Персона как фрагмент коллективной психики (Юнг)
В этом разделе мы оказываемся перед проблемой, которая обыкновенно вызывает величайшую путаницу, когда ее не замечают. Я уже упомянул, что посредством анализа личного бессознательного к сознанию подключаются прежде всего личностные содержания, и я предложил обозначить вытесненные, но могущие быть осознанными части бессознательного как личное бессознательное. Я показал, далее, как благодаря присоединению более глубоких слоев бессознательного, которые я рекомендую называть коллективным бессознательным, наступает расширение личности, ведущее к состоянию инфляции. Это состояние достигается простым продолжением аналитической работы, как это имело место в моем предыдущем примере. Продолжая анализ, мы присоединяем пока еще неличностные, всеобщие основные свойства людей к индивидуальному сознанию, благодаря чему происходит та уже обсуждавшаяся инфляция, которую следовало бы в определенной степени рассматривать как прискорбное следствие осознавания. /Это последствие - большая сознательность - никоим образом не является чем-то специфическим для аналитического лечения. Оно имеет место всюду, где люди оказываются побеждены знанием или познаванием. "Знание надмевает" (1 Кор. 8:1), пишет Павел коринфянам, ибо новое знание вскружило некоторым из них головы, как это всегда и бывает. Инфляция не имеет ничего общего с родом познания, а только с тем фактом, что новое знание может до того завладеть духовно слабым, что он уже ничего другого не видит и не слышит. Он этим знанием гипнотизируется и полагает, что необходимо тут же раскрыть загадку мира. Но это равнозначно самовозвеличиванию. Этот процесс является настолько распространенной реакцией, что уже Бытие 2,17 изображает вкушение от древа познания как грехопадение, ведущее к смерти. Невозможно, конечно, чтобы непонимающий сразу понял, почему излишек сознательности как следствие какого-то самовозвеличивания должен быть таким опасным. Книга Бытия изображает осознанивание как нарушение табу, словно посредством познания нагло перешагивается некая сакральная граница. Я думаю, Бытие право, поскольку каждый шаг к большему сознанию - своего рода прометеевский грех: познанием в определенной мере совершается похищение огня у богов, то есть нечто, что прежде было собственностью бессознательных сил, вырывается теперь из этой природной взаимосвязи и подпадает под произвол сознания. Человек, узурпировавший новое знание, претерпевает, однако, изменение или расширение сознания, из-за чего оно становится несходным с сознаниями его ближних. Хотя он и поднялся над человеческим ("и станете, как Бог"), но тем самым и отдалился от людей. Мука этого одиночества - месть богов: ему нельзя больше назад, к людям. Он, как выражается миф, прикован к одинокой вершине Кавказа, покинутый богами и людьми./ Сознательная личность есть более или менее произвольно выбранный фрагмент коллективной психики.
Она состоит из суммы психических фактов, которые ощущаются как личностные. Атрибут "личностный" выражает исключительную принадлежность этому определенному лицу. только личностное сознание с некоторой робостью подчеркивает свое право собственности и авторства на свои содержания и тем самым пытается создать целое. Но все те содержания, которые не желают окончательно вписываться в это целое, либо упускаются из виду и забываются, либо вытесняются и не признаются. Это также своего рода самовоспитание, но слишком произвольное и насильственное. В пользу идеального образа, до которого хочется достроиться, должно пожертвовать слишком многим общечеловеческим. Поэтому такие "личностные" люди всегда оказываются очень чувствительными - уж слишком легко происходит нечто такое, что может ввести в их сознание непроизвольный фрагмент их подлинного ("индивидуального") характера.
