG. S. 212]. В последние годы эти тезисы получили развитие прежде всего в работах Эйке Вольгаст, бесспорно крупнейшего на настоящий момент специалиста в области лютеранской ортодоксии. По мнению Э. Вольгаст, многочисленное поколение лютеранских богословов XVII в. незаслуженно забыто, но именно этому поколению немецкое лютеранство обязано цельной философской картиной мира, не успевшей еще созреть в трудах самого Лютера.

Характерные черты лютеранской ортодоксии явственно обозначились после выработки Согласия. Они выражались в подчеркнутом желании касаться тех или иных богословских проблем с опорой на Писание и основополагающие тексты Книги Согласия 1580 г. Поскольку сами догматы считались непререкаемыми и очевидными, то отношение к их толкованию строилось лишь по линии критики: любое отклонение от изначальных формул считалось заблуждением и отступничеством. Именно эта черта — свое

[84]

образный гиперкритицизм — была присуща ортодоксии, что на первый взгляд разочаровывает в стиле и духе многочисленных трактатов XVII века. Но понять этот критический настрой можно лишь в том случае, если иметь в виду огромное желание лютеранского богословия укрепить внутреннее единство, столь громадными усилиями достигнутое в 1580 г. С другой стороны, критика была во многом лишь формой, скрывавшей постепенное осмысление лютеранского наследия во взгляде на выработку единой философской, правовой и этической концепции. В этих областях ортодоксия проявляла синтез взглядов Аристотеля в интерпретации Меланхтона и позднесредневековых схоластических воззрений, разделявшихся ранее Лютером и отчасти сближавших методологию лютеранства с католицизмом. Следствием стало появление внушительных компендиумов, давших исчерпывающее понимание разнообразных сторон мироздания.

Следует различать три основные школы ортодоксии в Германии: условно говоря, саксонскую, представленную крупнейшими университетами Лейпцига и Виттенберга, йенскую (университет Йены) и хельмштедскую (университет Хельмштедта). Видным представителем первой стал Абрахам Калов (1612-1686), приравнявший Св. Писанию исповедальные книги лютеран и придававший догматическую ценность библейским положениям. Его творчество стало, вероятно, высшим достижением лютеранского богословия в области догматики в XVII веке. При всем устойчивом консерватизме обоих саксонских университетов, проистекавшем из желания претендовать на роль главных интерпретаторов наследия Лютера, между лейпцигской и виттенбергской школами имелись латентные, зачастую неакцентированные разночтения. В отличие от лейпцигских теологов виттенбергские эксперты были в целом более склонны радикализировать позиции лютеранства в вопросах политики и особенно отношений с католическими властями.

В Йене в отличие от саксонских традиций ощущалось более сильное воздействие аристотелевского направления, почерпнутого из наследия Меланхтона. В лучших и наиболее законченных формах оно воплотилось в трудах Иоганна Герхарда (1582-1637) и Иоганна Музея (1613— 1681), в своих естественно-философских рассуждениях предварявших идеи Просвещения.

Хельмштедтские богословы стояли особняком к своим коллегам из Йены и Саксонии. Самостоятельность хельмштедтской традиции имела причиной специфику самой Реформации, введенной в брауншвейгских землях после 1568 г. в правление герцога Юлия (1568-1589). Преобразования там носили не только внешне мирный, но и весьма осторожный, постепенный характер, что позволило местной богословской традиции занять своеобразную, в достаточной степени нейтральную позицию между откровенной нетерпимостью лютеранских и католических радикалов.

[85]

Общепризнанным духовным лидером Хельмштедта был Георг Каликст (1586-1651), одним из первых лютеранских мыслителей открыто проповедовавший возможность конечного согласия с католиками в лоне единой христианской Церкви. В его воззрениях нашли отражение иренические традиции европейской философии вкупе с гуманистической трактовкой церкви. Каликст развивал идею соборности церкви, своего рода экуменистического единства, предполагавшего терпимость и компромисс. Его мысли оказали существенное влияние на немецкое богословие XVIII века.

Ортодоксия в числе прочих своих задач выполнила важнейшую функцию адаптации веры на уровне самых широких слоев населения. Если в XVI веке закончилось создание самой догмы, то в XVII завершилось претворение веры в жизнь: лютеранство стало важнейшим организующим началом повседневности. Тип лютеранской конфессионализации был бы немыслим без кропотливой, пунктуальной, подчас удручающей своим ригоризмом работы нескольких поколений богословов, методично искавших ответа на множество лишь поставленных реформаторами проблем. Реформа веры переросла в «реформу жизни», задачи которой были блестяще сформулированы тюбингенским богословом Иоганном Валентином Андреа (1586-1654).

За счет мостков, переброшенных ортодоксией к светской половине общества, удалось не только избежать иноконфессиональных вторжений, разрушавших единство паствы и церкви в отдельных территориях, но и, выражаясь словами Э. В. Цеедена, «пробудить мысль о необходимости постоянного реформирования лютеранской церкви». Поддерживалась забота не только о формальной чистоте веры, но и о ее самом глубоком понимании, что роднило ортодоксов с бурным критическим порывом основателей учения и вместе с тем открывало двери будущему Пиетизму и Просвещению.

[86]

Цитируется по изд.: Прокопьев А.Ю. Германия в эпоху религиозного раскола. 1555-1648. СПб., 2002, с. 84-86.