Теория эроса
В свете этого открытия проблема психической травмы была решена самым неожиданным образом, а на ее место встало исследование проблемы эротического конфликта, который, как показывает наш пример, содержит множество ненормальных элементов и с первого взгляда не может сравниться с обыкновенным эротическим конфликтом. Особенно поразительно и почти неправдоподобно то, что именно предлог пациенткой осознается, в то время как ее действительная страсть остается от нее скрытой. В данном случае, конечно, бесспорно, что действительное отношение было покрыто тьмой, а ложное всецело занимало сферу сознания. Если мы сформулируем эти факты теоретически, то придем к следующему результату: в неврозе существуют две тенденции, находящиеся в строгой противоположности друг к другу, одна из которых — бессознательна. Это утверждение нарочно сформулировано в самых общих терминах, так как я хочу подчеркнуть, что хотя патогенный конфликт — дело личное, он также и общечеловеческий конфликт, проявляющийся в индивиде, ибо внутренний разлад с собой служит отличительным признаком цивилизованного человека. Невротик — всего лишь особый пример разлаженного человека, которому следует гармонизировать в себе природу и культуру.
Рост культуры заключается, как мы знаем, в прогрессирующем подчинении животного в человеке. Это — процесс приручения, который не может совершиться без сопротивления со стороны животной сущности, жаждущей свободы. Время от времени сквозь массу людей, слишком долго сдерживающихся в ограничениях своей культуры, пробегает волна неистовства. Античность пережила это в дионисийских оргиях, которые нахлынули с Востока и стали существенной и характерной составляющей классической культуры. Дух этих оргий внес немалый вклад в развитие стоического идеала аскетизма в бесчисленных сектах и философских школах последнего дохристианского столетия и создал из политеистического хаоса той эпохи аскетические религии-близнецы, митраизм 1 и христианство. Вторая волна дионисийского распутства пронеслась по Западу в эпоху Ренессанса. Трудно оценить дух своего собственного времени, но в непрерывном ряду революционных вопросов, начало которым дано в последние полвека, был и «сексуальный вопрос», и это породило новый вид литературы. В этом «движении» коренятся начала психоанализа, на чьи теории оно оказало слишком одностороннее влияние. В конце концов, никто не может быть полностью независимым от течений своей эпохи. С тех пор «сексуальный вопрос» был значительно оттеснен религиозными и политическими проблемами на задний план. Что, однако, никак не меняет того основного факта, что инстинктивная природа человека всегда проступает вопреки контролю, налагаемому цивилизацией. Названия меняются, но факт остается фактом. Сегодня нам известно также — это отнюдь не только животная сущность, которая не ладит с цивилизованными ограничениями; очень часто этим являются новые идеи, которые прорываются из бессознательного и настолько же не гармонируют с доминирующей культурой, насколько и инстинкты. К примеру, мы могли бы с легкостью сочинить политическую теорию невроза в той мере, насколько современный человек возбужден именно политическими страстями, к которым «сексуальный вопрос» был только незначительной прелюдией. Может оказаться, что и политическая жизнь является лишь предвестником гораздо более глубокого религиозного сотрясения. Не осознавая этого, невротик участвует в преобладающих течениях своей эпохи и отражает их в своем внутреннем конфликте.
Невроз тесно связан с проблемой своего времени и действительно представляет собой безуспешную попытку со стороны индивида решить всеобщую проблему в себе. Невроз суть раздор с самим собой. У большинства людей причиной раздора является то, что сознательный разум хочет полагаться на свой нравственный идеал, в то время как бессознательное борется за свой — в современном смысле — безнравственный идеал, который сознательный разум пытается отрицать. Люди такого типа желают быть более представительными, чем они есть в действительности. Но конфликт легко может пойти другим путем: есть люди, судя по всему, пользующиеся дурной репутацией, но не подвергающие себя ни малейшим ограничениям. Это, в сущности, всего лишь поза злобности, так как в глубине души у них есть своя нравственная позиция, которая ушла в бессознательное. Несомненно и то, что бывает безнравственная позиция у нравственного человека. (Крайностей, таким образом, следует избегать, насколько это возможно, потому что они всегда вызывают подозрение своими противоположностями.)
Это общее обсуждение было необходимо для того, чтобы прояснить идею «эротического конфликта». Отсюда мы можем перейти к обсуждению, во-первых, техники психоанализа и, во-вторых, проблемы терапии.
