Оптиматы и популяры

В современной историографии долгое время сохранялось (а в какой-то мере сохраняется и сейчас) представление о политической борьбе в Риме во II—I веках до н. э., основанное на том, что признавалось наличие двух противостоящих политических группировок или партий — оптиматов и популяров. Общеизвестная схема такова: в ходе движения Гракхов или вскоре после гибели Гая Гракха складываются основные римские политические группировки (или партии). Дальнейшее развитие политической жизни и борьбы рассматривается уже как проявление соперничества, между этими партиями, т. е. оптиматами и популярами, а наиболее яркими примерами их борьбы считают господство марианцев в Риме, гражданскую войну и диктатуру Суллы; по мнению некоторых исследователей, сюда следует присоединить и так называемый заговор Катилины.

Причем оптиматы рассматриваются как партия нобилитета, сенатская партия, т. е. как партия правящих верхов, а популяры — как партия демократическая и, конечно, оппозиционная. В соответствии с изложенным напрашивается лишь один возможный вывод: в Риме — во всяком случае, в эпоху поздней республики — существовала своеобразная «двухпартийная система».

Представление об оптиматах и популярах, как о двух политических партиях, мы можем встретить еще у Друмана 1. Но гораздо более ярко концепция двух противостоящих друг другу партий проступает в «Римской истории» Моммзена  2, и с тех пор, вплоть до начала XX века, эта концепция принимается всей западноевропейской историографией как нечто само собой разумеющееся. Впервые некоторое сомнение в ее непогрешимо-

_____________

1. W Drumann , Р. Groebe . Geschichte Roms in seinem Übergang von der republikanischen zur monarchischen Verfassung, V². Berlin, 1899. S. 662.

2. Th. Mommsen . Römische Geschichte, 110, S. 305; II10, S. 72.

[156]

юти возникает в связи с появлением работ М. Гельцера 3, который пытался отойти от модернизаторских представлений о политической борьбе в Риме, вскрыть специфику этой борьбы, подчеркивая значение родовых и фамильных связей, а также значение клиентелы.

Тем не менее в современной литературе мы не встретим устоявшейся точки зрения. Одни, как, например, Ласт, считают невозможным отождествлять популяров с демократами, но не очень ясно излагают свое понимание вопроса о партиях 4, другие считают возможным говорить о партиях в Риме, подчеркивая лишь, что не следует вкладывать в термин «партия» (partes) современное содержание 5. Таким образом, на наш взгляд, «двухпартийная» схема политической борьбы в Риме еще не пересмотрена достаточно последовательно 6.

Более того, эта «двухпартийная» схема иногда полностью, иногда частично оказывается перенесенной в труды многих советских историков. Еще в 30-х годах В. С. Сергеев писал, что после смерти Тиберия Гракха борьба ведется между политически организованными группами или партиями — оптимата[1]ми, представляющими интересы нобилитета, и популярами, организованным ядром сельского и городского плебса 7.

Подобную точку зрения в дальнейшем разделял А. В. Мишулин, который считал одним из основных итогов гракханского движения «дальнейшую поляризацию политических группировок» и формирование в результате этого процесса партий оптиматов и популяров 8. Не менее определенно высказывается по этому вопросу и Н. А. Машкин: со смертью Тиберия Гракха политическая борьба не прекратилась. С этого времени можно говорить о двух основных римских политических партиях: оптиматах и популярах 9. И хотя в специальной работе Н. А. Машкин считает нужным оговорить свое понимание существа политических партий в Риме, тем не менее он рассматривает оптиматов как партию аристократическую, а популяров

как партию демократическую 10. По мнению С. И. Ковалева,

____________

3. Μ. Gelzer. Die Nobilitat der romischen Republik. Leipzig, [912; он же. Caesar. Miinchen, 1942.

4. САН, IX, стр 137—138.

5. Η. D г е x l е r. Nobilitas. Romanitas — «Revista de cultura Romana». Ano III. Rio de Janeiro, 1961, стр. 188; ср. L. R. Τ а у 1 о r. Party Politics in the Age of Caesar. Berkeley, 1949.

6. H. Strasburger . RE, s. v. opiimates; см. там же более подробный обзор современной литературы.

7. В. С. Сергеев. Очерки по истории древнего Рима, ч. I. М., 1938, стр. 173.

8. А. В. Мишулин. История древнего Рима. М., 1946, стр. 68.

9. Η. Α. Машкин. История древнего Рима. М., 1949, стр. 249.

10. Н. А. Машкин. Римские политические партии в конце II и в начале I в. до н. э. ВДИ, 1947, № 3, стр. 126—139.

[157]

названия «оптиматы» и «популяры» получили распространение[1]примерно в период Югуртинской войны, причем название «оптиматы» применялось «для обозначения нобилитета», а «популяры» — «для народной партии» 11. Наиболее же ярко выше[1]приведенная схема излагается В. Н. Дьяковым, для которого вся история политической борьбы в Риме, начиная с 30-х годов II века, есть история борьбы популяров (т. е. римских демократов) и нобилитета 12, причем движение Гракхов трактуется как реформаторский период этой борьбы, марианское движение — как попытка установления военно-демократической диктатуры, правление Цинны — как победа «радикальных популяров» и, наконец, заговор Каталины — как последнее движение популяров (опять-таки радикальных) в Риме.

Таковы распространенные до наших дней воззрения на характер и особенности политической борьбы в Риме. Однако все эти конструкции — столь устоявшиеся и столь привычные — оказываются весьма шаткими при попытке найти для них прочную опору в источниках. Для того чтобы показать всю сомнительность общеизвестной схемы расстановки сил на политической арене Рима, начнем с анализа понятий «оптиматы» и «популяры».