Этот фрагмент коллективной психики, который часто удается получить с большим трудом, я обозначил как персону. Слово персона - и впрямь подходящее для этого выражение, ибо изначально persona - маска, которую носил актер и которая обозначала исполнявшуюся им роль. И если мы рискнем предпринять точное различение того, что следует считать личностным, а что - неличностным психическим материалом, то вскоре окажемся в величайшем затруднении, поскольку и о содержаниях персоны, в сущности, должны будем сказать то же самое, что сказали о коллективном бессознательном, а именно, что оно всеобще. Лишь благодаря тому обстоятельству, что персона - это более или менее случайный или произвольный фрагмент коллективной психики, мы можем впасть в заблуждение, посчитав, что она и in toto есть нечто "индивидуальное"; но она, о чем свидетельствует ее имя, - лишь маска коллективной психики, маска, которая инсценирует индивидуальность, которая заставляет других и ее носителя думать, будто он индивидуален, в то время как это всего лишь сыгранная роль, которую произносит коллективная психика.
Когда мы анализируем персону, то снимаем маску и обнаруживаем следующее: то, что казалось индивидуальным, в основе своей коллективно; иначе говоря, персона была лишь маской коллективной психики. В сущности, персона не является чем-то "действительным". Она - компромисс между индивидуумом и социальностью по поводу того, "кем кто-то является". Этот "кто-то" принимает имя, получает титул, представляет должность и является тем или этим. Конечно, в некотором смысле это так и есть, но в отношении индивидуальности того, о ком идет речь, персона выступает в качестве вторичной действительности, чисто компромиссного образования, в котором другие иногда принимают гораздо большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двумерная действительность, как можно было бы назвать ее в шутку.
Было бы, однако, неоправданным упущением ограничить этим изложение, не признавая в то же время, что в той или иной качественной определенности персоны уже заключено нечто индивидуальное и что, вопреки исключительному тождеству Я-сознания и персоны, бессознательная самость, собственно индивидуальность, тем не менее всегда присутствует и если не прямо, так хотя бы косвенно дает о себе знать. Несмотря на то что Я-сознание пока индентично персоне - этому компромиссному образованию, в качестве которого "кто-то" выступает перед коллективностью и постольку играет роль, - бессознательная самость все же не может быть вытеснена до такой степени, чтобы не давать о себе знать. Ее влияние сказывается прежде всего в особой разновидности контрастирующих и компенсирующих содержаний бессознательного. Чисто личностная установка сознания вызывает со стороны бессознательного реакции, которые наряду с личностными вытеснениями под покровом коллективных фантазий содержат предрасположенности к индивидуальному развитию. Посредством анализа личного бессознательного коллективный материал одновременно с элементами индивидуальности доставляется к сознанию. Я отдаю себе отчет в том, что для того, кто незнаком с моими взглядами и моей техникой, такой вывод во многом непонятен и уж совершенно непостижим для того, кто привык рассматривать бессознательное с точки зрения фрейдовской теории. Но если читателю будет угодно вспомнить мой пример со студенткой философии, то с его помощью он сможет составить приблизительное представление о том, что я имею в виду, когда даю такую формулировку. Пациентка в начале лечения не осознавала того факта, что ее отношение к отцу было привязанностью и что поэтому она искала отцеподобного мужчину, а найдя такового, она приняла его, однако, интеллектом. Само по себе это не было бы ошибкой, если бы ее интеллект не имел своеобразного протестующего характера, который, к сожалению, часто встречается у интеллектуальных женщин. Такой интеллект всегда старается указать другому на ошибку, он преимущественно критичен, причем с неприятным личностным обертоном, и все же претендует на то, чтобы считаться объективным. Это регулярно портит мужчинам настроение, и особенно сильно, когда такая критика, как нередко бывает, направлена в уязвимую точку, которую лучше было бы вовсе не затрагивать в интересах плодотворности дискуссии. Но в том-то и особенность этого женского интеллекта, что он, к несчастью, ищет не столько плодотворную дискуссию, сколько слабые места, чтобы за них зацепиться и тем самым привести мужчину в замешательство. Заставить мужчину искать преимущество и таким образом сделать его достойным восхищения - далеко не всегда сознательное намерение, а скорее бессознательная цель. Мужчина, как правило, не замечает, что от него ждут, когда он втиснет себя в роль героя, и находит эти "шпильки" столь неприятными, что впредь будет стараться обходить эту даму стороной. В конце концов ей остается довольствоваться только таким мужчиной, который с самого начала перед ней пасует и потому недостоин восхищения.
