Теологи
В сборнике “Новеллино” приводится такая история: «В одной из школ Парижа были мудрейшие ученые и рассуждали они о небе, именуемом Эмпирей. Долго и горячо говорили о нем и о том, что располагается оно выше других небес. Перечисляли небеса Сатурна, Юпитера и Марса... А над ними находится Бог-отец во всем своем величии. И вот однажды, когда они так рассуждали, пришел один помешанный и сказал им: “Господа, а что находится поверх головы Господа?” ...Долго искали они ответ в своих науках... но решение так и не было найдено. Тогда они сказали: “Безумен тот, что дерзает размышлять о мире ином. И еще больший сумасброд и безумец тот, кто ломает себе голову в попытках познать начало всех начал. И вовсе лишен рассудка тот, кто тщится познать сокровеннейшие помыслы Бога, когда столько мудрецов даже того не смогли узнать, что у него на голове».
И, действительно, во второй половине XIII века теология постаралась отделиться от философии, поставив границы человеческому разуму. На пути философов, которые пытались при помощи логических методов или знания природных законов рассуждать о законах божественных, вставали как уставы корпораций, так и церковные запреты, вроде тех, что были приняты в Париже и в Оксфорде в 1277 г. В вопросе о разуме и вере Фома Аквинский придерживался достаточно оптимистической позиции, отдавая приоритет божественным доводам над рациональными, но отводя последним все же весьма важную роль в познании Бога и мира. Его противники из числа францисканских теологов-номиналистов, как и сторонники теории “двойственной истины”, делали вывод о принципиальной непознаваемости Бога. На долю ученого выпадало лишь изучение умопостигаемых вещей, совершенствование логического инструментария, либо рассуждения на темы морали.
Ожесточенные споры “реалистов” (томистов) и “номиналистов” (последователей Дунса Скотта и Оккама) иссушали творческие силы теологии как науки. XIV-XV века уже не знали величественных всеохватных произведений вроде “Суммы теологии” Фомы Аквинского. Зато оживилась неизбежная спутница и вечный оппонент теологической схоластики - мистика, проповедующая “ученое незнание”, напряженное самоуглубление, столь привлекательное и плодотворное на начальных стадиях, но таящее немалые опасности как для культуры, так и для общества, будучи доведенной до логического конца.
При этом само соперничество реализма и номинализма было чревато весьма важными последствиями для политики, права и иных областей общественной жизни. Томизм настаивал на примате общего над частным, тела над каждым из его членов. Номинализм видел в общем лишь сумму отдельных сущностей. Государство, таким образом, имело право на существование лишь как гарант интересов индивидуумов или отдельных групп.
Не создавая шедевров, богословы XIV-XV веков решали главную задачу, стоящую перед интеллектуалами всех времен. Они объясняли, приводили в систему и санкционировали факты социально-политической действительности, создавая и поддерживая единую картину мира и отвечая на вопросы, выдвигаемые временем. Теологи осуществляли цензорские функции, разрабатывали новые формы спиритуальности, канонизируя новых святых, и редактируя “пенитенциалии”, стараясь реагировать на религиозные потребности эпохи. Они нашли выход из церковной Схизмы, решили вопрос о соотношении авторитета папских решений и постановлений Вселенских соборов. Они разработали догматы о Чистилище и “церковном сокровище” (фонде добрых дел, позволяющем выдавать индульгенции), заблокировали учение Иоанна XXII о “подалтарном ожидании” душ до Страшного суда, и, несмотря на сопротивление ордена доминиканцев и папской курии, добились принятия тезиса о непорочном зачатии Девы Марии. Они выступали арбитрами в спорах монархов, занимаясь и глобальной политикой (борьба с турецкой угрозой, уния с Восточно-христианской церковью и др.), выступали экспертами политических процессов и в делах о ереси.
Так, теологическая экспертиза проводилась по поводу Жанны д’Арк трижды: одни доктора дозволили ей выступить с армией, другие осудили как еретичку, третьи реабилитировали. Схоластам удалось разработать достаточно гибкое учение о бедности, труде и собственности, осмыслить новые явления экономической жизни, вплоть до коммерческого кредита.
При этом теологи были людьми не очень богатыми. Даже противники не обвиняли их в стяжательстве, скорее уж речь шла о непомерном честолюбии или о политических пристрастиях. Хороших профессионалов было сравнительно немного, в большинстве университетов теологию вели доминиканцы или францисканцы, закосневшие в мелком соперничестве (образ “наших магистров” со знанием дела раскрыт в “Письмах темных людей” или у Эразма). Лишь в Париже, Саламанке, Кёльне, Оксфорде, Кембридже и в “Святой коллегии” при папской курии можно было найти специалистов высокого класса.