Точная датировка появления термина «optimates» в Риме, очевидно, невозможна. Штрасбургер лишь указывает на вероятность достаточно раннего возникновения этого понятия, ссы[1]лаясь на то, что идеал vir bonus был весьма древней «состав[1]ной частью» этических воззрений римской знати. Однако термин «optimates» как таковой едва ли мог появиться ранее II века до н. э. Слово «optimates» — в чем никто из исследователей не сомневается — является римским эквивалентом (переводом) греческого термина άριστοι, следовательно, оно скорее всего могло появиться в Риме только в период широкого проникновения греческих влияний. Косвенным подтверждением сравнительно недавнего, применительно ко времени Цицерона, возникновения и малого распространения термина «optimates» может, с нашей точки зрения, служить тот факт, что этого термина совершенно не знает Саллюстий. Кроме того, термин даже в это время был недостаточно четким и определенным. Он обозначал «лучших», по всей вероятности, без более детального определения или ограничения круга этих «лучших». Штрасбургер, очевидно, неправ, когда утверждает, что слово «optimates» было само собой понятно для каждого римлянина. Если бы это было так, то едва ли Цицерон в своей речи «За Сестия» вынужден был давать развернутое определение понятия. Кро-

___________

11. С. И. Ковалев. История Рима, стр. 37.

12. «История древнего мира», под ред. В. Н. Дьякова и Η. М. Никольского. М., 1952, стр. 577—633.

[158]

ме того, не следует упускать из виду (а это, к сожалению, обычно и происходит), что Цицерон в этой речи развертывает свое определение «optimates» в ответ на вопрос и даже недоумение своего оппонента, что опять-таки не свидетельствует о ясности, точности и распространенности термина.

Бесспорным следует считать то обстоятельство, что до высказываний Цицерона по поводу значения термина «optimates» мы не имеем не только четких указаний на содержание этого понятия, но даже не встречаемся в наших источниках с самим термином. Первым (и единственным для I века до н. э.) источником является, таким образом, Цицерон. Только он дает и определение, и различные применения этого термина. Следователь[1]но, при анализе содержания интересующего нас понятия «optimates» следует первоначально исходить из того, как понимал, определял и применял данный термин сам Цицерон.

Непредубежденное и объективное изучение речей, теоретических произведений, а также эпистолярного наследия Цицеро[1]на показывает, что он не употреблял выражения «оптиматы» в смысле политической партии или группировки. Основное, главное и, если можно так сказать, терминологическое употребление слова «optimates» целиком укладывается в понятие άριστοι.

Но что значит άριστοι для Цицерона? Это — лучшие, избранные «аристократы духа». Подобное воззрение на оптиматов (= άριστοι) последовательно развито в «De re publica». При определении различных форм правления Цицерон говорит: «Затем (управление государственными делами. — С. У.) вручается или одному или некоторым избранным (delectis quibus[1]dam) или всей массе. Поэтому если оно в руках одного, то та[1]кого одного мы называем царем, а форму такого государства царской. Если же оно в руках избранных (delectos), то такое государство считается управляемым благоусмотрением оптиматов (arbitrio optimatium)» 13. Для правления оптиматов характерно господство разума, интеллекта. Несколько ниже Цицерон подчеркивает: «Но выступают оптиматы, утверждая, что (их строй.— С. У.) лучше, так как разум (consilium) проявится в большей мере, если у кормила правления стоит не один человек, а несколько, так же как чувства справедливости и верности... Итак, цари привлекают нас милостью, оптиматы — разумом (consilio), народ — свободой» 14.

Но кто же эти «избранные», эти «аристократы духа», какими качествами следует обладать и каким требованиям удовлетворять, чтобы попасть в их круг? Цицерон сам ставит этот вопрос: как же определяется этот наилучший? По его образованности, способностям, излюбленным занятиям? (qui enim

__________

13. Cic, de rep., 1, 26, 42.

14. Cic, de rep., 1, 35, 55.

[159]

indicatur iste optimus — doctrina, artibus, studiis?) 15. И сам дает на него ответ, подчеркивая, что принадлежность к оптиматам определяется отнюдь не принадлежностью к тому или иному сословию, но именно дарованиями, доблестью, изучением государственного устройства 16. Эта характерная постановка вопроса и не менее примечательный ответ уже вплотную подводят

нас к знаменитому определению оптиматов (и популяров) в речи за Сестия.

В этой речи Цицерон, отвечая, как известно, на прямо поставленный ему вопрос обвинителя, к какому «роду людей» принадлежат оптиматы (quae esset nostra natio optimatium), дает следующее определение. «Всегда,— говорит он,— в нашем государстве было два рода людей, которые стремились к государственной деятельности и к выдающейся роли в государстве: одни из них хотели считаться и быть популярами, другие — оптиматами. Те действия и высказывания которых приятны толпе,— популяры, те же, чьи действия и намерения встречали одобрение у каждого достойного человека (ut sua consi[1]lia optimo cuique probarent),— оптиматы» 17. И дальше продолжается это единственное в литературе — как по своему значению и обстоятельности, так и вообще единственное — определение: «Число оптиматов неизмеримо: это — руководители государственного совета (principes consilii publici), это те, кто следует их образу действий (qui eorum sectam sequuntur), это люди из важнейших сословий, которым открыт доступ в курию, это жители муниципиев и сельское население, это дельцы, это также и вольноотпущенники». Короче говоря, это — все те, «кто не наносит вреда, не бесчестен по натуре, не необуздан и обладает нерасстроенным состоянием»  18. Несколько ниже Цицерон определяет и ту цель, к которой стремятся оптиматы. «Самое важное и наиболее желательное,— утверждает он,— для всех здравомыслящих, честных и превосходных людей (omnibus sanis et bonis et beatis) — это покой, сочетающийся с достоинством (cum dignitate otium)» 19.