Очевидно, главным вопросом, связанным с этой техникой, является следующий: «Как нам прийти кратчайшим и наилучшим путем к знанию того, что происходит в бессознательном нашего пациента? Первоначальным методом был гипнотизм: либо опрос в состоянии гипнотической концентрации, либо спонтанное продуцирование фантазий пациентом во время такого же состояния. Этот метод до сих пор иногда применяется, но, по сравнению с нынешней техникой, примитивен и часто неудовлетворителен. Второй так называемый ассоциативный метод был развит психиатрической клиникой Цюриха. Он довольно точно показывает наличие конфликтов в форме «комплексов» чувственно-выраженных идей, как их называют, которые выдают себя характерными нарушениями в ходе эксперимента. Но наиболее существенным методом постижения патогенных конфликтов является, как показал первым Фрейд, анализ сновидений.
О сновидении действительно можно сказать, что это как тот «камень, что строители отвергли, — тот самый, что стоит во главе угла». Только в новые времена сновидение, этот мимолетный и не очень бросающийся в глаза продукт психики, вызвало такое глубокое презрение к себе. Прежде же оно почиталось как предвестник судьбы, как знамение и утешитель, как посланец богов. Сейчас мы понимаем его как эмиссара бессознательного, задача которого состоит в том, чтобы выдавать секреты, скрытые от сознательного разума, и делает оно это с поразительной полнотой. «Явленное» сновидение, то есть сновидение, как мы его помним, выступает, по мнению Фрейда, только фасадом, не показывает внутреннее убранство дома, а, наоборот, тщательно скрывает его с помощью «сноцензора». Если, однако, соблюдая определенные технические правила, мы убедим видевшего сон рассказать о подробностях своего сновидения, то вскоре станет ясно, что его ассоциации идут в особом направлении и группируются вокруг особых тем. Последние личностно важны и выводят тот смысл, о котором никогда не подумаешь, что он скрывается за сном, ибо который, как показывает внимательное сравнение, находится в очень тонкой и точной связи с фасадом сновидения. Этот особый комплекс идей, где соединены все нити сновидения, и есть искомый нами конфликт или, вернее, его вариация, обусловленная обстоятельствами. Согласно Фрейду, болезненные и несовместимые элементы в конфликте здесь так прикрыты или стерты, что мы можем говорить даже о некоем «исполнении желания». Но лишь очень редко такие сновидения исполняют очевидные желания, как, например, в так называемых телесно-раздражительных сновидениях, в частности в ощущении голода во сне, когда сильное желание' пищи удовлетворяется сновидением с приятным приемом пищи. Точно так же настойчивая мысль о том, что надо вставать, противоречащая желанию поспать еще, ведет к ис-полняющему желанию сно-идеи, где уже встали, и т. д. По мнению Фрейда, существуют также бессознательные жела-ния, природа которых несовместима с идеями бодрствующего сознания, болезненные желания которых предпочитают не замечать, и они именно те желания, которые Фрейд считает подлинными архитекторами сновидения. Например, некая дочь нежно любит свою мать, но, к большому своему прискорбию, видит ее во сне умершей. Фрейд доказывает, что у этой дочери существует, неведомо для нее, чрезвычайно болезненное желание увидеть мать поскорее покинувшей этот мир, так как втайне недолюбливает ее. Даже у самой безупречной дочери могут быть подобные настроения, но их бы встретили с весьма яростным опровержением, если бы кто-то попытался обвинить ее в них.
