Дипломатия: основные принципы
Теперь для «мирного» расширения владений и влияния применяются средства, более созвучные новому времени. Большое место среди них занимают займы - в колониальных странах для захватов, в других странах для приобретения влияния и соответствующих политических позиций. В первом случае займы являются наряду с концессиями излюбленным методом так называемого «мирного проникновения»; Египет, Марокко, Ирак, Китай, Турция - все они могли бы рассказать драматическую историю опутывания их правителей и правительств ростовщическими и кабальными займами, которые в конце концов доводили их до фактической, если не формальной потери самостоятельности. Некоторым балканским государствам - Румынии, Болгарии и особенно Греции - также хорошо известно, как они попадали не только в экономическую, но и политическую кабалу к той или другой «великой» державе благодаря займам и концессиям, которые им навязывались или, в лучшем случае, великодушно предоставлялись по их просьбе. Ещё с большей беззастенчивостью эти методы "проникновения" применялись и продолжают применяться по ту сторону Атлантики финансовым капиталом США по отношению к их латинским соседям от Мексики до Аргентины: они подобающим образом получили название "дипломатии доллара". Между самими великими державами такие финансовые операции приводили к "приобретениям" не столь тяжёлого характера: они создавали для заимодавцев выгодные политические позиции, которые могли использоваться в дальнейшем для приобретательских целей в других направлениях. На сближение России с Францией - эвентуально на создание давно искомого Францией союза между обеими державами - оказали огромное влияние займы, которые Франция предоставила России в конце 80-х годов прошлого столетия, в момент, когда бойкот русских бумаг, инспирированный берлинской биржей и берлинскими банками по указке Бисмарка в 1887 году, поверг в прах русские финансы. Точно так же займы, которые Франция предоставила Италии в начале нынешнего столетия, в момент, когда тяжёлый экономический кризис заставил германских банкиров извлечь все свои вложения из итальянских банков и предприятий, привели к колониальной сделке между обеими странами на основе признания Италией «прав» Франции на Марокко в обмен на признание аналогичных «прав» Италии на Триполи, а затем к принятию Италией обязательств (вопреки её союзному договору с Германией и Австрией) не выступать против Франции в случае войны последней с этими державами, что по существу предопределило переход Италии на сторону Антанты в первой мировой войне. Французские краткосрочные займы Англии после англо-бурской войны, чрезвычайно расстроившей английские финансы, сыграли значительную роль в деле создания «сердечного согласия» между этими странами; угроза затребования их обратно сыграла большую роль даже в самих переговорах о заключении англо-французского соглашения 1904 года, сломив несговорчивость английского контрагента. К той же категории политических займов следует причислить и международный заём царскому правительству в начале 1906 года. Этот заём предоставил русскому царю в крайне критический для него момент средства для борьбы с революцией и для укрепления своей независимости перед лицом I Государственной думы и открыл двери к весьма выгодному для английской стороны англо-русскому соглашению 1907 года, сыгравшему впоследствии важную роль в стараниях Англии изолировать свою германскую соперницу.
Изоляция противника является вообще одной из важных, но вместе с тем трудных задач дипломатии. Средства к этому чрезвычайно разнообразны. Бисмарк, как мы видели, разрешал эту задачу путём создания глубоких противоречий между своими возможными противниками; он изолировал Францию, мечтавшую о реванше, и Россию, неприязни которой, им самим вызванной, он опасался. Удачно разрешила задачу изоляции противника Япония, готовившаяся к нападению на Россию в 1902-1904 годы. Она заручилась нейтралитетом Германии, сыграв на её заинтересованности в отвлечении России на Дальний Восток, и обеспечила невмешательство Франции союзным договором с Англией, предусматривавшим военную помощь её в случае присоединения к России третьей державы. Очень искусно обеспечила себе Екатерина II свободу действий против Польши натравливанием Австрии и Пруссии, своих конкурентов в восточных делах, против революционной Франции: "Я ломаю себе голову, - писала она французскому другу - над тем, чтобы толкнуть венский и прусский дворы на вмешательство в дела Франции... У меня много важных дел, и я хочу, чтобы эти два двора были заняты и не могли мне мешать". Во всех этих примерах указанная задача решалась по существу использованием тех или иных противоречий между противником (или объектом нападения) и другими государствами; но за отсутствием таких противоречий приходилось прибегать к более простому средству: либо откупаться от соседей, мешающих заняться важными делами (предпочтительно, конечно, за чужой счёт), либо выделять им долю в ожидаемой добыче. Когда, например, Англия в конце 90-х годов прошлого столетия стала готовиться к войне с Трансваалем, то она, опасаясь помехи со стороны Германии, также претендовавшей на трансваальские золотые россыпи, купила её нейтралитет уступкой о-вов Самоа и перспективой раздела португальских колоний. Точно так же Франция, замыслив водвориться в Марокко, купила благорасположение Италии уступкой ей Триполитании, а благосклонный нейтралитет Испании - предоставлением ей части Марокко. Когда в беседах с английским послом Сеймуром Николай I развёртывал план раздела турецкого наследства, он по существу только откупался от Англии, так как к участию в самих операциях он её не привлекал. Напротив, Балканский союз 1912 года (...) был в значительной степени построен на принципе взаимных компенсаций конкурентов, выдвинутом Болгарией, но при условии участия всех партнёров в активных действиях по осуществлению намеченных планов.