Таково принципиальное определение понятия "optimates", даваемое Цицероном. Некоторыми исследователями оно не принимается за «чистую монету», но считается несколько специфичным или, вернее, пропагандистским. Но, на наш взгляд, это делается без достаточных оснований. Так, по мнению того же Штрасбургера это — перетолкование («das ist eine secundäre Neudeutung durch Zurückgreifen auf den Wortsinn»)  20. Он наме-

______

15. Cic , de rep., 1, 33, 50.

16. Cic , pro Sest, 65, 136—138.

17. С i c, pro Sest., 44, 96.

18. С i c, pro Sest., 45, 97.

19. Cic , pro Sest, 45, 98.

20. H. Strasburger . RE, s. v. optimates.

[160]

кает на то, что было какое-то иное, общеизвестное (т. е. первичное) значение термина «optimates». Но это все же недостаточно обоснованное предположение. Никакого «первичного значения» интересующего нас термина, засвидетельствованного источниками, никто из исследователей, в том числе и сам Штрасбургер, не может указать. Поэтому нам следует довольствоваться тем определением, какое дает Цицерон, а не тем, которое хотелось бы иметь некоторым исследователям, памятуя также, что Цицеро[1]ново определение, хоть мы и ;не знаем, насколько оно было рас[1]пространено и общепринято, безусловно принадлежит античности, тогда как некоторые современные определения, якобы более «соответствующие», являются на самом деле лишь модернизаторскими домыслами.

Из анализа цитированного выше определения вытекает, во-первых, что в понимании Цицерона оптиматы никоим образом не являются «партией» нобилитета, да и вообще не должны рассматриваться в качестве какой-либо партии или политической группировки, во-вторых, что оптиматы — понятие межсословное. Говоря об «optimates», Цицерон имеет в виду широкий социальный слой населения — от нобиля до отпущенника. Это — благонамеренные и зажиточные граждане, независимо от их принадлежности к тому или иному ordo.

Подобное воззрение, как уже указывалось выше, Цицерон отстаивает и в другом месте разбираемой речи 21. Что же касается включения в число оптиматов и libertini, то это, видимо, не «оговорка» и не демагогический прием оратора, поскольку в одном из сугубо частных писем к Аттику, Цицерон называет вольноотпущенника Филотима «вполне и весьма (nimius) опти[1]матом» 22. Понятие «optimates» ( = άριστοι) для Цицерона почти всегда равнозначно понятию «boni». В таком равнозначном смысле он употребляет оба эти термина как в разбираемой речи 23, так и в других случаях 24. Следует отметить, что, провозглашая свои излюбленные лозунги concordia ordinum или con[1]sensus bonorum omnium, а также развивая в De officiis учение об идеальном гражданине (vir bonus), Цицерон и здесь имел в виду не только представителей двух высших сословий, союз между которыми он пропагандировал почти всю жизнь, но и «лучших» (boni) из народа, разумея под ними отдельных представителей верхушечных слоев плебса, т. е. тех, кого он относил к «сословиям» эрарных трибунов, писцов и т. п. 25

_____________

21. Ср. С i с, pro Sest., 66, 138.

22. С i с, ad Att, 9, 7, 6.

23. С i с, pro Sest., 44, 96; 48, 103; 66, 139.

24. Ср., например, ad Att, 1, 13, 2; ad fam., 1, 9, 17.

25. Подробнее об этом см. С. Л. Утченко. Учение Цицерона об «идеальном гражданине» (vir bonus). ВДИ, 1954, № 3, стр. 21—32.

[161]

Итак, для Цицерона оптиматы, это — благонамеренные и зажиточные граждане независимо от их принадлежности к тому или иному сословию. Это — все порядочные образованные, интеллигентные люди, противопоставляемые необразованной массе, толпе (multitudo), т. е. «чистая» публика, в отличие от «простого» народа. Именно в этом смысле Цицерон много[1]кратно употребляет термин «optimales» и в своих теоретических трудах 26, и »в речах 27 и, наконец, в письмах 28.

Но было бы, конечно, неправильным утверждать, что понятие «optimates» лишено у Цицерона политической окраски. Это вообще невозможно. В своих исторических экскурсах Цицерон неоднократно упоминает об оптиматах и об их роли в политической жизни и борьбе. Но и здесь дело обстоит гораздо сложнее, чем это кажется сторонникам прямолинейной схемы, основанной на представлении о «двухпартийной системе», хотя, видимо, именно из этих экскурсов и вытекает интерпретация борьбы во времена Гракхов, во времена Мария и Суллы как борьбы между политическими «партиями» оптиматов и популяров.

Нам известны, собственно говоря, лишь два случая, когда Цицерон непосредственно связывает понятие «optimates» с рассуждением о политической борьбе, о Гракхах, о Марии и Сулле.

Прежде всего следует иметь в виду краткий исторический экскурс в той же речи в защиту Сестия 29. Здесь говорится, что были такие случаи, когда стремления массы (multi[1]tudinis studium) и выгода народа (populi commodum) во многом не совпадали с пользой для государства. Луций Кассий предлагал закон о тайном голосовании, народ (populus) считал, что речь идет о его свободе, но не согласны были первенствовавшие (principes): в интересах благополучия оптиматов (in salute optimatium) они боялись безрассудства и произвола массы (multitudinis) при голосовании. Тиберий Гракх предлагал земельный закон. Закон был приятен народу (populo), поскольку, видимо, обеспечивал благополучие бедняков (tenuiorum). Этому воспротивились оптиматы (optimates), так как это, по их мнению, служило источником раздоров и поскольку людей состоятельных (locupietes) удаляли из их постоянных владений, государство лишалось защитников. Гай Гракх предлагал хлебный закон. Это также было приятно плебсу (plebei); пропитание щедро предоставлялось без затраты труда. Но этому закону воспротивились все честные люди (boni), считая, что он

________________

26. С ic , de rep., 1, 32, 48; 50; 65; 2, 12, 23; 23, 41; 3, 35, 47· de Ιεσ 2, 12, 30; 3, 3, 10; 15, 33; 17, 38.