По всей видимости, явленное сновидение содержит не следы исполнения желания, а скорее опасения или тревоги, следовательно, прямую противоположность предполагаемого бессознательного импульса. Однако нам отлично известно, что преувеличенную вообще тревогу можно часто и справедливо подозревать в обратном. (Здесь критично настроенный читатель может оправданно спросить: «Когда же тревога в сновидении преувеличена?») Таких сновидений, в которых, вероятно, нет следа исполнения желания, множество: конфликт, переработанный в сновидении, бессознателен, и таким же является предпринятое объяснение его. На самом деле у нашей пациентки все же существует стремление избавиться от своей матери; выражаясь языком бессознательного, она хочет, чтобы мать умерла. Но видевшую сон, конечно, нельзя обвинить в этом стремлении, так как, строго говоря, сновидение произвела не она, а бессознательное. Именно бессознательное имело это стремление, весьма неожиданное с точки зрения видевшей сон, избавиться от матери. Сам факт того, что ей может присниться такое, доказывает, что сознательно она об этом не думала. Она не имела ни малейшего представления о том, почему нужно избавиться от своей матери. Сейчас мы знаем, что некоторый пласт бессознательного содержит в себе все, что прошло, не запечатлевшись в памяти, включая и все те инфантильные инстинктивные побуждения, которые не могут найти выхода во взрослой жизни. Мы можем говорить, что большая часть того, что проистекает из бессознательного, проистекает из инфантильного характера, как, например, вот такое желание, которое есть сама простота: «Когда мама умрет, ты женишься на мне, не правда ли, папа?» Это выражение инфантильного желания является заместителем какого-то недавно возникшего желания выйти замуж, в данном случае болезненного желания для видевшей сон по все еще не раскрытым причинам. Мысль о замужестве или, правильнее, серьезность соответствующего импульса является, как мы говорим, «вытесненной в бессознательное», и оттуда она обязательно должна выражаться в манере инфантильной, потому что материал, находящийся в распоряжении бессознательного, состоит в значительной степени из инфантильных реминисценций.
Рассматриваемое сновидение, вероятно, связано с приступом инфантильной ревности. Видевшая сон, больше или меньше, все же влюблена в своего отца, и по этой причине желает избавиться от матери. Однако ее подлинный конфликт на самом деле заключается в том, что, с одной стороны, она хочет выйти замуж, а с другой — неспособна принять решение: ибо никогда нельзя знать, на что это будет похоже, вый-дет ли из «него» подходящий муж и т. д. К тому же ей так хорошо дома, а что случится, когда она будет вынуждена расстаться с любимой мамочкой и станет совершенно самостоятельной и взрослой? Она замечает, что теперь вопрос замужества является для нее серьезным делом и держит ее в своей власти настолько, что она больше не может появляться домой под взгляд мамы и папы, не внося этот жизненный вопрос в круг семьи. Она больше не ребенок, каким была когда-то; теперь она женщина, которая желает выйти замуж. По существу, своим желанием мужа она возвращается к самой себе, завершаясь. Но в их семье мужем является ее отец, и, безотчетно для дочери, именно на него обрушивается ее сильное желание иметь мужа. Но это же инцест! Вот так там возникает обусловленность первым желанием, вторичная инцест- интрига. Фрейд же предполагает, что склонность к инцесту — первична и является реальной причиной того, почему видевшая сон не может решиться на замужество. По сравнению с этой другие причины, на которые мы уже ссылались, менее значимы. Относительно такой точки зрения я давно считаю, что нечастый случай инцеста не служит доказательством всеобщей склонности к нему, как, впрочем, факт убийства также не доказывает наличие всеобщей мании смертоубийства как результата конфликтов. Я не хотел бы этим сказать, что зачатки преступности любого вида не присутствуют в каждом из нас. Но существует пропасть между наличием такого зачатка и действительным конфликтом с вытекающим из него результатом — расщеплением личности в том виде, в каком оно присутствует в неврозе.
Если мы внимательно проследим историю любого невроза, то всегда обнаружим в ней критические моменты, когда какая-нибудь проблема возникает, когда ее решение начинает избегаться. Это избегание — точно такая же естественная и распространенная реакция, как и лень, расхлябанность, трусость, тревожность, невежество и неосознанность, которые являются обратной стороной избегания. Всякий раз, когда что-то неприятно, трудно и рискованно, мы обычно колеблемся и, если это возможно, уклоняемся от него. Я считаю, что такие основания уже совершенно достаточны. Симптоматика же инцеста, которая, несомненно, здесь присутствует и которую Фрейд правильно увидел, — это, по-моему, вторичное явление, уже патологическое.
Сновидение часто наполнено очень глупыми деталями, до такой степени создающими впечатление нелепости или же внешне настолько неразборчивы, что оставляют нас совершенно сбитыми с толку. Поэтому мы всегда вынуждены преодолевать определенное сопротивление, прежде чем сможем серьезно приступить к распутыванию замысловатого сплетения всего наработанного пациентом. А когда мы, наконец, вникнем в его действительное значение, то оказываемся глубоко в тайне пациента и с изумлением обнаруживаем, что внешне совершенно бессмысленное сновидение является в высшей степени значимым и что фактически оно говорит исключительно о существенных и серьезных материях. Это открытие, пожалуй, заставляет больше уважить так называемое суеверие, в соответствии с которым сновидения содержат какой-то смысл и с которым рационалистическая сдержанность нравов нашей эпохи до сих пор быстро расправлялась.