Однако этот союз имел и другую сторону, которая заключалась в недостаточности сил каждого в отдельности партнёра, и в частности его инициатора, для проведения этих действий, и здесь мы встречаемся с другим, более обычным методом дипломатии по разрешению задачи "расширения" и "приобретения". Это - создание союза нескольких государств для коллективного осуществления намеченных целей и дальнейшего взаимного компенсирования за счёт приобретённой добычи в тех случаях, когда силы и средства одного отдельного государства для этого недостаточны. Ещё Сюлли, министр французского короля Генриха IV, наставлял своего государя: «Каждый французский король, кто бы он ни был, должен больше думать и размышлять о том, чтобы приобретать друзей и союзников, верных и связанных совместными интересами, что является более мощным средством, чем составлять планы, превышающие его силы, и навлекать на себя непримиримую вражду». Король Генрих IV вряд ли нуждался в этих наставлениях: уже его предшественники создавали союзы против австрийских Габсбургов даже с Турцией на основе "совместных интересов" по умалению этого врага обоих государств, и сам Генрих создавал обширную сеть союзов в Европе против того же противника. Но вот Австрия обещала Франции передать ей Бельгию, и король Людовик XV не поколебался вступить в союз с ней и её друзьями на предмет возвращения Австрии отнятой у неё Фридрихом II Силезии, так как сама Австрия не считала себя достаточно сильной, чтобы добиться этого. Вообще раздел совместно реализованной добычи является основой всех коалиций буржуазных государств нового времени. Для примера достаточно вспомнить, как в первой мировой войне обе враждебные коалиции привлекали на свою сторону государства путём выдачи им эвентуальных компенсаций за счёт противника и даже за счёт собственных союзников (например, Италии - за счёт Сербии). Приводить примеры таких сделок значило бы написать историю коалиционных войн: единственным, пожалуй, исключением была Крымская война, хотя Англия мечтала о "независимости" кавказских государств под своим протекторатом, а Сардиния в лице Кавура мечтала о такой же "независимости" Крыма: русский орешек оказался слишком крепким, и его делить не пришлось.
Распространённым способом приобретения союзников являлся также подкуп влиятельных лиц и даже монархов. Французский посол Шетарди пытался установить союз Франции с Россией путём систематического субсидирования Елизаветы Петровны, когда она не была ещё императрицей, и выдачи ей 40 тысяч дукатов на совершение переворота. Французские короли субсидировали, как уже упоминалось, английских Стюартов, которые действительно стали их союзниками и даже продали им отвоёванный Кромвелем Дюнкерк за 5 миллионов ливров. Ещё чаще подкупались с этой целью министры. Аббат, впоследствии кардинал, Дюбуа, министр иностранных дел Франции во время регентства (1715-1723), получал от англичан ежегодную "пенсию", как это деликатно называлось, за то, что проводил политику сотрудничества с Англией; министр же последней лорд Стэнхоп в свою очередь принял от Дюбуа "комплимент", как с элегантностью называл это Дюбуа, в виде кругленькой суммы в 600 тысяч фунтов стерлингов за то, что подписал с ним союзный договор. Достойным продолжателем этой политики был Меттерних, во всё продолжение своего пребывания у власти получавший деньги от русского правительства и положивший себе в карман не один миллион из тех субсидий, которые Англия выплачивала союзникам во время коалиционной войны с Францией. "Меттерних, - спросил его Наполеон на свидании в Дрездене в 1813 году, - сколько вы получили от англичан, чтобы разыграть эту роль против меня?" Но и собственный министр Наполеона, не менее прославленный Талейран (...), брал деньги у всех противников своего шефа, который в свою очередь содержал на откупе весь