27. С i с, pro Flacc, 58; in Cat., I, 3, 7.

28. Cic , ad Att., 1, 20; 9, 11; 14, 21; ad. Q. fr., 1 1

29. Cic , pro Sest., 48, 103.

[162]

отвлекает плебс от работы, склоняет его к праздности и истощает эрарий.

Если даже рассматривать данный краткий исторический экскурс как описание борьбы и противодействия оптиматов ре[1]формам Гракхов, то и в этом случае нельзя признать, что речь идет о борьбе двух политических группировок или партий. Во-первых, в вышеприведенном отрывке оптиматы противопоставлены не популярам, но либо народным массам (multitudo, populus), либо плебсу. Во-вторых, термин «optimates» снова употребляется равнозначно с термином «boni», что еще раз подчеркивает обычное для Цицерона понимание термина. И, наконец, если внимательно проследить смысл противопоставления «optimates», «boni», с одной стороны, и «multitudo», «populus», «plebs», с другой, то ясно видно, что данное противопоставление последовательно проведено отнюдь не в политическом, но именно в социальном плане: это противопоставление людей зажиточных (locupletes)—беднякам (tenuiores).

Следовательно, данный отрывок не дает, на наш взгляд, никаких оснований для того, чтобы конструировать вывод о возникновении в эпоху Гракхов политических партий (оптиматов и популяров) в Риме. Во всяком случае он дает для этого не больше оснований, чем утверждение Цицерона, что Ромул создал сенат из оптиматов 30. Однако, насколько нам известно, никто еще не рискнул привлечь это свидетельство в качестве доказательства существования политических партий в Риме со дня основания города.

Второй исторический экскурс, на котором следует остановиться, приведен к речи De haruspicum responso 31. Здесь сначала излагается предостережение гаруспиков против раздоров и разногласий среди оптиматов, затем приводятся примеры подобных раздоров: борьба между Марием и Суллой, между Октавием и Цинной 32.

Таким образом, в данном экскурсе вдруг оказывается, что и Марий, и Сулла, и Октавий, и Цинна — это все оптиматы, но только сошедшие с правильного пути, испортившиеся вследствие взаимных раздоров и соперничества. Следовательно, для Цицерона борьба между марианцами и сулланцами, это отнюдь не борьба между политическими группировками оптиматов и популяров, но пример раздоров среди самих оптиматов, т. е. «лучших», «прославленных и высокозаслуженных граждан» (clarissimorum et optime meritorum civium) 33. Все это еще раз и достаточно ярко свидетельствует о том, какое социальное содержание вкладывал Цицерон в термин «optimates»

________

30. Cic , de rep., 2, 12, 23.

31. Cic , de har. resp., 19, 40—41; 25, 53—54.

32. С i c, de har. resp., 25, 53—54.

33. С i c, de har. resp., 25, 53.

[163]

и насколько оно далеко отстоит от представления об оптиматах как «партии» нобилитета.

Но, когда мы указывали на то, что термин «optimates» имеет для Цицерона определенную политическую окраску, мы имели в виду наличие у Цицерона еще одного понятия (и термина), на которое, на наш взгляд, исследователи не обращали в этом специфическом смысле достаточного внимания. Это — понятие вождей, руководителей, «верхушки» оптиматов. Он их определяет чаще всего термином «principes» 34, иногда терминами «gubernatores» 35, «conservatores civitatis» 36, «auctores et conservatores civitatis» 37. Этих руководителей оптиматов Цицерон достаточно четко отделяет от самих optimates. Так, он говорит: «Те, кто этого хочет (покоя в сочетании с достоинством.— С. У.) — все считаются оптиматами, а те, кто это осуществляет,— выдающимися мужами и охранителями государства»  38 или в другом месте: «Те, кто это защищает (существующее государственное устройство.— С. У.) — оптиматы, к какому бы сословию они ни принадлежали, а те, которые более всего выносят на своих плечах бремя таких больших обязанностей и государственных дел,— всегда считались первыми среди оптиматов, руководителями и охранителями государства»  39.

Таким образом, если, как установлено выше, оптиматы в понимании Цицерона никак не политическая партия или группировка и тем более не сословие нобилитета, но гораздо бо[1]лее широкое, межсословное и, в первую очередь, социальное понятие, то principes, conservatores civitatis — это и есть политические вожди, политическое руководство, однако их реальная политическая ориентация может быть различной. Так, в речи pro Sestio Цицерон в качестве вождей оптиматов перечисляет исключительно представителей нобилитета, каковы, например, Марк Скавр, Квинт Метелл, Квинт Катул 40, но в De haruspi[1]cum responso в число этих «вождей оптиматов», как мы уже убедились, попадают, наряду с Суллой и Октавием, также Марий (homo novus!) и Цинна.

В целях полноты нашего исследования термина «optimates» и применения Цицероном этого термина нужно выяснить, в ка[1]ком смысле применяется данный термин в таком специфическом

__________

34. С ic , pro Sest, 45, 97; 48, 103; 65, 136; 66, 138, О значении термина «princepes» у Цицерона писали Р. Хайнце и В. Шур. Но оба они не увязывали это понятие с optimates, а Хайнце считает термин «principes» переводом άριστι, с чем едва, ли можно согласиться.

35. С ic , pro Sest., 45, 98.