Как говорит Фрейд, анализ сновидения — via regia 2 к бессознательному. Он ведет прямо к самым глубоким личностным тайнам и поэтому является бесценным инструментом в руках целителя и воспитателя души.
Аналитический метод вообще, а не только фрейдовский психоанализ конкретно состоит в основном из большого числа актов анализа сновидений. В ходе изучения сновидений последовательно выделяют содержимое бессознательного для того, чтобы подвергнуть его действию дезинфицирующей силы дневного света, и, таким образом, многое из того, что ценно и считается утраченным, находится снова. Единственное, чего стоит ожидать, — то, что для многих людей, имеющих ложное представление о самих себе, лечение станет настоящей пыткой. Ибо в соответствии со старой мистической поговоркой: «Откажись от того, что имеешь, и ты приобретешь!» они вынуждены будут отказаться от своих взлелеянных иллюзий ради того, чтобы нечто более глубокое, более значительное и более объемлющее смогло бы в них возникнуть. Это подлинная старинная мудрость снова открывается при лечении. Она особенно курьезна тем, что такому виду психического просвещения приходится доказывать свою необходимость во время расцвета нашей культуры. Во многих отношениях такое может быть сравнимо с сократическим методом, однако нужно сказать, что анализ проникает в гораздо большие глубины.
Фрейдовский способ исследования стремился обосновать, что первоочередное значение приносит эротическому или сексуальному фактору аспект источника патогенного конфликта. Согласно этой теории, между общей тенденцией сознательного разума и безнравственным, несовместимым бессознательным желанием существует определенное противоречие. Бессознательное желание инфантильно, т. е. оно суть некое желание родом из детского прошлого, обычно больше не пригодное настоящему и потому вытесненное по моральным причинам. У невротика — психика ребенка, плохо переносящего произвольные ограничения, значение которых ему непонятно; он старается создать себе эту мораль, но срывается в разлад с самим собой: одна его половина желает подавлять, другая страстно стремится быть свободной — и борьба эта проходит под названием «невроз». Будь конфликт ясно осознанным во всех своих частях, он, возможно, никогда не мог бы проявиться невротическим симптомом; последние встречаются только тогда, когда мы не можем увидеть другой стороны своей натуры и безотлагательности решения ее проблем. Только и только при этих условиях симптом возникает и помогает выразить непризнанную сторону психики. Следовательно, симптом, по мнению Фрейда, — это исполнение непризнанных желаний, которые, проявляясь, вступают в жестокое столкновение с нашими нравственными убеждениями. Как уже было замечено, эта теневая сторона психики, будучи изъятой из сознательного, испытующего взгляда, остается вне диалога с пациентом. Он не может ни корректировать ее, ни прийти к соглашению с ней, ни даже игнорировать; ибо фактически он совсем не «владеет» бессознательными импульсами. А они, изгнанные из иерархии сознательной психики, становятся автономными комплексами, которые — и это составляет задачу анализа — не без долгого сопротивления снова приводятся к подчинению. Есть пациенты, хвастающие, что для них теневой стороны не существует; они уверяют нас, что у них нет конфликта, но не видят, что другое, неизвестного происхождения, затрудняет им жизнь — истерические настроения, тайные уловки, с помощью которых они обманывают себя и своих близких, нервный катар желудка, боли в разных местах, раздражительность без причины и целое множество нервных симптомов.
Фрейдовский психоанализ обвинялся в высвобождении вытесненных (удачно) животных инстинктов человека и причинения этим самым неисчислимого вреда. Такая перестраховка показывает, насколько малую надежду возлагаем мы на эффективность наших нравственных принципов. Люди притворяются, что только мораль, проповедываемая с кафедры, сдерживает человеческую изнанку от разнузданной вольницы; но необходим гораздо более эффективный регулятор, который устанавливал бы ограничения намного более реальные и убедительные, чем любые моральные наставления. Верно, что психоанализ делает животные инстинкты сознательными, однако же не с намерением, как многие высказывают, предоставить им безграничную свободу, а, скорее, чтобы объединить их в некоторое задуманное целое. При всех данных обстоятельствах есть выгода в том, чтобы полностью владеть своей личностью, в противном случае же вытесненные элементы только и будут, что неожиданно возникать в виде препятствия где-нибудь еще, а не просто в каком-нибудь несущественном, но в самом неподходящем месте, там, где мы наиболее чувствительны. Если бы люди могли быть развиты так, чтобы ясно видеть эту теневую сторону своей натуры, то можно надеяться, что они также научились бы лучше понимать и любить своих собратьев. Немного меньшее количество лицемерия и немного большее — самопознания могут иметь только положительный результат в отношении наших близких; ибо мы все слишком склонны переносить на наших собратьев несправедливость и жестокость, на которую приговариваем свою собственную природу.