триумвират, возглавлявший прусское иностранное ведомство (Луккезини, Гаугвиц и Ломбард) в тот самый 1805 год, когда союзники потерпели поражение при Аустерлице. Царская Россия не составляла исключения: Остерман при Анне Ивановне брал деньги у английского и австрийского домов одновременно, Бирон получал деньги от австрийцев, свергший Бирона Миних "субсидировался" Фридрихом II, и сам "великий канцлер" Бестужев-Рюмин просил и получил от английского правительства "подарок" в 10 тысяч фунтов стерлингов и ежегодную "пенсию" в 2 500 фунтов стерлингов. Всё это было, правда, давно и иной раз носило характер не столько подкупа, сколько вознаграждения за дружественную политику, и без того проводившуюся данным получателем. Но так ли уже эта практика исчезла в новое время и даже в наши дни? История ещё недавних внешних отношений Турции, Ирана и ряда балканских государств полна примерами подкупа и содержания на откупе их государственных деятелей иностранными государствами, а о лавалях и квислингах, купленных Гитлером, и говорить не приходится. Впрочем, в наши дни господства крупного капитала нужная политика часто обеспечивается подкупом уже не отдельных министров, а целых групп и кругов, имеющих решающее влияние в своей стране, выдачей им прибыльных концессий, привлечением к участию в крупных финансовых и промышленных предприятиях и операциях, предоставлением больших торговых привилегий, а также широким финансированием, т. е. подкупом печати и пр. Эта сторона деятельности традиционной дипломатии слишком обширна для настоящей статьи, но относительно прессы стоит сказать несколько слов.
Уже Петру I один из его посланников в Париже рекомендовал привлечь на свою сторону редакторов газет для того, чтобы "они печатали благоприятные для нас сведения". При Екатерине II её министр И. И. Шувалов пользовался пером Вольтера и Дидро для тех же целей. Это было в век слабого ещё развития печати; но уже в 19 веке, когда печать стала "шестой великой державой", использование её не только у себя, но и в чужих странах стало важным средством в работе дипломатии для создания нужного настроения, дружественного к себе и недружественного к противнику, при помощи статей, информации и т. д. Во Франции Гизо и Тьер, Наполеон III и деятели Третьей республики одинаково пользовались субсидируемой прессой и отдельными продажными журналистами, в Германии Бисмарк завёл даже особый фонд, прозванный "рептильным", для содержания не только своих, но и иностранных (в частности английских) журналистов и целых редакций. Нужно было ему подготовить нападение на Францию в 1875 году, и верная ему пресса инсценировала бурю негодования на якобы предпринятые французским правительством широкие мероприятия военной подготовки; нужно было Бисмарку в 1887 году сломить сопротивление рейхстага законопроекту об увеличении армии, и его пресса гремела о неминуемом нападении французов на мирные пастбища Германии и лишении ими немецкого крестьянина его последней коровы. В. Буш и Лотарь Бухер состояли его лейб-журналистами, пускавшими нужную информацию (большей частью лживую) в собственной и английской прессе, и к его услугам нередко были открыты столбцы даже солидного "Таймса" и органа Солсбери "Стандарт". Французские газеты "Матэн" и "Фигаро" состояли на откупе у Гитлера; до него они охотно обслуживали за приличную мзду английские интересы.
Таковы, в основном, наиболее распространённые методы традиционной дипломатии по приобретению друзей и союзников против третьих сторон - методы, варьирующие от вполне допустимых и законных до самых недопустимых и аморальных. Но аморальны бывают у этой дипломатии не только цели и методы в искании союзов и дружбы, но и само отношение к ним. Она считает союзы весьма условной вещью и не колеблется нарушать их, доходя до прямой измены, когда ей это кажется выгодным.