36. Ibidem.

37. Cic , pro Sest., 66, 138.

38. С i c, pro Sest., 45, 98.

39. С i c, pro Sest., 66, 138.

40. С i c, pro Sest., 47, 101

[164]

источнике, как эпистолярное наследие Цицерона. Знакомство с его письмами может еще раз убедить нас в том, что Цицерон употребляет термин «optimates» лишь в одном значении — άριστοι (=boni), и это было отмечено выше 41. Но в письмах проступает еще один оттенок значения термина «optimates», который, очевидно, может быть прослежен и в речах и в теоретических трудах, правда, не столь явно. Optimates — это те «лучшие», которые занимали «правильную» позицию в год консульства самого Цицерона или ныне занимают такую же «правильную» (то есть — отрицательную) позицию по отношению к Цезарю. Так, в письме к Лентулу Спинтеру Цицерон пишет: «Лентул, ты не найдешь у благонамеренных людей тех же чувств (eundem bonorum sensum), которые у них были при твоем отъезде..., а те, кого называли оптиматами, когда я был у власти (il, qui tum nostro illo statu optimates nominabantur), дают это понять не только выражением лица»... etc. 42

 В 49 г. в письме к Аттику он говорит: «Меня к этому приводит не он, а людская молва, о которой мне пишет Филотим. Ведь оптиматы, по его словам, меня разрывают. Всеблагие боги! Что за оптиматы (quibus optimatibus!). Как они теперь бегут навстречу, как предаются Цезарю!.. Поэтому я и спрашиваю тебя, кто эти оптиматы, которые меня выталкивают, хотя сами остаются дома?» 43.

Но если даже учесть только что отмеченный оттенок понятия «optimates», который довольно отчетливо проступает в приведенных цитатах, то от этого, по существу, ничего не зависит, так как основной смысл термина остается без изменения и в письмах. Все вышеизложенное дает, на наш взгляд, возможность прийти к твердым выводам относительно понимания Цицероном термина «optimates» и применения им этого термина как в теоретических произведениях, так и в речах и, наконец, в письмах.

До сих пор мы были заняты анализом понятия «optimates» на основе использования этого термина Цицероном. По причинам, которые уже были указаны 44, такой подход вполне правомерен. Однако для более серьезного обоснования нашей трактовки термина и понятия, едва ли можно ограничиться приведенным материалом. Необходимо, хотя бы в самых общих чертах, выяснить характер интересующего нас словоупотребления у более поздних авторов. Быть может, если и не Цицерон, то, скажем, историки императорской эпохи привнесли в термин «optimates» то значение, которое и перешло потом

_________

41. См. стр. 161—162.

42. С ic , ad fam., 1, 9, 17; ср. ad Att., 1, 20, 3.

43. Cic , ad Att.,'8, 16, 1-^2; cp. 9, 5, 3; 9, 11, 3.

44. См. стр. 159.

[165]

в концепцию Друмана — Моммзена? Но как показывает словоупотребление более поздних авторов, для подобного утверждения мы также не имеем достаточных оснований. Историки императорской эпохи, во-первых, употребляют интересующий нас термин сравнительно редко, во-вторых, они только употребляют, но не определяют его и, наконец, в-третьих, судя по употреблению и применению термина «optimates», они весьма далеки от противопоставления оптиматов как «правящей партии»— популярам как «партии оппозиционной».

Остановимся на наиболее характерных примерах. У Ливия (вернее, у его эпитоматора) встречается, например, указание на то, что Тиберий Гракх, когда он хотел быть вторично избранным в трибуны, был убит оптиматами на Капитолии по инициативе и под руководством Корнелия Назики (auctore Р. Согnе[1]lio Nasica in Capitolio ab optimatibus occisus est) 45. Кстати, несколько выше указывается, что аграрный закон Тиберия Гракха был проведен против воли сената и всаднического сословия, но отнюдь не оптиматов 46. Так же бегло говорится о коварстве Помпея Страбона, который во время переворота, совершенного Цинной и Марием, vires Cinnae dedit nес nisi proflgatis optimatium rebus auxilium tulit 47, но, конечно, и это указание недостаточно для того, чтобы изображать данный переворот как борьбу между оптиматами и популярами. О весьма свободном обращении Ливия с терминами «optimates» и «populares» свидетельствует тот факт, что он считал возможным употреблять эти термины применительно к самому раннему периоду борьбы патрициев и плебеев 48. Это, кстати, единственное у Ливия место, где дано какое-то противопоставление оптиматов популярам, причем первые отождествляются с патрициями, вторые — с плебеями. Возможно, что здесь мы сталкиваемся с «модернизированным» применением интересующих нас терминов, как это вообще характерно для Ливия, но делать какие бы то ни было твердые выводы на основании этого, по[1]жалуй, единственного и явно риторического противопоставления, на наш взгляд, более чем рискованно.

Что касается словоупотребления Светония 49, который называет противников Антония оптиматами, то, как отмечает Штрасбургер 50, его понимание этого термина, несомненно, близко к Цицеронову. Видимо, в том же духе (хотя это менее ясно) применяет понятие «optimates» Тацит, когда он говорит, что дед

______________

45. Liv., per. 58; ср. Veil., 2, 3, 1.

46. Liv., ibid.

47. L i v., per. 79; cp. V e 11., 2, 20, 3.

48. L i v., 3, 39, 9.

49. Suet , Aug., 10, 2; 12.

50. Strasburger . RE, s. v. optimates.

[166]

Луция Домиция погиб при Фарсале, защищая дело оптиматов (pro optimatibus ceciderat)  51.