Тут моей пациентке, естественно, было о чем подумать, ибо она не имела ни малейшего представления обо всех этих вещах. Кроме того, ей предстояло еще разглядеть настоящий роман, который разыгрывался между отцом и ею с самого ее детства. Мы ушли бы слишком далеко в сторону, если бы я стал подробно рассказывать о том, как она уже в ранние годы бессознательно чутко вступила в отношения с теневой стороной отца, невидимой со стороны матери, и тем самым - далеко не по возрасту - отнеслась к матери как соперница. Все это было содержанием анализа личностного бессознательного. Поскольку уже в силу своей профессии я чувствовал, что не могу позволить привести себя в замешательство, то неизбежно превратился в героя и отца-возлюбленного. Перенесение тоже было поначалу содержанием личного бессознательного. Моя роль героя была чистой видимостью, и как я благодаря этому стал чистым фантомом, так и она играла свою традиционную роль в качестве умудренной, в высшей степени взрослой, все понимающей матери-дочери-возлюбленной, чистую роль, персону, за которой еще оставалась скрытой ее подлинная и собственная сущность, ее индивидуальная самость. Ведь в той мере, в какой она поначалу полностью идентифицировала себя со своей ролью, она вообще не отдавала себе отчета в себе самой. Она все еще оставалась в тумане своего инфантильного мира и еще не открыла свой собственный мир. Но, по мере того как продвигался вперед анализ и она осознавала с его помощью природу своего перенесения, давали о себе знать и те сновидения, о которых я говорил в первом разделе. Эти сновидения несли фрагменты коллективного бессознательного, тем самым растворялся ее инфантильный мир, а с ним и комедия геройства. Она пришла к себе самой и к своим собственным, действительным возможностям. Примерно так обыкновенно дело и продвигается в большинстве случаев, в которых анализ зашел достаточно далеко. То, что сознание индивидуальности прямо совпадает с реанимацией архаического образа бога, отнюдь не случайное совпадение, но весьма нередкое событие, которое, по моему мнению, соответствует бессознательной закономерности.
Вернемся, после этого отступления к нашему рассуждению, начатому выше.
Когда снимаются личностные вытеснения, то всплывают сплавленные друг с другом индивидуальность и коллективная психика; они освобождают ранее вытесненные личностные фантазии. Возникающие теперь фантазии и сновидения принимают несколько иной вид. Несомненным признаком коллективных образов, по всей видимости, является "космичность", а именно - соотнесенность образов сновидений и фантазий с космическими качествами, каковы временная и пространственная бесконечность, ненормальные скорость и масштаб движения, "астрологические" взаимосвязи, теллурические, лунарные и солярные аналогии, существенные изменения телесных пропорций и т.д. Недвусмысленное использование в сновидении мифологических и религиозных мотивов также указывает на активность коллективного бессознательного. Коллективный элемент очень часто дает о себе знать через своеобразные симптомы, например, человеку снится, будто он летит через Вселенную, как комета, будто он - Земля, или Солнце, или звезда; будто он необычайно велик либо лилипутски мал или будто он умер, находится в неизвестном месте, сам себя не знает, сбит с толку или сошел с ума и т.д. Равным образом появляется чувство дезориентированности, ощущение головокружения и им подобные, а вместе с ними симптомы инфляции.
Полнота возможностей коллективной психики сбивает с толку и действует ослепляюще. С растворением в ней персоны следует высвобождение непроизвольных фантазий, которые, по всей видимости, суть не что иное, как специфическая деятельность коллективной психики. Эта деятельность поставляет сознанию содержания, о существовании которых до того не было известно ничего. Но в той мере, в какой растет влияние коллективного бессознательного, сознание теряет свою направляющую власть. Оно незаметно становится ведомым, в то время как бессознательный и неличностный процесс постепенно берет руководство на себя. Так сознательная личность, не замечаю того, становится фигурой среди других, передвигаемой по шахматной доске невидимым игроком. И тот, кто разыгрывает партию судьбы, - это не сознание со своими целями. Таким способом в приведенном выше примере было достигнуто освобождение от перенесения, казавшееся сознанию невозможным.