Приведем два произвольно взятых примера карьер теологов.
Жак Панталеон Аншер, уроженец города Труа в Шампани (легенда называет его сыном сапожника), учился в Париже каноническому праву и теологии. В 1220 г. он становится доктором теологии и каноником города Лана, затем занимает там пост архидьякона до 1249 г. В Лане он входил в одну конфрерию с Робером Туротом, с которым его связывала долгая дружба. Став епископом Льежа, Турот пригласил теолога к себе. Затем Аншер попадает в поле зрения Иннокентия IV, который отправляет его на помощь крестоносцам. Он выполняет важные поручения в Пруссии, где, в частности, заключил мир между померанским князем Святополком и Тевтонским орденом. За заслуги папа назначил Аншера своим почетным капелланом, а в 1255 г. он получил титул патриарха Иерусалимского. В 1261 году кардиналы избирают его папой под именем Урбана IV. Опыт пребывания в Шампани и Льеже, контакты с Нидерландами (его приближенным был Жан Вийенгем, теолог из семьи антверпенских бюргеров) познакомили его со спиритуальностью бегинок и с формами евхаристического культа, все более популярного в этом регионе. Урбан IV учреждает в 1264 г. праздник Тела Господня, ставший одной из главных отличительных черт католической литургии. Проницательный понтифик сумел оценить заслуги парижского доминиканца Фомы Аквинского и вызвал его в папскую резиденцию в Витербо, где тот работал над завершением своей “Философской суммы” и начал работу над “Суммой теологии”.
В 1363 г., все в той же Шампани, в многодетной крестьянской семье, родился и Жан Жерсон. Он учился в Парижском университете, где Наваррский коллеж предоставлял стипендии для выходцев из Шампани. Выдающиеся способности позволили ему в виде исключения получить докторскую степень на пять лет раньше положенного по уставам срока - в возрасте 29 лет. Он часто выступает от имени университета с проповедями перед королем, а в 1395 г. становится канцлером университета. Попытки реформирования всего преподавания сочетались со стремлением Жерсона поднять престиж учителя и приходского священника. Сенсацию вызвало его желание не просто получать доходы с дальнего прихода во Фландрии, но и реально исполнять там пастырские обязанности. В проповедях и письмах он критиковал схоластическое пустословие, охватившее университеты, пытался внедрить мистику в университетские стены, провозглашая неслыханный здесь тезис “лучше любить, чем знать”. Выступая как моралист, Жерсон часто поднимает проблемы семьи и брака, воспитания детей, пытается разобраться в некоторых экономических проблемах. Он принимает участие и в любопытной интеллектуальной полемике, развернувшейся по поводу “Романа о Розе”, причем выступает на стороне Кристины Пизанской, защищавшей достоинство женщин от нападок Жана де Мёна. Реформаторский пыл Жерсона распространялся и на дела государственные. В проповеди “Vivat rex”, произнесенной перед королем в 1405 г., не только обосновывается высокое место университета в королевстве как советника и представителя интересов всех сословий, но и содержится призыв к реформам. Некоторое время Жерсон пользовался покровительством могущественных герцогов Бургундских, однако после убийства герцога Орлеанского бургиньонами и публичного оправдания этого деяния теологом Жаном Пти, позиция Жерсона меняется. Несколько раз сторонники герцога Бургундского пытались его убить, а в 1413 г., во время восстания кабошьенов, инспирированного герцогом, парижский дом теолога был разграблен. Зато после подавления восстания, Жерсон добивается осуждения доктрины Жана Пти епископом Парижским и пытается добиться осуждения его на Констанцском соборе (1414-1418), в работе которого теолог принял активное участие. Захват Парижа бургиньонами помешал Жерсону вернуться туда по окончании собора.
По приглашению Фридриха Австрийского он посещает Венский университет. Затем, после 1419 г. обосновался в Лионе, где, верный про[1]возглашаемым принципам, преподавал детям в школе при монастыре целестинцев. Последним его деянием перед смертью (1429) было письмо, где он как теолог убеждал короля и его советников поддержать Жанну д’Арк.
Цитируется по изд.: Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Том 2. Жизнь города и деятельность горожан. М., 1999, с. 238-241.