Таким образом, использование и применение историками императорской эпохи интересующего нас термина (хотя оно более (схематично, а потому менее определенно и ясно, чем словоупотребление Цицерона) тоже не дает, как нам кажется, достаточных оснований для каких бы то ни было выводов о наличии в Риме «двухпартийной системы». Приходится при[1]знать, что подобная конструкция создана современной историографией без надлежащей опоры на источники или, говоря словами Штрасбургера, «эта систематика выводится из современных политических понятий и представлений».

Перейдем теперь к рассмотрению понятия «populares». Здесь мы можем быть более краткими, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, наш общий подход и отношение к проблеме выражены уже достаточно ясно при анализе понятия «optimates»; ряд соображений поэтому нецелесообразно повторять. Во-вторых, мы имеем специальное исследование о популярах, выводы которого настолько в принципе совпадают с нашими общими установками, что нам остается лишь к ним присоединиться. Однако в самом сжатом виде они должны быть изложены, потому что, насколько нам известно, исследование К. Рюбелинга до сих пор не опубликовано 52.

К. Рюбелинг стремится прежде всего в своем анализе тер[1]мина «popularis» исходить из античного употребления понятия

__________

51. Tac. Ann., 4, 44.

52. См. Karlheinz R ϋ b e 1 i n g. Untersuchungen zu den Popularen. Diss., Marburg, 1953. С данной работой я познакомился в 1962 г. в Лейпциге. Я был поражен принципиальным совпадением некоторых наших общих установок и выводов, хотя я до этого занимался главным образом анализом понятия «орtimates». Впервые доклад на тему «Социальное и политическое значение тер[1]мина «optimates», у Цицерона» был сделан мною на заседании сектора древ[1]ней истории Института истории АН СССР 21.1.1957 г. Затем он был — в несколько переработанном варианте — повторен на конференции, посвященной Цицерону (Варшава), в конце 1957 г., издан в «Трудах» этой конференции (на франц. яз.) и в сборнике в честь академика В. В. Струве («Древний мир», М., 1963). Интересны не только совпадения общих установок, но и некоторых частных наблюдений, как в моей работе, так и в диссертации К. Рюбелинга. Например, мы оба и независимо друг от друга высказали соображение о не[1]достаточной ясности терминов «optimates» и «populares» во времена Цицеро[1]на, поскольку последнему пришлось разъяснять эти термины в речи pro Sestlo (см. выше стр. 159; ср. К. Rϋbеling. Op. cit., S. 22—23). Подобные совпадения не единичны, но следует отметить, что имеются и существенные расхождения, в основном, в тех случаях, когда К. Рюбелинг касается (он делает это, собственно говоря, лишь попутно) вопроса об «оптиматах». Я не могу соглаиться с его выводом о том, что optimates — это «знатное сословие», а быть может, и factio (К. Rϋbеling. Op. cit., S. 79.fi.). Что касается выводов работы, относящихся к понятию «populares», то они, как правило, возражений у меня не вызывают. В заключение хотелось бы еще раз высказать сожаление по поводу того, что ценное и интересное исследование К. Рюбелинга не увидело света.

[167]

во всем его своеобразии. Он указывает на то, что слово «popularis» очень часто встречается в источниках, причем в самом различном значении. Однако до Цицерона этот термин не имеет политического оттенка. Он употребляется в дальнейшем как латинскими, так и греческими авторами, хотя целый ряд писателей, как, например, Цезарь, Тацит, Светоний, его вовсе не знают. Греческие авторы, писавшие о Риме, именуют иногда того или иного деятеля δημοτικός, но это едва ли эквивалент.

Кроме того, следует учитывать различные нюансы термина, в зависимости от того, отнесен ли он к законам, или к политическому деятелю, или к государственным формам и т. п. Рюбелинг указывает на следующие основные оттенки значения термина «popularis»: «относящийся к народу», «народный», «известный в народе», «приятный народу», «популярный», «народолюбивый», «заботящийся о народе и защищающий его», «демократичный», «добивающийся благосклонности народа», «демагог», «мятежный», «революционный» и т. д. 53

Каково же понимание и применение данного термина Цицероном? Рюбелинг начинает свой анализ словоупотребления Цицерона с того же знаменитого определения популяров (и оптиматов), которое дается в речи pro Sestio, причем обращает внимание на то, что это определение формулируется как ответ на недоуменный вопрос (хотя это не значит, что Цицерон говорит о чем-то вовсе неизвестном его слушателям). Популяры в данной речи определяются как особый род политиков (действующие в угоду «толпе», массе). Несколько иное определение популяров дано в De officiis (I, 25, 85), причем ему, быть может, следует придать большее значение, чем дефиниции в тенденциозной речи (популяры заботятся лишь о части народа). Интересны и речи против законов Рулла, законов, внесенных трибуном-популяром. Здесь Цицерон называет себя consul popularis, а своих противников «лжепопулярами». Один этот факт уже свидетельствует о том, что под популярами никоим образом нельзя понимать четко ограниченную группу, партию (см. также определения популяров в de leg. agr., II, 3, 7; затем в pro Rab. perd., 5, 15 и in Cat., IV, 5, 9).

На основании всех этих данных можно сделать вывод о том, что популяр — это такой политик, который заботится о народе и выступает — на словах и на деле — в защиту его интересов. Что касается еще одного значения термина — «приятный (угодный) народу» (pro Sest., 44, 96), то это всего лишь «псевдополитическое» значение термина, введенное Цицероном в «пропагандистских целях» 54.

В соответствии со словоупотреблением Ливия, populäres в годы ранней республики, подобно трибунам,— защитники на-

_____________

53. К. Rϋbеling. Op. cit., S. 18—21.

