Праджапати

ПРАДЖАПАТИ. Имя этого загадочного божества [индийского пантеона ] переводится как «владыка творений» или «господин потомства». Казалось бы, ясно: речь идет о боге-творце или обожествленном предке. Однако в Ригведе он представлен не столь определенно, а порой из имени собственного Праджапати превращается в нарицательное, становясь эпитетом ряда ведических богов: Индры, Савитара, Сомы.

Некоторые авторы полагают, что это божество — сравнительно позднего происхождения. С этим трудно согласиться уже потому, что в ведах нередко Праджапати представлен творцом всего сущего:

На что опирался Праджапати, рождая все миры?… Праджапати создал [все] многоразличным… И тот, кто знает высшее божество, и тот, кто знает Праджапати, знают высшего Брахму…

Как персонаж космогонических мифов Праджапати изначально двойственен. С одной стороны, его можно считать олицетворением творческой энергии: концентрируя волю и энергию (предаваясь тапасу), он творит мир. Но сначала его называют «пурушей», что можно толковать и как первочеловека (творящего мир в своем сознании благодаря разуму), и как первовселенную, имеющую подобие человека, то есть обладающую жизнью и разумом. Вот этот текст из «Шатапатха-брахмана»:

«Этот пуруша, Праджапати, пожелал: «Я хочу стать больше, я хочу размножиться». Он прилагал усилия, предавался тапасу. Прилагая усилия, предаваясь тапасу, он первым создал Брахмана… Тот стал его опорой…

Он создал воды. Из речи, которая есть вселенная, была создана его речь. Она достигла всего этого. Так как она достигла, она — вода. Так как она покрыла, она — вода».

Последняя часть требует пояснений и осмысления. По-видимому, автор текста увлекся поэтической аналогией (речь течет, как вода; речь касается всего и охватывает все, как вода). Текучесть речи, словесных образов он сопоставил и с текучестью-воды, и с изменчивостью, текучестью Вселенной. В более позднем сочинении («Чхандо-гья-упанишада) есть эпизод, позволяющий уточнить значение речи. Отдельные составляющие души, праны — зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, речь, мышление — заспорили о том, какая из них лучше, важней. Чтобы разрешить спор, они обратились к Праджапати. Он предложил критерий: та часть лучше, после ухода которой тело приобретает наихудший вид. Первой ушла речь, затем поочередно зрение, слух. Самым необходимым оказалось дыхание (то есть — жизнь), а следующей по важности — мысль.

Впрочем, и в «Шатапатха-брахмане» есть прямое утверждение о том, что мысль следует считать творящим началом и первоосновой бытия: «Ибо мысль как бы не есть ни сущая, ни не-сущая. Она, мысль, будучи созданной, пожелала стать явной, более ясно выраженной, с более четким обликом… Эта мысль создала речь». Затем следует целая цепочка подобных зависимостей (речь создала дыхание, дыхание — зрение и т. д.), завершаясь восхвалением знания, благодаря которому осмысляются все эти связи. Возможно, это следует понимать как сотворение мира благодаря знанию; сотворение — как постижение, а верней — постижение мира как его творение.

Есть еще одна история о споре мысли и речи:

«Мысль сказала: «Я лучше тебя. Ведь не говоришь ты того, что не достигнуто мною. Так как ты подражаешь мне, следуешь мне, я лучше тебя!»

Затем речь сказала: «Я лучше тебя. Ведь то, что знаешь ты, делаю я известным, делаю я понятным».

Обе они пошли к Праджапати за решением. Он, Праджапати, вслед за мыслью сказал: «Поистине мысль лучше тебя. Поистине ты подражаешь мысли, следуешь ей. Поистине худший подражает лучшему, следует ему».

В этой притче Праджапати выступает как высшая мудрость, а слово — как творение мысли, ибо иначе оно превращается в бессмыслицу. Поучение Праджапати обращено, конечно, к слушателю (читателю), оно призывает подражать лучшему и думать, прежде чем говорить. Ведь даже сам Праджапати «вслед за мыслью сказал», то есть сначала подумав.

Но есть ли мысль в таком случае первооснова всего? И как она может быть первоосновой, если появилась у Праджапати, который, следовательно, был прежде ее? На этот вопрос помогает ответить первая часть приведенного ранее текста из «Шатапатха-брахмана» («Этот пуруша Праджапати…»). Там сказано, что все вначале было не-сущим; не то, чтобы вообще ничего не было, но отсутствовали существа, все находилось в состоянии раздробленности, хаоса. Затем возникло дыхание, которое олицетворяет бог Индра, который есть Индха, что означает Воспламеняющий (автор использует игру слов и созвучий, что вообще характерно для мифов). «Поистине он Индха. Его называют Индрой тайно, ибо боги любят неявное». От этого жара возникло семь разных пуруш (в данном контексте, по-видимому, так называются духовные сущности или стихии). «Они сделали из этих семерых пуруш одного-единственного пурушу».

Вот этот «комплексный» пуруша и стал Праджапати. Выходит, последовательность творений выглядит таким образом: из неорганизованного вещества (будем говорить современным языком) возникли сгустки плазмы, излучающей жар, сформировались живые организмы; они имели разнообразные качества (упомянуто — семь), которые воплотились в одно живое существо — первочеловека — пурушу Праджапати. Под ним можно подразумевать и некую вселенскую творческую силу, обладающую, подобно человеку, разумом и другими свойствами.