Вступление в этот процесс неизбежно, поскольку существует необходимость выйти из казавшегося непреодолимым затруднения. Подчеркиваю, что, разумеется, эта необходимость существует не во всех случаях невроза, поскольку, может быть, в большинстве случаев принимается во внимание прежде всего только снятие сиюминутных затруднений адаптации. Тяжелые случаи, конечно, невозможно вылечить без радикального "изменения характера", или изменения установки. В подавляющем большинстве случаев адаптация к реальности задает столько работы, что адаптация, направленная внутрь, на коллективное бессознательное, долго вообще не принимается во внимание. Но если эта адаптация, направленная внутрь, становится проблемой, то от бессознательного начинает исходить своеобразное непреодолимое притяжение, оказывающее существенное воздействие на сознательное направление жизни. Преобладание бессознательного воздействия вкупе со связанными с ним растворением персоны и уменьшением направляющей силы сознания есть состояние нарушения психического равновесия, которое в случае аналитического лечения привносится искусственно с медицинской целью снять затруднение, сдерживающее дальнейшее развитие. Имеется, естественно, бесконечно много препятствий, которые могут быть преодолены с помощью доброго совета, толики моральной поддержки, внезапного прозрения или толики доброй воли со стороны пациента. Этим путем можно добиться и замечательных врачебных результатов. Но нередки и случаи, когда о бессознательном вообще ничего нельзя сказать. Есть, однако, затруднения, удовлетворительное решение которых невозможно предвидеть заранее. Если в таких случаях нарушение психического равновесия не наступило уже до начала лечения, то оно, несомненно, наступает в ходе лечения, и притом весьма часто без какого бы то ни было содействия врача. Нередко дело выглядит так, словно эти пациенты только и ждали какого-нибудь вызывающего доверия человека, чтобы получить возможность сдаться и сломаться. Такая потеря равновесия в принципе похожа на психическое нарушение, т.е. отличается от начальной стадии душевной болезни только тем, что в ходе развития ведет к большему здоровью, в то время как последняя - к большему разрушению. Это состояние паники, пассивности перед лицом мнимо безнадежного осложнения. По большей части имеют место отчаянные волевые усилия человека стать хозяином положения, затем следует крушение, в котором окончательно ломается руководившая до сих пор воля. Освобожденная в результате этого энергия исчезает из сознания и некоторым образом падает в бессознательное. Факт тот, что в такие моменты появляются первые признаки бессознательной деятельности. (Сошлюсь на пример душевнобольного юноши.) Очевидно, таким образом, что уходящая из сознания энергия оживляет бессознательное. Ближайшим следствием оказывается изменение всего строя ощущений. Легко можно себе представить, что в случае упомянутого юноши более сильный духом воспринял бы то видение звезд как целительное просветление, а человеческое страдание рассматривал бы с точки зрения вечности, в результате чего вновь вернулся бы контроль над собой.
На этом пути кажущееся непреодолимым препятствие было бы устранено. Я рассматриваю поэтому потерю равновесия как нечто целесообразное, ибо отказавшее сознание тогда замещается автоматической и инстинктивной деятельностью бессознательного, которая нацелена на производство нового равновесия и притом достигает этой цели - предполагая, что сознание в состоянии ассимилировать, т.е. понять и переработать, произведенные бессознательным содержания. Но если бессознательное просто берет верх над сознанием, то возникает психотическое состояние. Если бессознательное не сможет окончательно прорваться и не достигнет понимания, то возникнет конфликт, парализующий любой дальнейший прогресс.
Юнг К.-Г. Психология бессознательного. - М., 1994, с. 178-223.