54. Ibid., S. 21—31.

[168]

рода, т. е. плебса (Liv. 6, 17,1; 6, 18,4; 8, 12, 11—14). С окончанием борьбы сословий ситуация меняется. Теперь противником является новая знать (nobilitas), которая именует себя optimates или boni. Но они представляют собой сенат, к которому, кстати оказать, принадлежат и популяры (но они всегда в меньшинстве). Выступая против сената, популяры одновременно отстаивают интересы народа. Лучшее средство в этих случаях — закон de provocatione ad populum. Он применяется, когда отдельные магистраты стремятся продлить свой должностной срок (Liv., 3, 64, 6; 9, 83, 5), и, в еще большей степени, когда они стремятся к тирании, regnum (Liv. 6, 19, 7). Итак, популяры — против патрициев, затем — против оптиматов, сената, злоупотребления магистратской властью, стремления к тирании.

Популяры определяются понятием «per populum agere», оптиматы — их сенатским правлением. Влияние народа на политическую жизнь есть важнейшая часть commoda populi, отсюда — значение народных собраний и ius suffragii. Популяры выступают за неприкосновенность комиций, за расширение их власти; ничего не должно происходить iniussu populi. Популяры хотят управлять с народным собранием (а не с сенатом, как оптиматы) и потому они нуждаются в поддержке и благоволении народа. Итак, главное в политическом содержании термина «popularis», это — забота о народе (plebs urbana), защита его интересов при помощи provocatio, а также земельных и хлебных законов, основания колоний и т. п. Демагогический момент в деятельности популяров, несомненно, имеет место, однако значение его второстепенно. Из всего, сказанного вытекает тот бесспорный вывод, что для римлян populares — вовсе не какая-то группа или партия, но — в соответствии с дефинициями Цицерона и Ливия — некий род (или тип) политически активных граждан с определенной («народной») программой действий 55.

Можно ли считать популяров демократами (как в античном, так и в современном смысле слова)? В De rep. (1, 29, 45; 3, 35, 48; ср. 1, 26, 42) Цицерон говорит о civitas popularis как о демократической форме правления. Для него не существует принципиального различия между афинскими демократами и римскими популярами. Подобное же отношение мы встречаем и у Непота (Phoc, 3, 1), поскольку он одну из двух афинских factiones называет populäres. Таким образом, Непот отождествляет с популярами афинских демократов, что было бы невозможно, если бы в первых он видел только демагогов.

_________

55. Ibid., S. 39—45; 54—57. Во всем вышеизложенном вызывает сомнение попытка отождествить понятия nobilitas и optimates.

[169]

В дальнейшем изложении Цицерона римские популяры весьма близки демократам (в античном понимании этого слова).

Они стремятся к тому, чтобы все в государстве шло per populum (de rep., 1, 26, 42; 27, 43), Афины для них являются об[1]разцом (ibidem), основной признак демократического строя — свобода (de rep., 3, 14, 23) и она существует лишь при таком строе (de rep., 1, 31, 47). В демократических государствах народ и только народ — хозяин судов и законов, хозяин над жизнью и смертью, над имуществом каждого.

Таким образом, в представлениях римлян популяры соответствуют демократам. Если же учесть только что изложенную программу, то их можно считать демократами (умеренны[1]ми) и в современном смысле слова. Но важнее всего то, что римляне, говоря об афинских демократах, подчеркивают различия и оттенки; когда же речь идет о популярах, то об этом мы ничего не слышим. Это еще раз подтверждает тот факт, что для римлянина популяр — лишь определенный тип политически активного гражданина, демократического деятеля, но отнюдь не политическая группа, объединение или «партия» 56.

Являются ли соответственно оптиматы типом аристократического деятеля, аристократами? В государственно-теоретическом отношении аристократическая форма правления определяется Цицероном как civitas optimatium (de rep., 1, 26, 42), optimatium dominatus (de rep., 1, 27, 43; cp. 1, 29, 45). Но этот термин для Цицерона в данном смысле не столь уж употребителен; «аристократия» часто переводится им как «господство знати», причем знать противопоставляется (и в Риме, и в других городах) плебсу, populus, а отнюдь не популярам (de leg., 2, 12, 30; 3, 3, 10; 15, 33; 17, 38; ср. Liv., 24, 2, 8; 24, 32, 3). От этого противопоставления отличается та дефициния, которая дана в pro Sest., 96, ибо здесь, как известно, оптиматы противопоставлены популярам и определены не как знать, но гораздо более широко — как все благонамеренные и зажиточные граждане. Противопоставление optimales (знать) — populus мыслится в социальном плане, optimales — populares — в плане политическом. Каково же происхождение этого последнего противопоставления?

Интересен и поучителен сравнительный грамматический анализ терминов: optimates встречается почти исключительно как существительное, в единичных случаях как прилагательное. Popularis, наоборот, употребляется главным образом в форме прилагательного или как субстантивированное прилагательное (иногда как наречие). Затем optimates почти всегда употребляются во мн. ч.; в ед. ч.— только как прилагательное.

__________

56. К. Rϋbеling. Op. cit, S. 61—68.

[170]

Popularis опять-таки очень употребительное слово в ед. ч. Обычно язык стремится одинаковые понятия выражать одинаковыми формами, указанные же различия заставляют думать, что первоначально интересующая нас пара понятий была не столь схожа по содержанию, а потому и не столь сопоставляема. Но вместе с тем следует отметить, что первоначально обозначение optimates и populares как двух противостоящих типов политических деятелей не являлось чисто римским понятием, но было заимствовано из круга идей и понятий греческой политической действительности. Эти термины — перевод, калька с греческого языка; optimates = άριστοι (или αριστοκρατικοί), populares = δημοτικοί. Но, если термины и понятия были заимствованы из Греции, это еще не значит, что противопоставление их не было чисто римским.