К сожалению, данную версию приходится считать проблематичной: у автора текста могли быть какие-то свои мысли, скрытые от нас или облеченные в мистический туман. Тем более что в дальнейшем излагается более или менее фантастический сюжет: Праджапати создал воды (сопряженные каким-то образом с его речью); войдя в них и пожелав родиться из вод, он коснулся возникшего здесь, зародыш которого был создан как начало этой вселенной; затем из слезы возник конь (игра словами: «ашру» — слеза и «ашва» — конь), сок на скорлупе стал козой, а скорлупа — землей; Праджапати размял ее и бросил в воды, после чего появилась черепаха; приложив усилия, напрягая волю, создал он пену, а затем «он создал глину, высохший ил, солончаковую почву, песчаную почву, кремень, скалы, руду, золото, травы, деревья. Этим покрыл он эту землю».

Как видим, такой вариант творения выглядит надуманным и не имеющим сколько-нибудь надежного философского, а тем более научного обоснования. Здесь использованы поэтические ассоциации, словесная эквилибристика.

В другом космогоническом мифе рассказывается о первоначальных водах, сплошном море. Но они обладали разумом (размышляли), волей и творческой энергией (предавались тапасу). Так возникло золотое яйцо. Из него со временем возник человек. Это был Праджапати. «Он пробил это золотое яйцо. Не было тогда никакой опоры. И плавало это золотое яйцо, пока длилось время одного года, пока она несла его».

Если отрешиться от фантастических деталей, то тут усматривается древнейшее высказывание, ставшее главным афоризмом эмбриологии: все живое — из яйца.

«Через год он пожелал говорить. Он сказал: «Блух» — и возникла эта земля. Он сказал: «Бхувах» — и возникло это воздушное пространство. Он сказал: «Свар» — и возникло это небо. Поэтому ровно через год ребенок испытывает желание говорить, ибо через год пожелал говорить Праджапати».

Из этого отрывка определенно следует, что творение словом есть одновременно познание. Поведение Праджапати сопоставляется с поведением ребенка: первый человек примерно так, как ребенок, познавал мир, давая названия разным его частям. То, что тут не подразумевается волшебное творение словом из ничего, подчеркивает следующий текст: «Он, Праджапати, впервые заговорив, поистине произносил лишь односложные и двусложные [слова]. Поэтому ребенок, впервые заговорив, произносит лишь односложные и двусложные [слова].

В дальнейшем он из самого себя создает богов, достигнув неба, после долгих странствий: «Они, эти божества, были поистине созданы из Праджапати: Агни, Индра, Сома, Параметшхи, потомок Праджапати. Они родились, имеющими тысячелетнюю жизнь. Подобно тому как взирают на [противоположный] берег реки, они взирали на [противоположный] берег своей жизни».

Если предположить, что Праджапати представляет собой некоего первочеловека, то получается, будто он сотворил богов, а не они — его. Это ли имел в виду автор? Не исключено. Но утверждать что-то иное затруднительно. Хотя в целом ряде гимнов он представлен первобогом. Например, в «Упанишадах»: «Потомки Праджапати делились на богов и асуров. Боги были моложе, асуры — старше. Они состязались из-за этих миров».

В подобных случаях Праджапати становится родоначальником и светлых сил (богов) и темных злобных демонов (асуров). Хотя и в этом случае остается место для двойного толкования, ибо асурами нередко назывались сторонники материалистических и атеистических учений или вообще иноверцы (асуры — означает «небоги»). В одной из «Упанишад» сказано:

«Троякое потомство Праджапати — боги, люди и асуры — жили у своего отца Праджапати, изучая Веды». В таком случае боги выступают как носители добра и могущества, асуры — низменных сил и побуждений, а люди — соединением черт и тех и других. Впрочем, эта притча, пожалуй, начинается как волшебная сказка — (жили-были…) — Поучительно продолжение. Каждый из этих трех типов существ обращается с просьбой разъяснить главный смысл Вед. Он каждому отвечает одно и то же: «Да». И каждый понимает его по-своему. Боги полагают, что он имеет в виду «дамьята» (сдерживай себя), люди — «датта» (дарите добро), асуры — «даядхвам» (будьте милосердны).

Завершается эпизод моралью, обращенной, конечно, не к богам или асурам, а к слушателям: необходимо каждому соблюдать все три завета: сдерживать себя, дарить добро (делать дары), быть милосердным. В дальнейшем вновь говорится о воде как первооснове всего сущего и о рождении богов:

«Вначале это было водами. Эти воды создали истину, истина — это Брахман. Брахман [создал] Праджапати, Праджапати — богов». Теперь уже Вселенский Разум (Брахман) творит Праджапати (пер-вочеловека?), а он, в свою очередь — богов. Вряд ли из этого следует сделать вывод, будто таким образом в Древней Индии хотели доказать «надуманность» богов, являющихся лишь игрой ума и воображения. Скорее всего, речь идет о постижении божественного начала мироздания.

В одном из мифов, похожем на волшебную сказку, Праджапата — в образе человека — воспылал страстью к собственной дочери Ушас. Спасаясь от него, она обернулась ланью, но он превратился в оленя. Увидев это, грозный бог Рудра пришел в ярость и собрался поразить Праджапати молнией, и тот откупился, передав Рудре власть над зверями.

Эта история напоминает сказания народов примитивной культуры, не изживших шаманизм и поклонение тотемам-животным; она призвана утвердить недопустимость инцеста. В этом случае Праджапати определенно связан с образом первопредка. Но по мере изменения первобытно-общинных отношений, внесения в мифы философских идей и установления иерархии богов, образ Праджапати утрачивал определенность и связи с далеким прошлым.

Так после образа великой матери перед нами возникает — хотя и достаточно призрачно — образ великого охотника-скотовода, божественного предка. Но все это — скорее пережитки, уходящие в прошлое, меняющие свой облик. Ведь боги умирают не так, как люди, а в некоторых своих ипостасях они поистине бессмертны.

Баландин Р.К. Сто великих Богов. М., 2007.