Все же представляется, что фрейдовская теория вытеснения несомненно впечатляет, что существуют только как бы сверхнравственные люди, которые подавляют свою инстинктивную безнравственную природу. Соответственно безнравственный человек, живущий жизнью необузданного инстинкта, должен быть невосприимчивым к неврозу. Вообще же, как показывает опыт, это явно не происходит. Подобный человек может быть таким же невротиком, как и любой другой. Если мы проанализируем его, то просто обнаружим, что его мораль вытеснена. Неврологический распутник представляет собой, по поразительно точному выражению Ницше, картину «бледной копии уголовника», который недостоин своих поступков.
Мы, конечно, можем принять ту точку зрения, и что в данном случае вытесненные остатки приличия являются лишь традиционным пережитком раннего детства, налагающим излишний контроль на инстинктивную природу и поэтому подлежащим искоренению. Принцип ecrasez l'infame! 3 может завершиться теорией абсолютной распущенности. Естественно, это было бы совершенно фантастично и бессмысленно. Никогда не следует забывать — и фрейдовская школа должна об этом помнить, — что мораль никогда не сводилась к синайским скрижалям 4 и не навязывалась людям, но является некоей функцией человеческой души, такой же дневной, как само человечество. Мораль не навязана извне; мы имеем ее в себе с самого начала — не как закон, а как нашу нравственную природу, без которой коллективная жизнь человеческого общества была бы невозможна. Вот почему мораль обнаруживается на всех ступенях общества. Она — инстинктивный регулятор действия, который также правит коллективной жизнью стада. Но моральные законы имеют силу только в компактной человеческой группе. Дальше они останавливаются. Дальше в ходу старая истина: homo homini lupus est 5. С развитием цивилизации мы преуспели в подчинении более многочисленных групп людей правилу той же морали, хотя до сих пор не довели моральный кодекс до распространения за социальными границами, т. е. в свободном пространстве между взаимонезависимыми обществами. Здесь, как и встарь, царит беззаконие, неповиновение и безумная распущенность — хотя, конечно, только недруг отваживается говорить об этом вслух.
Фрейдовская школа настолько уверилась в фундаментальной, действительно исключительной значимости сексуальности в неврозе, что, сделав логическое умозаключение, храбро атаковала сегодняшнюю сексуальную мораль. Несомненно, это было полезно и необходимо, так как в той сфере преобладали и все еще преобладают идеи, которые ввиду чрезвычайно запутанного состояния дел слишком недифференцированы. Точно так же, как в раннем средневековье презиралось финансовое дело, потому что тогда, как и до сих пор, финансовая мораль не дифференцировалась для ответа на различные случаи, была только некая массовая мораль, как сегодня существует лишь некая массовая сексуальная мораль. Девушка, имеющая незаконнорожденного ребенка, осуждается, и никто не спрашивает, порядочный она человек или нет. Всякая форма любви, не санкционированная законом, — безнравственна, неважно, между настоящими людьми или прохвостами. Мы еще настолько загипнотизированы тем, что произошло, что забываем, какие кем это произошло, точно так же для средневековья финансовое дело было ничем, кроме как сверкающим золотом, неистово желаемым, а потому — дьяволом.
Тем не менее все не так просто. Эрос — сомнительный товарищ и, возможно, всегда будет таковым, что бы там ни говорилось о нем законодательству будущего. Он принадлежит, с одной стороны, изначальной животной природе человека, которая будет существовать, пока человек телесен. С другой стороны, он связан с высшими формами духа. Но он только процветает, когда дух и инстинкт находятся в истинной гармонии. Если одного или другого аспекта ему не-достает, то результатом будет травматическое повреждение или, по крайней мере, некоторая кривобокость, которая легко может перейти в патологическую. Чрезмерность животного аспекта искажает цивилизованного человека, чрезмерность цивилизации делает его больным животным. Эта дилемма открывает огромную неуверенность в том, что Эрос внутренне свойствен человеку. Наличие Эроса, по сути, предстает как внечеловеческая сила, которая, вероятно, как и ее сущность, позволяет подавлять и эксплуатировать себя и тем самым выглядит слабой. Но за победу над природой заплачено дорогой ценой. Природа требует не объяснения, принципа, а только терпимости и знания меры.