Оптиматы как политические деятели в значительной степени идентичны оптиматам как знати, а для знати характерна форма factio (т. е. «партии»), недаром Саллюстий называет римских нобилей factiosi 57. Но ни о какой «Gegenpartei» не может быть речи (недаром мн. ч. мало употребительно по отношению к популярам). Снова и снова приходится утверждать: популяры — не группа, но одиночные представители (и, часто, из рядов высшей знати) и только в своей «идейной общности» они создают политическую традицию (и в этом, кстати сказать, их основное отличие от греческих демократов, которые, конечно, были factio, «партией»). Следовательно, прямое противопоставление optimates — populäres неправомерно, это — совершенно разные планы 58.

И, наконец, следует подчеркнуть различие двух политических идеологий. Оно заключалось в различном понимании libertas во внутриполитической жизни Рима. Оптиматы считали, что в Риме после свержения царской власти господствует libertas. Народ, плебс,— также свободен. Но, вместе с тем, libertas — в опасности. Угрожают ей как раз популяры, которые стремятся чуть ли не к regnum. Поэтому задача оптиматов состоит в том, чтобы охранять существующий «свободный порядок».

Популяры, наоборот, считали, что существующий порядок — несвободный. Свобода была в прошлом, ее завоевал народ (плебс) своей борьбой, но теперь он ее снова лишен. Котерия знати захватила власть в государстве и осуществляет dominatio. Популяры хотят уничтожить эту клику и восстановить свободу. Поэтому в формулировках целей их борьбы всегда фигурирует libertas (см., например, намерение Клодия

___________

57. С этой точкой зрения едва ли можно согласиться. О термине «factio» у Саллюстия см. ниже, стр. 173.

58. К. Rϋbеling. Op. cit., S. 68—79.

[171]

построить храм в честь Liberias на месте разрушенного дома Цицерона на Палатине) 59.

Таковы основные выводы исследования Рюбелинга. Из нашего краткого изложения с необходимым комментарием видно, в чем мы считаем эти выводы приемлемыми. Рюбелинг безусловно прав, когда он утверждает, что популяры — это не[1]партия, но лишь отдельные политические деятели определенного толка (направления). Что касается оптиматов, то как уже было сказано, здесь его выводы представляются нам менее бесспорными и мы склонны оставаться при своей оценке оптиматов как широкой межсословной группы или как понятия, равнозначного άριστοι и boni 60.

Но мы часто сталкиваемся с такими выражениями (и даже сами иногда их употребляем): «Клодий (или Цезарь) — вождь популяров», «Цицерон — вождь оптиматов» и т. п. Как следует понимать эти выражения? Не признаем ли мы тем самым, что оптиматы и популяры все же были политическими группировками, т. е. «партиями»?

Отнюдь, нет! На основании всего вышеизложенного мы можем охарактеризовать политическую жизнь и борьбу в римском обществе следующей формулировкой: наличие программ и отсутствие организаций, т. е., говоря иными словами, можно признать наличие идейно-политических «течений», но нельзя признать наличие «партий». Следовательно, не существовало ни сенатской, ни демократической партии как таковых, но безусловно существовала политическая борьба и борьба идеологий.

Нам приходилось уже высказываться по поводу характера политической жизни римского общества, отсутствия партий и сравнения в этом плане Рима с греческим обществом 61. Мы и сейчас считаем, что вся история республиканского Рима, начиная от эпохи борьбы патрициев и плебеев и кончая временем Цезаря, не дает примеров, подтверждающих наличие политических партий в Риме, партийного оформления социальной и политической борьбы. Мы уже не говорим о том, что термин «партия» в его современном значении, когда имеется в виду не только твердо фиксированная программа, но и организация, и членство, и партийный аппарат и т. п., абсолютно неприменим к условиям политической жизни древнеримского общества. Но это вовсе не означает, что сенат как учреждение или нобилитет как сословие не представляли собой довольно замкнутой корпорации, пронизанной особым, т. е. «корпоративным» духом и традициями. Это было именно так и, говоря о facti»

__________

59. К. Rübeling Op. cit, S. 108—109; см. также резюме всех выводов и заключений, S. 151—155.

60. См. стр. 161—162.

61. С. У т ч е н к о. Идейно-политическая борьба..., стр. 20—23; 39—40.

[172]

сената или нобилитета, Саллюстий имеет в виду — что доказывается самим характером его словоупотребления  62 — именно эту корпоративность. Однако подобная корпоративность так же далека от современной «партийности», как, например, сенат или, в еще большей степени, нобилитет в целом далеки от того, чтобы представлять собой политическую «партию». Но, вместе с тем, в качестве чрезвычайно характерной и своеобразной черты политической жизни Рима следует отметить наличие персональных или индивидуальных «партий», т. е. наличие определенных политических деятелей (как оптиматов, так и популяров), вокруг которых образуется большая «свита», Gefolgschaft (иногда даже вооруженные отряды, войско). Эта «свита» основана на фамильных связях и традициях, на клиентских взаимообязательствах и пр. Ее-то Цицерон и определяет персонифицированными терминами: pars Pompeiana, pars Clodiana и т. д. Но здесь уже, конечно, имеет место совершенно своеобразный момент, с нашим представлением о партиях и партийности никоим образом не связанный.

Вот почему — если учесть все вышесказанное — ни «демократия», ни «популяры» (как, впрочем, и «оптиматы») не могли служить достаточно прочной и широкой опорой для политических деятелей времени Цезаря и прежде всего для самого Цезаря. Поэтому он и "вынужден был искать действенной опоры в новом элементе римского общества—сильном и своей корпоративностью, и своей организованностью — в реформированной римской армии.

_____________

62. См. Sall. , lug., 41, 1; 6; ср. Cat., 51, 40 и особенно 54, 5.

[173]

Цитируется по изд.: Утченко С.Л. Кризис и падение Римской республики. М., 1965, с. 156-173.