Ещё в 16 веке на эту практику указывал Томас Мор, когда писал в своей «Утопии», что нет смысла заключать договоры, ибо они-де всё равно нарушаются всякий раз, когда это выгодно. Это мнение как бы подтверждал его современник Макиавелли, говоря, что «благоразумный государь не может держать своего слова, когда это вредно для него и когда исчезли причины, заставившие его давать обещания». Это говорилось в эпоху, особенно славившуюся своим вероломством. Но разве Бисмарк, величайший создатель союзов и соглашений нового времени, не указывал подчёркнуто и многократно, что всякие комбинации между державами обусловлены неизменностью обстоятельств, при которых они создавались, каковую, в принципе правильную, мысль он сам извращал до неузнаваемости, когда открыто признавался, что бросит союзную Австрию, если ему будет угрожать война на два фронта, или когда он заключал с Россией «перестраховочный договор», представлявший по существу измену Австрии? Замечательно, что знаменитый предшественник Бисмарка по созданию «великой» Пруссии, Фридрих II, написавший, будучи кронпринцем, целый трактат в опровержение безнравственных учений Макиавелли, показал во время своего правления такие необычайные даже по тому времени образцы вероломства по отношению к своим союзникам, что привёл в смущение всех последующих немецких историков. Примерами измены союзникам полна как новая, так и новейшая история: Италия, состоявшая в тесном союзе с Германией и Австрией в течение 33 лет, в решающий момент не только покинула их, но и выступила против них в первой мировой войне; такую же "кадриль" проделала Румыния, тоже состоявшая в 30-летнем союзе с центральными державами. Что же касается до эпизодов наших дней, то достаточно вспомнить, как Австрия была предана своими гарантами по мирным договорам, утвердившим её самостоятельность в отношении Германии, и как Чехословакия была предана теми же державами Гитлеру, причём одной из этих держав была её старая союзница Франция, и как англо-американская дипломатия сейчас же по завершении войны с гитлеризмом и японским империализмом принялась взрывать решения Берлинской конференции. Неудивительно, что сами участники союза нередко относятся с крайним недоверием к лояльности своих партнёров и, когда наступает решительный момент, требующий активных действий, всячески стараются выпустить вперёд своих союзников, дабы быть уверенными, что они не изменят. Так поступила в 1914 году Австрия, объявившая войну России позже, чем её объявила Германия; равным образом и Франция старалась в те же дни не начинать войны с Германией, несмотря на свой старый союзный договор с Россией, так как находилась в мучительной неизвестности, выступит ли Англия, или изменит ей и бросит на произвол судьбы.
Если таково бывает отношение традиционной дипломатии к друзьям и союзникам, то в отношениях к противнику и вообще к другим государствам стираются всякие грани между дозволенным и преступным. Итальянец Макиавелли учил, что "кто хочет достигнуть великого, должен изучать искусство обманывать" и что "вероломство необходимо для всякого, кто хочет усилить свою власть"; англичанин Уоттон столетием позже записывал в альбом другу, что "посол-это хороший человек, отправляемый за границу лгать в интересах своего отечества", а ещё через столетие Фридрих II, сам первостепенный плут, называл послов "наименее почтенными из всех мошенников". Наполеон, тоже не младенец по части лганья и обмана, отзывался о Меттернихе, как о "почти гениальном дипломате - так он умеет лгать", а Бисмарк, сочинитель эмской фальшивки (см. Эмская депеша), попав впервые во франкфуртский центр тогдашней дипломатии, признавался, что "ни один человек, ни даже самый злостный критик из демократов не поверит, сколько шарлатанства и притворной важности кроется в дипломатии". Так на протяжении веков судили о дипломатии по её приёмам собственные её адепты, а со стороны глядя, ещё Бомарше зло смеялся над ней, вкладывая в уста своего героя Фигаро такой наказ дипломату: "прикидываться не знающим того, что знаешь, и знающим то, чего не знаешь, внимать тому, чего не понимаешь, и не слышать того, что понимаешь, делать великий секрет из того, что не составляет никакой тайны, и уединяться для того, чтобы очинить перо, казаться глубокомысленным, когда в действительности в голове ничего нет, разыгрывать из себя важную персону, насаждать шпионов и держать на содержании изменников, отклеивать печати и перехватывать письма и стараться оправдывать низость средств величием цели". Этот портрет как бы походит на карикатуру в стиле 18 века, но и в 19 веке. Талейран говорил о том, что язык дан для того, чтобы скрывать свои мысли, а современный дипломат, также француз, Альбер Муссе, в книжке, изданной в 1926 году, говорит: "Хороший дипломат тот, кто с интересом выслушивает ничего не значащие сообщения и с равнодушием слушает замечания, которые его интересуют".
Конечно, дело не так просто: в мире, изъеденном противоречиями между государствами, взаимная настороженность и недоверчивость не только неизбежны, но и законны. Но традиционная дипломатия делает из притворства и лицемерия профессию, а главное, с этим пороком сочетаются другие, гораздо более глубокие и для нравственного чувства оскорбительные, на которые лишь частью и слегка указывал Бомарше.
Дипломат должен быть хорошо информирован…
Дипломатический словарь. Гл. ред. А. Я. Вышинский и С. А. Лозовский. М., 1948.