«Эрос — это могущественный демон», — говорила Сократу мудрая Диотима 6. Мы никогда не одолеем его, а если и одолеем, то лишь во вред себе. Он — не вся наша внутренняя сущность, однако же является, по крайней мере, одним из ее существенных аспектов. Таким образом, сексуальная теория невроза Фрейда обоснована истинным и фактическим принципом. Но она делает ошибку, по-настоящему изысканную и однобокую; к тому же она совершает неблагоразумие, пытаясь уложить ничем не сдерживающийся Эрос в недозрелую терминологию секса. В этом отношении Фрейд — типичный представитель материалистической эпохи 7, понадеявшийся в одной пробирке решить мировую загадку. Сам Фрейд спустя годы согласился с такой несбалансированностью своей теории и противопоставил Эросу, которого он назвал либидо, деструктивный инстинкт смерти 8. В опубликованных посмертно сочинениях он высказывается: «После долгих сомнений и колебаний мы решили принять существование только двух основных инстинктов — эроса и деструктивного инстинкта... Цель первого из этих главных инстинктов состоит в том, чтобы всегда устанавливать огромнейшие общности и сохранять их таковыми, короче говоря, связывать воедино; цель второго, наоборот, разрывать связи и, таким образом, разрушать созданное... По этой причине мы называем его также смертельным инстинктом» 9.
Я вынужден довольствоваться таким беглым упоминанием, не проникая более глубоко в сомнительную природу данного понятия. Очевидно, что жизнь, подобно любому другому процессу, имеет какое-то начало и какой-то конец и что каждое начало вообще — это и начало конца. То, что, вероятно, имеет в виду Фрейд, — весьма существенно: любой процесс суть явление энергии, а все связанное с энергией может исходить только из противостояния противоположностей.
Примечания
1. «Вероятно, среди мистерий были обещавшие посвященным личное бессмертие... Митраизм, как известно, учил, что Митра, посредник между верховным богом и людьми, вечный борец со злым началом в мире, вернется на Землю, когда сумма добра превысит сумму зла, и тогда настанет царство всеобщего блага и счастья. Отсюда строгая и активная мораль, предписывавшая митраистам, обязанным умножать добро и тем приблизить пришествие Митры» (Штаерман Е.М. Социальные основы религии древнего мира. М., 1987. С. 249). — Примеч. пер.
2. Via regia (лат.) — царская дорога, «столбовая дорога». — Примеч. пер.
3. Ecrasez l'infame (фр.) — раздави позорное. — Примеч. пер.
4. Десять заповедей, которые были начертаны на каменных досках Синайской горы (скрижалях) Моисею Богом. Заповеди на скрижалях содержали основные принципы человеческого общежития («не убий», «не прелюбодействуй» и др.). — Примеч. пер.
5. Homo homini lupus est (лат.) — человек человеку волк. — Примеч. пер.
6. Диотима («Пир» Платона) поучает Сократа, что Эрос есть «существо, среднее между смертными и бессмертными», «великий демон, дорогой Сократ», говорит она, «ибо все демоническое и является посредствующим звеном между богом и человеком»; задача Эроса быть «толмачом и послом людей у богов и богов у людей: людям это надо для молитв и жертвоприношений, богам — для их приказов и вознаграждений за жертву: Эрос заполняет таким образом бездну между теми и другими, так что благодаря его посредничеству вселенная связуется сама с собой...» — Примеч. К. Юнга к с. 140 «Трансформаций и символов либидо». Цюрих, 1929.
7. С. G. Jung. Sigmund Freud: A Cultural Phenomen. Coll. W. — Z. V. 15.
8. Эта идея впервые появилась у моего ученика С. Шпильрейна (S. Sрiеlrein). См. Die Destruction als Ursache des Werdens. Jahrbuch fur psychoanalitische und psychopathologische Forchungen, IV, 1912.
9. An outline of Psychoanalysis (L., 1949. P. 5—6), переведено с нем.: К. Jung. Gesammelte Werke. Bd. XVII. London, 1941. P. 70—71.
Цитируется по изд.: К.Г. Юнг. Божественный ребенок. М., 1997, с. 164-176.